В лунном свете, прислонившись спиной к стене, Син выглядел очень эффектно. Луна, большая и яркая, позволяла Калли отчетливо рассмотреть его черты. В том, как он сидел почти верхом на стене, было что-то очень мужское. Син сидел непринужденно, однако Калли знала, что при малейшей провокации он может прийти в движение, как голодный лев. Само его присутствие вызывало в ней трепет.
- О чем вы думаете? - Протянув руку, Калли коснулась его колена.
- Пытаюсь угадать, где повстанцы нанесут следующий удар.
- Вам не кажется, что сегодня вечером вы их утихомирили?
- Вы так думаете?
- Нет, - честно ответила Калли.
Рейдер никогда не прекращал нападений, хотя Астер публично призывал его остановиться. И Калли полагала, что Рейдер, будучи одним из их клана, на самом деле любил Астера. Тем труднее было представить, что он послушается Сина, которого, бесспорно, ненавидел.
- Я уверен, все повстанцы сегодня собрались вместе, готовя заговор. - Положив руки на подтянутый живот, Син внимательно всматривался в лицо жены. - Дермот присутствовал за ужином?
- Да. - От его вопроса у Калли замерло сердце. Неужели он может подозревать… - А почему вы спрашиваете?
- Но он не остался до конца трапезы.
- Откуда вы знаете? - Калли обезумела от страха. К чему Син пытался привести ее своими вопросами? Честно говоря, она не была уверена, что ей хочется это выяснить.
- Незадолго до этого Дермот отправился к Фрейзеру. - Он жестом указал на двор внизу, и Калли увидела тень, движущуюся в сторону замка.
- Они старые друзья.
- Почему вы внезапно так занервничали? - Син посмотрел на Калли еще более пронизывающим взглядом, и она еще сильнее испугалась.
- Нервничаю?
- Да. У вас точно такой же вид, как тогда, когда вы пытались убежать, а я встретил вас на винтовой лестнице.
Проклятие, временами он был ужасно проницателен, и неудивительно, что Генрих так высоко ценил его. Если бы Калли не знала Сина, то могла бы поклясться, что он обладает ясновидением.
- Как вам удается так легко разбираться в людях?
- Когда я был мальчишкой, только благодаря этому я имел возможность сказать, собираются ли мои хозяева разрешить мне спокойно приблизиться к ним или, если я побеспокою их, мне необходимо беречь свои зубы. А теперь ответьте на мой вопрос.
Калли смотрела на брата, идущего к главной башне замка. Несмотря на все их разногласия, она никогда его не выдаст. Она никогда никому не говорила о том, что однажды видела, как он верхом возвращался после нападения. Астер убил бы племянника, если бы узнал, что Дермот связан с повстанцами.
- Могу я облегчить вам задачу? - предложил Син. - Если вы боитесь сказать мне, что он в рядах ваших повстанцев, то я уже это знаю.
- Откуда? - Калли от изумления открыла рот.
- Я видел, как он вел себя раньше. Я сказал вам, что знаю повстанцев в лицо, а он один, кого я знаю по имени.
- Как вы можете быть столь уверенным? - Калли была ошеломлена его интуицией.
- От дьявола нельзя спрятаться.
- Я еще в Лондоне сказала вам, что вы не дьявол. - Упершись руками в бедра, Калли смотрела на мужа.
- Вы единственный человек, который так считает.
- Если бы вы были дьяволом, вы без промедления арестовали бы Дермота. - О, этот человек был просто невыносим. - Почему вы этого не делаете?
- Потому что я жду, чтобы он выдал мне Рейдера.
В Калли вскипел гнев. Она должна спасти своего брата. Нельзя допустить, чтобы Дермота повесили. Чего бы ей ни стоило защитить его, она это сделает.
- Если мне удастся уговорить его сказать, кто такой Рейдер, вы оставите Дермота на свободе?
- Он никогда вам этого не скажет. - Син зажмурился и отвернулся.
- Думаю, он мог бы сказать. Вы должны понять его. После того как умер мой отец, Дермот в полной растерянности. Он и отец были очень близки, и он был там в день смерти отца. Внутри его тоже что-то умерло; он совсем не тот, что был прежде.
- Вы очень любите его.
- Ради брата я сделаю все, - кивнув, сказала Калли. Ей хотелось, чтобы Син знал, как много значит для нее Дермот.
Син промолчал.
Несколько минут Калли смотрела на мужа, стараясь разобраться в этой сложной проблеме. Она, как и Астер, понимала, что Рейдера нужно остановить, пока он не развязал войну между ее кланом и англичанами. Хотя ее клан и был достаточно большим, он был не столь огромным, чтобы вести войну с целой страной, а учитывая сложившееся в Шотландии положение, Калли не была уверена, придет ли им на помощь ее кузен Малькольм. У Малькольма, как короля Шотландии, были свои соображения. Как сказал ей Дермот, повстанцы уверены в том, что сумеют убедить другие кланы присоединиться к ним для борьбы против англичан, но Калли не разделяла этого заблуждения. Если она не поможет Сину остановить повстанцев, их всех повесят в назидание другим, кто осмелится выступить против английского короля. Если придется принести Рейдера в жертву ради мира, Калли готова была заплатить такую цену, чтобы спасти остальных.
- У вас есть какие-нибудь соображения относительно того, кто может быть Рейдером? - спросила она Сина.
- Я почти уверен, что уже знаю. - Его бесстрастный тон удивил Калли.
- Тогда почему вы не принимаете меры?
- Хочу получить доказательства.
- Вы добрый человек. - Калли грустно улыбнулась. - Большинство ухватилось бы за свои выводы и действовало согласно им.
- Я не добрый человек, Калли. - Он пронзил ее горячим взглядом. - Никогда не стройте себе таких иллюзий. Просто вытерпев за свою жизнь много несправедливости, я не спешу быть несправедливым к другим. - Син сжал зубы. - Но когда я получу доказательства, что Рейдер именно тот человек, Калли, я непременно прослежу, чтобы он понес за это наказание.
- Я бы и не ожидала ничего другого.
- Вы не возмущены? - Он, казалось, был удивлен ее словами.
- У меня болит сердце при мысли, что один из людей моего клана будет наказан, но я не возмущена, - покачав головой, ответила Калли. - Мой отец воспитал меня с верой в то, что мы связаны честью со своим народом. Я верна своему клану, вы - Генриху, и мы не можем позволить своим эмоциям поколебать нас. Я понимаю, что долг всегда обязан стоять на первом месте. Этот Рейдер принял собственное решение, во что ему верить. Я бы хотела, чтобы повстанцы сложили оружие и присоединились к нам ради мира, но если они откажутся, то я не стану винить вас за то, что вы исполняете свою клятву.
Син угрюмо смотрел на Калли. Ее речь поразила и немного смутила его. Чувства не имели для Сина никакого значения, но все же они у него были.
- Как вам удается не питать ко мне ненависти?
- Господи, Син, - на этот раз ее глаза наполнились неподдельным ужасом, - неужели вы так привыкли к ненависти, что не в состоянии примириться с тем, что кто-то, не важно кто, может беспокоиться о вас?
- Вы видите эти руки? - Он протянул их Калли, подавив боль, вызванную ее словами.
- Да.
- Вы знаете, что они метали кинжалы в людей, вонзали мечи в их тела? Это руки убийцы.
- Они еще и решили нашу судьбу. - Калли взяла его правую руку в свои руки и смотрела на Сина с состраданием, от которого у него остановилось дыхание. - Они спасли меня и Джейми. Защитили Саймона и Дрейвена.
Что нужно было сделать, чтобы заставить Калли видеть его таким, каким он был на самом деле? Сйн не мог понять, почему она упорно отказывается видеть правду.
- Я чудовище.
- Вы человек, Син. Прямой и честный.
Сину очень хотелось ей поверить, но он чувствовал только вину и боль за свое прошлое. Он знал, что не заслуживает ее доброты.
- Чего вы от меня хотите? - спросил Син.
- Я хочу, чтобы вы были моим мужем. Хочу, чтобы вы остались со мной и стали отцом моих детей.
- Почему? Из-за какой-то дурацкой клятвы, данной перед человеком, которого подкупил Генрих?
- Нет. Из-за того, что я чувствую, когда смотрю в ваши темные глаза. Из-за того, как стучит мое сердце, когда я думаю о вас.
Син покачал головой. Ему не нужен был дом, о котором она говорила, а мысль о детях…
- Я не буду снова чьей бы то ни было собственностью, миледи. Моя жизнь принадлежит только мне, и я ничем не обязан ни вам, ни Генриху, ни кому-либо другому.
Калли выпустила руку Сина, словно его слова нанесли ей удар, и в это мгновение поняла, почему он не носит герба ни на щите, ни на одежде: он не принадлежал никому, и ему ничто не принадлежит.
- Я не собираюсь владеть вами, Син. Я хочу делить с вами жизнь.
- Что делить? Мне нечего вам предложить.
О-о, упрямый осел! Калли начала терять терпение и внезапно почувствовала, что устала от попыток заставить его понять свой образ мыслей.
- Что вы знаете? Вы так давно привыкли к такой жизни. Вы идете вперед и надеетесь только на себя. Вы сидите здесь один, размышляя в темноте; как какой-то злобный зверь, бродите ночью по крепостным стенам, до смерти пугая людей; наслаждаетесь своим одиночеством и тем, что не знаете любви. Давайте, растопчите меня и мои чувства. Но знайте: настаивая на самоунижении, вы усугубляете терзающие вас сомнения. Никто никогда не сможет вас полюбить, если вы не откроетесь этому человеку.
Син смотрел вслед Калли, покидающей стену, и ее слова продолжали звенеть у него в ушах.
Любовь.
Само это слово вызывало у него насмешку. Любовь была бесполезным чувством и многих людей довела до смерти. Вспомнить хотя бы его брата Кирона.
Или Юана. Тело Юана еще оставалось на земле, но его сердце и душа умерли, разорванные на куски любовью.
Син был рыцарем, человеком действия, доверявшим только самому себе. Ему никто - и сейчас, и потом - не нужен.
Возвращаясь от Сина обратно в свою комнату, Калли боролась с безысходностью, грозившей волной захлестнуть ее. Ее брат собирался сам себя убить, а муж отвергал ее, как будто ока была ядом.
Почему? Что происходит с мужчинами? Почему они всегда ищут возможности погубить себя?
И ее отец был точно таким же. Он вел безнадежную войну с врагом, который в действительности никогда не причинял ему вреда. Он просто хотел, чтобы англичане ушли с шотландской земли, и за это отдал свою жизнь. Но ради чего? На самом деле не существовало способа выдворить их. Ее отец лишь передал по наследству сыновьям склонность к самоубийству.
- Каледония?
Калли замерла, услышав позади себе низкий голос, и, обернувшись, увидела приближающегося Лахлана.
- С вами все в порядке? - спросил он. - Да.
- По вашему виду этого не скажешь. - Он приподнял светлую бровь.
Стиснув зубы, Калли сделала глубокий вдох, чтобы успокоить бушевавшие внутри эмоции.
- Я просто рассержена на вашего брата, но, уверена, это пройдет. - Возможно, лет через сто или двести она даже сможет снова улыбаться этому невероятному человеку.
- Да, он обладает определенными способностями, - понимающе улыбнулся Лахлан.
Калли рассматривала красивое, скульптурно высеченное лицо Лахлана. У него с Сином было мало сходства, но они были одного роста, и на обоих было чрезвычайно приятно смотреть. Нет, поправила себя Калли, у них была еще одна общая характерная черта. Глядя вверх на Лахлана, она поняла, что он такой же замкнутый и настороженный, а его ясные голубые глаза полны глубокой душевной печали.
- Скажите мне, Син всегда такой?
- Какой? Угрюмый, молчаливый? - Да.
Лахлан кивнул.
- Значит, это безнадежно, да? Нет способа добраться до этого человека? - Калли увидела, как исказились черты Лахлана, пока он размышлял над ее словами.
- Честно скажу: если и существует какой-то способ, то я его не знаю. Но я надеюсь, вы не откажетесь от своих попыток и доберетесь до Сина.
Его слова и странное выражение лица заставили Калли нахмуриться. Непонятные чувства затри секунды пронеслись по его лицу, а затем оно снова стало спокойным.
- Вы виноваты? - спросила Калли, размышляя над причиной этого.
Лахлан устало вздохнул и посмотрел вокруг, словно боялся, что кто-то мог их подслушивать.
- Больше, чем вы можете себе представить. Я предводитель своего клана, но я знаю, что Син - первенец. У меня нет права быть наследником отца. Все, чем я обладаю, по закону и по рождению принадлежит Сину. Однако он отказывается что-либо взять у меня.
- Почему ваш отец отказался признать его?
- Для того чтобы быть непризнанным, нужно считаться сыном, - заговорил Лахлан, и у Калли мучительно сжалось сердце. - Син никогда им не считался. Юан и Брейден были слишком малы, чтобы понимать то, что понимали Кирон и я. Наши родители ничего для нас не жалели, а Сину оставалось лишь смотреть на все это из своего угла. Я ненавидел праздники, когда обмениваются подарками. Нам давали слишком много, а он не получал вообще ничего. Особенно мне запомнилось одно Рождество, когда мне стало так жалко его, что я захотел поделиться с ним своими подарками. Он отказался и сказал, что если бы они хотели, чтобы он получил подарок, они что-нибудь дали бы ему. Он сказал, чтобы я держал при себе все свои подарки и особенно свою жалость.
- Не понимаю, почему с ним так обращались.
- По правде говоря, я тоже, - кивнул Лахлан. - Верите или нет, но моя мать - добрая женщина, которая любит всех своих сыновей. Но она не могла выносить даже вида Сина. Мой отец безгранично любил ее и поэтому старался вести себя так, как будто не питал ни малейшего расположения к Сину. Он просто лез из кожи вон, чтобы доказать ей, что не любил мать Сина и что Син абсолютно ничего для него не значит. В результате Син стал изгоем. Не могу вспомнить ни одного раза, когда бы отец назвал его по имени или посмотрел прямо на него.
Калли стало больно за мужа.
- Наши дни рождения всегда отмечались подарками и праздниками, но никто, даже сам Син, не знает, в какой день он родился. Мы все знаем, что он на несколько месяцев старше меня, но не знаем, на сколько именно.
У Калли перехватывало дыхание от того, что рассказывал ей Лахлан, она не могла себе представить, как можно не знать собственного дня рождения.
Калли закрыла глаза, горько сожалея о своих резких словах Сину. С ним никогда нельзя терять терпение, он познал столько сердечной боли, что ее хватило бы на миллион жизней.
- Лахлан, как вы думаете, человек может измениться?
- Не знаю, Калли. Просто не знаю.
Тяжело вздохнув, Калли попрощалась с ним и пошла к себе в комнату. У нее были планы, которые нужно осуществить, и в эти планы входило соблазнить своего упрямого, заблудшего мужа - на этот раз ему не удастся убежать от нее.
Глава 14
Было уже далеко за полночь, когда Син отважился отправиться в постель. Калли, свернувшись калачиком на своей половине, крепко спала и во сне была поразительно хороша. Некоторое время он стоял неподвижно, всматриваясь в ее черты. Ничто не доставило бы ему большего удовольствия, чем откинуть одеяло и забраться к ней в постель, сжать ее в объятиях и заниматься с ней любовью, пока солнце не поднимется высоко в небо. Ее образ оставил отпечаток у него в душе, и Син задумался над тем, хватит ли у него мужества оставить ее, когда придет время.
Как он проведет оставшуюся жизнь, если не уйдет от Калли? Будет радоваться и любить…
Нет, это не для него. Син закрыл глаза… Давным-давно он научился не мечтать ни о чем, кроме удобной кровати и хорошей еды. Это то, что он мог иметь.
Оставить Калли в своей жизни - это все равно что пытаться удержать ветер. Она для него недосягаема, абсолютно недосягаема.
"Ты мог бы обладать ею".
Нет, не мог. Если Син ради нее предаст короля, Генрих убьет его и нападет на ее клан. А если он предаст Калли ради Генриха, она возненавидит его за убийство ее брата. В любом случае он будет проклят.
В любом случае он потеряет Калли.
Как он мог выбирать между двумя людьми, которым больше всего обязан: между Генрихом, который вернул ему жизнь, и Калли, которая вернула ему душу?
Господи, Сину так хотелось просто обнять Калли, забыть обо всех своих обязанностях, забыть о том человеке, которым он был, и позволить ей утешать его так, как только она одна и была способна.
Изнутри его раздирали неизмеримо острые боль и страх.
Тряхнув головой, чтобы больше не думать о Калли, Син отправился к камину. Усталый и измученный, он лег на холодный пол и заставил себя заснуть.
Проснувшись через несколько часов после восхода солнца, Калли обнаружила пустую постель. Она поняла, что ее муж так и не приходил к ней, и ее глаза наполнились слезами. Она гадала, где он мог провести ночь, пока не увидела его на полу, и тогда в ней вскипела бешеная ярость.
Почему он так поступил?
Она с возмущением смотрела на Сина, и внезапно ее обуяло ребяческое желание. В обычной ситуации Калли подавила бы его, но сейчас, сидя в спальне, она поняла, что одна из проблем ее мужа состоит в том, что он в своей жизни всегда был чересчур суровым и серьезным. Отведав небольшой детской шалости, он, безусловно, сделается добрее. Калли вспомнила, с каким удовольствием смотрела на человека, который спасался в конюшне от преследовавших его братьев. Решив, что Сину необходимо как можно больше таких моментов, она, не успев себя остановить, бросила подушку ему в голову.
Син мгновенно проснулся и с часто бьющимся сердцем перекатился, зажав в кулаке кинжал, чтобы отразить нападение. К своему несказанному удивлению, он увидел жену, приближающуюся к нему с еще одной подушкой в руке. Убрав в чехол кинжал, Син расслабился, не ожидая, что она снова ударит его подушкой.
- Что вы делаете?
- Даю вам оружие, - ответила она, нанося следующий удар. - Защищайтесь, мошенник, или сдавайтесь.
Взяв с пола подушку, которую бросила Калли, Син поднялся. Калли еще раз ударила его подушкой и хихикнула, а он, защищаясь, не удержался и рассмеялся вместе с ней. В утреннем свете со спутанными медными волосами, с порозовевшими щеками и босыми ногами, выглядывавшими из-под подола белой льняной сорочки, Калли была неописуемо прекрасна. Ее улыбки и смех лишили Сина способности дышать.
По комнате полетели перья, Син оттеснил Калли к стене и уже был уверен, что загнал ее в угол, но Калли вдруг выпустила подушку и бросилась к нему. Не ожидая такого поворота событий, Син сделал три полных шага назад, а она принялась безжалостно щекотать ему ребра. Син, смеясь, отбросил подушку и обхватил Калли руками, чтобы остановить ее.
- Сдаетесь мне?
- Никогда, - со смехом отозвался Син.
- Никогда? - Ее глаза загорелись. - Это мы еще посмотрим.
Подняв жену на руки, Син осторожно бросил ее на кровать и, победоносно ухмыляясь, повернулся спиной к Калли, но она вскочила с кровати и обхватила его сзади за талию.
Син еще продолжал громко смеяться, когда дверь в их комнату открылась.
Они оба замерли, увидев стоящую на пороге горничную. Девушка, выпучив глаза, смотрела на Сина, на котором не было ничего, кроме брюк, и на босоногую Калли, которая, обхватив мужа за талию, повисла у него за спиной. В воздухе еще летали перья, и если Син не ошибался в своих догадках, эти перья вскоре оказались бы у них в волосах.
Проходя мимо по коридору, Брейден мельком заглянул к ним в комнату, а потом вернулся и с любопытным видом встал позади горничной.
- Можно задать вопрос?