Леди Харрингтон и Лаура направили всю свою энергию на подбор нового модного гардероба для Жаклин, хотя та возражала, не желая, чтобы на нее тратили так много денег. Она не собиралась вести светскую жизнь, и вечерние платья, купленные для нее, так и оставались ненадеванными. Но все это не останавливало двух английских леди, которые продолжали заниматься нарядами Жаклин, словно она была их любимой новой куклой.
Леди Харрингтон была достаточно предусмотрительна и пригласила для Жаклин подругу, француженку по имени Шарлотта, семья которой эмигрировала в Англию в самом начале революций. Обе девушки быстро поладили друг с другом. Увидев неровно обрезанные пряди Жаклин, Шарлотта немедленно вызвалась привести волосы новой подруги в порядок. Затратив немало часов на создание прически, она добилась того, что теперь голову Жаклин украшали красивые, ровно подстриженные локоны. Так как Жаклин весьма равнодушно относилась к своей внешности, она с радостью позволила Шарлотте выбирать для нее платья, шляпки и украшения на каждый день, в результате чего ее внешний вид всегда был великолепен.
Буквально через несколько дней после того, как Жаклин поселилась в доме сэра Эдварда, на ее имя стали приходить многочисленные приглашения на балы и званые обеды, однако она не отвечала ни на одно из них. Пресекая вопросы леди Харрингтон, Жаклин объяснила, что она еще не оправилась от смерти Антуана и, кроме того, слишком плохо говорит по-английски. На самом деле ей просто хотелось провести с сестрами побольше времени, перед тем как вернуться на родину, во Францию. Мысль о том, что там продолжают гибнуть люди, а Никола Бурдон все еще жив, мучила ее каждый день.
Она вспоминала, как Никола, бывая у них дома, великолепно играл роль прогрессивного буржуа, поддерживающего идеи герцога де Ламбера о свержении монархии. Отец невероятно симпатизировал этому начитанному и обходительному молодому человеку, но что-то в нем постоянно настораживало Жаклин. Иногда она ловила на себе его тяжелый, недобрый взгляд, и от этого ей становилось не по себе. Когда Никола узнал, что герцог де Ламбер намерен выдать свою старшую дочь за маркиза де Бире, то с энтузиазмом поддержал это решение, но холодная ярость, бушевавшая в его взгляде, подсказывала Жаклин, что он не смирится. Теперь она постоянно заставляла себя вспоминать ужасную сцену в камере, когда он чуть не изнасиловал ее, чтобы еще сильнее желать его смерти.
- Мамочка, какое платье мне надеть на сегодняшний бал, розовое или серое? - спросила Лаура таким тоном, словно от выбора платья зависела судьба Англии.
- Дорогая, - ответила леди Харрингтон, - думаю, ни то ни другое. Это же рождественский бал, так что лучше надеть что-то красное или зеленое…
- И стать такой же, как все, - возразила Лаура. - Кроме того, неяркие тона больше подходят к моему цвету кожи. - Она повернулась к Жаклин: - А как ты считаешь, дорогая? Какое платье мне надеть?
Жаклин подняла глаза от английской книги. Она лишь делала вид, что читала, - на самом деле ее мысли были далеко. Слова Лауры вернули ее к реальности. Неужели и она прежде была такой же легкомысленной и могла часами думать о нарядах? Как можно веселиться на балах, когда в соседней стране каждый час умирают десятки людей?
- Думаю… тебе надо… розовый платье, - ответила Жаклин, с трудом подбирая английские слова. - Ты в нем станешь… э-э-э…
- О, это замечательная мысль! - радостно воскликнула Лаура. - Я буду как цветок! Мама, не правда ли, у Жаклин такой милый акцент?
- Джеклин, дорогая, твой английский с каждым днем становится все лучше, - похвалила ее леди Харрингтон.
В это время на пороге комнаты появился дворецкий:
- Прошу прощения, там внизу молодой человек - он привез письмо для леди Джеклин.
- Наверное, это очередное приглашение! - воскликнула Лаура. - Видишь, все просто сгорают от желания увидеть тебя в своем доме.
- Ну же, Кранфилд, - поторопила леди Харрингтон, - несите письмо сюда.
- К сожалению, это невозможно, - почтительно ответил дворецкий. - Посыльный сказал, что должен отдать его лично леди де Ламбер.
Жаклин с трудом догадалась, о чем они говорят. Так как в Англии, кроме Харрингтонов, она знала только Армана, ее сердце затрепетало.
Они не виделись с того самого дня, как Арман привез ее в дом сэра Эдварда, и Жаклин часто недоумевала, почему он ни разу не написал ей и не навестил ее. Она очень быстро выяснила, что Арман не был женат: Лаура часто говорила о нем и, как правило, жаловалась, что он совершенно не ходит на балы; по-видимому, она не знала о существовании таинственной Анжелики - любовницы Армана. Последнее время Жаклин часто вспоминала тот поцелуй в лесу. Она не жалела, что ударила его, но иногда ее посещали мысли о том, что произошло бы, если бы она не стала его останавливать.
- Хорошо, Кранфилд, - сказала леди Харрингтон, - пусть этот джентльмен поднимется сюда.
Через минуту в комнату вошел элегантный молодой человек; в руках он держал запорошенную снегом шляпу.
- Мадемуазель де Ламбер - это я. - Жаклин поднялась с кресла. - У вас есть что-то для меня?
Гонец засунул руку за пазуху и достал конверт.
- Меня наняли в Дувре, чтобы я вручил это письмо лично вам, - сказал он. - Мне дал его один француз - он сказал, что человек, написавший письмо, находится в смертельной опасности.
Жаклин дрожащими руками взяла конверт, на котором красивым почерком было выведено ее имя. Она взглянула на печать и тут же узнала ее. Это была печать Франсуа-Луи.
С нетерпением вскрывая конверт, в глубине души Жаклин все еще надеялась, что произошла трагическая ошибка и ее брат жив. Наконец она развернула тонкий лист бумаги.
"20 декабря 1793 года
Моя возлюбленная Жаклин!
Как мучительно писать тебе эти строки при тусклом свете одинокой свечи, которая едва освещает мою крохотную камеру! Вскоре после твоего таинственного исчезновения я был арестован по подозрению в организации побега. Конечно же, я совершенно не причастен к этому, однако мысль о том, что ты находишься сейчас в безопасности, согревает меня холодными зимними вечерами. Ты стала настоящей легендой Консьержери: все говорят о том, что тебе помог сам Черный Принц.
Хотелось бы и мне иметь такого ангела-хранителя, чтобы он вырвал меня из того кошмара, в котором я сейчас пребываю; и все же я пишу тебе не для того, чтобы просить о помощи или жаловаться на мою несчастную судьбу. Я собрал остатки своих угасающих сил, чтобы сказать тебе последнее "прости".
Как горько осознавать, что ты уже никогда не станешь моей! Одно лишь воспоминание о твоей красоте, о том счастье, которое я испытал, узнав, что ты станешь моей женой, дарит мне последние секунды наслаждения. Часто на своем жестком ложе я мечтаю о том, какой прекрасной парой мы могли бы стать. Я сделал бы тебя своей королевой и подарил
тебе ту жизнь, которую ты заслуживаешь, медленно и терпеливо научил бы тебя всем секретам любви. Но увы, я мечтаю о тех вещах, которым не суждено сбыться, и сердце мое обливается кровью.
Мне остается лишь попрощаться с тобой и признать, что слезы стоят у меня в глазах, когда я думаю о нашей вечной разлуке. Никогда больше мне не сорвать с твоих губ сладкий поцелуй, не прижать тебя к себе, не увидеть любовь в твоем взоре. Меня угнетает не то, что я скоро умру, хотя смерть эта будет преждевременной и несправедливой, а то, что я больше никогда не увижу тебя.
Прощай, любовь моя, прощай. Ты - мой ангел, который помогает мне не сойти с ума в этой ужасной тюрьме, и я с радостью отдам свою жизнь, если только это поможет оградить тебя от опасности. Как жаль, что мы больше никогда не будем вместе, что тот ангел-хранитель, который спас тебя, не придет на помощь и мне. Каждый день я молюсь о том, чтобы он появился. Я готов бежать с ним в любую минуту, но он все не появляется, поэтому я готовлюсь отдать свою жизнь за тебя, любовь моя, и за Францию.
Желаю тебе счастья, моя дорогая Жаклин, будь прокляты убийцы, лишившие Францию ее самых лучших людей! Я надеюсь на то, что скоро наша страна проснется и избавится от узурпаторов, но мне уже не дожить до этого счастливого дня.
Преданный тебе навеки, твой Франсуа-Луи
Тюрьма Палас-де-Люксембург".
- Джеклин, дорогая, что в этом письме? - с тревогой спросила леди Харрингтон, заметив, как побледнела Жаклин.
- Это… от моего жениха, маркиза де Вире, - медленно ответила девушка. - Он арестован.
- Твоего жениха! - воскликнула Лаура. - О, как это ужасно! Вы должны были скоро пожениться?
Жаклин отрицательно покачала головой:
- Мы отложили свадьбу, после того как арестовали моего отца, - ответила она, тщательно подбирая английские слова. - Когда отца казнили, я очень беспокоилась о своей семье и не думала о свадьбе. Разумеется, Франсуа-Луи согласился ждать:
Теперь и он арестован, подумала Жаклин, и его неминуемо ждет гильотина. Он абсолютно невиновен, но Республику это не интересует - они упустили одного аристократа, поэтому с радостью казнят другого. Жаклин не винила жениха, хотя он не поддержал ее в суде и не навестил в тюрьме - он был осторожным человеком и хотел жить. Теперь его казнят за то, что он просто знал ее.
- Какая трагедия! - сказала Лаура. - Вы двое так любили друг друга, а эта ужасная революция вас разлучила.
Жаклин удивленно взглянула на нее. Она ничего не говорила о своей любви к Франсуа-Луи. Этот брак был задуман ее отцом, и она не возражала, потому что не очень хорошо знала своего жениха и не видела причин, по которым он мог ей не понравиться. Они принадлежали к одному классу, их семьи происходили из древних и благородных родов, корни которых уходили во времена крестоносцев. У Франсуа-Луи был очень красивый замок, расположенный недалеко от Шато-де-Ламбер, так что после свадьбы она могла бы часто видеться с семьей. Она даже несколько раз неловко поцеловалась со своим женихом на каком-то балу, что, пожалуй, было единственным проявлением их чувств. Поэтому ее несколько удивил такой страстный тон его письма. С другой стороны, во Франции было принято писать страстные любовные письма. К тому же, хотя Палас-де-Люксембург был более комфортабельной тюрьмой чем Консьержери, сам факт лишения свободы сильно обострял чувства.
- Джеклин, ты плохо выглядишь, - забеспокоилась леди Харрингтон. - Может быть, тебе стоит прилечь и отдохнуть?
- Нет-нет, не беспокойтесь.
Жаклин не сомневалась, что арест Франсуа-Луи был делом рук Никола, который таким образом отомстил за ее побег.
Неужели она будет сидеть и ждать, когда Франсуа-Луи казнят? Мысль об Армане немедленно пришла ей на ум. Он помог ей и теперь, возможно, согласится помочь Франсуа-Луи. Сейчас у нее нечем заплатить ему, но если он согласится взять ее с собой во Францию, она сможет достать драгоценности, спрятанные в замке отца. А пока он будет спасать Франсуа-Луи, она доберется до Никола и всадит нож в его грудь.
- Месье Сент-Джеймс будет на этом балу? - неожиданно спросила она.
- Его пригласили, - пожала плечами Лаура, - но он никогда не ходит на балы.
- На этот раз он обязательно придет, - перебила ее леди Харрингтон. - Ведь это же Рождество. Вряд ли ему захочется сидеть дома одному в такой вечер.
Жаклин колебалась всего мгновение. Письмо было датировано десятым декабря. Сейчас уже восемнадцатое, значит, потеряна целая неделя. Франсуа-Луи могут казнить в любую минуту.
Она решительно поднялась со своего места:
- Думаю, леди Харрингтон, я поеду с вами на бал.
Зал был великолепно украшен к празднику: стены и потолок закрывали тяжелые гирлянды из еловых веток, перевязанные алым бархатом. Несколько высоких елей, наряженных золотыми и серебряными игрушками, стояли по углам. Маленький оркестр играл медленную музыку, и десятки празднично разодетых пар колыхались в танце, словно сверкающие волны.
- Джеклин, дорогая, ты не можешь целый вечер стоять рядом со мной, - заявила леди Харрингтон. - Эдвард, - обратилась она к мужу, - потанцуй с ней, а я пока подыщу для нее подходящего молодого человека.
Не успела Жаклин возразить, как сэр Эдвард склонился перед ней в почтительном поклоне.
- Моя дорогая, если вы не возражаете, старый толстяк почтет за честь пригласить вас на тур вальса, - произнес он и протянул ей руку.
Разумеется, Жаклин не могла отказать ему.
- Я не возражаю, - ответила она с улыбкой.
Сэр Эдвард вывел ее на середину зала, и уже через минуту Жаклин поняла, что ее партнер является весьма искусным танцором. Она расслабилась, позволив ему вести себя, и принялась оглядывать зал в поисках Армана. При этом от нее не ускользнуло, что некоторые мужчины и женщины, заметив ее, начинают перешептываться - видимо, судьба дочери герцога де Ламбера вызывала у них живейший интерес. Жаклин порадовалась, что надела черное платье - знак траура служил ей надежной защитой от возможных поклонников.
- Извините, сэр Эдвард, вы не станете возражать, если я отниму у вас вашу даму, - сказал подошедший к ним молодой человек. Его голубые глаза с интересом смотрели на Жаклин.
- Конечно, нет, - с готовностью откликнулся сэр Эдвард, отходя в сторону. - Джеклин, разреши представить тебе лорда Престона. Лорд Престон, эта прекрасная леди - дочь моего друга и моя дорогая гостья, леди Джеклин де Ламбер.
- Всегда к вашим услугам, леди Джеклин. - Престон поклонился Жаклин. Его одежда, сшитая из ярко-красного бархата, была богато украшена золотой вышивкой, а его светло-русые волосы, напудренные по последней английской моде, завивались в тугие букли. - Разрешите?
- Да, - ответила Жаклин. Ей неудобно было не принять его приглашение.
- Итак, вы та самая загадочная французская аристократка, о которой все только и говорят. - Он закружил ее в танце. - Прошу вас, удовлетворите мое любопытство. Как вам удалось бежать из Франции в такое опасное время?
- Это было… нелегко, - медленно ответила Жаклин. Ей совершенно не хотелось обсуждать детали своего побега с незнакомым человеком.
- Настоящее приключение…
- Нет, совсем нет.
- Ну что вы, леди Джеклин, - настаивал Престон. - Рассказывают, что вы томились в одной из ужасных тюрем Парижа и сам Черный Принц похитил вас чуть ли не с эшафота. Это правда?
Жаклин было неприятно, что ее страдания во Франции превратились в тему для светской болтовни, а рассказ о ее спасении начал обрастать невероятными слухами. В любом случае, решила она, даже самая невинная информация из ее уст может причинить вред Арману.
Она взглянула на своего партнера и изобразила на лице полнейшее смущение.
- Прошу прощения, месье, но я плохо говорю по-английски и не понимаю вас.
Лорд Престон удивленно посмотрел на нее;
- Вот как? Но…
- Леди извиняется перед вами и сообщает, что обещала этот танец мне, - раздался рядом низкий голос.
Жаклин выглянула из-за плеча лорда Престона и увидела Армана. У нее перехватило дыхание. На этот раз Арман показался ей еще более привлекательным, чем раньше. На нем был надет великолепно сшитый черный сюртук, который дополняли белая рубашка, черный жилет и белые бриджи, подчеркивающие стройность его фигуры. Его костюм удовлетворил бы самый безупречный вкус, а единственными украшениями служили накрахмаленный галстук и черная бархатная лента, стягивающая на затылке густые волосы.
- Извините, что разбиваю вашу пару, мадемуазель де Ламбер, - произнес Арман с легкой улыбкой, - но думаю, это наш с вами танец.
Жаклин с трепетом посмотрела на лорда Престона.
- Сент-Джеймс, - несколько брезгливо произнес тот, - не ожидал увидеть вас здесь. Наскучило сидеть одному, или в ваших подвалах кончилось вино? - В его тоне слышался неприкрытый сарказм.
- Как странно, Престон, - спокойно ответил Арман, - что моя жизнь вызывает у вас такой интерес. - Он говорил ровным голосом, но Жаклин почувствовала, что эти двое мужчин явно недолюбливают друг друга.
- Простите, - вмешалась она, - но я действительно обещала этот танец месье Сент-Джеймсу. Надеюсь, вы не будете возражать?
- Конечно, нет, леди Джеклин, - лорд Престон поднес ее руку к своим губам, - если только следующий танец вы пообещаете мне.
- Да, конечно. - Жаклин отметила, что он целовал ей руку несколько дольше, чем того требовал этикет. - Буду ждать с нетерпением.
Лорд Престон поклонился ей, слегка кивнул Арману и отошел в сторону.
- Если хотите, я позову его, и вы продолжите ваш танец, - с усмешкой предложил Арман, обнимая Жаклин за талию.
- Я охотнее станцую с Робеспьером, чем с этим напыщенным петухом, который делает вид, что он. мужчина. - Жаклин фыркнула.
Арман некоторое время удивленно смотрел на нее, а потом с ним произошло то, чего уже давно не случалось, - он громко расхохотался.
Странно было видеть ее здесь. Хотя Арман, как правило, не ходил на подобные приемы, ему рассказывала о них его сестра Мадлен, часто навещавшая его. Она говорила, что Харрингтоны присутствуют на всех званых вечерах, но их таинственная французская гостья никогда их не сопровождает. Мадлен находила это довольно удивительным - обычно французские аристократы, которым удавалось бежать от ужасов революции, с удовольствием начинали вести светскую жизнь в новой стране; однако Арман не сомневался, что Жаклин не хочет заводить новых друзей, так как с нетерпением ждет того момента, когда ей удастся вернуться во Францию.
- Месье Сент-Джеймс, - услышал он голос Жаклин, - мне кажется, люди обращают на нас внимание.
- Думаю, вы правы, - ответил Арман с улыбкой. - Хочу заметить, что до последнего момента я считал вас совершенно неопытной лгуньей, но то, как вы обошлись с лордом Престоном, заставляет меня по-новому взглянуть на ваши способности вводить людей в заблуждение. Теперь я понял, что сильно в вас ошибался.
Жаклин озадаченно взглянула на него, словно решая, воспринимать его слова как осуждение или как комплимент.
Она очень похорошела с того момента, как он видел ее в последний раз, подумал Арман. Ее волосы цвета меда мерцали в свете свечей как золотые нити. На ней было надето черное платье, которое выгодно выделялось на фоне разноцветных нарядов других дам. Она хотела избежать лишнего внимания, выбрав самый незаметный цвет, но ошиблась, потому что кажущаяся простота наряда только сильнее подчеркивала ее красоту. Глубокое декольте открывало полукружья грудей и красиво очерченные плечи, худощавость фигуры сменилась приятной округлостью. Лиф платья был богато украшен драгоценными камнями, которые ослепительно сверкали на черном фоне. Серые глаза Жаклин напоминали предрассветное море; они были такими же глубокими и загадочными.
Арман осторожно прижал ее к себе.
- Месье Сент-Джеймс, вы находитесь слишком близко от меня, - предупредила его Жаклин.
- Возможно. - Он пожал плечами. - Но давайте покажем всем, что нам неплохо вместе.
Жаклин не успела спросить его, как она должна это понимать, потому что он тут же закружил ее в такт музыке, словно они были единственной танцующей парой в зале.
- Вам нравится у Харрингтонов?