В порыве злости он написал супруге письмо, в котором сообщал, что не намерен приглашать ее в Боргофорте. Она лишь недавно оправилась от простуды и не в состоянии выдержать такую долгую поездку. Он не только отказывается звать ее сюда – он запрещает ей покидать стены их замка.
Отправив это послание, он обратил все помыслы к интерьеру будущих покоев Лукреции. Позже Франческо одумался.
Немного порассудив, он был вынужден признать, что в глубине души боится супруги.
Вот почему он написал Изабелле второе письмо, которым уведомлял маркизу в том, что среди его гостей будет герцогиня Феррарская. Возвращаясь из Реджо, она сделает короткую остановку в Боргофорте. Со своей стороны он желает проявить любезность и пригласить ее в Мантую. Вне всяких сомнений, Альфонсо будет приятно, если его сестра сможет немного развлечь супругу.
Отдав это письмо посыльному, Франческо спросил себя, дурак он или нет. Если во время пребывания Лукреции в Боргофорте ему удастся осуществить свои намерения, то как это не бросится в глаза бдительной Изабелле?
Барка медленно приближалась к берегу полноводной По.
Не отрывая взгляда от проступавших в тумане очертаний ее черного корпуса, Франческо махнул музыкантам, и те заиграли нежную лирическую мелодию.
Вскоре Франческо различил золотоволосую Лукрецию, стоявшую на палубе в окружении нескольких женщин. На всех были яркие праздничные наряды. Когда барка причалила, он подошел к ее борту и помог Лукреции спуститься на берег. Сейчас она казалась еще более хрупкой, чем когда-либо. В печальном выражении лица было что-то по-детски трогательное.
Еще никогда и ни к кому Франческо не чувствовал такой жалости, смешанной с таким вожделением. Бедное дитя! – подумал он. Бедное, бедное дитя, как она настрадалась!
Он сразу понял, что ее пребывание в Боргофорте не будет сопряжено с таким весельем, какое входило в его планы. Следовательно, и любовницей она смогла бы стать не так скоро, как он предполагал. Но это было уже неважно. Имело значение только то, что он хотел, чтобы эта молодая красивая женщина снова начала радоваться жизни.
Сладкие звуки музыки показались ему и несвоевременными и неуместными на этом поросшем березами берегу, под стенами крепости.
Он сказал:
– Я слышал о вашей любви к музыке. И хотел бы сказать, что пока вы будете здесь, я постараюсь сделать все возможное, чтобы вы были счастливы.
Она подала ему руку и улыбнулась своей детской улыбкой.
– Отчасти вам это удалось сделать уже тогда, когда вы пригласили меня сюда.
Он провел ее в крепость. Она была поражена ее великолепным интерьером.
– Но вы немало потрудились здесь, – сказала она.
– Это не имеет значения, – ответил он.
– Как не имеет? Ведь это все – ради меня. Я знаю.
– Что ж, если мои усилия доставили вам хоть немного удовольствия, то я не зря потратил их. Кстати, на вечер я устроил застолье. Мы с вами будем танцевать мазурку.
Она покачала головой.
– Слишком недавно я держала своего ребенка на руках.
– Это все в прошлом, – сказал он. – Скорбью тут ничего не изменишь. Попытайтесь снова радоваться жизни. Прошу вас – тогда я был бы самым счастливым человеком на земле.
– Боюсь, я уже ничему не буду радоваться, как прежде.
– Это говорите не вы, а ваше горе. Жаль, что вы не можете забыть о нем. Но если вы не хотите танцев, то их не будет.
Они прошли в залу, стены которой были искусно украшены фресками, а из окон открывался вид на живописные окрестности крепости. Она несколько раз похвалила удачный выбор красок и орнамента, но он чувствовал, что ее мысли заняты ребенком, которого она потеряла.
Он не мог сделать ее своей любовницей – не мог даже говорить о своей любви, а мог только своими поступками показывать, как он заботится о ней. Ее защищала беззащитность перед ним.
Уединиться с ней в крепости было делом нелегким. Поговорить они могли только за столом, пока остальные гости танцевали.
– Вы не забыли? – сказал он. – Если вам понадобится моя помощь, я к вашим услугам.
– А почему вы думаете, что мне может понадобиться ваша помощь?
– Моя дорогая Лукреция, не так давно вам покровительствовали могущественнейшие силы. Но теперь вы остались одни.
Она опустила голову и закрыла глаза ладонью. Меньше всего на свете он хотел ухудшать ее и без того невеселое настроение – и все-таки продолжил:
– Альфонсо хочет наследника… нуждается в наследнике.
– А я снова подвела его.
– Не изводите себя, не думайте об этом. Но помните – как только вам потребуется моя помощь, дайте мне знать об этом – и я, где бы ни находился, брошу все и примчусь к вам.
– Вы очень добры ко мне. Он удовлетворенно кивнул.
– Обещаю, так будет всегда… всегда.
– А почему вы так добры ко мне? – спросила она.
Он не ответил, и она с некоторой неуверенностью добавила:
– Ведь ваша супруга не старалась упростить мое пребывание в Ферраре.
Его глаза вспыхнули.
– Она была жестока с вами. Уже за одно это я мог бы ее возненавидеть.
– Возненавидеть Изабеллу?.. Вашу супругу?
– Вы не догадываетесь, почему?
У Лукреции учащенней забилось сердце – если этот мужчина хотел заставить ее вновь почувствовать вкус к жизни, то он был на верном пути. Она молчала – ждала ответа.
– Потому что я полюбил вас.
– О нет! Только не это!
– Увы, я был так глуп, что не сразу это понял. Вы помните нашу первую встречу? Помните, как заставили меня рассказывать о моих битвах? Тогда я считал вас ребенком… очаровательным ребенком.
– Прекрасно помню тот наш разговор.
– А потом вы стояли на балконе и смотрели, как я уезжал из Рима.
– Со мной был Джованни Сфорца… мой первый супруг. Франческо кивнул.
– Он уже тогда распространял гнусную клевету о вас, и я ненавидел его. Хотя и не знал – почему.
– Вы мне казались величайшим воином Италии, и я думала, вот если бы Джованни был похож на вас, я бы изменила свое отношение к нему.
– Лукреция…
– Вы меня неправильно поняли. Между нами не может быть никакой любовной связи.
– Но она между нами уже существует. Она улыбнулась и покачала головой.
– Разве я не сказал, что люблю вас?
– Это слова любезности.
– Я сказал их от чистого сердца.
– Тогда что они значат? Дорогой маркиз, любовь хороша, когда в ней есть взаимность.
– Взаимность будет. Будет! – убежденно воскликнул он.
Она лишь вновь покачала головой.
– Я докажу вам силу моей любви, – сказал Франческо.
– Прошу вас, не надо. Знаете ли вы, что любившие меня всегда становились несчастны?
– Альфонсо…
– Альфонсо меня не любит. – Она с улыбкой повернулась к нему. – Я вам благодарна за ваше расположение ко мне. Вы понимаете, как тяжело у меня на сердце. Понимаете – и пытаетесь снять частицу выпавшего ему бремени. Вы и вправду очень любезны. Я никогда не забуду ваших добрых слов.
– Вы не верите, что я на самом деле люблю вас, а моя любовь больше, чем все, что вы знали до сих пор! Не думайте, что поэт, которого судьба наделила даром красноречия, может в любви сравниться с солдатом! Мои стихи вызовут у вас улыбку – или вызвали бы, если бы не ваше чуткое сердце, – но любовь состоит не в том, чтобы водить пером по бумаге и писать в рифму. Я поступками докажу, что люблю вас. У вас есть брат, страдания которого причиняют вам много боли. – Она сложила ладони и замерла в ожидании, а он улыбнулся – подумал, что нашел верную дорогу к ее сердцу. – А я обладаю кое-каким влиянием – как в этой стране, так и в Испании. Если я пошлю доверенного человека ко двору испанского короля, а этот человек передаст мою просьбу об освобождении вашего брата, то мои хлопоты не останутся без внимания. Что вы тогда скажете, Лукреция?
– Скажу, что вы самый любезный мужчина во всей Италии.
– И все?
– Может быть, я смогу полюбить того, кто окажет мне такую важную услугу.
– Вижу, вы по-настоящему любите своего брата.
– Мы вместе выросли. И семейные узы всегда очень много значили для нас.
– Мне говорили об этом. Я думаю, Лукреция, – серьезно добавил он, – вы не будете счастливы до тех пор, пока ваш брат находится в плену.
– Мы с ним – как одно целое, – сказала она. – Если он в плену, то и я там же.
– В плену ваших эмоций, Лукреция, – тихо произнес он. – В вашей жизни встретится человек, который будет значить для вас даже больше, чем брат. И этим человеком стану я.
– Вы забываете об Изабелле, – сказала она. – О ней и об Альфонсо.
– Я ни о чем не забываю, – ответил он. – В свое время вы убедитесь в этом. Завтра я отправляю посла в Испанию.
– Как я смогу отблагодарить вас?
– Никакой формальной благодарности от вас не потребуется, – сказал он. – Позже вы поймете, что вся моя жизнь принадлежит вам. И за это…
– Да, – спросила она. – Что за это?
– За это вы полюбите меня.
В Мантуе Изабелла ждала приезда своей невестки. Изабеллу терзали подозрения. Почему Франческо вдруг осмелел настолько, что запретил ей приехать на несколько дней в Боргофорте? Каких гостей он там принимал? Каких? Лукрецию и ее жалких служанок! Все эти приготовления, вся эта шумиха – из-за развратной Борджа!
Да, Изабеллу одолевали самые неприятные подозрения.
В тот день служанки не знали, куда спрятаться от ее гнева, по малейшему поводу обрушивавшегося на них. Она трижды сменила платье, прежде чем удовлетворилась своей внешностью.
Оглядев себя, она пришла к заключению, что ее наряду нет равных во всей Италии. Борджа, в своем золоте и иссиня-черном морелло, рядом с ней будет выглядеть простоватой девушкой из провинции. Маркиза – сама стройность, сама тонкость, сказала ее служанка. В ответ Изабелла отвесила ей оплеуху.
– По-твоему, я дура, да? – взбеленилась она. – Думаешь, я ослепла? Это Борджа – тощая, как козявка. А у меня фигура – не хуже, чем у любой другой итальянки.
Чем больше Изабелла укреплялась в таком мнении, тем сильнее ей хотелось доказать свое превосходство над Лукрецией. Она повторяла танцевальные па и песни, которые разучивала перед свадьбой Альфонсо. Она прошла в картинную галерею и осталась довольна собранными там произведениями искусства. Эта дерзкая выскочка никогда не видела таких сокровищ – даже в своем Ватикане. Ее распутный папочка коллекционировал разве что женщин – и, уж во всяком случае, не художественные ценности.
Но одна мысль все-таки не давала покоя Изабелле. Как посмел ее супруг уделять столько внимания той, которую она считала своим врагом?
Изабелла вызвала к себе двух женщин, считавшихся любовницами Франческо. Обе соответствовали ее представлениям о красоте и обаянии. Да и как же иначе, если она сама выбрала их для любовных похождений своего супруга? Разумеется, Франческо об этом не знал – зато она прекрасно изучила его характер и понимала, что чем больше он будет развлекаться на стороне, тем меньше станет вмешиваться в управление Мантуей. Он был весьма совестливым мужчиной, а она была очень властной женщиной и свою власть – только ее одну! – не желала делить ни с кем. Следовательно, Изабелла не могла допустить, чтобы Франческо выбирал себе любовниц без ее ведома.
– Мы докажем этой герцогине Феррарской, что наши пиршества ни в чем не уступают ватиканским, – сказала она. – А вы обе оденетесь в новые платья. На шитье уже нет времени, поэтому я подберу вам что-нибудь из своего гардероба.
Женщины обрадовались. Они догадались о намерениях маркизы. Она поняла, что в своих планах могла положиться на них.
Лукрецию она встретила поцелуем Иуды.
– Как приятно видеть вас моей гостьей! – выпустив ее из объятий, воскликнула Изабелла.
Лукреция улыбнулась – по-детски, простодушно. Держалась она скромно, но с достоинством. Ее черное с золотыми оборками платье шло ее худенькой фигурке даже больше, чем прежние яркие наряды. Несмотря на все свои несчастья она все еще казалась хрупкой и очаровательной девочкой.
– Ну, добро пожаловать, – пропустив ее в ворота замка, сказала Изабелла. – Мне не терпится показать вам свои сокровища. Надеюсь, мой супруг не слишком утомил вас в этом унылом Боргофорте?
В ее голосе прозвучали насмешливые интонации, но в глазах мелькнула плохо скрытая ненависть. Лукреция ответила:
– Маркиз и его друзья старались быть гостеприимными. Боюсь, это я разочаровала их своим настроением.
– Полагаю, им удалось немного поднять его.
– В трудную минуту дружеское сочувствие всегда утешает нас, маркиза.
– Альфонсо не совсем доволен вашим визитом к моему супругу. У вас ревнивый муж, Лукреция.
– У него нет никаких оснований для ревности. Изабелла расхохоталась.
– Герцогиня устала после долгой дороги, – напомнил Франческо. – Она еще не оправилась после родов.
– Простите меня, я немного забылась, – сказала Изабелла. – Проходите, пожалуйста, в покои. Нас ждет застолье, а потом я покажу вам свою коллекцию картин и статуэток. Клянусь, вы нигде не видели лучшей коллекции, чем у меня. Я очень горжусь ею.
Изабелла ни на шаг не отпускала ее от себя. Ей было ясно, что Франческо либо уже сделал, либо намеревался сделать Лукрецию своей любовницей. А та, при всей своей невинной внешности, была способна на многое. Она принадлежала к семье Борджа, а потому не стала бы тянуть с очередной изменой Альфонсо – хотя бы ради того, чтобы досадить Изабелле.
Невозмутимость Лукреции выводила ее из себя. Уж не смеялась ли над ней эта бесстыжая девчонка? Не хотела ли отомстить за то, что происходило на ее свадьбе?
После обильного застолья она взяла Лукрецию под руку и повела в картинную галерею. Коллекционирование шедевров искусства было страстью Изабеллы – второй после жажды власти. Когда она остановилась перед картиной "Триумф Юлия Цезаря", принадлежавшей кисти знаменитого Андреа Монтеньи, на глазах маркизы выступили слезы.
Лукреция тоже застыла в восхищении. На какое-то мгновение их плечи соприкоснулись.
– По-моему, это одна из самых чудесных картин во всей Италии, – сказала Лукреция.
Изабелла кивнула.
– Андреа написал ее для меня, когда Франческо стал маркизом Мантуанским.
Она отодвинулась от Лукреции – снова стала самой собой. "Написал для меня". Для нее – надменной и властной, безраздельно распоряжающейся всем содержимым ее замка, включая Франческо.
В галерее было немало замечательных произведений искусства. Изабелла показала невестке полотна Коста и Перуджино; редчайшие книги, привезенные сюда со всей Европы; золотые и серебряные орнаменты, сверкавшие дорогими каменьями. Затем она повела гостью в небольшой грот, и там, среди великолепнейших, изысканнейших скульптурных работ Лукреция увидела то, что, вероятно, было венцом всей коллекции.
Спящего Купидона Лукреция узнала с первого взгляда. Чезаре описывал ей это творение великого Микеланджело. Рассказал он и о том, как оно досталось Изабелле. Вот почему, не сводя глаз со статуэтки, Лукреция думала об алчности и жестокости своей золовки. Если Изабелла была так безжалостна с друзьями, то что могло ждать ее врагов?
Осмотр коллекции на этом и закончился, но оставалось еще одно сокровище, которое Изабелла собиралась показать ей в недалеком будущем, – юный наследник Мантуи, слывший одним из самых красивых мальчиков Италии. Она правильно рассудила, что встреча с Федерико расстроит женщину, не так давно потерявшую единственного наследника ее супруга.
Галерею они покинули вместе с Франческо и двумя женщинами, одетыми в пышные платья из гардероба маркизы. Одну из них – ту, что была моложе – Изабелла вечером послала в спальню супруга, но та вернулась ни с чем. Франческо ее выгнал, велев больше не попадаться на глаза. По следам первой любовницы Изабелла направила вторую, но и вторая попытка не принесла успеха.
У дверей в спальню Лукреции была поставлена стража. Изабелла не могла допустить, чтобы кто-то нарушил ночной покой ее гостьи. Таким образом на время всего визита Лукреции в замке воцарилась напряженная атмосфера, и через два дня она выехала в Феррару, оставив у себя за спиной огорченного, неудовлетворенного любовника и его глубоко уязвленную, мечтающую о возмездии супругу.
В Ферраре Лукрецию ждали мрачные перемены. Во время ее отсутствия Ипполит и Ферранте не переставали бороться за влияние на нового герцога Феррарского. Амбиции были велики у обоих, но только Ипполит мог решиться на поступок, который он совершил незадолго до приезда Лукреции. Подкупив нескольких горожан, молодой кардинал обвинил брата в заговоре против Альфонсо. Тот не поверил. Тогда Ипполит заявил, что в том же заговоре участвовал и еще один человек – Юлий, незаконнорожденный сын герцога Эркюля. Юлий, счастливый соперник Ипполита, состоял в любовной связи с Анджелой Борджа, и в недалеком будущем у них должен был родиться ребенок. У Альфонсо и Лукреции детей все еще не было, а это значило, что при удачном стечении обстоятельств сын Анджелы когда-нибудь мог стать наследником Феррары.
Вспылив, Альфонсо приговорил к смерти и Юлия, и Ферранте. Позже – как раз перед самым возвращением Лукреции – этот приговор был заменен пожизненным заточением в одной из башен феррарского замка.
Глава 10
ПОВЕРЖЕННЫЙ БЫК
Заточенный в самую высокую башню крепости Медина дель Кампо, Чезаре метался из угла в угол и не находил места от ярости.
– Я не вынесу такой жизни! – хватая себя за горло, хрипел он. – Как такое могло случиться со мной… с Чезаре Борджа! Что такого я сделал, чтобы со мной так обращались!
Стражники трепетали перед ним. Они могли бы сказать, что сам он сажал в тюрьму многих и многих присуждал к гораздо более тяжелым страданиям, чем выпавшие ему. Однако заговорить с ним не смел никто – даже если молчание стражников злило его больше, чем любые слова, которые могли бы прозвучать за дверью его камеры.
На самом деле в предыдущей крепости с ним обращались совсем не плохо. Представительных узников в Испании уважали. У него были свои капеллан и прислуга; ему не запрещались свидания с посетителями и посетительницами из внешнего мира.
Но не таким человеком был Чезаре Борджа, чтобы смириться с подобной судьбой.
Порой им овладевала безумная ярость, и тогда никто не знал, что он сделает в следующий момент. Так однажды Чезаре схватил надзирателя и попытался выбросить с верхнего этажа башни. Он был истощен болезнью, но злоба всегда придавала ему силы, и надзирателя удалось спасти лишь общими усилиями остальных стражников.
В результате Чезаре переместили в самую высокую башню крепости Медина дель Кампо.
Из узкого оконца его камеры отрывался вид на долину, расстилавшуюся далеко внизу. Иногда он по многу часов всматривался в нее, мечтая о свободе и проклиная свою горькую участь.
Затем он обычно начинал стучать в дверь камеры и требовать бумагу и писчие принадлежности.
– Лукреция! – кричал он. – На всем белом свете у меня не осталось ни одного друга кроме тебя! Но чем ты мне можешь помочь? Ты почти такой же узник, как и я! Кто бы мог подумать, какой злой рок поджидает нас… Борджа!
Бывало, он впадал в меланхолию, и тогда никто не осмеливался приближаться к нему.