– Французский эмигрант, – поправил он ее, – Анд-ре Руссе, который когда-то вместе со своей семьей провел незабываемый сезон в Бристоле после того, как удалось успешно бежать от ужасных событий, происходивших в родной стране его бедного батюшки. И там по счастливой случайности произошла наша судьбоносная встреча. – Он замолчал ненадолго, вопросительно глядя на нее. – Думаешь ли ты, что наша встреча была судьбоносной, Лотти? Я, например, думаю. По крайней мере наши семьи познакомились. Надеюсь, что ты с одобрением отнесешься к этой легенде. Если кому-нибудь покажется странным, что ты никогда не упоминала обо мне, то ведь в наши дни никто без особой надобности не упоминает о своих французских связях, не так ли?
Она была вынуждена признать, что у его плана есть свои плюсы.
– План не лишен смысла.
– Уймись, у меня голова может закружиться от такой похвалы.
Она почти улыбнулась. Подперев подбородок рукой, она снова спросила:
– Но зачем ты явился сюда, Дэнд? Он отправил в рот еще кусок яичницы.
– Полагаю, что то, что я делаю здесь, совершенно очевидно. Я пришел, чтобы придать правдоподобие своей роли твоего покровителя.
– Это можно было с успехом сделать, и не появляясь в моем доме в столь неурочный час.
– Я не согласен. Правда, вчера вечером мы дали пищу для сплетен. Но с точки зрения высшего света ты всего лишь скомпрометирована. Кстати, многие, наверное, ждут появления объявления в "Тайме". В том числе и старина Сент-Лайон, которому известно, кто ты такая, и, что еще важнее, кем является твой зять. И вообще, Лотти, что более вероятно: твоя неизбежная помолвка или твое неизбежное вступление в мир женщин сомнительного поведения?
Хотя это, несомненно, было бы приятным занятием, мне пришлось бы провести не одну неделю, целуя тебя на каждом углу улицы и в каждом месте скопления публики в Лондоне, прежде чем станет ясно, что никакого объявления в "Тайме" не будет и что ты была не просто скомпрометирована, а обесчещена. Вот тогда – и только тогда – осторожный Сент-Лайон попадется в твою ловушку, хотя к тому времени будет слишком поздно и от твоего бесчестия мне не будет никакой пользы. – Он вежливо улыбнулся. – Я хотел сказать "нам".
– Нет. Сент-Лайона следует убедить, как ты правильно заметил вчера вечером, по возможности быстро и эффективно.
Он отхлебнул глоток кофе.
– А рассеять все сомнения относительно твоего нынешнего статуса можно эффективнее всего в том случае, если я переселюсь в твой дом. К тому же самым быстрым и мощным средством распространения слухов являются, как известно, домашние слуги.
Значит, он намерен жить здесь? Она расправила плечи и уставилась на него, в изумлении раскрыв рот. До этой минуты она не сознавала, что представление может зайти так далеко. Конечно, можно было допустить разок-другой завтрак вдвоем или позволить ему допоздна задержаться у нее в доме, но... не жить же там?
– Но я подумала... – забормотала она, – что, возможно, можно было бы оставить некоторое сомнение относительно... – она лихорадочно подыскивала подходящее слово, – относительно моего статуса.
– А-а, ты хочешь сказать, что надеялась оставить для себя лазейку, чтобы избежать впоследствии ярлыка куртизанки? – с сочувствием в голосе подсказал он.
Куда девался сердитый шотландец, которого было практически невозможно ни в чем убедить? Человек, который ругался и рычал на нее из-за того лишь, что она предложила взять на себя роль его любовницы? Он исчез. Она видела его беспечного двойника в элегантной одежде.
– Боюсь, что всем нам, сделав выбор, надо научиться жить в соответствии с тем, что выбрали, Лотти, – сказал он все с той же отвратительной добротой.
– Почему ты вдруг так изменился? Почему неожиданно стал поддерживать наш план?
– Я вернулся к себе и подумал над этим. Я подумал о том, что я готов сделать, чтобы достичь поставленной цели, и пришел к выводу, что сделаю все необходимое, пойду на любой риск и жертвы, лишь бы добиться нужного результата.
Она печально посмотрела на него, сожалея о том, что он говорит так убедительно, и сознавая, что вела себя глупо.
– Полно тебе, Лотти, – сказал Дэнд, взгляд которого снова стал мягким, более привычным и несколько насмешливым. – Видишь ли, не одной тебе приходится идти на жертву. Как только твой зять Манро услышит об этом, он из-под земли достанет меня, чтобы продырявить своей шпагой. А твой второй зять, глубокоуважаемый Кит? – Он рассмеялся. – Он не успокоится, пока не переломает мне все кости!
– Они ничего не сделают, если им объяснить, зачем все это было нужно, – сказала она. – К тому же они даже не узнают, что это ты.
– Будем надеяться... – Он вдруг насторожился. Какой-то звук в коридоре привлек его внимание. Без предупреждения он схватил ее за запястье и, рывком подняв с места, посадил к себе на колени. – Подыграй! – успел шепнуть он.
Дверь распахнулась, и появился Кертис с серебряным подносом в руках. Увидев, где сидит хозяйка, слуга остановился с округлившимися глазами.
– Поставь это здесь, – небрежно приказал Дэнд, и рука его по-хозяйски погладила Шарлотту по спине, заставив Кертиса покраснеть до корней волос. Шарлотта глубоко вздохнула. Она сделает это. Она сможет.
– Радость моя, может быть, хочешь, чтобы я тебя покормил?
Хорошо, что она вовремя отвернулась, иначе слуга мог бы прочесть по ее губам такое слово, которое она и знать-то не должна бы.
Карие глаза Дэнда зажглись неподдельным удовольствием.
– Ах! Она оробела! Восхитительно! А теперь оставь блюдо и уходи, Кертис. Мне нужно немного за ней поухаживать.
Она услышала, как звякнуло о крышку стола блюдо, и через несколько секунд за Кертисом закрылась дверь. Сердито проворчав что-то, она попыталась встать с его колен, но он обеими руками прочно удерживал ее на месте.
– Ну и что ты надеялся добиться разыгранной сценкой? Только Кертиса смутил, – возмущенно сказала она. Больше всего ее возмутило то, что, находясь в таком положении, она не могла не чувствовать его хорошо развитой мускулатуры, его сильных рук и не ощущать его запаха. И жара его крупного мужского тела.
– Не забывай о слугах, Лотти. Они представляют собой самую важную аудиторию для нашего спектакля. Они должны разносить повсюду были и небылицы, а для этого им надо дать то, что можно разносить, так что я предлагаю пополнять как можно чаще их запас разнообразных впечатлений.
В ответ на этот вздор она снова попробовала встать. Он ей этого не позволил и рассмеялся.
– Кто бы мог подумать? Озорная, отважная, роковая мисс Нэш – и вдруг блюстительница строгих нравов?
Почти прикасаясь губами к ее уху, он прошептал:
– Не вздумай растаять, словно девчонка, маленькая сердцеедка!
Его теплое дыхание вновь разбудило томление, которое она испытала прошлым вечером.
– Я не неженка. И не ханжа. Я сорванец, кокетка и озорница, – заявила она, чувствуя, что задета ее гордость. – И уж никак не блюстительница строгих нравов.
– Так перестань вести себя как ханжа. Сиди спокойно. – Он снова привлек ее к себе, заставив расслабиться. Томление не только проснулось, но и стало набирать силу. – Сиди спокойно, – повторил он каким-то странным голосом. – Познакомься поближе с моим телом, с моим прикосновением.
В этом был смысл. Здравый смысл. Пока он не догадывается о туманящем рассудок желании, которое охватывает все ее существо. О желании слишком сильном, чтобы его игнорировать. И слишком реальном, чтобы отрицать. Ее руки, сжимавшие плотным кольцом его шею, постепенно расслабились. Ее тело словно таяло, смягчаясь от соприкосновения с его твердой плотью, становясь податливым...
Нет! Даже если бы она и Дэнд не были... товарищами? Соучастниками заговора? Весь ее жизненный опыт подсказывал, что ей следует держать оборону. А это означало, что ей следует быть абсолютно честной с самой собой.
Для Дэнда все это было одной большой игрой, а Лондон, Париж и все остальное представляло собой шахматную доску, где каждый был шахматной фигурой, которую он передвигал, которой манипулировал и использовал для достижения своей конечной цели. Но она в отличие от Дэнда не могла относиться ко всему так же бесстрастно. И теперь вставал вопрос: была ли она достаточно хорошей актрисой, чтобы скрыть свою реакцию на него?
Придется ей стать такой актрисой.
– Ладно.
– Это ведь не смертный приговор, – шепнул он. Кажется, его губы коснулись ее уха? Она вздрогнула. – К тому же, как ты сама неоднократно говорила мне, это совсем ненадолго.
Она повернула голову и заглянула ему в глаза. Они были ясные, как янтарь, и теплые, а в уголках глаз образовались морщинки, появлявшиеся, насколько она заметила, когда ситуация его забавляла.
– Через несколько недель, самое большее через две, – продолжал он, – мы разыгрываем столь же публичный и столь же бурный разрыв, после которого я выброшу тебя из своей жизни, а ты, униженная и безвозвратно обесчещенная, укроешься в нашем убогом любовном гнездышке, чтобы попробовать как-то устроить свою жалкую жизнь.
Он умышленно делал из этого историю, не перегруженную душещипательными деталями и жаркими страстями. Она не могла не рассмеяться, почувствовав облегчение, когда он оставил в покое ее ухо. По крайней мере так она сказала самой себе.
– Какая отвратительная история.
– И трагичная, – спокойно кивнул он.
– Нет, так дело не пойдет.
Он ее не слушал. Он зарылся носом в кудряшки на ее шее. Она замерла. Он с явным наслаждением глубоко втянул в себя воздух.
Нет. Нет. Она не какая-нибудь жеманная глупенькая мисс, готовая упасть в обморок от мужских знаков внимания.
– Что это за аромат?
– Жасмин, – сказала она, не сразу вспомнив, что надо продолжать дышать.
– Приятный. – Его дыхание привело в возбужденное состояние все нервные окончания. Она довольно сильно укусила себя за нижнюю губу. Не так-то легко отвлечь ее внимание! Но где, интересно, он научился этому трюку?
– Насчет того, каким образом закончить нашу мнимую связь, у меня есть идея получше, – сказала она, отстраняясь от него и стараясь говорить небрежным тоном. – Это я дам тебе от ворот поворот. А ты, будучи не в силах вынести непередаваемой муки и отчаяния, бросишься с Лондонского моста. – Она помедлила, подумав, что, наверное, зашла слишком далеко. – Или уедешь на следующем корабле, отплывающем в Египет.
– Нет-нет, – возразил он, не выпуская ее из рук и снова принимаясь нюхать ее шею. По ее коже пробежала дрожь удовольствия. – Видишь ли, если тебя брошу я, то твое последующее решение взять другого любовника вскоре после нашего разрыва будет логическим следствием того факта, что в своем удрученном состоянии ты ищешь возможность воссоздать с другим те моменты наивысшего наслаждения и счастья, которые познала со мной.
– Прошу не забывать, что такое впечатление поставило бы под удар мою миссию, – вежливо возразила она, резко повернувшись в его объятиях и тем самым приблизив свои губы на опасное расстояние к его губам. Он взглянул на ее губы, наслаждаясь их видом.
– Это почему же? – Его губы чуть приоткрылись, а голова наклонилась под таким углом, как будто он собирался...
– Потому, – пискнула она сорвавшимся голосом. – Потому что ни один мужчина, а тем более Сент-Лайон, не пожелает, чтобы его сравнивали с предыдущим любовником, особенно с таким, который, как ему постарались внушить, великолепен.
Дэнд нахмурился, но не отвел взгляд от ее губ. Может, она их чем-нибудь испачкала? Она осторожно провела кончиком языка по нижней губе. У Дэнда потемнели зрачки. Его дыхание, которое ритмично поднимало и опускало грудь под ее рукой, замерло.
– Нет, – продолжила она, стараясь игнорировать его внимание, хотя подозревала, что он это делает нарочно, – будет гораздо лучше, если я дам тебе обычную отставку, и тогда Сент-Лайон обязательно поверит, что мой опыт с тобой был весьма печален и я сразу же стала искать возможность убедиться, что не всегда бывает так, а бывает и по-другому. – Мило улыбнувшись, она обхватила ладонью его гладко выбритый подбородок. – Nest-ce pas?
– Мы можем обсудить детали позднее. – Казалось, он находился в некоторой растерянности. И глаза были словно затуманены. Он резко отпрянул и вскочил на ноги, легко подняв ее, как будто она была ребенком. – А пока скажи, где мне разместить свои вещи.
– Что-о? Ах да... – У нее слегка кружилась голова. Наверное, потому что слишком мало спала и испытала слишком много новых ощущений. – Здесь у тебя будет не очень много места. Так что не привози с собой слишком много вещей.
– У меня вообще немного вещей, – сказал он в ответ.
В этом она не сомневалась, однако это признание напомнило ей о том, что не давало ей покоя со вчерашнего вечера.
– Где ты взял одежду, которая была на тебе вчера вечером? И как тебе удалось привести себя в порядок за столь короткое время?
– А-а, это... Это было нетрудно. Я просто проник в городские апартаменты Манро и позаимствовал кое-какие вещи из его гардероба. Мы всегда были одинакового телосложения. Я был рад убедиться, что от своей хорошей жизни он не растолстел.
– Ты проник в дом маркиза Коттрелла и похитил его одежду? – воскликнула она, не в силах скрыть восхищение.
Он пожал плечами, изображая воплощение скромности.
– Ну что ж, ведь я шпион, Лотти.
– А все остальное? – спросила она, обводя жестом безупречную стрижку, твердый подбородок и завязанный сложным узлом галстук.
– А это постарались услужить мне дамы с Барроу-стрит.
В ней на мгновение вспыхнуло какое-то непонятное, но чрезвычайно неприятное чувство.
– В дальнейшем тебе не потребуется их помощь. Он вопросительно приподнял бровь.
– Теперь, когда ты... занят совсем другим, нельзя допустить, чтобы тебя видели входящим в низкопробный бордель или выходящим оттуда.
– Это не низкопробный бордель, – сказал он, скрывая улыбку.
– Мне безразлично, – заявила она. – Тебя не должны видеть выходящим из любого борделя. Вообще.
– Меня не увидят.
– Не советую рисковать, – прошипела она сквозь стиснутые зубы.
– А ты умеешь завязывать галстуки? Завязывать галстуки ей никогда не приходилось, но она не собиралась признаваться в этом, чтобы не отдать его, чего доброго, в жадные руки какой-нибудь шлюхи.
– Конечно, умею.
Наклонив голову, он скептически взглянул на нее.
– И ты научилась этому?..
Она загадочно улыбнулась. Пусть думает что хочет.
– Понятно, – усмехнулся он. – Пойду-ка я узнаю, что сделал кучер с одеждой Рэма. Мне не хотелось бы появиться нынче вечером в Гайд-парке в чем-либо менее привлекательном, чем шедевр портновского искусства.
– Тебе, кажется, все это доставляет удовольствие, не так ли? – спросила она.
– Пожалуй, – ответил он. – Почему бы и нет?
Глава 9
Монастырь Сент-Брайд,
октябрь 1792 года
– Задержись ненадолго, – сказал брат Туссен одному из парнишек. – Остальные могут идти.
Остальные четверо мальчиков – Рамзи, Дуглас, Джон и Кристиан – положили деревянные учебные шпаги и, оглядываясь на Дэнда Росса, побрели из пустой конюшни, явно размышляя о том, что натворил Дэнд на этот раз. Но Дэнд и виду не показал, что ему не хочется разлучаться со своими друзьями.
Он с привычным терпением ждал, преградив пальцем ноги дорогу муравью, проползавшему мимо. Что-то в выражении простодушной физиономии мальчика насторожило Туссена. Или может быть, его манера двигаться? Это было не похоже на грацию хищника, как у парнишки Манро, и становилось заметно только тогда, когда он уходил: спина прямая, плечи величественно развернуты. Где этот мальчишка научился так ходить, и – что еще интереснее – почему он так старается скрыть это?
А может быть, это была настороженность, всегда присутствовавшая во взгляде озорных глаз? Как бы то ни было, но что-то в этом мальчике напоминало Туссену о казнях, гильотинах и окровавленных горностаевых одеяниях. Но если он прав в своих подозрениях, то одно из самых высокородных семейств Франции подбросило своего отпрыска в монастырь на Северном нагорье. Есть ли шансы, что это так?
В таком случае почему интуиция настойчиво подсказывала Туссену, что Дэнд Росс – не просто шотландский сирота, как утверждают и он сам, и отец Таркин? Может быть, слухи были правдой? Разве не кричал Дэнд Росс по-французски, если иногда по ночам ему снились кошмары?
– Они тебя совсем не знают? Остальные? – задумчиво пробормотал Туссен.
Мальчик простодушно поморгал глазами, что само по себе было уловкой. Мальчишка знал множество таких уловок.
– Нет, брат Туссен, – бойко ответил мальчик. – Они знают меня довольно хорошо. Достаточно, чтобы называть меня дьявольским отродьем.
– А ты не такой?
– Нет, – ответил мальчик с озорной улыбкой. – Отец Таркин не допустил бы демона в свое стадо, не так ли?
– Думаю, что не допустил бы, – ответил бывший капитан королевской гвардии с беспокойством на покрытом глубокими шрамами лице. Противники роялистов были способны пойти на многое, лишь бы уничтожить всех претендентов на французский трон. Интереснб, сколько денег можно получить за информацию о том, что в монастыре Сент-Брайд скрывается член королевской семьи? Наверное, много.
Настоятель особенно просил Туссена понаблюдать за этим мальчиком и по возможности воспитать его, потому что, как сказал ему отец Таркин, у Дэнда Росса, по его мнению, имеются потенциальные возможности. Но интересно бы знать, какого рода потенциальные возможности он имел в виду, подумал Туссен.
Он склонил голову, вглядываясь в невинную физиономию. Ничего особенного, вполне располагающий к себе юный пройдоха. Разве только... глаза. Взгляд их был такой обезоруживающий, словно он забавлялся, понимая значительно больше, чем положено в его возрасте.
– Давно ли ты живешь здесь, Эндрю?
– Меня зовут Дэнд, сэр.
– Так давно ли?
Мальчик пожал плечами, чувствуя себя неуютно, как и положено мальчишке, пытающемуся найти ответ, который положил бы конец нежелательным расспросам взрослого.
– Не знаю. Наверное, около трех лет. У отца Таркина это, должно быть, записано в какой-нибудь книжке. А почему вы спрашиваете?
Туссен улыбнулся, пристально глядя на него. Ребенок не должен задавать вопросы старшим. Особенно если это представители духовенства.
– Тебе хочется сменить тему разговора, Дэнд Росс?
– Нет, сэр. – В его голосе чувствовалось легкое презрение. Вот как? Значит, мальчик не любит, когда им командуют? Это его не удивляет. Из всей этой четверки он чаще других находил приключения на свою голову и делал то, что его настоятельно просили не делать.
– В таком случае не задавай лишних вопросов.
– Ладно.
– Ты пробыл здесь дольше, чем любой из мальчиков, которых меня попросили обучить?
Прежде чем ответить, Дэнд помедлил несколько секунд, хотя Туссен догадывался, что ему известны и день, и обстоятельства прибытия сюда каждого из мальчиков.