– Мисс Прендрегаст! – он протянул к ней обе руки, словно собираясь схватить за плечи, но вовремя остановился и оперся ладонями о стену по обе стороны от ее головы. Глаза его горели. Грудь тяжело вздымалась. – Вы можете собирать вещи. Утром вы покинете мой дом.
Саманта указала на дверь своей спальни. Палец ее дрожал.
– Агнес думала, что она умирает, – голос тоже дрожал.
Полковник перевел дыхание. Лицо его вдруг густо покраснело, потом побледнело.
– Она думала, что истечет кровью до смерти. Если вы считаете, что я рассказала ей слишком много и недостойна больше работать на вас, дело ваше, я не могу вас остановить. Но, полковник, такой момент наступит в жизни каждой из ваших дочерей. Думаю, Вивьен осталось до этого всего несколько месяцев. Вам нужен кто-то, кто подготовит их к испытаниям. Объяснит, что значит быть женщиной. Пройдет всего несколько лет, Агнес встретит человека, который полюбит ее и захочет на ней жениться. И ей придется рассказать о первой брачной ночи, о рождении детей и о других вещах, которые кроются за волшебной сказкой о любви. Вы способны сделать это, полковник Грегори? – Она наклонилась к нему так близко, что он чувствовал весь жар ее гнева. – Вы действительно способны это сделать?
Глаза его сверкали гневом. Руки дрожали.
– Вы никогда не знаете, когда вам нужно заткнуться, черт побери!
И вдруг губы его жадно впились в ее губы.
Саманта была слишком поглощена своей речью, чтобы сразу понять, что происходит. Затем словно молния озарила ее сознание. Полковник Грегори целует ее!
Гнев, смущение, изумление – ворох чувств подхватил и закружил ее. Она попыталась отстраниться, но сзади была стена. Саманта прижала руку к его горлу в том месте, где начинался галстук.
– Вы сумасшедший? – прерывающимся голосом прошептала она.
– А как вы думаете? – И мистер Грегори снова целовал Саманту.
Наверное, она тоже сошла с ума, потому что ей нравились его поцелуи.
Весь дом спал. Не было никого, кто мог бы их увидеть. Никого, кто мог бы помешать. И это нравилось ей.
Плохо, очень плохо!
Саманта вновь попыталась отстраниться.
– Мы не должны этого делать.
– Не должны, – согласился мистер Грегори, но даже не подумал отодвинуться.
– Вы – тот, кто вы есть, и я – тоже. И все это неправильно.
– Да, да. – Лицо его было близко, слишком близко. От него пахло портвейном – терпкий, сладкий запах, тот же, что ощутила Саманта, сделав первый глоток. Она чувствовала щетину, пробивавшуюся на его подбородке, видела его губы, такие чувственные, такие…
"Я совершила в своей жизни много сумасбродных поступков, но этот – хуже всех".
Потянув за концы шейного платка, Саманта снова привлекла его к себе. Руки его все так же упирались в стену по обе стороны от лица Саманты, а тело прижималось к ее телу. Если стоять спокойно, может быть, ему скоро надоест ее целовать. Но пока губы его ласкали уголки ее рта, Саманта жадно вдыхала запахи кожи и алкоголя.
Глаза ее сами собой закрылись, и перед сомкнутыми веками замелькали яркие разноцветные круги. Она чувствовала под пальцами, как бьется на его шее пульс, и сердце Саманты билось в унисон.
Так вот почему целуются мужчины и женщины! Чтобы видеть, чувствовать, узнавать друг друга таким удивительным образом. Она могла бы простоять вот так всю ночь и не устала бы от его нежности.
Теперь он ласкал ее губы языком.
Саманта открыла глаза и удивленно посмотрела на мистера Грегори. Она потянула его за запястье, большое и сильное, с черными волосками. Надо освободиться, и как можно скорее.
– Открой, открой губы, – прошептал он. Саманта не понимала его.
Уильям смотрел ей прямо в глаза. Лицо его было так близко, Саманта видела каждую ресницу вокруг потрясающих синих глаз.
– Вот так, – прошептал он, и веки его снова сомкнулись. А язык властно проник ей в рот.
Теперь Саманта понимала, что первый поцелуй был лишь прелюдией, и только теперь Уильям целовал ее по-настоящему, и она чувствовала себя… изменившейся. Такого не было с ней еще никогда. Саманта не была больше уверенной в себе, независимой женщиной, какой заставила ее стать жизнь, она чувствовала слабость и одновременно ликование в объятиях этого мужчины, и ей нравилось быть слабой. Кровь стучала у нее в висках, перехватывало дыхание. Только стена за спиной не давала ей упасть. Саманте захотелось, вдруг ответить на его страстный поцелуй.
Она не знала и никогда не хотела знать, как это делается. Но рядом с ним… его сила покоряла ее. А воображение рисовало сцены, в которых они были вместе. Тела их сплетались, а руки его касались тех мест, которых не касался до сих пор никто. Саманта представляла, как будет выглядеть Уильям без одежды. Представляла, как он будет делать с ней все то, что она всегда презирала и отвергала. Потому что это не приносило женщинам ничего, кроме горя. И звуки, сопровождавшие близость мужчины и женщины, всегда казались ей неприятными и неприличными. Но когда она представляла, как все это будет делать с ней Уильям, ей становилось приятно, словно щеки ее касался мягкий мех.
Он был нежным и в то же время настойчивым. Он продолжал и продолжал целовать ее, побуждая ответить, разделить овладевшую им страсть.
Грудь ее сладко ныла, Саманта сомкнула бедра, стараясь избавиться от непонятного ощущения неловкости. Ей хотелось, чтобы все это прекратилось, и в то же время хотелось продолжать до бесконечности. Ей хотелось прижаться к его большому сильному телу, но остатки здравого смысла заставляли ее по-прежнему прижиматься к стене. Рука его, за которую держалась Саманта, вдруг задрожала. Саманта ответила на его поцелуй, неловко и смущенно, и в то же время со всей страстью, которую испытывала. И чем дольше длился поцелуй, тем безрассуднее отдавались они во власть желания.
Саманте хотелось, чтобы он сказал ей что-нибудь. Она хотела услышать…
Вдруг Саманта с тихим вскриком отвернулась от него, все тело ее напряглось.
Полковник Грегори выпрямился.
– В чем дело? Что не так?
– Мне показалось, я слышала, как захлопнулась чья-то дверь.
Полковник оглядел коридор.
– Это все ваше воображение.
Схватив Саманту за плечи, он снова склонился к ней. Но момент безудержной страсти уже миновал для них в эту ночь.
– У вас такие… необычные глаза, – хрипло произнес Уильям.
– Просто карие. Цвета грязи на дороге, – Саманта сама не понимала, что говорит.
– Нет же, сегодня они цвета меда, золотистые глаза, огромные и испуганные. – Взяв Саманту за подбородок, он поднял к себе ее лицо. – Знаете ли вы, что у вас очень выразительные глаза?
Саманта молча покачала головой.
– Я могу прочесть в ваших глазах ваши мысли.
– О нет! – испуганно воскликнула девушка. Слишком часто мысли ее были о нем и только о нем, и это были отнюдь не целомудренные мысли. Саманта отвела глаза.
Мистер Грегори усмехнулся:
– Вы могли бы соблазнить меня одними лишь своими глазами.
Встревоженная, Саманта снова посмотрела на него.
– Я не хотела…
– Я знаю. Этот поцелуй был ошибкой.
– Да. Конечно. Ошибкой.
Но, произнося все это, Уильям продолжал гладить ее плечи.
– Мы не должны больше этого делать.
– Нет. Никогда. – Саманта смотрела на свои босые ноги, стоявшие на холодном полу. Никогда еще она не ощущала так отчетливо каждую клеточку своего тела. И она никогда раньше не целовала полковника Грегори. Хотя сейчас ей казалось, что она всегда хотела этого где-то в тайных уголках своей души.
Но одно дело хотеть, другое дело делать это. Так долго и так дерзко. И ведь ей понравилось, еще как понравилось! И полковник прочел это по ее лицу.
Как она теперь посмотрит ему в глаза при свете дня? Ведь даже сейчас она не могла найти в себе силы взглянуть на него.
– Так о чем мы говорили… до этого? – голос его по-прежнему срывался. И в словах его ясно звучали нежность и симпатия.
При звуках его голоса сладкая дрожь охватывала Саманту. Но она должна, просто обязана прекратить это.
– До… до этого вы велели мне покинуть ваш дом, – Саманта от души надеялась, что он не замечает ее босых ног. Леди Бакнел не учила ее тому, как вести себя, стоя перед мужчиной босиком, но если женщине не полагалось без должных церемоний обнажать перед мужчиной даже руку, то босые ноги – это, должно быть, верх неприличия. – Вы хотели, чтобы я отправилась собираться немедленно?
– Нет, нет! То есть… я погорячился, – он закашлялся. – Я сказал то, чего не должен был говорить.
Подняв наконец голову, Саманта увидела, что полковник с легкой улыбкой на губах рассматривает ее босые ноги.
Саманта постаралась встать так, чтобы ничего не было видно из-под халата, и только тут ей пришло в голову, что под халатом на ней ничего нет, кроме ночной рубашки. Конечно, халат был крепко завязан, и полковник не смог бы ничего разглядеть Но сама мысль о том, что она стоит тут рядом с ним, почти обнаженная, и он может в любой момент, подняв подол ее халата, коснуться ее кожи, заставила ее вздрогнуть и сжать покрепче колени. Ведь если бы он сделал это, то тут же понял бы, какое наслаждение доставляют ей его прикосновения, как она тает в его объятиях.
– Я хотел бы, чтобы вы остались. Если, конечно, вы согласитесь забыть о моих словах.
Саманта молчала. Полковник Грегори выпрямился и убрал руки со стены, затем сделал шаг назад.
– И не волнуйтесь по поводу того, что произошло только что. Я больше не позволю себе ничего подобного. Я понимаю, как неприлично навязывать свое внимание девушке, которая работает на меня. Не представляю, что на меня нашло.
Кровь бросилась Саманте в лицо. Она-то прекрасно представляла себе, что на него нашло, и при мысли об этом ей становилось неловко.
– Но вы не навязывали мне… Я могла закричать или…
– Тем не менее абсолютно очевидно, что вы – юная леди, не имеющая опыта в подобных делах.
– Неужели мой поцелуй был так плох? – выпалила Саманта, прежде чем успела понять, что делает.
– О нет! – Уильям коснулся пальцами ее губ.
Саманта боролась с желанием поцеловать его пальцы.
– Вовсе нет. Мне очень понравилось. Именно то, о чем я мечтал.
"Так он мечтал о моем поцелуе?" – вихрем пронеслось в голове Саманты.
– Но вы не обняли меня и не ответили на мой первый поцелуй. – Уильям снова провел пальцами по ее губам. – Это не было похоже на сопротивление. Наверное, это было смущение.
– И вы поняли это по моим губам?
– А вы разве не поняли по моим, что чувствую я?
Саманта смущенно опустила глаза, теребя пуговицы на рубашке.
– Пожалуй, да.
– К тому же, – его взгляд упал на руку Саманты, – когда женщина хочет соблазнить мужчину, она обычно оставляет расстегнутыми пару пуговиц на рубашке. Чтобы он имел возможность невзначай взглянуть на ее грудь.
Оставив в покое пуговицы, Саманта непроизвольно сжала полы халата, которые под его обжигающим взглядом казались ей прозрачными.
– Вы понимаете, что делаете со мной? – он потянул за пояс ее халата. Затем рука его обняла Саманту за талию и скользнула ниже. По животу, по бедру. – Нет, конечно же, не понимаете.
Если бы у нее оставалась хоть частичка разума, она бы влепила ему такую пощечину, от которой у полковника Грегори зазвенело бы в ушах. Но вместо этого Саманта закрыла глаза и запрокинула голову, наслаждаясь его прикосновениями.
Однако Уильям тут же убрал руку и посмотрел на свою ладонь так, словно на ней остался отпечаток ее кожи.
– Но благородный человек не может позволить себе соблазнить гувернантку. – Он расправил плечи и снова заговорил тем холодным, строгим тоном, которым всегда говорил полковник Грегори. – Я ведь говорил вам как-то, мисс Прендрегаст, что на свете все еще существуют благородные люди. И я – один из них.
– Да, – Саманта тихо скользнула к двери. – Я верю вам. Утром отошлю Агнес в ее спальню.
Во взгляде Уильяма ясно читалось, что больше всего ему хотелось бы сейчас последовать за ней.
– Я преклоняюсь перед той мудростью, которую вы проявили, заботясь о физическом здоровье моей старшей дочери.
– Да. Спасибо. Благодарю вас, – Саманта растерянно теребила ручку двери. Больше всего ей хотелось скорее оказаться внутри, спрятаться под одеялом, и в то же время… В то же время ей хотелось стоять тут перед ним, смотреть на него, вести с ним этот странный разговор ни о чем. Да, она хотела этого, каким бы глупым это ни казалось.
Сделав над собой усилие, Саманта открыла дверь и переступила через порог.
– Спокойной ночи, мисс Прендрегаст, – голос Уильяма был нежным, бархатным, он напоминал о шоколаде и о сладком вине.
– Спокойной ночи, полковник Грегори. – Она закрыла дверь прямо у него перед носом и почувствовала себя так, словно только что избежала большой беды – и одновременно обрекла себя на одиночество.
13.
Уильям распахнул окно спальни и высунулся наружу, вдыхая холодный горный воздух, еще не прогретый лучами солнца, поднимающегося над горизонтом.
– В такой день особенно приятно жить! – воскликнул он.
– Да, сэр, – с плохо скрываемым сарказмом произнес его лакей Кливерс, высокий статный парень, скучающий, будучи оторванным от волнующих кровь опасностей военной жизни. – На небе ни облачка, никаких опасностей, можно умереть от скуки, – проворчал лакей себе под нос.
Скука? О какой скуке может идти речь, когда чуть дальше по коридору живет мисс Саманта Прендрегаст? Кто бы мог подумать, что столь дерзкая и бесстрашная юная особа целуется с таким трепетом и таким испугом и в то же время с такой страстью?
– Идите примите ванну, пока не остыла вода, – прервал его размышления Кливерс, пробуя воду локтем. – Сейчас она как раз такая, как вы любите, – достаточно горячая, чтобы варить в ней лобстеров.
Оставив окно открытым, Уильям погрузился в медную ванну.
– Замечательно! – Горячая вода успокаивала мускулы, напряженные после вчерашней ночной скачки.
События продолжали развиваться. Вчера его люди задержали русского, двигавшегося по дороге в Мейтланд. Еще были задержаны двое англичан и одна англичанка. Все трое оказались шпионами, пробирающимися в казавшееся им безопасным убежище под крылом лорда и леди Фезерстоунбо. Мужчины были простыми слугами, собиравшими информацию, чтобы выгодно ее продать, а вот женщина оказалась настоящей леди. Умной и хитрой. При ней нашли письмо, описывающее расположение английских войск за рубежом. Женщина была уверена, что сумеет избежать ареста, воспользовавшись своей красотой.
Она испробовала свои чары на Уильяме, но тот остался равнодушен и позаботился о том, чтобы ее охраняла женщина. Теперь мерзавке не удастся ускользнуть.
Уильям поместил всех троих шпионов в деревенскую тюрьму. Он надеялся, что сегодня ночью их тоже ожидает успех. План Трокмортона приносил плоды, о которых они не могли даже мечтать. А его собственный план поимки с поличным лорда и леди Фезерстоунбо с каждым днем приобретал все более четкие очертания.
Приняв ванну, Уильям вытерся и надел брюки и рубашку. Кливерс предложил ему на выбор два сюртука:
– Зеленый или черный, мистер Грегори?
– Конечно, черный, – ответил он Кливерсу. – Не понимаю, почему ты упрямо продолжаешь предлагать мне одежду самых немыслимых цветов?
– Потому что она висит в вашей гардеробной, сэр. Потому что мужчины носят одежду этих благородных, вовсе не немыслимых, а благородных оттенков, – не унимался Кливерс. – А еще потому, что надеюсь рано или поздно вытащить вас в свет, сколько бы вы ни отбивались. Может, вам удастся найти женщину, которая согласится стать вашей супругой, и тогда мне больше не придется выбирать для вас одежду.
Уцепившись за эту мысль, Уильям перебил Кливерса:
– А женщинам нравится зеленое?
Кливере повесил зеленый двубортный сюртук обратно на вешалку и приготовился убрать его в шкаф.
– Да, полковник. Я говорю вам об этом с тех пор, как похоронили госпожу. Но вы ведь никогда меня не слушаете.
– Тогда я надену зеленый. – Уильям всегда принимал решения быстро, не вдумываясь в собственные мотивы. Выбрав подходящий по цвету шейный платок, он завязал его, затем надел черный жилет с зеленым позументом на лацканах.
А Кливерс стоял, словно пораженный громом, продолжая держать в руках черный сюртук.
– Поторопись же! – приказал ему Уильям.
Кливерс быстро подал ему зеленый сюртук, затем начищенные до блеска сапоги.
Настроение у него было отменное. Итак, скоро они выловят всех предателей и арестуют главарей шпионской сети.
К тому же новая гувернантка отлично справляется со своими обязанностями. Конечно, она имеет склонность к дерзкой критике. А вчера ночью весьма непочтительно отчитала его перед дверью своей спальни. Но при этом он с сожалением вынужден был признать, что девушка говорила правду. И потом она утешила его таким образом, о котором он не смел даже мечтать.
Уильям ждал, пока лакей расправит на нем галстук и сюртук.
– Спасибо, Кливерс, – нетерпеливо произнес он.
– Всегда рад служить, полковник, – Кливерс сложил руки на груди, разглядывая результат своих трудов. – Видимо, это в честь приезда леди Маршан? – заметил он.
– Кого? – Уильям не сразу понял, о чем идет речь. – Ах да. Леди Маршан.
Глядя, как хозяин идет вниз по коридору, Кливерс думал о том, что слухи, ходящие среди слуг, возможно, окажутся правдой.
Уильям и представить себе не мог, что Агнес выросла так быстро. Ему никогда не приходило в голову, что растущей девочке требуются внимание и помощь женщины. Именно поэтому им овладело стремление наверстать упущенное. Ведь он всегда считал, что готов к любым неожиданностям в жизни своих дочерей, и вот – не сумел вовремя помочь Агнес. Это просто чудовищно. Уильям не переносил поражений. Он должен исправить ситуацию немедленно. Сегодня же. Сейчас.
Уильям открыл дверь, ведущую в классную.
Все шестеро девочек сидели за партами. Уильям с удивлением осознал, что Саманта проводит урок истории. Она следовала составленному им расписанию, но в то же время объясняла предмет так эмоционально, что девочки буквально не сводили с нее глаз. Его дочери были вместе, не ссорились и выглядели вполне счастливыми. И всем этим Уильям был обязан Саманте Прендрегаст. Девушка стояла у доски с указкой и с энтузиазмом рассказывала своим ученицам:
– Итак, королеве Елизавете удалось объединить нацию, счастливо избежав брачного контракта, который помешал бы ее независимости и подорвал бы ее авторитет в правительстве, состоявшем исключительно из мужчин. Что бы ни говорили об этом мужчины, женщина вполне может добиться успеха и процветания и без помощи мужа.
Уильям нахмурился. Чему это она учит его дочерей?
Семь пар глаз устремились на него.
– Папа! – Агнес встала.
Все остальные тоже начали подниматься со своих мест, но полковник сделал им знак сидеть. Улыбнувшись Саманте, он прошел в конец класса и сел за парту, затем сделал ей знак продолжать.
Девушка снова подняла указку. От Уильяма не укрылся легкий румянец, окрасивший ее щеки. К тому же девушка старалась не смотреть в его сторону. Саманта явно помнила их вчерашний поцелуй.