Оставшись одна со своей госпожой, Кэт сказала, что это как в старые времена, когда ее дражайшую леди еще не именовали публично ее величеством и называть ее так позволяли себе только самые близкие люди.
– Я помню это, Кэт, – ответила Елизавета.
– А карты, дражайшая леди?
– Да, и карты.
– А теперь у нас есть мастер Корнелиус Ланой, который обещает сделать эликсир, и вам больше не нужно, чтобы бедная старая Кэт Эшли погадала вам на картах.
– Он сделает его, Кэт, как ты думаешь?
– Эликсир вечной жизни и молодости? Ну, если сделает, то ничьи губы, кроме ваших собственных милых губ, не должны его коснуться. Потому что, если такой эликсир станет всеобщим достоянием, нам от него будет не много толку. Если все станут жить вечно и будут вечно молоды, покажется, будто время остановилось.
– Да, – откликнулась Елизавета, – только королева выпьет микстуру Ланоя! Ну, может быть, я позволю моей дорогой старушке Кэт сделать глоточек в память о прошлых временах.
– Только глоточек, мадам!
– Может, два глоточка, поскольку что я стану делать без тебя? Если я собираюсь жить вечно, то со мною должна быть ты.
– Этот человек мошенник, мадам.
– Неужели, Кэт? Возможно, ты права.
– Вы верите ему. Ведь ваше величество считает, что все то хорошее, на что мы надеемся, все равно уйдет. Может быть, в этом и лежит тайна величия. Другие как говорят? "Этого не может быть". А Великая Елизавета говорит: "Так будет!" И потому что она и ведьма, и богиня, есть вероятность, что она окажется права.
– Ты говоришь как придворная, Кэт.
– Ах, любовь моя, вы потеряли еще одну бусину с платья. Это рубин с бриллиантом, могу поклясться. А я хотела закрепить его на той золотой парче, которую вы наденете сегодня вечером. И разве я говорю как придворная? Но придворные теперь уже не говорят так, как прежде.
– Что ты имеешь в виду?
– Тот, который говорил лучше всех и чьи слова нравились вашему величеству больше всех, кого я только знаю, теперь уже не с нами.
Елизавета промолчала.
– Я уверена, он тоскует вдали от двора, – проговорила Кэт.
– Наверняка развлекается с женщинами в округе Книлуорта, – резко отозвалась королева.
– Вам не следовало так ревновать к Летиции Ноллис, моя милая.
Елизавета резко повернулась, ее глаза сверкали, в них блестели слезы; она дала Кэт пощечину. Кэт приложила руку к щеке и состроила гримасу. Но потом сказала:
– Какая жалость! Эта бусина из рубина и бриллианта потерялась, а они были парные.
– Ох, помолчи!
Кэт повиновалась, и Елизавета через некоторое время взорвалась:
– Что ты там стоишь и хмуришься? Почему не говоришь о нем, если тебе так хочется?
– Ваше величество дает мне милостивое позволение говорить об этом человеке?
– Что такое ты хочешь о нем сказать?
– Грустно видеть, как ваше величество мучается из-за него.
– Я мучаюсь из-за него? Пусть мучается эта волчица!
– Какая, ваше величество?
– Эта потаскуха, эта распутная женщина, эта Летиция… или как там ее зовут? Она замужем за кем-то… За Херефордом, кажется, так? Мне его жаль! Мне его жаль!
– Ах! – вздохнула Кэт. – Так печально видеть мужчину, когда-то гордого, а теперь упавшего низко. Псы хватают его за горло, миледи. Они потащат его к смерти и бесчестию, если я не ошибаюсь.
– Псы? Какие псы? Кэт прошептала:
– Его великая и могущественная светлость Норфолк. Милорд Суссекс. Милорд Арундел. Вот те псы, которые разорвут нашего красавчика джентльмена на части. Разве ваше величество не знает, что они взяли Джона Эпплъярда и стали его допрашивать? Он клянется, что помог скрыть убийство его сводной сестры ради Роберта Дадли.
Елизавета уставилась прямо перед собой. Этого не должно быть. Старый скандал не может возникнуть вновь. Нельзя допустить, чтобы Эми Робсарт вытащили из могилы и запачкали честь королевы.
– Ну вот, – продолжала Кэт, – я и говорю, печально видеть великого человека падшим. Но что это, слезы в ваших прелестных глазах, моя милая? Ну, ну, успокойтесь! Не важно, что ваша Кэт видит их. Вы думаете, что обманули ее? Вы любите его и думаете, что он любит Летицию больше, чем вас… или любил бы, будь она королевой.
Елизавета вдруг положила голову на плечо Кэт и прошептала с ужимкой:
– Двор без него так скучен, Кэт. Эти… все остальные…
– Они не такие, любовь моя.
– Все не такие, Кэт. Мы были вместе в Тауэре, разве не так? Могу ли я забыть его?
– Разумеется, нет.
– Хинидж…
Кэт презрительно присвистнула, подражая своей царственной госпоже:
– Смазливый мальчик, и ничего больше! Львица развлекается с хорошеньким щенком. Но у лорда Лестера есть враги, дражайшее величество. Псы хватают его за горло. Они говорят: "Львица отдала его на произвол судьбы".
Елизавета поднялась. Ее глаза сияли, ей было приятно, что ее желания и здравый смысл совпадают.
– Мы вернем его ко двору, – заявила она. – Я призову его обратно. Я не позволю псам схватить его, Кэт. Ты увидишь, как они отползут от него. Что касается мастера Эпплъярда, он еще пожалеет, что покинул свои сады! Кэт, больше никаких скандалов быть не должно. А граф Лестер должен забыть о своем высокомерии. Я этого не потерплю.
– Не погадать ли на картах? – предложила Кэт.
– Нет, не сейчас. Он вернется ко двору, как кавалер, по которому мы скучали. Я хочу вернуть его только потому, что у него так много врагов. Я не желаю, чтобы обо мне думали, будто я забываю тех, кого когда-то любила.
– И все еще любите, – тихо констатировала Кэт.
И Роберт вернулся ко двору, а враги его отступили.
Джон Эпплъярд сознался, что ему предложили вознаграждение за выступление против Дадли; признал, что его зять был в прошлом очень щедр к нему и что с тех пор, как он впал в немилость, его дары прекратились. Обвинял ли Джон Эпплъярд в чем-либо графа Лестера, когда принимал эти подарки? Нет. Значит, только тогда, когда перестал их получать, начал плохо думать о своем зяте? Джон Эпплъярд был счастлив вернуться обратно в забвение.
Дело о смерти Эми не было возобновлено.
Снова начали распространяться слухи. Думает ли королева о браке с Лестером? Теперь она бросила Хиниджа и, казалось, не имела явного фаворита. Должно быть, скоро выйдет замуж. Неужели Елизавета думает, что если она королева, то может бросить вызов времени?
Когда открылся парламент и королева попросила денег для своего казначея, ее просьба натолкнулась на жесткую оппозицию палаты общин.
Ей было указано, что она до сих пор не замужем и что стране необходим наследник. Палата общин отказалась обсуждать вопрос о деньгах до тех пор, пока королева не даст слово выйти замуж без дальнейших отлагательств. Существовала альтернатива: если она так решительно настроена против брака, что не может на него согласиться, то должна назвать имя своего преемника. Поднялись отчаянные споры; в палате обменивались ударами. Палата общин, пребывая в отвратительном настроении, в конце концов обратилась к палате лордов, потребовав, чтобы те присоединились к их позиции против королевы; и лорды, после некоторых колебаний, приняли решение сделать именно так.
Елизавета готова была принять то, что она называла оскорблениями, от палаты общин, но только не от палаты лордов.
Роберт, понимая, что с его стороны будет разумно – поскольку у него не осталось никакой надежды жениться на королеве самому – поддержать ее брак с эрцгерцогом Карлом, объединился с лордами и палатой общин. Он осознал, что если этого не сделает, то вообще останется один, поскольку больше не был уверен в королеве, а во время ссылки обнаружил, как могущественны его враги. Более того, предполагал, что именно этого королева от него и ждет, поскольку его ссылка была отчасти вызвана ее желанием показать иностранным державам, что у нее нет намерения выходить за него замуж. Роберт был глубоко тронут ее призывом вернуться ко двору, и было чудесно почувствовать, что она вновь пришла к нему на помощь, когда его враги начали готовиться к нападению. В то же время Елизавета сама была замешана в скандальной истории, связанной со смертью Эми, а потому, призывая его вернуться, явно руководствовалась не только желанием видеть его при дворе. Так что он должен играть в ее игру, которая, в конце концов, по необходимости превратилась в его собственную. И Роберт примкнул к тем, кто убеждал ее либо выйти замуж, либо назвать имя преемника.
Елизавета яростно напала на них. Назвала Пембрука надутым солдафоном. Пусть отправляется обратно на войну, это единственное, на что он способен. Что касается Норфолка – он чересчур горд. Ему было бы неплохо припомнить, что ее отец сделал с некоторыми членами его семейства. Потом повернулась к Роберту:
– И вы, милорд Лестер, вы тоже покинули меня! Даже если весь мир так поступил, от вас я этого никак не ожидала!
Роберт встал перед ней на колени, попытался взять ее за руку:
– Мадам, я сию же минуту умру ради вас, если вы прикажете.
Она оттолкнула его ногой:
– Много ли от этого мне толку! И это не имеет никакого отношения к делу.
Ее глаза нашли маркиза Нортхэмптона, который недавно развелся и женился на молоденькой.
– Просто поразительно, милорд, – обратилась она к нему, – что вы осмеливаетесь что-то такое бормотать о браке. Как будто я не знаю, что вы только что самым скандальным образом развелись с одной женой и взяли себе другую.
С этими словами Елизавета повернулась и ушла, а они остались стоять, уставившись ей вслед.
Не зная, как поступить, палаты лордов и общин начали готовить петицию. Они твердо решили, что королева должна либо выйти замуж, либо назвать имя преемника; но, услышав, что они собираются делать, Елизавета приказала лидерам обеих палат предстать перед ней. И тут яростно набросилась на них:
– Вы и ваши сообщники говорите мне, что вы англичане и привязаны к вашей стране, которая, по вашему мнению, погибнет, если я не назову своего преемника. Мы слышали, что епископы произносят длинные речи, рассказывая нам о том, что прежде нам было неизвестно! – Ее глаза смотрели на них с обидой, и она сказала с видом величайшей мудрости: – Когда дыхание мое остановится, тогда я буду мертва! – Она расхохоталась. – Это будет угрозой для государства, считают они. Мне нетрудно понять их цель. Они хотят организовать против меня дело.
Разве я не рождена в этом королевстве? И разве родители мои не были рождены в этом королевстве? Разве здесь не мое королевство? Кого я здесь подавляла? Кого я сделала богатым за счет других? Какие беспорядки вызвала я в этом сообществе, чтобы подозревать меня в том, что я не считаюсь с ним? Как я правила во время моего царствования? Я не нуждаюсь в лишних словах, потому что судить меня будут по делами моим!
Она сверкнула на них глазами и продолжала:
– Эта петиция, которую вы готовите, насколько я понимаю, будет состоять из двух частей: мой брак и преемничество. Мой брак, благородные лорды, поставьте первым – хотя бы ради соблюдения приличий! Я говорила, что выйду замуж. Я надеюсь иметь детей, иначе никогда бы не стала выходить замуж. Я подозреваю, что вы готовы невзлюбить моего мужа так же, как сейчас готовы убедить меня вступить в брак; и тогда окажется, что вы совсем не это имели в виду. Что ж, никогда не было столь величайшей измены, чем та, которая прикрывается такими честными намерениями.
Вы говорите о преемнике, милорды. Никто из вас не был второй величиной в нашем королевстве, как я, и не обвинялся в действиях против моей сестры. Видит Бог, если бы она была жива! Когда друзья отходят, обнажается правда; в палате общин сейчас заседают некоторые джентльмены, которые во время правления моей сестры пытались обвинить меня в заговорах. Я никогда не поставлю моего преемника в такое положение, в котором находилась сама. Преемничество – это запутанный вопрос, полный опасностей для страны, хотя, милорды, в простоте своей вы воображаете, что вопрос этот можно решить очень просто и приятно. Я почитала бы за ангелов тех, кто, находясь на вторых ролях, не старается стать первым, а находясь на третьих, стать вторым.
Меня вовсе не страшит смерть, ибо все люди смертны, и, хотя я женщина, у меня все же не меньше мужества, чем у моего отца. Я ваша помазанная королева. Меня невозможно заставить сделать что-нибудь с помощью насилия. Я благодарю Господа, одарившего меня такими качествами, что, если вы изгоните меня из моих владений в одной нижней юбке, я смогу жить в любом месте христианского мира.
В такие минуты она была непобедима, правительница во всех отношениях. Те, кто говорил с ней, хотели приостановить петицию, но другие члены палаты общин настаивали, что это дело следует продолжить.
Елизавета безоговорочно запретила им обсуждать этот вопрос. Тогда члены палаты общин заговорили о привилегиях. Теперь обсуждения требовали три вопроса вместо двух: брак королевы, преемничество и привилегии палаты.
Елизавета понимала, что зашла слишком далеко. Осторожный Сесил был рядом, давая ей советы, и она еще раз убедилась в его мудрости. Королева сняла вето со свободного обсуждения. Она умела быть любезна, когда понимала, что была не права. Они не только вольны обсуждать все, что угодно, сказала Елизавета, но и сама она готова снизить на треть сумму денег, которую первоначально запрашивала. И так благополучно вышла из трудной ситуации, однако вопросы ее брака и преемничества по-прежнему остались открытыми. Королева дала слово выйти замуж, причем за эрцгерцога, если, конечно, он не урод и не дурак.
Ее окружение пребывало в крайнем раздражении. Подобные женские капризы следовало подавить. Но всем было прекрасно известно, что Елизавета не выносит рядом с собой безобразных людей. Всего несколькими днями раньше из ее ближайшего окружения убрали лакея, потому что тот потерял передний зуб.
Ей напомнили, что эрцгерцог самая подходящая партия из всех доступных. Герцог Суссекс был послан в Австрию, откуда прислал отчет, в котором сообщал, что внешность эрцгерцога не оставляет желать ничего лучшего, что даже руки и ноги у него хорошей формы.
– Есть еще вопрос религии, – напомнила Елизавета.
Ее государственные деятели разделились теперь на две партии – одной руководил герцог Норфолк, другой – Лестер. Они не могли договориться относительно предполагаемого брака. Норфолк и его сторонники выступали за него. Роберт, чувствуя нежелание Елизаветы, которое означало возрождение его собственных надежд, был против. Королева все еще вела себя с ним холодно, но он знал ее достаточно хорошо, чтобы понимать, что она вовсе не жаждет стать женой эрцгерцога и рада этому расколу между государственными деятелями.
Якобы волнуясь о том, как выглядит ее жених, королева снова стала кокетливой, женственной и вдруг ошеломила их своей проницательностью.
– Вы говорите о моем браке? – воскликнула она. – Говорите о преемничестве? Друзья мои, посмотрите на Францию. Там вопрос о преемничестве благополучно разрешен, скажете вы. И все же эту страну раздирает гражданская война. Посмотрите на Шотландию! Там есть королева, которая вышла замуж, как вы, милорды, желаете. Она родила прекрасного сына, и это то, что вы, милорды, называете правильным. А здесь, в Англии, правит бесплодная женщина. И все же, милорды, в этой несчастной стране, которой правит эта несчастная женщина, вы наслаждаетесь миром и возрастающим процветанием. Нам нужен не наследник, а мир, жизнь без войн, которые разрывают государства на части и высасывают их богатства. Неделю назад во время службы к алтарю подошел человек, сбросил свечи и начал топтать их ногами. Есть многие, кто поддерживает этого человека. Но у нас религиозные разногласия не вызывают войн. А что, если ваш король будет исповедовать католическую веру, милорды? Что, если он захочет вернуть вашу церковь во власть Рима? У нас начнутся те же неприятности, которые вы видите сейчас во Франции между католиками и гугенотами. Нет! Вам нужен не муж для вашей королевы. И даже не наследник трона. Вам нужен мир. Подумайте о моей сестре, вступившей в брак с иностранцем. Подумайте об этих вещах, джентльмены, и вы поймете, права ли я, когда сомневаюсь.
Как и прежде, Елизавета сумела их остановить и показать, какой государственный деятель скрывается под маской легкомысленной женщины.
Ее отношение к Роберту стало более теплым. Она не могла скрыть своего удовольствия, что он опять был рядом. Королева хотела, чтобы граф Лестер понял – ему не следует проявлять высокомерие; не следует считать, будто ее милости предназначаются исключительно ему. Прежде он никогда не забывал о своем уважении к ней настолько, чтобы ухаживать за ее придворной дамой. Да он был ее слугой, ее придворным, но горячо любимым придворным.
И кто знает, может, со временем она выйдет за него замуж?
Роберт снова стал ее Глазами. Никто не мог развлечь ее так, как он. Елизавета не сомневалась, что если он будет помнить обо всем, о чем она его просит, ее старая привязанность, которая казалась умершей, разгорится вновь.
Но теперь Роберт стал осторожнее, мудрее; он не желал быть просто придворным. Он стал государственным деятелем и встал рядом с Сесилом, чтобы управлять страной.
Окружавшим его людям стало ясно: игнорировать его неразумно. У него могут быть разногласия с королевой, но он по-прежнему остается ее фаворитом.
Когда Роберт заболел, королева серьезно встревожилась. Навестила его в его апартаментах, на нижнем этаже дворца, и, осмотрев их, заявила, что в них слишком сыро и опасно для его здоровья. Его следует немедленно перевести в лучшее помещение, она не может подвергать свои Глаза риску.
Апартаменты, которые Елизавета для него выбрала, непосредственно примыкали к ее собственным.
Вздох изумления приветствовал ее решение. Такую нескромность она могла бы совершить в дни ее ранней страсти к нему.
Всем было понятно: хоть между ними и существуют разногласия, они столь же эфемерны, как ссоры влюбленных, и происходят скорее ради удовольствия последующего примирения, чем из-за злости или уменьшения любви.
Глава 8
Время шло, Роберт постоянно находился при королеве, но их отношения стали более сдержанными. Он все еще был ее фаворитом, но теперь они походили на женатую пару, прошедшую через различные стадии страсти и наконец нашедшую наибольшее удовлетворение в дружбе и доверии друг другу.
Между тем события в Шотландии и матримониальные приключения королевы Марии наводили всю Англию на мысль, что, оставаясь незамужней, Елизавета вновь продемонстрировала свою мудрость.
После убийства Риццио муж королевы Дарнли был зверски убит, и многие считали, что Мария приложила к этому руку.
Елизавета была настороже, думая о Марии, этой утонченной женщине, воспитанной при интеллектуальном, но безнравственном французском дворе, страстной и чувственной, обладающей властью привлекать к себе мужчин, что не имело отношения к ее короне.