Гай подхватил Джори на руки, не заботясь, что на ней еще оставались рубашка и чулки, и отнес на кровать. Потом сам быстро разделся, отошел к письменному столу, взял бумагу и чернила и принес их к кровати. Вытянулся рядом с Джори на животе и развернул сложенный документ. Он заметил, что Джори искоса взглянула на бумагу, но значительно больший интерес вызвало у нее его мускулистое тело.
– Тебя совсем не интересуют свадебные подарки, cheri? – насмешливо спросил Гай. – Это дарственная на замок Уиндраш возле деревни Суттон. Я, как и обещал, переписал его на тебя.
– Твой дар значит для меня очень много. Это первая собственность, которой я владею.
– Мне так нравится делать тебе подарки. – Он взял второй свиток и развернул его. – Этот было получить труднее.
Джори заглянула в бумагу.
– Чертей? Этот замок находится в Суррее и принадлежит моему дяде Джону де Варенну.
– В будущем он будет принадлежать Марджори де Бошан. Когда я указал Суррею, что он забыл о тебе, распределяя собственность твоего покойного отца, он очень раскаялся и компенсировал свою забывчивость, завещав тебе Чертей.
Глаза Джори блеснули.
– Уорик, это же настоящий шантаж!
– Чувство вины – могучая сила, – серьезным тоном отозвался он.
Джори обняла его за шею.
– Ты просто волшебник!
– Тогда давай посмотрим, смогу ли я сделать так, чтобы твоя рубашка и чулки исчезли. – Он снял с нее шелковую рубашку, а потом скатал вниз по ноге чулки, медленно, по дюйму открывая сливочно-белую кожу. Любящими руками он гладил ее обнаженные бедра, а когда она вздохнула от удовольствия, перешел к призывно повлажневшим губам и целый час целовал их с глубокой страстью и лишь потом опустился к шее и стал целовать набухшие от желания груди. Его пальцы тем временем играли с длинными прядями ее волос, разглаживали нежные, шелковистые завитки на висках, вновь сворачивали из них колечки.
Джори казалось, что ее тело тает. Неторопливые поцелуи Гая, его ласки заставляли ее ощущать себя желанной и очень чувственной. Все его устремления сводились к тому, чтобы подарить ей наслаждение. Он шептал ей слова любви и восхищения, подтверждая их горячими взглядами и прикосновениями. Ее осязание, обоняние, чувство вкуса обострились необыкновенно, а вожделение разгорелось сильнее, чем когда-либо прежде. Страстное желание требовало одного – до конца отдаться этому мужчине.
Гай изумлялся различию их тел. Джори – миниатюрная, светлокожая, мягкая, изящная, как фея из волшебной сказки. А он – высокий, мускулистый, грубый, смуглый, как цыган. Эти физические различия разжигали страсть, настойчиво требовавшую удовлетворения. Гай не меньше Джори наслаждался прелюдией, а может быть, и больше. И когда он погрузился в нежную щель ее лона, она забилась в ничем не сдерживаемом приступе страсти. Гай на мгновение замер, ожидая, пока он заставит дрожать все ее тело, потом глубокими, медленными толчками, двигаясь в ритме сердца, повел Джори к вершине.
Волна расплавленного золота разлилась по ее животу, достигла грудей, покатилась вниз, к бедрам. Под его темным могучим телом Джори чувствовала себя очень женственной, хрупкой, трепещущей. Намеренная медлительность Гая открывала ей, насколько он сам наслаждается каждым мгновением их близости, каждым вздохом, каждым стоном, каждым соприкосновением.
Глаза Гая сверкали черным огнем. Он чувствовал, как разгорается в нем неудержимая страсть, как требует раз решения. Кровь кипела у него в жилах, сердце бешено колотилось в горле и в чреслах, пока он снова и снова погружался в ее жаркую, шелковистую плоть. Подступало забвение, но Гай взял себя в руки и вернул контроль над своим телом, всей душой стремясь, чтобы Джори почувствовала: важно только одно – он и она едины телом и духом, она – его женщина. Гай желал бы навеки впечатать свой образ в ее сознание, чтобы все другое померкло и побледнело, чтобы никто не смел сравниться с ним в его праве на эту женщину.
Джори дрожала в блаженном экстазе. В будущем, думая о любовной игре, она всегда будет вспоминать именно эту ночь. Она в исступлении выкрикнула его имя, в этот миг выплеснувшееся наружу пламя обожгло ее нестерпимым жаром, ночь взорвалась. Тело Джори пронзило острое, ни с чем не сравнимое чувство. Судороги наслаждения заставили ее припасть к его телу в диком, неудержимом восторге. Их души и тела слились воедино.
Гай понял, что Джори достигла пика, и лишь тогда, и ни мгновением раньше, позволил своему телу разрядку. В его хриплом крике звучал древний мужской триумф. Он окутал тело Джори своими объятиями, прижал к сердцу и не отпускал до тех пор, пока не почувствовал, что тело ее расслабляется, напряжение спадает и наступает пресыщение. Впервые в жизни Гай ощутил всю безмерную полноту жизни, испытал всю радость удовлетворенной любви. Джори казалась ему частью его собственного тела, его половиной. С нею он чувствовал себя целым.
Он вытянулся рядом с Джори и нежно ее поцеловал.
– Джори, я так тебя люблю. Не могу поверить, что ты наконец, принадлежишь мне. – Он поймал ее руку, поднес к своим губам и поцеловал каждый пальчик. – Наверное, ты меня заколдовала.
Джори наслаждалась его вниманием после того, как страсть была удовлетворена. Такое ей было внове. Нежные слова, прикосновения, поцелуи приводили ее в восторг. Так Гай де Бошан показывал, как она ему дорога. Позже, когда они, обнявшись, лежали рядом, Джори начала осознавать, насколько он изменил ее жизнь. Ее тело еще дрожало от его прикосновений, а она со страхом думала, что могла так и не узнать, что такое быть любимой по-настоящему. В его объятиях Джори чувствовала себя защищенной, согретой жаром его тела, любящей и любимой. Сильный, тяжелый, мерный стук его сердца убаюкивал, и вскоре она задремала.
Гай прижимал Джори к своему сердцу, удивляясь проснувшемуся желанию защищать и охранять ее. Он добился ее – и добьется ее любви, единственной, исключительной, бесконечной. Мысль о том, что в сердце Джори может таиться кто-то другой, приводила его в бешенство. Она признала, что не была влюблена в Хэмфри, а потому Гай был готов оставить в покое его призрак. Но ведь где-то живет и дышит мужчина, которому есть место в ее мыслях, и Гай чувствовал, что справиться с тлеющей в его душе ревностью будет самой трудной задачей в его жизни. "О Господи, любовь – вот настоящая пытка".
Глава 21
Когда рассветные лучи проникли в комнату, Джори открыла глаза и рассмеялась.
– Вот уже два месяца я просыпаюсь по утрам и вижу, как ты пожираешь меня голодным взором, как будто хочешь проглотить.
Гай притянул ее к себе:
– Действительно хочу. Я никогда не сумею насытиться.
– Ты опасный сумасшедший, но мне это нравится. – Она подставила губы его требовательным губам и задрожала от предвкушения.
За любовной игрой последовало бритье. Джори расслабленно наблюдала, как бреется муж, прежде чем спуститься в большой зал.
– Думаю, твой пыл поостынет, когда я начну раздаваться, – насмешливо заметила Джори.
– Сомневаюсь, любовь моя. Беременная женщина расцветает особой, сияющей красотой. Ты еще не выбрала ему имя?
Кровь отлила от лица Джори.
– Уорик! Не говори так!
"Если у меня будет сын и Роберт Брюс об этом узнает, он может попытаться отнять его. У королей мания иметь наследников мужского пола".
Гай метнулся к кровати, ему показалось, что она сейчас упадет в обморок.
– Что с тобой, Джори? Я сказал что-нибудь не то?
– Я не хочу сына! – К ней вернулось самообладание. – Я уже думаю об этом ребенке как о маленькой девочке. Я твердо решила.
Джори улыбнулась, но Гай видел в ее глазах страх. "Почему ее так пугает мысль о мальчике?"
– Если ты чувствуешь слабость, любовь моя, я могу приготовить тебе отвар.
– Нет, спасибо. Никогда в жизни не падала в обморок, – уверила она мужа. – Но приятно знать, что ты разбираешься в травах.
– В замке есть особая кладовая, там хранятся лекарственные травы и растения. Она рядом с пивоварней.
– Уорик такой огромный, я еще не все осмотрела.
Гай взял со стола план замка и окружающих построек:
– Вот это тебе поможет. Только будь осторожна, Джори. – Он открыл дверь, чтобы уйти, а Мэг в этот момент внесла поднос с завтраком.
Джори стала рассматривать карту.
– Хочу сходить в кладовую.
– Вы разбираетесь в зельях, миледи? – с беспокойством спросила Мэг.
– Нет, мои знания ограничиваются отварами от тошноты, например из горлеца.
– Травяные снадобья могут быть ядовитыми, – мрачно изрекла Мэг.
Джори припомнила, как принцесса Джоанна однажды сказала: "Ходили слухи, что первая жена Уорика была отравлена". Джори поспешно сменила тему:
– На этой карте изображены замок и река Эйвон, а что это за темное пятно с надписью "Ардены"?
– Это Арденский лес, он принадлежит графу Уорику.
– У моего мужа есть собственный лес? Этот скрытный дьявол никогда не упоминал про лес.
Мэг поджала губы.
– На то есть причины.
Джори отмахнулась.
– Мэг, оставь, пожалуйста, свои намеки и мрачные предостережения. Они меня не остановят. После ванны я собираюсь исследовать тайны травяной кладовой. А потом, если меня не погубят яды, я, возможно, даже решусь прогуляться в темный и страшный Арденский лес.
Когда Джори вместе с Мэг вошла в кладовую, она удивилась ее размерам. Пучки трав, цветов, корней в огромном количестве свисали с балок для просушки. На полках стояли горшки, кувшины, банки с мазями, притираниями, стручками растений. Джори поздоровалась с Берком, который беседовал с двумя молочницами, взбивавшими масло. Тот оставил работниц и подошел к графине:
– Я сделал восковые свечи для ваших покоев, миледи. В остальных помещениях используются масляные светильники.
– Ты очень внимателен, Берк. Мне многому предстоит учиться, если я хочу стать настоящей хозяйкой замка. Он намного больше, чем я ожидала.
– Мы складываем здесь мешки с хмелем и солодом для пивоварни, а там бочки с уксусом из сброженных яблок. За аркой у нас каменные баки, в них мы варим мыло из овечьего жира. Сегодня немного попахивает.
– Более чем "немного". Боюсь, мне надо на воздух.
Все последовали за графиней наружу Мэг спросила с намеком:
– Вас тошнит, миледи?
– Уже прошло. Со мной все в порядке, благодарю. – Джори постаралась скрыть улыбку, когда заметила, с каким вниманием Мэг изучает ее поясницу.
– Проедусь немного. На свежем воздухе мне станет лучше.
Мэг изумленно спросила:
– Вы думаете, вам можно?
Джори пока не желала подтверждать подозрения слишком любопытной женщины.
– Я привыкла каждый день ездить верхом. Мне полезны такие упражнения, Мэг.
Они прошли в конюшни. Брут кинулся к Джори и приветствовал ее громким даем. Их встретил молодой грум, ухаживающий за ее кобылой.
– Оседлать ее, миледи?
– Да, Нед, благодарю. – Джори тихонько разговаривала с лошадью, пока грум надевал на нее уздечку. Потом он вывел лошадь из стойла и помог Джори сесть в седло. Она подождала, пока Нед оседлает лошадь и для себя. Уорик настаивал, чтобы во время прогулок графиню всегда сопровождал грум. – Вперед, Брут. Пробегись с нами.
Джори выехала со двора замка, но на сей раз не поехала вдоль реки, а направилась к Арденскому лесу. Волкодав тотчас взял след дичи и скрылся в густом подлеске между гигантскими деревьями.
– Успокойся, Нед, я за ним не поеду. Он может забраться в самую чащу, мы не будем углубляться с опушки. – Лошадь неспешно трусила под зеленым балдахином. – Лес так красив. Подумать только, он растет сотни лет.
Прогулка длилась уже чуть больше часа, как вдруг до слуха Джори долетел голос мужа, зовущий ее по имени:
– Джори! Джори! Отзовись же, дьявол побери!
Она выехала на открытое место, мимо нее пролетел Брут, услышавший голос хозяина.
– Я здесь, Гай. Что случилось? – Она заметила, что его лицо потемнело от гнева, и встревожилась.
Он был так взбешен, что едва мог говорить.
– Домой! Сейчас же!
Джори покраснела от такой грубости.
– Я не забиралась в глубину.
– Ни слова! – приказал он. – Домой! Немедленно!
Джори хотелось броситься на него и расцарапать ему лицо. С ней никто еще не говорил таким тоном. Подавив гнев, она вздернула подбородок, пришпорила лошадь и пустила ее в галоп. Когда они подъехали к конюшням, грум помог ей сойти с лошади.
Уорик, не слезая с Цезаря, навис над Джори:
– Никогда! Никогда! Не езди в Арденский лес!
Джори тряхнула головой.
– У меня хватит ума, чтобы не…
– Отправляйтесь к себе в башню, мадам!
Джори ушла. Прежде она никогда не видела человека, взбешенного до потери разума. Она взлетела по ступеням башни и, добравшись до покоев графа, даже не замедлила шаг, а поднялась к себе, захлопнула дверь и заперла ее на ключ.
– Ты чудовище, Уорик, ты монстр!
Задыхаясь от гнева и измождения, она села в кресло, стянула с себя один сапожок для верховой езды и швырнула его в дверь. "Кто-то побежал к нему и сказал, куда я поехала. И этот кто-то – Мэг! Как смеет он подсылать ко мне соглядатаев, чтобы они следили за каждым моим шагом?! И я не позволю, чтобы мне, как ребенку, приказывали убираться к себе в комнату! Когда он придет, я так ему и скажу".
Джори не пришлось долго ждать. Стянув второй сапожок, она услышала шаги Гая на лестнице, услышала, как он попробовал открыть дверь, но обнаружил, что она заперта. Наступила мертвая тишина.
– Открой дверь. – Низкий голос звучал спокойно.
– Вы не смеете приказывать мне, сэр.
Снова тишина, потом страшный грохот, и дверь с треском распахнулась, повиснув на одной петле.
Джори говорила себе, что не боится его, но во рту у нее пересохло, она с трудом набралась смелости взглянуть ему в лицо.
– Никогда больше не запирай от меня дверь. – Голос мужа звучал все также бесстрастно. Он стиснул зубы и сжал кулаки, пытаясь сдержать бешеный гнев.
Прижимая к себе сапог, как оружие, она отвечала:
– А ты не смей изображать из себя властелина, ты, заносчивый француз!
Уорик взял у нее из рук сапог, не говоря ни слова, повернулся на каблуках и вышел из комнаты.
Джори с облегчением откинулась в кресле и сидела не двигаясь, пока не успокоилась. Теперь, когда спор закончился, она сама удивлялась, что посмела возражать могучему графу, известному своим дурным нравом, посмела бросить ему в лицо оскорбительные слова. Она поднялась и на трясущихся ногах подошла к разбитой двери. Ей с трудом удалось прикрыть ее, но запереть теперь было невозможно. Требовался ремонт.
Налив себе вина, Джори отхлебывала его маленькими глотками, а ее возмущение тем временем все росло.
– Я не буду разговаривать с этим зверем, пока он сам не явится и не попросит у меня прощения.
Тени за окном удлинились. Наступил вечер. Джори начало казаться, что эта прекрасная комната служит ей тюрьмой. Самое смешное было то, что тюрьму создала она сама. Она ведь могла уйти отсюда в любой момент, но сама себе говорила, что останется непреклонной, даже если придется умереть здесь с голоду.
В конце концов, она решила, что вполне может лечь. Разделась, повесила платье для верховой езды в шкаф, надела ночную рубашку, халат и села расчесывать волосы. Услышав стук в незапертую дверь, Джори удовлетворенно улыбнулась, рассыпала волосы по плечам и сердито прокричала:
– Иди к дьяволу!
– Это Мэг, миледи.
Разочарование смахнуло улыбку с лица Джори. Она пошла к двери, распахнула ее перед Мэг, потом снова закрыла. Сначала Джори хотела выбранить камеристку за донос, но, увидев, что Мэг принесла ужин, смягчилась.
– Благодарю, Мэг. Это он тебя послала?
– Нет, миледи. Он уехал несколько часов назад.
– Никогда не видела такого бешеного гнева.
– Я предупреждала вас, миледи, что он может быть настоящим дьяволом.
– И правда. Утром я сказала тебе, что не желаю понимать всякие намеки и мрачные предупреждения… Прости, Мэг. Надо было выслушать тебя. Говори сейчас.
Мэг поставила поднос и села на стул, указанный Джори.
– Вторая жена лорда Уорика погибла в Арденском лесу.
Джори схватилась за шею.
– Я понятия не имела…
– Они катались в лесу, и как-то так получилось, что ее затоптала лошадь. До смерти. Его лошадь.
– О Господи!
– Семья де Тони обвинила его в убийстве. Они говорили, что столь умелый наездник, как граф Уорик, не мог так растеряться и потерять контроль над своей лошадью.
"Он очень силен. Неудивительно, что они не поверили".
– Между ними были ссоры?
Мэг поджала губы.
– Думаю, миледи, все супруги ссорятся.
– Да, не стоило тебя об этом спрашивать.
– Смерть его жены признали несчастным случаем. Королевский суд оправдал лорда Уорика.
– Благодарю, что ты мне рассказала, Мэг. Теперь я лучше понимаю, что сегодня произошло.
Джори почувствовала, что ее пробирает дрожь, и выпила суп, который принесла Мэг, надеясь, что это ее согреет. Аппетита у нее не было, она отставила поднос в сторону, подошла к двери и прислушалась, не донесется ли из нижних покоев хоть один звук. Тишина ясно говорила, что Гай еще не вернулся в Господскую башню. Тогда Джори забралась в постель и обхватила руками подушку, надеясь, что это скрасит ей ночное одиночество.
Целый час Джори беспокойно вертелась в постели, но наконец, она задремала, и ей стал сниться сон. Ее, как дичь, преследовал темный всадник на черном коне. Деревья превратились в непроходимую чащу, и она знала, что спасения не будет. Преследователь склонился над ней, подхватил ее и увез. Джори закричала, открыла глаза и узнала охотника.
– Тише, любовь моя, тише. Не пугайся. Я несу тебя на нашу кровать. Там твое место. Я отказываюсь спать без тебя.
В его покоях горели свечи. Джори увидела, что глаза мужа полны нежности. Он положил ее в постель, поправил подушку под головой, сел на край и взял руку жены.
– Сегодня мое поведение было непростительным, но у меня есть оправдание.
– Мэг рассказала мне, что случилось в Арденском лесу. Я так тебе сочувствую.
Его темные глаза впивались в ее лицо.
– Джори, мне незнаком страх. Мне лишь раз приходилось его испытывать. Но сегодня, когда мне сказали, что ты поехала кататься в Арденский лес, страх впился когтями в мою душу с такой силой, что я лишился разума. От ужаса я стал сумасшедшим. Прости меня, Джори.
– Я понимаю твое беспокойство и никогда больше туда не поеду.
– Когда ты вышла за меня замуж, дорогая, я одарил тебя всем, что имею. Ты – графиня Уорик, и Арденский лес принадлежит тебе так же, как и мне. Ты можешь ехать туда, когда хочешь, но я должен быть рядом, чтобы защитить тебя. Я часто охочусь там со своими людьми, и ты можешь с нами охотиться, но только рядом со мной.
Прошел месяц. Джори сидела рядом с мужем на помосте в большом зале замка. С помощью Берка графиня приготовила сюрприз: за ужином должны были играть музыканты. Среди воинов Уорика она нашла двух настоящих менестрелей. И в момент, когда они под свист и аплодисменты поднимали свои смычки, в зал вошел Рикард де Бошан. Приветственные крики заглушили аплодисменты слушателей, сын графа поднял руку в знак признательности. Рикард взошел на помост, отец и сын крепко обнялись.