- Вы провели в Рейвен Лэйере только одну ночь, Прескотт. Подождите еще немного. И, уверяю вас, вы привыкнете к размерам замка.
- Лучше не загадывайте.
Следуя примеру Люсинды и стараясь не вести себя совершеннейшей свиньей, он разломал кекс на две части и намазал большую ложку крема на одну половину и ложку джема на другую. Сложив половинки вместе и откусив кусочек, он ощутил вкус хлеба, смородины, густого крема и клубники и испытал огромное наслаждение.
- Очень вкусно, Люсинда. Правда, очень вкусно.
Она опустила глаза и скромно улыбнулась.
- Спасибо.
- Вы готовите так всегда?
- Нет, только в очень хорошем настроении.
- Это очень хорошее настроение должно приходить к вам почаще. Оказывается, выращивать прекрасные цветы - это не единственный ваш талант.
Увидев, что он справился с кексом в два счета, она спросила:
- Это ваш способ просить добавки?
- Мэм, это было бы откровенно грубо с моей стороны. Моя тетушка Эмми учила меня лучше, чем вы думаете. Но ваши кексы безусловно хороши. Лучшее из того, что я ел с тех пор, как приехал сюда.
- Тогда непременно возьмите еще один.
- Если вы настаиваете.
- Да, я настаиваю.
Прескотт сам обслужил себя, и уже через некоторое время целая тарелка кексов была пуста. Он даже выпил вторую чашку чая, сильно подслащенного сахаром, чтобы скрыть горьковатый вкус.
- Миссис Свит могла бы кое-чему у вас поучиться, - сказал он, окончательно наевшись и откинувшись на спинку стула. - Это была лучшая еда, какую я ел со дня моего приезда сюда.
- Странно. Я всегда думала, что миссис Свит очень хороший повар.
- Она не такая хорошая, как вы.
"И к тому же не так проста в общении, как вы", - подумал он, чувствуя приятную теплоту, разливающуюся в груди.
- Она отваривает почти все. За исключением этих чертовых почек, конечно. Я не знаю, как она их готовит, и не буду притрагиваться к ним для того, чтобы это выяснить.
- Вы не любите почки? Даже бифштекс с пирогом из почек?
Он сморщил нос, и эта гримаса была такой милой, придававшей его лицу такое мальчишеское выражение, что она не смогла сдержать улыбку.
- Я действительно не люблю есть потроха. И никогда не любил. Единственное, что я могу есть в отварном виде, это курицу, но только тогда, когда она подается вместе с клецками. А в основном я ем говядину, приготовленную на костре или зажаренную на сковороде так, чтобы она потемнела снаружи, но оставалась кровяно-красной внутри. Мы в Техасе готовим мясо именно так.
- Тогда вы должны сказать об этом миссис Свит. Я уверена, она сумеет приготовить вам еду, как вы только пожелаете.
- Да, но если она, как вы говорите, такой отличный повар, не обижу ли я ее, сказав подобную вещь?
- Прескотт, она ваша служанка. Это ее работа - стараться ублажать вас. Вы, в конце концов, владелец замка.
- Может быть и так, но я с ранних лет знаю, что нежелательно плохо отзываться о том, как готовит леди. Особенно если ты хочешь сохранить ее хорошее расположение к себе. Тогда это самое худшее из того, что ты можешь сделать.
- Это нелепо. Вы не оскорбите ее, вы просто дадите ей добрый совет. Совет, который, я уверена, она с готовностью примет к сведению. Она знает, что вы занятой человек, что у вас есть очень много важной работы, и поэтому вы должны хорошо питаться и есть пищу, приготовленную так, как вам нравится.
- Я не так занят. Я бездельничаю с тех пор, как впервые ступил на английскую землю. Возьмите сегодняшнее утро, например. Все, что я сделал, это просмотрел финансовые дела Рейвенс Лэйера и узнал, в каком плачевном состоянии находится имение.
- И вы, наверное, занимались всем этим на голодный желудок, не так ли?
- Почему вы так решили? - спросил он.
- Потому что вы съели все мои кексы как мужчина, почти умирающий от голода.
- Простите. Пожалуй я был более голоден, чем предполагал. Я не хотел выставить себя такой свиньей.
- О, не извиняйтесь. Это совсем ни к чему. Если вы хотите знать, то я нахожу ваш аппетит довольно лестным для себя.
- Действительно?
- Да, именно так.
Она никогда не готовила для мужчин раньше. И уже долгие годы у нее не было возможности разделить трапезу с одним из них. Внезапно она изменила тему разговора.
- Так вы говорите, что в Рейвенс Лэйере есть какие-то финансовые трудности?
- Да, это именно то, что я сказал.
- Какого рода трудности?
Прескотт некоторое время колебался, вспомнив о том, что Харгривс сказал ему, - никогда не обсуждать финансовые проблемы с посторонними. Но так как Люсинда была его кузиной и в течение долгого времени жила в Сент Кеверне, она вряд ли подходила на роль посторонней. Ей более, чем кому бы то ни было, следовало знать о сложившейся ситуации.
- Трудности самого худшего рода. Мы по горло в долгах.
- Что?
- Мы разорены. У нас нет ни никеля за душой.
"Господи, помилуй", - подумал Прескотт. Он начинал подражать Харгривсу, говоря "мы" вместо "я".
- Я задолжал людям так много денег, - продолжал он, - что даже удивлен, как сборщики долгов со всей Англии еще не стоят на пороге моего дома, колотя кулаками в дверь и намереваясь выбить ее к чертовой матери.
- Сборщики долгов?
- Да, за всю работу, которая была сделана по ремонту замка и за материалы, что были использованы при этом столярами, каменщиками - кого ни назовите - я задолжал им всем. Но это еще не так плохо, как задолжать женщинам, которые работают на меня в доме. Бедняжки не получали денег за свой труд месяцами. Вот видите? Я не могу жаловаться на миссис Свит за то, что мне не нравится, как она готовит, потому что все это время она работала бесплатно.
Когда Прескотт остановился, он заметил, что на лице Люсинды появилось странное выражение и что ее слегка прищуренные глаза уставились на какой-то невидимый предмет вдали.
- В чем дело?
- Прескотт, здесь что-то неладное. Я удивлена, что вы до сих пор не заметили этого сами…
- Что не заметил?
- Состояние замка, конечно.
- Этот проклятый дом почти разваливается от старости. Это я заметил.
- И в то же время вы говорите, что задолжали ремесленникам за ремонтные работы, которые в действительности не были сделаны.
Прескотт почувствовал себя, словно кто-то сильно ударил его кулаком в грудь или врезал со всего размаху пощечину и, наконец, разбудил его.
- Этот сукин сын… Ведь Эмерсон ведет записи в книгах, не так ли? Это его работа выплачивать жалованье прислуге, разбираться с кредиторами и…
- Да. Он управляющий имением, и делать записи в учетных книгах - одна из его обязанностей. Он занимался этим последние годы.
- И все это время он обворовывал Рейвенс Лэйер. И делал все это за нашей спиной. Оказывается что…
- Куда вы?
Прескотт вскочил со стула так резко, что тот чуть не опрокинулся.
- Вы мне не можете подсказать, где он?
- Даже не знаю.
- Я не видел его ни на одной ферме, когда сегодня утром делал объезд.
- Он, возможно, дома.
Схватив свою шляпу с крючка на стене, куда ее повесила Люсинда, Прескотт направился к двери.
- Где это?
- Его дом находится внизу у деревни. Пойдете по этой тропинке и, когда дойдете до развилки, вам нужно… - она замолчала и вздохнула, вспомнив, что Прескотт все еще не знал здешней местности, и, вполне возможно, мог заблудиться. - Хорошо. Я покажу вам сама.
Глава 6
Прескотт даже не задумался о правилах приличия и о том, что могут подумать люди в деревне, когда он, вскочив на лошадь, подхватил Люсинду и посадил ее в седло перед собой. Он очень спешил найти Эмерсона, а у них была только одна лошадь на двоих.
- Конечно, у меня были подозрения, - сказала она. - В Эмерсоне всегда было что-то мошенническое, даже когда он был еще ребенком. Но я не могу поверить, что у него нашлось столько наглости, чтобы действительно обворовывать имение, обирать доброго старого дядюшку Герберта. Если же это так, то его действия подсудны. Просто подсудны.
Она посмотрела через плечо на Прескотта и увидела злое решительное выражение в его глазах.
- Видите ли, он был единственным человеком, которого смог нанять дядя Герберт.
- Очевидно дядя Герберт сделал большую ошибку.
- В действительности у него просто не было выбора. Никто не хотел этого места.
- Никто?
- Никто. Слишком много работы входит в обязанности управляющего. Единственные, хотя бы немного подходящие для этой должности люди, - это фермеры, но у них…
- У них достаточно дел и у себя на фермах.
- Вот именно, - сказала она. - Во всяком случае жизнь не так проста в этих районах Корнуолла. Бог наградил богатством и беззаботной жизнью только немногих, остальным же приходится трудом и потом зарабатывать себе на жизнь и только мечтать о роскоши.
Желая получить представление о том, как долго Эмерсон заправляет в Рейвенс Лэйере и с каких пор началось его воровство, Прескотт спросил:
- Когда дядя Герберт нанял его?
- Незадолго до того, как с ним случился первый удар. Это было… Дайте мне вспомнить. Боже мой, это было три года назад, когда дядя ехал к одному фермеру по делам и внезапно упал с лошади. После этого он так и не смог встать на ноги. И даже поправившись, он мог только сидеть в кресле-коляске, потому что обе ноги и одна рука остались парализованными и совсем не двигались. Но сознание еще оставалось ясным, и он беспокоился за дела в имении, поэтому нанял управляющего, чтобы тот стал его глазами, ушами и ногами.
- Эмерсона?
- Да, Эмерсона. Дядя Герберт так гордился Рейвенс Лэйером, Прескотт. Это место было для него дороже всего в жизни. То обстоятельство, что теперь было невозможно объехать самому имение, ужасно расстраивало дядю Герберта, но он нашел выход из положения, доверившись Эмерсону. Первое время он еще помогал Гарику советами, чтобы тот делал все должным образом, но, к несчастью, через несколько месяцев после первого удара с ним случился второй. После него речь дяди стала невнятной, да и говорил он часто какую-то несуразицу - словом, умственные способности очень пострадали.
Люсинда даже вздрогнула, обратившись к столь печальным воспоминаниям. В последние месяцы жизни прислуге приходилось ухаживать за ним, как за младенцем.
- И как давно это было?
- Два года назад.
- И все это время Эмерсон имел полный контроль над имением? Подумать только, сколько же денег он присвоил, если начал воровать еще раньше.
- Должно быть, это то же самое, что привести ребенка-сладкоежку в кондитерский магазин и оставить его там без присмотра. Эмерсон ведь знал, что дядя Герберт не сможет проверить, как он управляет имением и куда тратит деньги, потому что старик был уже не в состоянии спорить с ним.
- И похоже на то, что и никто другой не задавал ему подобных вопросов. Негодяй! - взволнованно отреагировал Прескотт.
- Я и раньше подозревала, что тут творится что-то неладное. Работы, которые нужно было сделать в замке, так и оставались невыполненными. Поля заросли травой. Но я не могла никому сказать об этом.
- Почему?
- А кому бы я сказала?
- Властям для начала, - сказал Прескотт.
- Властям?
- Да. Разве у вас нет шерифа в этих краях? Кого-нибудь назначенного или выбранного людьми для охраны порядка?
На лице Люсинды появилась невеселая улыбка.
- Вы скоро узнаете, что нет никакого значения, есть у нас шериф или его нет, если он ничуть не лучше пустого места. Они с мэром Сент Кеверна проводят большую часть своего времени в деревенской пивной. А что касается "охраны порядка", как вы выразились, то у нас в Сент Кеверне никогда ничего криминального не случается.
- Ничего? Никаких убийств, ограблений или пьяных хулиганов, дерущихся друг с другом на улицах субботним вечером?
- Нет, ничего подобного. Случаются иногда одна-две небольшие ссоры по пустякам между соседями, но ничего более серьезного. Наша деревушка очень мала, и вы, как новый граф, являетесь единственным представителем власти в этом уголке Корнуолла.
- Хорошо, забудьте о Сент Кеверне. Разве не могли вы сказать об этом кому-нибудь в Лондоне?
- Вы имеете в виду адвокатов дяди Герберта?
- Хотя бы и их.
- Это же они как раз и посоветовали дяде нанять управляющего после того, как с ним случился первый удар. К тому же именно они составили документы о принятии Эмерсона на службу, дающие ему право распоряжаться имением по собственному усмотрению. Чем он, как видите, и занимался. Нет, было просто бесполезно обращаться за помощью к ним. Они все равно не поверили бы мне.
- Я не понимаю почему? Вы - член семьи, вы живете здесь и видите, что происходит в имении.
- Вы не понимаете, - сказала она. - Я здесь посторонняя. Да, моя фамилия Трефаро, но это не дает мне особых привилегий, Прескотт. Этого никогда не было. И будет лучше, чтобы вас не видели общающимся с таким человеком, как я, в высшем обществе.
- С таким человеком, как вы?
- Да.
- Вы моя кузина, Люсинда. Член моей семьи. Вы вовсе не какая-то посторонняя.
Мгновение она колебалась, думая, стоит ли объяснять все это ему, но у нее не было выбора. Он должен знать правду.
- Я не просто ваша кузина. Я ваша внебрачная кузина.
"Ну вот, - подумала Люсинда. - Я, наконец, сказала ему".
Сейчас она увидит, что так часто бывало при этом с другими, выражение недоумения, разочарования и подозрительности в его глазах. Затем появятся обличительные нотки в его голосе, и он постарается создать дистанцию между ними.
Но вместо того, чтобы бросать ей в лицо обвинения или, переминаясь с ноги на ногу, мямлить какие-то оправдания с целью как можно скорее избавиться от нее, Прескотт просто пожал плечами.
- Меня это совершенно не волнует, - сказал он. - Семья есть семья. А остальное не имеет для меня значения.
Ему было все равно? Это потрясающее открытие обрадовало ее больше, чем она осмелилась признаться самой себе и, сделав его, она почувствовала еще большую привязанность к своему кузену. О Господи, помилуй! Она, наконец-то, нашла мужчину, которого, казалось, совсем не трогал факт ее незаконного рождения. Но, может быть, он до конца не осознал того, что она сказала ему?
- Я не знаю, как у вас в Техасе, но здесь, в Англии, доброе имя значит для человека все. Из-за того, что я была рождена вне брака, мне отказывают в добром имени.
- Черт побери, нет, - сказал он сердито. - Вы такая же Трефаро, как и я. И никогда не позволяйте никому говорить вам что-либо другое. К черту все это, Люсинда, мы же с вами - семья.
- Но вы законнорожденный Трефаро. А я - нет. Это бремя, которого вы никогда не узнаете и никогда не сможете понять за всю свою жизнь.
- В этом вы правы. Не в силах оказаться на вашем месте и жить вашей жизнью, я не смогу этого понять. Но я понимаю одну вещь - это совершенный бред, чтобы вы расплачивались и чувствовали себя виноватой за то, что ваши мамочка и папочка сделали, или чего они не сделали. И еще хуже, что другие презирают вас за это. Как вы были рождены или когда - вовсе не ваша вина, и к тому же это не их дело. Во всяком случае для меня это не имеет ни малейшего значения. Я ведь техасец, помните.
- О, понятно. Вы, техасцы, не обращаете внимания на незаконнорожденность.
- По крайней мере не так, как оказывается, это делают англичане, это уж наверняка. Конечно, я не могу ручаться за всех техасцев, я говорю, только за тех, кого я знаю, но они склонны судить о человеке по тому, кто он есть и чего он достиг в жизни, нежели по тому, что сделали или не сделали его родители. Будь я проклят, Люсинда, но я знавал много людей, которые не знали своих отцов. Знавал и тех, кого вырастили двое родителей, и, поверьте мне, среди вторых найдется ничуть не меньше негодяев, чем среди первых. Возьмите, например, этого Эмерсона. Бьюсь об заклад, он знает своего папашу, но тот факт, что он является законнорожденным, не делает его хорошим человеком. Вы гораздо лучше его. Вы не были грубы со мной, когда мы в первый раз встретились. Вы были добры, готовы помочь, по-настоящему дружелюбны и, без всякого сомнения, вы… - он замолчал, не закончив свою мысль, осознав, что не может сказать ей, что она самая красивая женщина, которую он встретил в жизни. По крайней мере пока… - Вы лучшая садовница изо всех, кого я знаю. Поверите ли, я был знаком с дюжиной, а может, и большим количеством женщин, которые отдали бы частичку своей жизни за то, чтобы иметь такие же зеленые насаждения, как у вас.
- Зеленые насаждения?! - спросила она с улыбкой.
- Да, у вас есть талант выращивать прекрасные цветы.
- К сожалению, этого вовсе не достаточно, чтобы завоевать уважение среди моих земляков англичан. И вы скоро сами убедитесь в этом.
Прескотт хотел сказать ей, что он уже прекрасно все это знает, прочувствовал это на собственной шкуре, когда впервые встретился с семейством Кандервудов, своими родственниками по матери. Возможно, он был бы лучше подготовлен к этой встрече, если бы прислушивался к наставлениям своего брата Пайна. Но, не желая верить ему, он не уделял им ни малейшего внимания.
Прескотт с детства был приучен верить, что семья есть семья - частичка твоей плоти и крови, люди, к которым ты должен относиться с уважением и любовью и которые так же должны относиться к тебе. Даже если ты не чувствуешь к ним особой любви и уважения, ты должен быть с ними по крайней мере терпеливым. Но о Кандервудах нельзя было сказать ничего подобного. С первой же минуты их встречи с ним они были отдалены, безразличны и откровенно грубы. Они были так холодны с ним, что он мог сравнить их только со снежным бураном, который внезапно налетает, когда его меньше всего ждешь, и замораживает тебя до мозга костей. Честно говоря, Прескотт прекрасно понимал, что не навяжи ему сэр Генри этот проклятый титул, сделавший его графом Сент Кеверна, вряд ли кто-нибудь из Кандервудов уделил ему хотя бы минуту внимания. Когда он пытался обсудить со своими дядюшками и кузенами вопросы управления ранчо и разведения скота, они только задрали кверху носы. Ему пришлось утешаться лишь тем, что как купцы, люди городские, они все равно вряд ли понимали что-нибудь в этих вещах.