– Я никогда не видел вас раньше, – не собирался отпускать ее джентльмен. – И все же вы не кажетесь... – Он резко остановился, словно поймал себя на том, что чуть не сказал нечто такое, чего говорить не следует.
– Я не кажусь настолько юной, чтобы это был мой первый выход в свет, – закончила за него Миллисент. – Так оно и есть, сэр. Но вы правы: вы действительно не могли видеть меня раньше. Это мой первый приезд в Лондон.
– Тогда я должен сказать, что вы гораздо красивее и проницательнее любой девушки, которая впервые появляется в лондонском обществе.
– Я вижу, что вы умеете льстить, сэр.
– Вы меня обижаете. Я сказал правду. А вот вы мне польстили.
"О нет. Я абсолютно уверена, что он самый красивый из всех виденных мной мужчин". И она быстро сказала:
– Скажите, а вы сможете раздобыть что-то другое?
Его лицо выразило вопрос, а потом он уточнил:
– Другую леди?
Миллисент улыбнулась с довольным и понимающим видом и подняла к его глазам карандаш.
– Мне было бы очень неприятно, если бы вы что-то упустили из-за того, что не можете вписать свое имя в бальную карточку.
Он кивнул и неохотно улыбнулся.
– Полагаю, я сумею раздобыть что-то другое.
– В таком случае извините меня – я, кажется, обещала следующий танец одному джентльмену.
Незнакомец еще раз взглянул ей в лицо, а потом поднес к губам свою руку в перчатке. Он поцеловал ладонь, а потом медленно послал воздушный поцелуй Миллисент.
Неожиданный порыв желания охватил ее. Этот жест подействовал на нее сильнее, чем если бы его губы на самом деле коснулись ее.
Миллисент задохнулась.
Не сводя снисходительного взгляда с ее лица, он медленно и неохотно убрал руку, освобождая Миллисент дорогу.
Она колебалась мгновением дольше, чем следовало бы, потом бросилась мимо него.
Миллисент не оглянулась. Но как ей этого хотелось!
Глава 3
"Быть или не быть – вот в чем вопрос". Так думают все, когда мисс Элизабет Доналдсон отклоняет очередное брачное предложение, а лорд Данрейвен теряет терпение от бесплодных усилий полицейских с Боу-стрит. Граф заявляет, что сам найдет светского вора и отыщет своего пропавшего ворона.
Лорд Труфитт
Из светской хроники
Чандлер Прествик, граф Данрейвен, сидел за столом в "Уайтсе", в ярости оттого, что он только что прочел. Он резким жестом скомкал вечернюю газету и выругался.
– Чертовы сплетники! – угрожающе пробормотал он. – Неужели нужно вставлять мое имя в каждый раздел!
Отшвырнув газету в сторону, он взял свой стакан и посмотрел на янтарного цвета бренди, плескавшееся на самом донышке, и с такой же легкостью, с какой ночь переходит в день, его мысли обратились к женщине, которую он встретил вчера вечером.
Напиток был цвета ее глаз. Глаза – это первое, что он в ней заметил, когда она оказалась перед ним. Удивительные, интригующие, золотисто-карие глаза, в которых плясали искорки. Он напугал ее, но только на мгновение. Она быстро пришла в себя, очень внимательно оглядела его, а потом ее взгляд остановился на его лице.
Кто она такая? Чандлер был уверен, что никогда не встречал ее раньше, и так же уверен он был, что ему хочется увидеть ее снова. Она была хороша – с четко очерченными и слегка выгнутыми бровями того же соломенно-золотистого цвета, что и ее густые, аккуратно причесанные волосы. Прическа была для нее слишком строгой, но не портила ее классической красоты. Губы у нее были пухлые, изящной и соблазнительной формы, цвета темно-розовой гвоздики.
Чандлер вспомнил, как подумал тогда, что девушка старается приуменьшить свою привлекательность, и удивился, зачем она это делает. Большинство молодых представительниц высшего общества из кожи вон лезут, лишь бы сделать себя покрасивее.
Нежная прелесть ее лица и влекущие очертания женственной фигуры – не единственное, что привлекло его. Он был очарован ее острым умом и той уверенностью, с которой она держалась. Черт побери, все в ней привлекало его. Он даже одобрил то, как она вела себя в этой весьма щекотливой ситуации. Пристойно, но не чопорно, взволнованно, но без излишней чувствительности.
И еще она была смела. Да, необычайно смела, потому что оставалась в его обществе и разговаривала с ним так долго, хотя было ясно, что она – молодая девушка из общества. Большинство светских дам никогда не стали бы разговаривать с ним, не будучи представлены по всем правилам, из опасения, что их репутация погибнет безвозвратно. Она таких опасений не испытывала. Это было очень хорошим признаком – девушка явно не знает, кто он такой.
Некоторые молодые леди пытались привлечьего внимание, помахивая ресницами или веерами, роняя свои носовые платочки либо разговаривая так тихо, что он едва мог их расслышать. Но эта очаровательная леди была так уверена в себе, что пожелала не только разговаривать с ним, но и бросить ему вызов своим остроумием. Он был уверен, что она ни в коей мере не старалась обратить на себя его внимание, но именно это она и сделала.
Чандлер знал, что внешне он ей понравился сразу: ведь она сказала ему, что он красив, едва успев его рассмотреть. У него же, когда она стояла рядом, по телу побежали горячие мурашки, чего он не испытывал при общении ни с одной из женщин. Чандлер улыбнулся про себя, вспомнив, как ему было приятно, что девушка оценила его внешность, и в то же время как это удивило его. Кто она такая? И не та ли это женщина, которую он хотел бы видеть спутницей своей жизни?
Чандлер покачал головой, не чувствуя себя готовым к ответу на подобные вопросы. Слишком рано задавать себе такие вопросы о леди, даже имя которой ему неизвестно. Он согласен, в ней много привлекательного, но дальше этого признания Чандлеру заходить пока не хотелось.
После того как они расстались, девушка еще не раз в течение вечера попадалась ему на глаза. Разговаривая с людьми, она держалась уверенно, но не развязно. Чандлеру, правда, не хотелось признаваться себе, что он с интересом наблюдает за ней.
А теперь он сидит в "Уайтсе" в ожидании своего друга и думает об этой девушке, в то время как ему следовало бы сосредоточиться на проклятом ворюге, укравшем ворона. Эта массивная золотая птица из могилы египетского фараона была частью обстановки дома с тех пор, как было построено поместье Данрейвен, то есть уже около ста лет. Чандлер не мог допустить, чтобы о нем говорили, что, дескать, этот граф утратил самую ценную вещь из семейного наследства.
Чандлер взболтал бренди в стакане и заставил себя отбросить мысли о молодой леди, которая с такой легкостью привлекла к себе его внимание вчера вечером. Но отбросить лишь на время. Он еще увидит ее. Если она не постарается сделать так, чтобы их познакомили на одном из ближайших приемов, он сам это сделает. Он узнает, кто она. Уж это-то непременно.
Чандлер откинул назад голову и расслабился в своем удобном кресле с высокой спинкой. Его окружали клубные шумы – приглушенные разговоры, громкий смех и звяканье тяжелых стаканов о деревянные столы. Некоторое время он прислушивался к этим звукам, а потом мысли его устремились к тем событиям жизни, которые привели к появлению похитителя ворона.
Чандлер унаследовал титул графа Данрейвена в возрасте пятнадцати лет. Став главой семьи, он отнесся к своему положению серьезно и завершил свое образование как лучший ученик в классе. Он сумел настолько хорошо управлять огромными земельными владениями, которые оставил ему отец, что его состояние увеличивалось с каждым годом.
Вопреки ворчливым возражениям матери Чандлер занялся тем, что постарался должным образом выдать замуж трех своих сестер, прежде чем задуматься о собственной женитьбе. Пока же он довольствовался тем, что хорошо проводил время с постоянно менявшимися любовницами.
Когда же последняя из сестер вышла замуж, мать сказала, что дольше тянуть невозможно. Он должен жениться и произвести на свет наследника, чтобы титул не перешел к какому-либо родственнику. С этого времени Чандлеру приходилось отражать настойчивые попытки матери женить сына на подходящей молодой леди.
В первый же год, когда он освободился от обязанности сопровождать сестер при их выездах в свет и в "Олмакс", Чандлер почувствовал себя орлом, расправившим крылья. Со своими добрыми друзьями по Оксфорду, Джоном Уикнемом-Тикнемом-Файнзом и Эндрю Тервиллгером, он позволял себе слишком много пить, слишком часто играть в карты и на скачках и развлекаться одновременно более чем с одной любовницей.
Его раздражало, что он постоянно фигурировал в светской хронике. Большая часть сведений, написанная о нем и двух других членах "скандальной троицы", как сплетники любили называть Чандлера и его друзей, была неправдой. Но Чандлер никогда не брал на себя труд оспорить какое-либо из этих нелепых обвинений, пока год назад не оказался на грани дуэли из-за истории, опубликованной в одной из газет.
Вряд ли желал он еще чего-нибудь так страстно, как узнать имя того, кто подсматривает за ничего не подозревающими людьми и пишет эти презренные заметки.
Чандлер не мог отрицать, что дебоширил в поздней молодости и что наслаждался этим, будучи свободным от всякой ответственности, но недавно его беспечный образ жизни утратил для него свою привлекательность. Он постепенно, но безвозвратно покончил со своими безумствами.
Чандлер наконец признался себе, но только себе, что его мать права. Пора ему обзавестись женой и сыном, который унаследует титул Данрейвенов.
Он не хотел, чтобы его друзья знали, что он подыскивает себе жену. Они стали бы немилосердно изводить его, а мамаши, ищущие женихов своим дочкам, выстроились бы в очередь, чтобы продемонстрировать ему своих невинных крошек. Нет, он уже давно понял, что у него нет никакого желания получить жеманно хихикающую девицу, только что вышедшую из классной комнаты.
Мать Чандлера, с тех пор как младшая из сестер вышла замуж, перестала устраивать приемы в лондонском особняке Данрейвенов. Но в этом году она нарушила традицию оставаться в Кенте и устроила один из первых приемов в сезоне, надеясь подтолкнуть сына к женитьбе.
Наутро после этого приема Чандлер был ошеломлен и разъярен: домоправительница сообщила ему, что светский вор, как лондонские газеты именовали грабителя, украл бесценную семейную реликвию – золотого ворона, стоявшего на высокой каминной полке в библиотеке Чандлера.
Мысли о поисках жены испарились тут же. Мать заявила, что возвращается домой в Кент и намерена оставаться там, пока он не осознает всю серьезность выбора своей будущей супруги.
Чандлер сознавал эту серьезность. Просто он не мог ничем другим заниматься, пока не поймает светского вора и не вернет золотого ворона, прежде чем тот будет продан или отдан в переплавку.
Стук бильярдных шаров оторвал Чандлера от грез. Он глотнул бренди. Итак, единственным результатом приема, устроенного его матерью, оказалась полученная светским вором возможность проникнуть в их лондонский дом и ограбить его. Чандлер не заметил там ни одной женщины, будь то невинная девица или вдова, которая бы заинтересовала его. Вообще он должен был признать, что со времени его короткой, но пылкой связи с красавицей леди Ламсбет никто не очаровывал его так, как молодая леди вчера вечером. Как отмечалось в разделе светской хроники, его встреча с мистером Перси Доултоном, одним из лучших специалистов по поимке воров с Боу-стрит, ни к чему не привела. Мистер Доултон расследовал участившиеся кражи в лучших домах Лондона. Но откуда узнали об этом скандальные писаки?
Хотя Доултон и славился на Боу-стрит своим умением ловить воров, до сих пор он и его полицейские ничуть не продвинулись в поисках светского вора. Мало того, они заставили большую часть светских людей почувствовать себя под подозрением своими неуместными и глупыми вопросами относительно украденных произведений искусства и драгоценностей.
Конечно, думал Чандлер, самое примечательное во всем этом то, что кражи произошли в трех разных домах и никто из присутствующих не признался в том, что видел кого-то, хоть чем-то вызывающего подозрение. Но, как он напомнил Доултону, люди редко замечают, как карманник вытаскивает у них кошелек.
Преступники – мастера таких дел. Однако здесь все странно и непонятно. Ведь почти все гости, присутствовавшие на этих приемах, были известны кому-то в обществе. Во время сезонов приемы в частных домах практически не посещают случайные люди. А это значит, что среди них есть грабитель, выдающий себя за джентльмена.
– Ты заказал бренди? Вот и славно. Но что это? Только один стакан? Или ты забыл, что я должен присоединиться к тебе? Быстро же мы бросаем друзей!
Чандлер посмотрел в темно-карие глаза своего давнишнего друга Джона Уикнема-Тикнема-Файнза, больше известного в Лондоне как лорд Чатуин. Это был высокий, красивый молодой человек с густыми волосами, такими же темными, как и его глаза. Подобно Чандлеру, его друг был широк в плечах и груди. Держался он с должной степенью самомнения и обладал умением улыбаться так, что у женщин начинала кружиться голова.
– По правде говоря, ты здорово опоздал. Я уже решил, что ты не придешь, и готов был смириться с тем, что все кончилось, не начавшись.
– Прости, что заставил тебя ждать.
– Ничего страшного, – сказал Чандлер. – Я думал, ты все еще веселишься, то есть танцуешь с барышнями. Их в этом году как-то больше обычного.
Как Чандлер и Эндрю, Файнз старался выяснить, скольких дебютанток он сумеет уговорить совершить с ним запретную прогулку по саду. Как бы ни была дурна репутация "скандальной троицы", каждый сезон неизменно находилась парочка новеньких, которые не могли перед ними устоять.
– Ты, верно, выпил лишнего, дружище. Ведь уже почти светает. Все балы давно закончились. Я действительно решил, что ты давно ушел, и заглянул только на всякий случай – а вдруг ты здесь. Оказалось, правильно сделал.
Файнз окинул взглядом комнату, заметил лакея и жестом велел ему подать бренди, а потом плюхнулся в кресло напротив Чандлера и сделал попытку ослабить узел галстука.
Чандлер поерзал в кресле и оглядел тускло освещенную комнату. Большинство столов не было занято. Не приходилось сомневаться, что к этому часу игральные залы тоже опустели – лишь самые заядлые игроки и пьяницы оставались встречать здесь рассвет.
– Знаешь, я даже не заметил, что сижу здесь так долго.
– Сдается мне, ты витал в облаках.
Файнз слишком хорошо знал его, и Чандлер не был уверен, что сейчас это ему нравится так же, как нравилось когда-то.
– Не делай из меня слабоумного старца.
– Год назад я нашел бы тебя за карточным столом, а теперь ты сидишь и пьешь в одиночестве.
– Я просто расслабился. Лучше расскажи, где ты был, пока я терпеливо ждал тебя.
– Скорее нетерпеливо, старина. Не пытайся меня одурачить. Я слишком хорошо тебя знаю. – Он откашлялся и фыркнул. – Я только что от Энн. Прости, что задержал тебя, но я был в ударе и не хотел упускать такого случая.
Чандлеру стало немного завидно. Последнее время у него не было никакого настроения встречаться со своей любовницей, поэтому не более чем месяц назад он отделался от нее, снабдив значительной суммой. В прежние времена он обзавелся бы новой связью еще до конца дня, но теперь Чандлер испытывал беспокойство и чувствовал, что ищет либо чего-то большего, либо вообще другого.
– Так скажи же, какой из тех бриллиантов, с которыми ты сегодня танцевал, вызвал у тебя желание повидаться с Энн?
– Все. – Файнз рассмеялся. – Ты же знаешь, как я люблю красивых женщин, и будь такое возможно, я бы всех уложил в свою постель.
– Ты, Файнз, любишь всех женщин, а не только красивых.
– Верно. Дело в том, что мне нравится менять свои предпочтения – то одна женщина, то другая. По-моему, ужасно скучно остановиться на одной, как ты считаешь?
"Скучно остановиться на одной?" Раньше Чандлер тоже так думал, но теперь собирался именно так и поступить – после того как вор будет пойман.
– Хм. Уж не собираешься ли ты прийти к какому-то завершению?
– Черт побери, Данрейвен, конечно, нет. Не пугай меня в такую рань. Это не для меня. Чтобы я вдруг женился? – Он покачал головой. – Провалиться мне на этом месте, если я это сделаю. – Файнз взял бутылку бренди и щедро наполнил поставленный перед ним стакан.
Чандлер рассмеялся.
– Ничто не доставило бы мне большего удовольствия, чем такая картина: молодая леди сбивает тебя с ног и вынуждает пасть к своим ногам.
Файнз скорчил гримасу.
– Что за ужасная мысль. Скорее я паду ниц перед королем. Это, конечно, Эндрю заронил в твою голову всю эту чушь. Как раз вчера он мне сказал, что хотя бы один из нас должен начать вести себя прилично, пока еще общество не поставило на нас крест и не отвернулось, перестав видеть в нас женихов для своих дочерей. Ты можешь поверить в такой вздор?
– Мне он тоже говорил что-то подобное, но вряд ли такое возможно.
– Воистину. – Файнз сделал глоток. – Чертовски здорово, что деньги и титул смывают множество прошлых грехов. Можешь не сомневаться – как только мы подадим сигнал, барышни выстроятся в очередь, приготовив сундуки со своим приданым.
Чувствуя, что шуточки Файнза сегодня ему не по душе, Чандлер осушил свой стакан.
– Полагаю, пора по домам.
– Я только что пришел, – возразил его друг. – А где наш Эндрю?
– Он, без сомнения, уже отправился домой. Как ты совершенно правильно заметил, уже почти светает.
– Похоже, тебя все еще огорчает история с украденным вороном.
Чандлер постарался, чтобы лицо не выдано его негодования и отчаяния.
– Да нет, не особенно, – солгал он.
– Правда?
– Я уверен, что рано или поздно того, кто его украл, найдут.
– Да, но только может оказаться слишком поздно. Ворона нетрудно переплавить в кусок золота. И тогда все будет кончено – ворон исчезнет навсегда.
Чандлер стиснул зубы, а потом усмехнулся:
– Очень мило с твоей стороны напомнить мне об этом.
– Факты – вещь упрямая, Данрейвен, с этим ничего не поделаешь. – Файнз подкрепился добрым глотком бренди. – Вообще-то это вполне могло уже произойти.
– Да уж, умеешь ты поднять человеку настроение.
– В этом деле есть одна хорошая сторона. Такую вещь нелегко продать торговцу или коллекционеру. Она слишком узнаваема.
– Верно.
– Придется им ее расплавить.
– Черт побери, Файнз, хватит!
– Я не хочу, чтобы ты питал ложные надежды.
– Этого просто быть не может, когда ты рядом.
– Сколько же времени эта штуковина пробыла в вашей семье? Наверное, лет сто или около того?
Файнз никогда не понимал, когда нужно замолчать. Чандлер оттолкнулся от стола и встал.
– Так долго, что я сделаю все, что в моих силах, чтобы найти вора и вернуть эту вещь.
– Не стоит уходить в таком раздражении, – сказал Файнз. – Я еще не допил.
– Зато я допил.
– Вижу, ты злишься, потому что я ходил к Энн и заставил тебя столько прождать.
Чандлер улыбнулся.
– Я бы в жизни не стал завидовать ни другу, ни врагу, зная, что тот ходил на свидание к любовнице. И тебе это известно. Но завтра днем у меня деловая встреча.