Но теперь не помогало ничего. Он целыми днями занимался в "Двенадцати колоннах" хозяйственными делами, но все равно его ежеминутно осаждали мысли о мисс Роуленд. Что бы он ни делал, уединившись в своей спальне, на следующий день фантазии и мечты о ней распаляли его с утроенной силой. И ему казалось, что он настолько глупел от этих мечтаний, что путался даже в самых простых квадратных уравнениях, а уж интегралы с логарифмами и вовсе превращались в неразрешимую задачу.
Ох, если бы все дело было просто в разбушевавшейся похоти! Увы, Камден чувствовал, что его волновало не только тело Джиджи. Его волновала ее душа.
Матери Теодоры – при всей ее напористости и решительности – было далеко до несгибаемой миссис Роуленд.
У графини фон Швеппенбург по крайней мере имелось оправдание: она была бедная хотела обеспечить свое будущее за счет выгодного замужества, дочери. Тогда как миссис Роуленд хотела только одного – удовлетворить свое дьявольское честолюбие. Тем не менее мисс Роуленд нисколько не боялась своей матери. И если уж на то пошло, то это миссис Роуленд трепетала перед своей дочерью.
Через два дня после их случайной встречи Камден нанес Роулендам официальный визит в сопровождении сводах родителей и брата с сестрой – Клаудии и скучающего Кристофера. Клаудию настолько поразили греческие мраморные изваяния, мебель времен Людовика XIV и картины эпохи Возрождения, украшавшие главную гостиную хозяев, что она упросила провести экскурсию по всему дому.
Пока родители Камдена мило беседовали с миссис Роуленд, мисс Роуленд покорно водила трех визитеров младшего поколения по гостиным, библиотеке и солярию. Кристофер отчаянно скучал и наконец в галерее, перед портретом Каррингтона – очевидно, это был подарок покойного герцога по случаю помолвки, – выдержка изменила ему, и он, как всегда в таких случаях, превратился в дерзкого юнца.
– Мама не раз говорила, что кузен Каррингтон – редкостный болван, – с усмешкой заявил Кристофер. – Вы, мисс Роуленд, наверное, выйдете за любого прохвоста – только бы у него имелась корона с земляничными листьями.
Джиджи, однако, нисколько не смутилась.
– А вы, милорд Кристофер, с вашим редкостным обаянием и тощим кошельком женитесь на первой же богатенькой мисс, которая примет ваше предложение.
Камден покосился на брата и едва не расхохотался, увидев, как вытянулась у того физиономия. Конечно же, Кристофер был дерзким мальчишкой, но он все равно оставался родственником английских герцогов и баварского принца. Любая другая девица, сознавая неравенство, молча стерпела бы грубость или обратила бы все в шутку, но мисс Роуленд, напротив, дала наглецу достойный ответ и мастерски поставила его на место.
В отличие от матери, которая обставила дом с тонким намеком на свою образованность – украсила его микенской бронзой и яркими фресками, – Джиджи не считала нужным доказывать всем и каждому, что она в состоянии отличить Антифана от Аристофана. Ее вполне устраивало, что предки ее отца всего несколько поколений назад стирали белье и возили уголь для тех самых благородных семейств, с которыми она теперь намеревалась породниться.
Камдена восхищала ее уверенность. Она знала себе цену и не подстраивалась под мнение тех, кто судил о ней по родословной. Но, отказываясь заискивать перед дураками и угодничать, она обрекала себя на одиночество – как в горе, так и в радости.
Камден свел коня вниз по склону. Дойдя до самой кромки воды, он сел в седло и переправился через ручей. На другом берегу спешился и привязал жеребца к дереву, К этому времени Джиджи уже успела подняться на ноги и смахнуть с юбки пыль.
– Рад видеть вас, мисс Роуленд. – Повинуясь порыву, Камден не подал ей руку, а обнял за плечи и поцеловал в холодные щеки; он был чужеземцем в здешних местах и не преминул этим воспользоваться. – Ох, простите… Должно быть, мне показалось, что я еще во Франции.
Их взгляды встретились. Глаза Джиджи были почти угольно-черными, так что границу между зрачком и радужной оболочкой можно было различить только с неприлично близкого расстояния. Она на миг потупилась – длинные ресницы эффектно выделялись на фоне бледной кожи, – а потом снова взглянула на него.
– Не стоит извиняться, милорд. Ничего страшного, что вы заигрываете с девушкой, на которой не собираетесь жениться. Я не против.
Камден не смутился, хотя следовало бы.
– А вы заигрываете с мужчинами, за которых не собираетесь замуж?
– Разумеется, нет, – ответила она. – Я не заигрываю даже с теми мужчинами, за которых собираюсь замуж.
Какая милая тигрица! Днем – своенравная принцесса, а ночью – огненный вихрь.
– Наверное, вместо этого вы беседуете с ними о гроссбухах, – съязвил Камден.
Губы Джиджи тронула улыбка.
– Нет, я предпочитаю действовать прямо и решительно.
От этих слов маркиза бросило в жар. Действуй она еще решительнее той ночью, он не выпускал бы ее из постели до тех пор, пока их не застукала бы миссис Роуленд.
– Сегодня холодно, – заметил Камден. – Сидели бы лучше дома.
Здешняя зима не шла ни в какое сравнение с зимами на Дальнем Севере. Там температуры падали до таких ужасных отметок, что для согрева ей понадобилась бы не чашечка шоколада, а бутылка водки и голый мужчина под боком.
Джиджи вздохнула.
– Да, знаю. Я уже пальцев ног не чувствую. Но только так я могу хоть немного побыть в одиночестве. С тех пор как вы у нас заночевали, мама мне все уши про вас прожужжала. Ей никак не втолкуешь, что я уже сделала все возможное, чтобы вы стали ее зятем. После удачи с Каррингтоном она решила: стоит мне только захотеть – и мужчина кинется предлагать мне руку и сердце.
– Хотите, я помогу вам развеять ее иллюзии?
Джиджи помотала головой.
– Видите ли, она познакомилась с мисс фон Швеппенбург в прошлом сезоне. Не хочу обидеть мисс фон Швеппенбург, но никакие ваши слова не убедят мою мать в том, что эта девушка подходит вам больше, чем я.
С этим было трудно спорить. Но еще труднее было помнить о своих благородных намерениях, стоя рядом с мисс Роуленд и понимая, что она жаждет отдаться ему, жаждет стать его женой.
Нет, нельзя думать только о себе. Теодора пропадет без него. Мир пугал ее, и он не мог бросить бедняжку на произвол судьбы.
Мисс Роуленд посмотрела на часики, которые болтались у нее на запястье.
– Ах, уже половина четвертого! Мне пора идти. А то мать опять бросится разыскивать меня по всей, округе. – Она протянула ему руку. – До свидания, лорд Тремейн.
Камден пожал протянутую ладошку, однако не выпустил ее из своей руки. Ему не хотелось, чтобы мисс Роуленд уходила. Нет, он не собирался воплощать свои фантазии в жизнь и устраивать бурные любовные игры. Ему просто требовался разумный и достаточно пристойный предлог, чтобы она побыла с ним чуть подольше.
Вот только находчивость ему изменила. Он не мог придумать подходящий предлог. И не мог выпустить ее руку.
А у Джиджи в голове царил сумбур из надежд и страхов. Она прекрасно понимала, что им следует сейчас распрощаться, как и подобает благовоспитанным людям. И в то же время ей ужасно хотелось, чтобы он заключил ее в объятия и поцеловал.
Но Тремейн не стал ее целовать. Отступив на шаг, он склонил голову к плечу и с усмешкой проговорил:
– Я не оправдываю ваших ожиданий, не так ли?
Такого поворота Джиджи никак не ожидала. Лорд Тремейн оказался очень находчивым человеком, и можно было лишь восхищаться его находчивостью. До этой минуты она и не подозревала, что он такой знаток по части щекотливых ситуаций. Ловкость, с которой он вышел из затруднительного положения, одновременно изумляла и настораживала. Или он все-таки с ней заигрывает? Может, затеял легкую интрижку, чтобы скрасить каникулы в провинциальной глуши?
– Это уж вам судить, милорд, – уклончиво ответила Джиджи.
– Возьмите моего коня, мисс Роуленд. Я настаиваю.
И тут Джиджи вдруг поняла, что Тремейн тоже волнуется. Да-да, он ужасно волновался – просто пытался изобразить невозмутимость.
Это открытие воодушевило Джиджи, и сердце ее радостно подпрыгнуло. Взглянув на маркиза с улыбкой, она сказала:
– Я не езжу верхом. Неужели забыли?
Камден шумно выдохнул и пробормотал:
– Ах да, конечно… Но почему? – К нему уже вернулась прежняя сдержанность. – Не верится, что ваша мать упустила из виду уроки верховой езды.
Мисс Роуленд пожала плечами:
– Мама тут ни при чем. Просто я решила, что не буду ездить верхом.
– Но почему? Мне кажется, вам понравилось бы. Ведь лошади дарят невероятное чувство власти и свободы.
Когда-то ей все это нравилось, и еще как! Она обожала ездить верхом. Пока не упала с лошади во второй раз, сломав три ребра и руку в двух местах.
– Я боюсь лошадей, вот и все.
– А почему вы их боитесь? Они куда добрее и разумнее престарелых дам с замашками герцогинь. Насколько я понял, последних вы не боитесь, верно?
Джиджи улыбнулась, но тут же, нахмурившись, проговорила:
– Я дважды падала с лошади. Во второй раз – очень неудачно.
Камден с сомнением покачал головой.
– Звучит не очень-то убедительно. Все падают с лошади во время обучения. Что же случилось на самом деле?
Какая ему разница? Это не его забота. По крайней мере, до тех пор, пока он связан словом с другой. Джиджи решила так и сказать, но вдруг, сама того не желая, выпалила:
– Нашелся как-то один негодяй! Оскорбленный охотник за богатыми невестами!.. Он затаил злобу на мою мать, потому что та не подпускала его на пушечный выстрел, и решил отыграться на мне. Наскреб деньжат, которые еще оставались в его кошельке, и подкупил нашего конюха.
Правда, в первый раз Джиджи отделалась легким испугом: когда лопнул седельный ремень, она как раз приостановила коня, поэтому просто съехала вниз и приземлилась на что-то мягкое.
– К счастью, мне повезло. Доктора сказали, что все могло закончиться гораздо хуже. Я могла бы пролежать в постели много месяцев, возможно – всю оставшуюся жизнь.
Мистера Генри Гайда – злодея, который чуть ее не покалечил, – арестовали через два дня по обвинению в другом преступлении. Видимо, он так отчаянно нуждался в деньгах, что попытался отравить свою овдовевшую тетушку ради двухсот фунтов, которые та пообещала в качестве завещания. Негодяй умер в тюрьме.
Лорд Тремейн внимательно выслушал ее рассказ. По его серьезным глазам нельзя было определить, грустно ему или противно. Джиджи уже пожалела о своей откровенности. Что толку обременять маркиза подробностями той мерзкой истории?
– Пожалуйста, подождите минутку, – попросил он. Камден подошел к своему коню и отвязал его. Потом направился к девушке. Он двигался на удивление легко и грациозно, и, несмотря на кажущуюся медлительность его походки, расстояние между ними стремительно сокращалось. Высокие сапоги для верховой езды доходили ему почти до бедер. На нем были коричневые бриджи в обтяжку, и Джиджи пришлось проявить выдержку, чтобы не уставиться туда, куда не следовало.
– Прогуляемся? – спросил он с едва заметной улыбкой.
Джиджи кивнула:
– Да, конечно. – Она не знала, что у него на уме, но это не имело значения. С ним она была готова на все – даже расстаться с девственностью по первому его слову, и к черту брачный контракт. С тех пор как они встретились, Джиджи каждое утро просыпалась со сладостным томлением в сердце, которое радовалось, любя, и вместе с тем заходилось от ужаса. Когда же она просыпалась, то не знала, как ей выдержать день в разлуке с ними как пережить их следующую встречу.
Дорога, уходившая в гору, вывела их на ровный луг, побуревший с приходом зимы и укрытый со всех сторон густым перелеском. Молодые люди, подошли к покосившемуся от дождя и ветра столбу, возле которого когда-то переседлывали лошадей. Там лорд Тремейн остановился, привязал жеребца, снял с него вею упряжь и аккуратно сложил ее на землю.
– Что вы задумали? – насторожилась девушка. – Собираетесь прокатиться без седла?
– Подойдите поближе, – попросил он. – И смотрите на меня.
Как будто она могла смотреть куда-то еще, когда он рядом.
Камден заглянул жеребцу в глаза и в уши, затем тщательнейшим образом осмотрел его со всех сторон, не забыли про копыта.
– Все-таки придется его продать, – сказал он. – Каррингтон умел выбирать лошадей. Жаль, что выбирал он их не по средствам.
Подняв с травы, потник, маркиз расправил его и накинул на спину коня. Потом сложил стальные стремена поверх седла и свернул подпруги, чтобы они ненароком не ударили жеребца. Только после этого он поднял седло и опустил его на спину животного с такой осторожностью, будто опускал в ванночку младенца. Чуть надвинув луку находку, Тремейн отступил на шаг и снова принялся осматривать жеребца.
Джиджи смотрела на своего спутника с искренним удивлением; Самое серьезное физическое усилие, до которого могли снизойти ее знакомые джентльмены, – это вскинуть к плечу охотничье ружье. Маркиз же у нее на глазах выполнял обязанности конюха с таким видом, словно делал это постоянно. Каждое его движение было четким и выверенным, и все выполнялось быстро и аккуратно. Джиджи начала понимать, чем вызвана уверенность маркиза: просто его врожденная решимость подкреплялась знаниями и опытом.
– Потрогайте подпругу, – велел он.
Джиджи повиновалась. Ремень был крепкий и добротный. Камден заставил ее подергать седельные ремни и лично удостовериться, что все крепления в порядке. Только тогда он продел ремень в пряжку и затянул подпругу, а затем проверил, не жмет ли коню упряжь.
Джиджи внимательно следила за руками маркиза – такими умелыми, ловкими, проворными… и невероятно чувственными в обтягивающих пальцы черных перчатках.
В очередной раз осмотрев копыта жеребца и убедившись, что с ним все в порядке, Тремейн с улыбкой повернулся к девушке:
– Мисс Роуленд, вы ведь, кажется, уже поняли, чего я хочу, не так ли? Вам следует понять, что вы боитесь вовсе не лошадей, а людей, которые желают вам зла.
Джиджи передернула плечами.
– Какая разница?
Он протянул ей руку.
– Мне нравится, что вы бесстрашная.
Джиджи невольно отступила на шаг – на нее нахлынули ужасные воспоминания. Ей тотчас же вспомнилось то бесконечное мгновение, когда она падала на землю. И вспомнились долгие часы, проведенные в постели.
Можно сказать, что именно это происшествие и побудило Джиджи изменить свою жизнь. Она решила, что должна сделать блестящую партию и выбиться в сливки общества. С нее довольно, она и так уже настрадалась от своего богатства. Уж лучше самой охотиться, чем быть добычей. Через три месяца "Вересковый луг" перешел в ее законное владение. А еще через несколько недель она начала осаду "Двенадцати колонн".
Немного помедлив, Джиджи все же вложила свою руку в руку лорда Тремейна. Он внимательно посмотрел на нее испросил:
– Готовы?
– Но ведь это не дамское седло, – сказала она.
– Что-то подсказывает мне, что вы умеете ездить и в обычном седле, – ответил Камден, весьма довольный своей проницательностью. – Давайте же. Для начала – всего пятьдесят ярдов. Тихая, спокойная прогулка, не более того. Не беспокойтесь, я подержу поводья.
Джиджи знала, чего маркиз добивался. Он хотел, чтобы она преодолела свой страх и чтобы именно он помог ей в этом. Если бы такой разговор зашел у нее с кем-нибудь другим, она бы не задумываясь приняла вызов – только бы не выдать свою слабость.
Но с Камденом все было иначе. Она не боялась, что он разглядит ее ахиллесову пяту. Почему-то ей казалось, что с ним можно откровенничать, сомневаться в себе, а порой и дрожать от страха.
Что ж, она сядет на этого коня, но сядет только для того, чтобы сделать ему приятное. Пусть думает, что изменил ее жизнь. Кто знает, может ей удастся преодолеть эти пятьдесят ярдов, если она вцепится в седло, стиснет зубы и будет истово молиться всем божествам, у которых есть хоть толика сострадания к одиноким заносчивым девушкам.
– Обещаю не пялиться на ваши хорошенькие ножки, если вас это беспокоит, – сострил маркиз.
– Вам не следует упоминать мои ножки. И они вовсе не хорошенькие.
А ее башмаки на шнуровке меньше всего напоминали модные, расшитые стеклярусом туфельки с кружевными оборками, словно нарочно придуманные для того, чтобы у мужчин слабели колени, если мысок такой туфельки ненароком выглянет из-под платья.
– Это мне судить, – ответил Камден. – Ну что?
– Хорошо. Но только пятьдесят ярдов.
Эту сумасбродную затею стоило одобрить хотя бы ради восхищения, вспыхнувшего в глазах лорда Тремейна. Опустившись на одно колено, он сложил ладони чашечкой. Сделав глубокий вдох, Джиджи ухватилась одной рукой за поводья, другой – за луку седла и поставила левую ногу на руки маркиза. Он с силой подтолкнул ее, и она, перекинув правую ногу через круп коня, оказалась в седле.
Жеребец фыркнул и ударил в землю копытом. Джиджи взвизгнула и потянулась к уздечке, но Камден вовремя перехватил ее руки.
– Не бойтесь, – сказал он тихо. – Не бойтесь, пожалуйста. – Он поднял на нее глаза: с тех пор как умер отец, никто не смотрел на нее таким спокойным, таким ободряющим взглядом. – Не волнуйтесь, мисс Роуленд. Со мной вы в безопасности.
– Надо было попросить вас стать моим конюхом, а не мужем, – пошутила Джиджи.
В ответ маркиз лишь усмехнулся:
– Держитесь крепче.
Он повел коня медленным шагом. Боже милостивый! Ей казалось, что до земли добрых пятьдесят футов. И казалось, что с каждым мгновением земля становится все дальше от нее. Джиджи уже забыла, что значит сидеть на огромном, высоченном жеребце. Разумеется, она понимала, что конь ступает мягкой осторожно, но все равно чувствовала себя так, словно ее усадили на дикого мустанга, который вот-вот ее сбросит. Внезапно у нее закружилась голова, а к горлу подкатила тошнота. Ей хотелось обхватить жеребца за шею и изо всех сил стиснуть ногами его бока. А еще лучше – слезть сию же секунду.
– Вы ведь никакой не лорд Тремейн! – в отчаянии прокричала Джиджи, чтобы хоть как-то отвлечься. – На самом деле вы нищий, который похож на него как две капли воды. Вы с ним решили поменяться местами, чтобы заморочить всем голову и повеселиться от души.
Маркиз рассмеялся:
– Вы правы, мисс Роуленд. Я действительно нищий. Правда, я связан родством почти со всеми королевскими династиями Европы, поэтому изредка наряжаюсь в модный костюм, выхожу в свет и пью шампанское со своими благородными кузинами. А потом переодеваюсь в лохмотья и иду работать в конюшню. По правде говоря, нам вообще не стоило держать лошадей. Но отец сказал, что с таким же успехом можно вовсе не носить шляпу и башмаки. На лошадях он категорически отказался экономить, несмотря на все мои уговоры.
Джиджи настолько ошеломила, его откровенность, что она тут же забыла об опасности.
– И ваши родители пошли, на это… на это безрассудство?
– Родители на все закрывали глаза и делали вид, что я прекрасно управляюсь с хозяйством. Они убеждали себя, что мое достоинство при этом нисколько не страдает. И что я не играю на деньги в том лицее, который в данное время посещаю.