– Но мы даже не знаем, какая она, – дрожащим от эмоций голосом вставила леди Фэнни. – Он восстановил ее против меня!.. О, этот ужасный, злой старикашка! Я всегда ужасно его боялась!
– Он умер. А девушка должна будет подчиниться, как только поймет, что я не потерплю никаких штучек и дурацких выходок!
С этими словами сэр Эдгар отбыл в свой клуб, а леди Фэнни пришла в себя настолько, что даже приказала подать экипаж для объезда магазинов, письмо же по привычке небрежно бросила на туалетный столик, среди рассыпанной пудры и полупустых флакончиков из-под духов.
– Поглядите-ка на это, миссис Дженкс! – объявила Эдамс, бывшая личной горничной леди Фэнни в течение десяти лет и поэтому считавшая себя равной экономке, сухой, неприятной особе с вечно поджатыми губами, служившей у сэра Эдгара еще дольше, до его женитьбы, о чем она любила напоминать другим слугам. – Еще письмо из Индии, опять об этой ее дочери. Миледи рыдала, когда я пришла ее причесывать. Подумать, дитя, которое тебе вовсе не нужно, объявляется через столько лет, да еще и стало настоящей цыганкой! Если спросите меня, – понизила голос Эдамс, – от девчонки добра не будет. В точности как ее отец, дурная кровь! Недаром леди Фэнни говорила мужу, что все Дэнджерфилды – безумцы, а эта девушка, эта мисс Ровена…
– Леди Ровена, прошу об этом не забывать, – холодно оборвала миссис Дженкс, поднося к глазам письмо.
Эдамс окинула экономку завистливым взглядом. Повезло же, умеет читать!
– Ну?! Что там?! – не выдержала она, и миссис Дженкс сухо поджала губы.
– Она убежала. Одна.
– Неужели?!
– Но за ней послали солдат, и та леди, что написала письмо, говорит, что как только ее найдут, сразу посадят на корабль, отправляющийся в Англию.
– Неужели?! – выдохнула Эдамс. – Бедная леди Фэнни! Что она будет делать с такой сумасбродной девчонкой?
– Сэр Эдгар в два счета ее укротит. Он-то уж не допустит никаких капризов, поверьте!
– О чем там еще говорится? Письмо такое длинное!
Миссис Дженкс с видимой неохотой нацепила очки, хотя, по правде сказать, просто сгорала от любопытства.
"Представить только – сбежала! Неприятная история, – думала миссис Дженкс. – Чтобы девушка из приличной семьи делала что вздумается да еще и связалась с туземцами! Миссис Ликок – жена епископа и скорее всего не решилась написать, как было на самом деле, не желала огорчить леди Фэнни. Одно ясно: леди Ровена вела себя неприлично, если не хуже".
– Ну, продолжайте, миссис Дженкс, – тяжело дыша, попросила Эдамс, заглядывая через плечо экономки. – Неужели все так уж плохо?
В голосе звучала явная надежда, но миссис Дженкс окинула проныру холодным взглядом.
– Здесь говорится, что она упряма, высокомерна и никого не желает слушать. Миссис Ликок пишет, что леди Ровена груба с каждым, кто пытается дать ей совет, даже когда дамы пришли, чтобы утешить ее, велела всем убираться к дьяволу. Объявила, что все они узколобые ханжи и лицемеры и что дед никогда их не любил. Шокировала всех, показав письмо, где сказано, что лорд Мелчестер желает, чтобы его тело сожгли, в точности как этих язычников-индусов!
– Господи, помилуй нас! – потрясенно прошептала Эдамс.
– Конечно, епископ не мог этого допустить! Неслыханно!
– И что же?
– Она не явилась на похороны, сбежала, захватив только свою черную лошадь, и оставила грубую, мерзкую записку. Сначала считали, что она удрала, как там его, с туземным принцем, но он тоже ничего не знал.
– Ее могли убить дикари! О, моя бедная леди!
– Леди Фэнни вовсе ее не знает, не так ли? – Миссис Дженкс, сама не зная того, почти дословно повторила слова сэра Эдгара: – Подождем и посмотрим, что будет.
– Можете считать меня бессердечной, – пробормотала Эдамс, – но думаю, будет чистым благословением, если она не объявится.
Миссис Дженкс аккуратно сложила письмо.
– Я и сама так считаю, – призналась она. – У нас своих хлопот много, не хватает еще заботиться о какой-то иностранке с ее сумасбродными привычками.
Только Мэри, младшая горничная, осмелилась поднять голос в защиту молодой девушки, служившей предметом непрестанных толков среди слуг.
– Странно, – поделилась она с другой горничной, Элис, – как это мать не желает принять собственную дочь да еще позволяет распускать о ней сплетни!
– Ты никогда не поймешь этих благородных, нечего и пытаться, – мудро заметила Элис.
– Надеюсь, она все-таки приедет, – не отставала Мэри. – Хоть немного перемен не помешает.
Вскоре все разговоры о блудной дочери леди Фэнни смолк-ли, поскольку писем из Индии больше не последовало. Жизнь в Кардон-Хаус вошла в нормальную колею, а сэр Эдгар даже засобирался в Париж.
Но как-то утром, в конце весны, настойчивый звон колокольчика заставил дворецкого Бриггса поспешно облачиться в ливрею и направиться к входной двери.
– Кого это несет так рано? – пробормотал он. – Сейчас хозяева проснутся от этого ужасного трезвона!
Не переставая ворчать, Бриггс быстрее заперебирал ногами.
– Я сразу понял, что случилась какая-то неприятность или принесли дурные вести, – объявил он позже слугам.
Но никакими словами не удастся описать состояние Бриггса, когда тот открыл дверь и узрел стоявшее на пороге создание, нетерпеливо постукивавшее каблучком маленького ботинка о ступеньку. Привычная холодная выдержка изменила дворецкому: рот его широко открылся сам собой.
– Надеюсь, это Кардон-Хаус?
Выговор и манера выражаться, несомненно, принадлежали благородной леди, что же касается внешности…
На незнакомке был поношенный костюм для верховой езды из черного бархата; неприлично разорванная сбоку юбка открывала стройную щиколотку. Шляпа, напоминавшая ошеломленному дворецкому мужской котелок, залихватски сидела на голове; из-под полей выбивались непокорные спутанные пряди черных волос. Бриггсу даже показалось, что на щеке юной девицы виднелся мазок сажи, да-да, именно сажи!
Поняв, что молчание слишком затянулось, а его удивление становится явно очевидным, Бриггс выпрямился и произнес как можно суше:
– Прошу простить, что угодно леди?
– Я спрашиваю: не это ли Кардон-Хаус? Господи, почему здесь, в Англии, мне все время приходится дважды задавать один и тот же вопрос?!
Молодая женщина нетерпеливо стянула котелок, так что спрятанные под ним волосы рассыпались по плечам.
– Это дом сэра Эдгара Кардона, мисс, но не думаю…
– Прекрасно, – нетерпеливо оборвала девушка. – Значит, мне правильно указали дорогу. Пожалуйста, присмотрите, чтобы мою лошадь отвели на конюшню и накормили. Думаю, что сама смогу внести саквояж.
Голос звучал настолько непререкаемо, что глаза Бриггса выкатились еще больше.
– Ваша… лошадь? – заикаясь, повторил он.
– Конечно! Вы что, воображаете, я пришла сюда пешком? Добиралась в экипаже, а когда обнаружила, что деньги кончаются, наняла лошадь и обещала к завтрашнему дню ее возвратить. Надеюсь, у сэра Эдгара есть конюшня?
Лошадь, жалкая унылая скотина, стояла понурив голову; потертые поводья были небрежно переброшены через полированные перила.
– Сэр Эдгар…
В мозгу Бриггса родилось ужасное подозрение. Неужели эта оборванная молодая особа – одна из любовниц хозяина?! Что же с ней делать?
Но тут Бриггс с величайшим облегчением заметил констебля Парсонса, с неприкрытым любопытством обозревавшего сцену.
– Что-то случилось, мистер Бриггс?
Девушка с холодным высокомерием уставилась на краснолицего полисмена.
– Вовсе нет. Я Ровена Дэнджерфилд и прибыла сюда потому, что мать и отчим настояли на моем приезде.
– Я чуть в обморок не упал! – повествовал слугам дворецкий несколько часов спустя. – Стоит спокойно, отдает приказы, будто хозяйка. Видели бы вы лицо Парсонса! Подумать только, приехать одной, верхом, из самого Тилбери!
– Миледи до сих пор лежит с мигренью, – подхватила Эдамс, – чуть не умерла, бедняжка, и неудивительно! Представьте, является дочь, которую она много лет не видела! Да еще не предупредив и без багажа! Говорит, оставила вещи на пристани. Всего только потрепанный саквояж со сменой одежды. Не пожелала даже проститься с добрыми людьми, которые заботились о ней в Индии, объявила, что не желает их выносить, и уехала одна, без компаньонки! Совершенно бесчувственное создание!
– Представляю, как разозлился сэр Эдгар! Я слышала его крик даже из буфетной! – округлив глаза, воскликнула Мэри, но миссис Дженкс пригвоздила девушку уничтожающим взглядом.
– Возможно, но не нам судить о том, что происходит наверху, – не мешало бы это тебе запомнить, моя девочка!
Укрощенная Мэри тут же замолчала, хотя умирала от желания услышать, о чем беседуют между собой миссис Дженкс и эта втируша Эдамс.
Как ни странно, равнодушнее всех оставалась виновница суматохи, царившей как внизу, так и на верхнем этаже особняка.
Обмотав мокрые волосы полотенцем, Ровена Дэнджерфилд уселась в отведенной для нее комнате перед камином с книгой на коленях. Но читать не смогла. Прищуренные глаза уставились на оранжево-голубое пламя; девушка мысленно перебирала все, что произошло между ней и матерью с отчимом. Сцена была достаточно неприятной. Леди Фэнни бормотала сквозь рыдания, что она опозорила семью; побагровевший сэр Эдгар вопил, что Ровене лучше сразу же понять: больше ей не удастся вести себя как хочется.
Ровена, скромно опустив глаза, чтобы скрыть их выражение, молча, с бесстрастным лицом выслушала родственников. Наконец, когда мать рухнула в кресло, прижимая платок к глазам, сэр Эдгар громовым голосом потребовал ответа:
– Ну, мисс, что скажете?!
Ровена спокойно оглядела Кардена.
– Что вы желаете услышать? – не повышая голоса, спросила она так высокомерно, что отчим в бессильной ярости уставился на падчерицу, не в силах вымолвить ни слова.
Он ожидал слез, покаяния, страха, но вместо этого неисправимая девчонка имела наглость смотреть ему прямо в глаза, чуть приподняв бровь.
– Клянусь Богом! – выдавил он наконец. – Неужели вы не поняли ни слова из того, что сказали вам мать и я?! Не представляете, какой скандал вызвали своим безобразно наг-лым поведением?! Предупреждаю, мисс, придется узнать, что такое дисциплина, особенно пока живете под крышей этого дома. Вы должны научиться вежливым манерам! Пора вести себя как леди, иначе, клянусь Господом, я…
– Совершенно не обязательно кричать. Я достаточно хорошо слышу, – леденящим тоном отрезала Ровена, на что мать в ужасе охнула. – Поскольку я понимаю, что не имею другого выбора, кроме как приехать сюда и жить под вашей опекой, думаю, ничего не остается, кроме как подчиниться установленным вами правилам, пока не достигну совершеннолетия. Но… – Глаза девушки едва заметно сузились. – Не вижу причин притворяться, что кто-то из нас рад создавшемуся положению. Я так же не хочу быть здесь, как вы сами не желаете меня видеть. Но придется смириться и вам, и мне.
Всхлипывания леди Фэнни превратились в истерические рыдания, и сэр Эдгар буквально бросался на стену от гнева. Но когда Ровене показалось, что отчим вот-вот ее ударит, он повернулся и вылетел из комнаты, приказав жене послать неблагодарное отродье наверх и привести ее внешность в порядок.
Как иногда спокойствие приводит в бешенство некоторых людей! Ровена тряхнула волосами, не сводя глаз с камина, и начала рассеянно вытирать волосы полотенцем. Конечно, она вовсе не ожидала, что полюбит мать с первого взгляда, и нашла, что та еще глупее и кокетливее, чем ей думалось. Бедняжка леди Фэнни, с ее тщательно завитыми золотистыми локонами, шелковым платьем в лентах и с высоким кружевным воротником вокруг шеи, чтобы скрыть предательские морщинки! Ровена брезгливо вздрогнула. А сэр Эдгар, с подвитыми усиками и бакенбардами и выпуклыми серыми глазками! Именно таким она его себе и представляла.
Сэр Эдгар покинул дом и укрылся в клубе, а леди Фэнни, объявив, что у нее страшная мигрень, лежала в своей комнате под присмотром старой няни Меллин. Ровену поручили заботам Эдамс. И даже эта невозмутимая особа в ужасе закрыла глаза при виде помятого ситцевого платья, которое Ровена небрежно вытащила из потертого саквояжа.
– Но, мисс… то есть миледи… не можете же вы выйти к обеду в этом… туалете!
– Разве? Но понимаете, это все, что у меня есть, если не считать костюма для верховой езды, в котором я сюда приехала. Остальная одежда в сундуке, да и тот, насколько мне известно, до сих пор в Тилбери.
Эдамс рассерженно поджала губы, поражаясь неестественному для столь молодой девушки спокойствию, но вслух твердо объявила:
– Соизвольте дать мне платье, леди Ровена, я велю горничной погладить его и накрахмалить. Но вряд ли подобная одежда подходит для нашего климата – по ночам очень холодно.
– Я привыкла носить такие платья в Индии, – холодно пояснила Ровена, – а времени, чтобы купить другие, не было.
Пожав плечами, она накинула на плечи протянутую Эдамс шерстяную шаль, мысленно спрашивая себя, чьи это обноски.
– Может, лучше принести обед сюда? – предложила Ровена. – Что-нибудь легкое. Я не особенно голодна.
Сухо кивнув, Эдамс удалилась, оставив девушку одну у камина.
Ровена надеялась только на одно: если вести себя тихо, не попадаться на глаза, может, о ней забудут.
Но на следующее утро ей было велено явиться в комнату матери, где миссис Дженкс сняла с нее мерку, чтобы немедленно заказать платья и белье.
Сидящая в постели леди Фэнни казалась гораздо спокойнее, хотя светло-голубые глаза покраснели, а веки слегка распухли.
Вздохнув, она оглядела дочь. Как похожа на Гая! Те же темно-синие глаза, холодный, высокомерный вид, буйные черные волосы. Совсем ничего от матери. Его ребенок, была им с самого начала, еще до рождения. Она рыдала и упрекала мужа, он пообещал заботиться о сыне, когда тот родится, а жене предоставить полную свободу. Сделка была заключена.
Родилась дочь, а сама Фэнни чуть не умерла при родах. Но Гай сдержал свое слово, а вот Фэнни встретила Эдгара и потеряла голову. Дэнджерфилды заботились только о своей бесценной чести и совсем не думали о людях и их чувствах. Именно глупая гордость завела Гая в ловушку. И хотя Фэнни изо всех сил уговаривала себя не думать об этом сейчас, неотвязная мысль сверлила мозг: "Почему, почему она приехала? Повисла у меня на шее, как жернов! Эдгар считает это моей обязанностью! Боится, что скажут люди! Но я не желаю, не хочу иметь восемнадцатилетнюю дочь! Я ведь говорила друзьям, что мне совсем немного лет…"
– Миледи, насчет костюмов для леди Ровены, – раздался резкий голос миссис Дженкс, мгновенно вернувший ее на землю.
Ровена стояла посреди комнаты, глядя на нее этими холодными, бесстрастными глазами.
Леди Фэнни, сделав над собой усилие, весело сказала:
– Ровена, какие цвета и фасоны ты предпочитаешь? Конечно, сейчас в моде турнюры, но…
– Темные цвета, пожалуйста, – раздражающе спокойно велела девушка. – Я в трауре по дедушке. И никаких турнюров, шнуровки и корсетов – что-нибудь попроще и не очень облегающее.
Лицо миссис Дженкс вытянулось, леди Фэнни беспомощно всплеснула руками. Если бы только Эдгар был здесь!
– Но, Ровена, – слабо запротестовала мать, – все молодые женщины носят корсеты, если хотят хорошо выглядеть. Ты будешь показываться в обществе! Не могу допустить, чтобы моя дочь выглядела неряхой!
"Она говорит так, словно быть плохо одетой – величайший в мире грех!" – зло подумала Ровена, но вслух тихо ответила:
– Вряд ли я сейчас буду показываться в обществе, пока ношу траур. Даже в Индии мы слышали, как строго королева следит за соблюдением приличий! Дедушка и я очень любили друг друга, и я предпочитаю спокойно оставаться в доме, читать книги и никому не мешать.
– Ну… я просто не знаю, – растерянно пожала плечами леди Фэнни, ища глазами поддержки у миссис Дженкс. Но та только поджала тонкие губы. Чего от нее ожидают?!
Позже она поделилась с Эдамс:
– Притворство и лицемерие, вот что это! А леди Фэнни слишком мягкосердечна, чтобы понять! Подумаешь, траур! Если спросите меня, у этой молодой особы сердца нет, где уж ей что-то чувствовать! Жестокая, злая девчонка, за милю видно!
Именно на этом и порешили все слуги, особенно по мере того, как шло время. Леди Ровена Дэнджерфилд – хладнокровное, высокомерное создание, хотя одевается просто и даже убого!
– Совсем как одна из папистских монахинь, во всем черном и эти уродливые шляпки с густой вуалью! – осуждающе заявил младший лакей.
– Скорее как дама из Армии спасения, – хихикнула Элис.
– Да, но держится как знатная леди, напускает на себя такое высокомерие! А у самой ни гроша! Я слыхала, хозяин говорил, что у графа Мелчестера не было ничего, кроме титула, все промотал, когда жил в Индии. Оставил ей каких-то несколько фунтов, да и те она живо истратила.
Эдамс и миссис Дженкс многозначительно переглянулись. Обе терпеть не могли Ровену, обращавшуюся с ними точно так же, как и с другими слугами.
– Вот увидите, скоро она порастеряет свою спесь, – предсказал Бриггс, не желавший отстать от других. – Я точно знаю, хозяин устал смотреть, как она слоняется по дому словно привидение. – Он понизил голос, чтобы младшие горничные, сидящие на другом конце длинного кухонного стола, не могли его расслышать: – Вчера, когда к ужину приехали Уилкинсоны из Йоркшира, помните, еще джентльмены удалились пить портвейн в библиотеку?
Эдамс утвердительно шмыгнула носом.
– Она заявила, что у нее болит голова, и отправилась спать. Миледи ужасно расстроилась, скажу я вам!
Элис, которой иногда позволялось подавать на стол, кокетливо улыбнулась.
– Могу сказать, о чем говорили за ужином! Мистер Томас спрашивал ее об Индии, а она едва отвечала, только произносила странные слова насчет того, что индусская религия – самая древняя и мудрая и тому подобное!
Все, кроме Бриггса, были просто потрясены столь кощунственным заявлением.
Дворецкий с мрачным неодобрением покачал головой.
– Вот что выходит, когда воспитываешься в языческой стране! Но поверьте, леди Ровена еще пожалеет об этом! Сэр Эдгар слишком проницателен, чтобы не видеть ее насквозь! И могу сказать, конечно, по секрету… – Тут он строго взглянул на хихикающую Мэри и легкомысленную Элис. – У него свои планы!
Даже кухарка подняла глаза от вязанья:
– О, скажите, мистер Бриггс!
– Слыхал, как он говорил с мистером Уилкинсоном-старшим. А младший мистер Уилкинсон улыбался так, что сразу все стало ясным. У леди Ровены титул, а сэра Эдгара никогда нельзя упрекнуть в жадности! Предложил большое приданое! Вот увидите, скоро зазвонят свадебные колокола и леди Не Тронь Меня отправится с мужем в Йоркшир, нравится ей это или нет!