5
Стычка с Иваном Федоровичем взбодрила княгиню, как бокал шампанского. Прикосновение его рук и губ как будто растопили ледяную корку, сковывавшую ее душу и тело вот уже долгих три года. Во время разговора с Таубергом она невольно ловила себя на желании взорвать холодную невозмутимость этого человека, прижаться к нему разгоряченным телом, ощутить его силу и мощь. Как глупо! Александра вздохнула, направилась к большому дивану, обитому мягким сафьяном, и уютно устроилась на нем. Что ж, можно поздравить себя с вполне удачным началом ответного демарша, придуманного в ответ на то унижение, что заставил ее пережить Голицын.
Сегодня на рассвете к ней в спальню ввалился изрядно подвыпивший Антуан в каком‑то непривычном для него помятом виде и бесцеремонно разбудил ее.
- Мадам, я требую немедленного разговора. Нам надо объясниться, - надменно заявил он, горой возвышаясь у ее постели и покачиваясь с носка на пятку. Огонек свечи в маленьком подсвечнике нервно трепетал в его руках, грозя устроить пожар.
- Не рановато ли, друг любезный? - поинтересовалась Александра, с трудом отходя ото сна. - Убирайтесь из моей спальни и проспитесь.
- Дело не требует отлагательства, дражайшая моя супруга. Вы, надеюсь, еще не забыли, что покуда являетесь таковой?
Она ненавидела этот высокомерный, саркастический тон, впрочем, она плохо переносила и его самого.
- К моему несчастию, забыть это не в моих силах, - пробормотала она, вставая с постели и накидывая на плечи большую турецкую шаль. - Говорите поскорее и избавьте меня от вашего присутствия.
Забрав из его неверных рук свечу, Александра подошла к туалетному столику, поставила на него подсвечник и опустилась в кресло.
Князь Голицын несколько нервно начал расхаживать по спальне.
- Мадам, наша жизнь супружеская как‑то не сложилась… Нет, начнем иначе. - Он чуть помедлил, взглянул на жену, глаза его приобрели оттенок горячего шоколада. - Как вы все же прекрасны, mon amour, особенно сейчас, с этими растрепанными кудрями и припухшими губами, которые так и напрашиваются на поцелуй.
Он шагнул к Александре и склонился над ней.
- Прошу не забываться, Антон Николаевич, - холодным, как сибирский мороз, голосом ответила княгиня, - иначе ваши карточные долги и расходы на содержанок будете выплачивать сами. Напомнить вам о нашем договоре?
Князь резко выпрямился.
- Вот‑вот, ma cher, об этом и речь. - Он опять чуть замялся.
- Да говорите же, в конце концов, - раздраженно воскликнула княгиня. - Очередной проигрыш? Сколько?
Позвольте все по порядку. - Он вновь начал свое кружение по комнате. - Нынче вечером играл я с неким майором Таубергом.
Человек он грубый, мало обремененный политесом…
Что же вы с ним сели за игорный стол?
Да бес попутал, хотелось ему трепку хорошую задать.
- Так что?
- Проиграл я этому саврасу крупные деньги, да к тому же имение мое родовое в Тульской губернии… и вас.
- Что проиграли? - не поняла Александра. - Деньги? Какая безделица! Именьице родовое похуже будет, только я название такое в первый раз слышу. Что за такой Ивас странный? И прекратите метаться по комнате, у меня от вас голова кружится.
Антуан обреченно вздохнул и рухнул на стул.
- Как бестолковы порой бывают даже умные женщины. Не имение Ивас, а проиграл я вас, - медленно и раздельно произнес он, - простите за сей каламбур. И должен уступить вас Таубергу. Этого требует моя честь.
Александре показалось, что у ног ее разверзлась бездонная пропасть, и стремительный ледяной вихрь неудержимо влечет ее к краю бездны. Она побледнела, как полотно, сжала похолодевшие руки и неотрывно смотрела и смотрела на этого красивого мужчину, которого Рок сделал орудием ее мук и страданий.
- Вы проиграли… меня! Меня!!! - тихим голосом, в котором уже начал подниматься гнев, произнесла княгиня. - Мерзавец! Monstre! - сорвалась она на крик.
- Мадам, не устраивайте истерик, - хладнокровно заявил Антуан, - мне, право, жаль, но дело сделано. Теперь ваша судьба в руках у простого майоришки. - Он вдруг нервно хихикнул. - Забавно… Как‑то он ею распорядится?..
- Вон! - Княгиня вскочила с кресла и бросилась к Антуану, пытаясь вцепиться коготками в его самодовольное красивое лицо.
- Остыньте, Александрии. - Князь схватил ее за запястья и крепко прижал к своему телу. - Полагаю, что даже такой чурбан, как Тауберг, понимает деликатность ситуации и сведет все, пожалуй, к шутке. Мы с вами посетим его после полудня вместе. Ах, какая будет сцена! И перестаньте трепыхаться, - сквозь зубы проговорил он, - иначе вам все же придется сегодня оказаться со мной в постели. Напоследок.
Александра застыла и, резко толкнув его в грудь, в один миг оказалась на другом конце комнаты.
- Убирайтесь! Оставьте меня! - с болью в голосе выкрикнула она.
Антуан пожал плечами.
- Как пожелаете, ma cher.
Он непринужденно и, как всегда, изящно поклонился и вышел из спальни, плотно прикрыв за собой дверь. Вслед ему неслись приглушенные рыдания.
6
Надежда, что перед ним вообще когда‑нибудь откроется дверь двадцать восьмого нумера, таяла, как снег в апреле. Ну что, спит он еще, что ли? Тауберг, собираясь уже уходить, бухнул по двери кулаком, и вдруг она отворилась. В дверном проеме показалась фигура князя Волховского в распахнутом шлафроке, и довольный голос произнес:
- Ну что стоишь истуканом, заходи.
Тауберг переступил через пустые бутылки, прошел в гостиную и плюхнулся в глубокое кресло.
- Благодарствую за твой вчерашний советец, - с большой язвой в голосе произнес Иван.
- Ну что ты, не стоит, - усмехнулся Волховской. - Дать дельный совет доброму товарищу - просто дружеская обязанность.
Ну‑ну, - с безграничным сарказмом буркнул Тауберг. - А входит в дружескую обязанность приютить доброго товарища, когда тому негде жить?
- Как это? - не понял Борис.
- Твоими молитвами, - снова съязвил Тауберг. - Приехала эта, как ты ее назвал, "мечта поэта", привезла с собой целый эскадрон горничных и оккупировала весь мой дом. Из кабинета сделала будуар, в который, видишь ли, чтобы мне зайти, надобно стучать и спрашивать разрешения. Моего там и угла не осталось…
- Княгиня Голицына уже съехала от мужа? - вскинул брови Волховской. - К тебе? Боже, какая женщина! - восхищенно воскликнул князь. - Нет, друг мой Иван Федорович, тебе положительно повезло! Жить в одном доме с такой красавицей, умницей…
- Фурией, - перебил его Тауберг. - Мегерой и фурией.
- Ты преувеличиваешь, дружище.
- Ничуть. Знаешь, что она мне заявила, когда я сказал, что не собираюсь разыгрывать из себя ее воздыхателя? Что терять ей нечего, и она расскажет всем, что я ее будто бы соблазнил.
- Ах! - снова в восхищении воскликнул Волховской. - Ну отчего же вчера за карточным столом с князем Антуаном сидел не я? Почему самые восхитительные куши всегда проходят мимо?
Несмелый стук в дверь прервал иронические стенания князя.
- Кого еще там несет? - удивился Волховской, не спеша открывать дверь. - А знаешь, говорят, стройнее ножек, чем у нее, нет во всей Москве. А какая восхитительная грудь!
- Да знаю я! - неожиданно для себя самого соскочило у Ивана с языка.
- Знаешь? - с интересом посмотрел на него Волховской. - Уже?!
- Так получилось, - посмотрел в сторону Тауберг.
Несмелый стук в дверь повторился.
- Ну конечно, - насмешливо протянул князь и пошел открывать двери. - Тебе чего, Никита? - удивился Волховской, увидев на пороге запыхавшегося Никиту, камердинера князя Всеволожского. - Случилось что?
- Я его высокоблагородие господина Тауберга разыскиваю. У меня, - Никита обратился к Таубергу, - поручение к вам от его светлости.
- Что ж, прошу меня простить, я вас покину на какое‑то время, - произнес Волховской и вежливо удалился из гостиной.
- Ну, говори, зачем я понадобился твоему хозяину? - спросил Тауберг. - Дело какое?
- Дело, - тихо констатировал Никита. - А вернее будет - беда…
Вечером, возвращаясь к себе, Иван втайне, почти по‑детски надеялся, что вот войдет в дом, а там уже нет и следа чужого присутствия.
Дом встретил его настороженной тишиной и неярким светом редких свечей. Иван стал подниматься по привычно поскрипывавшим половицам, томительно вслушиваясь в настороженную тишину. Вдруг под лестницей послышался шорох, звук отворяемой двери, торопливый шепот.
- Кто там? - спросил Тауберг, чуть перегнувшись через перила.
- Это я, я это, ваше высокоблагородие, - послышался торопливый и, как показалось Ивану, чуть заискивающий голос Пашки.
- И что ты в этой каморе делаешь? - поинтересовался Тауберг.
- Дык это… живу я тут… тапереча, - чуть виновато ответил тот.
- Живешь? Тапереча? Это еще какого дьявола?!
Иван стал решительно спускаться вниз. Взъерошенный Пашка пулей вылетел из‑под лестницы и как бы нечаянно положил руку на перила, преграждая ему путь.
- Тут какая оказия, Иван Федорович… Уж больно женского полу в доме много, им и развернуться‑то негде, - начал он прочувствованно, - вот и уступил я свою комнату несравненной Ненилле Хрисанфовне. Чего же им в тесноте ютиться с их деликатной натурой? А я человек свычный…
- Что за фарс ты мне тут представляешь? - прервал его Иван. - Что за лепет? Какая деликатная натура может быть у этой валькирии?
В этот момент в каморе что‑то тяжело грохнуло, будто бревно уронили. Тауберг вздрогнул и во все глаза уставился на покрасневшего Пашку. Тот отвел блудливый взор и смущенно выдавил из себя:
- Вот такая, ваше высокоблагородие, диспозиция…
- Слышу, шельмец, эту твою диспозицию, - усмехнулся Иван. - Княгиня у себя… то есть у меня в кабинете?
В этот момент со стороны зала послышались легкие шаги, и в дверном проеме показался силуэт виновницы событий сегодняшнего безумного дня. Свет, шедший из зала, падал со спины княгини и делал ее легкое платье почти прозрачным. Лишь спустя несколько мгновений Иван с раздражением поймал себя на том, что его глаза с жадностью скользят по очертаниям ее гибкого тела: стройным ногам, округлым бедрам, тонкой талии, пышной груди и дальше вверх до нимба золотистых волос, а затем опять возвращаются к предательской полоске света между стройных ног.
Тело его мучительно напряглось, и он невольно с шумом втянул в себя воздух. Услышав этот вдох, княгиня вздрогнула, торопливо шагнула в сторону.
- Добрый вечер, Иван Федорович, - мягким грудным голосом почти пропела она.
- Я надеялся, сударыня, что он окажется таковым, но, увы, надежды мои не оправдались. Вы все еще здесь, - холодно ответил Иван, злясь на себя за неожиданный порыв вожделения.
Будто не замечая его дурного настроения, княгиня продолжала:
- Прошу уделить мне несколько минут для беседы. Мне необходимо обсудить с вами создавшееся положение.
- Безусловно, мадам. Прошу.
Иван вслед за княгиней вошел в зал. За те два десятка шагов, что прошли они до кресел, бесславно провалилась его попытка оторвать взгляд от Александры Аркадьевны и посмотреть… ну, вон хоть на завитки коринфских колон, кои украшали зальцу. Тогда он попытался сосредоточить внимание на какой‑нибудь наименее эротичной части ее тела и уставился в затылок. Но, как назло, легкий золотистый локон, выбившийся из прически и упавший на шею, вызвал в нем острое желание прикоснуться к нему губами. "Эта женщина меня погубит", - мелькнуло в голове у Тауберга. Александра Аркадьевна зябко вздрогнула плечами, будто почувствовав его взгляд. Потом быстро дошла до кресел и опустилась в одно из них. Тауберг обосновался напротив и постарался спокойно взглянуть в ее зеленые, как самшит, глаза.
- Господин Тауберг, - решительно начала княгиня, - мы с вами попали в весьма щекотливое положение.
- Можно подумать, мадам, что это положение само свалилось нам на голову, а не вы были его вдохновительницей, - позволил себе чуточку иронии Иван.
- Хочу напомнить, что именно ваше неуемное стремление к авантюрам привело меня сюда! Я не встречала в своей жизни такого безответственного, беспечного и легкомысленного человека, как вы! - парировала Александра Аркадьевна.
Тауберг едва сдержался. Неужели она говорит о нем?! Безответственный? Легкомысленный?! И это он - человек, над которым друзья даже подсмеивались за его стремление все упорядочить, рассчитать и держать под бдительным контролем?
- Хорошо, сударыня. Ваши предложения? Выслушаю их с вниманием.
- Благодарю, сударь…
Ее голос упал почти до шепота, на побледневшем лице скользнула тень страдания, и Иван понял, что выполнит все, о чем бы она ни попросила, лишь бы не видеть муки и горечи в этих прекрасных глазах. Собравшись с духом, Александра Аркадьевна продолжила:
- Мне нелегко, Иван Федорович, говорить с вами, человеком мало мне знакомом, о моем браке с Антоном Николаевичем. Но обстоятельства вынуждают меня к тому, - скорбно добавила она. Было заметно, что княгиня тщательно подбирает слова. Она смотрела на Тауберга, но, казалось, перестала его замечать, уйдя в воспоминания.
- Александра Аркадьевна, не надо, я не жду от вас подробностей, - поспешно сказал Иван. - Просто скажите, что я должен сделать.
Княгиня подняла на него глаза, лицо ее смягчилось, губы сложились в легкую улыбку.
- А вы можете быть очень милым. Когда захотите.
Иван неловко заерзал в кресле, не найдя сразу, что ответить на этот неожиданный комплимент, и про себя проклиная свой глупый язык.
- Я поступил по отношению к вам не благородно, признаю, поэтому готов рассмотреть ваши предложения.
- Что ж, Иван Федорович, не стану лукавить, я могла бы просто разъехаться с Антуаном несколько лет назад, когда поняла, что наш брак потерпел полный крах. Но мне… мне нужна свобода. Я не хочу весь век быть связанной с этим никчемным человеком. - Она чуть замялась, потом прямо взглянула на Тауберга. - Мне всего двадцать пять. И я еще надеюсь быть счастливой, стать матерью. А дети… они достойны лучшего отца, чем Антуан Голицын. Посему все, что мне необходимо, это развод. Князь даже слышать о нем не желал, но ваша карточная баталия хотя и глубоко ранила меня, зато дала прекрасный повод начать разводное дело.
- Развод, Александра Аркадьевна, дело не простое, - задумчиво произнес Иван. - Пожалуй, почти невозможное. Насколько я знаю, он дается Синодом в случае прелюбодеяния одного из супругов, при неспособности к супружеской жизни, безвестном отсутствии в течение длительного времени и последнее: лишение по суду всех прав состояния. - Он вопросительно взглянул на Голицыну.
Вы совершенно правы, Иван Федорович. - На щеках княгини выступил легкий румянец, глаза возбужденно заблестели. - В моем случае подходит первый - прелюбодеяние. Антуан сам от меня отказался, его проигрыш можно использовать, чтобы надавить на него и потребовать, чтобы при разбирательстве он взял вину на себя, тем более что это вполне соответствует истине. Думаю, даже вы наслышаны о его бесконечных интрижках. Конечно, он потребует отступных, да и на взятки чиновникам порядочно уйдет. Но финансовая сторона дела меня мало беспокоит, я с этим справлюсь.
- Значит, ваше появление в моем доме было хорошо спланированной операцией? - усмехнулся Иван.
Княгиня смущенно отвела глаза, и румянец на ее щеках стал еще гуще.
- Иван Федорович, я была оскорблена, да что там говорить, я была в бешенстве, поэтому, возможно, несколько переборщила с театральными эффектами. Но я не могла дать ни князю, ни вам даже малейшего шанса разрешить ваши с ним расчеты миром. Вы - великолепный предлог уйти от мужа. Честь не позволит ему потребовать моего возвращения.
- И какова же моя роль в этой освободительной войне? - спросил Тауберг.
- Быть моим щитом, - ни минуты не задумываясь, выпалила княгиня.
- Звучит благородно, - со вздохом сказал Иван, - но по совести вы используете меня в своей остроумной операции, как пешку.
- Иван Федорович…
- Я не сетую, сам напросился, - остановил ее Тауберг. - И еще одно уточнение. Надеюсь, намек на женитьбу тоже был театральным эффектом? Расстаться со свободой не входит в мои ближайшие планы.
Княгиня замахала на него руками.
- Помилуйте. Безусловно, это была шутка… шпилька, чтобы вас позлить. Простите, чего в запале не скажешь…
- Вашим стратегическим да и тактическим талантам мог бы позавидовать Наполеон, - сказал Тауберг, вставая с кресла.
- Я надеюсь, что моя участь будет не столь трагична, - ответила княгиня, с улыбкой поднимаясь вслед за ним. Она шагнула к Ивану и протянула ему руку.
- Благодарю вас.
Тауберг взял теплую, мягкую руку с длинными изящными пальчиками, склонился над ней и не удержался, чуть повернул в сторону, прикоснулся губами к запястью. Нежная кожа пахла лавандой. Он резко выпрямился, шагнул назад, отпустив руку Александры Аркадьевны. В ее глазах мелькнуло странное выражение, будто рябь пробежала по тихой заводи.
- Спокойной ночи, сударыня. Она склонила голову.
- Спокойной ночи, Иван Федорович.
И быстро направилась к двери зала. "Вот такая диспозиция", - отчего‑то вспомнилась Ивану Пашкина фраза, когда он смотрел ей вслед, а шаловливый золотой завиток на гибкой шее, казалось, подмигивал ему, покачиваясь в такт легкой поступи хозяйки.
На следующее утро в Раздумьино, подмосковную деревеньку князей Всеволожских, Тауберг отправился верхом, хотя вряд ли это было разумно. Холодная осенняя погода, размытые дороги делали сие предприятие если и не опасным, то, по крайней мере, рискованным. Но события последних дней принесли слишком сильные потрясения всех основ жизни Ивана Федоровича, и ему насущно необходимо было чем‑то отвлечься, почувствовать хотя бы привкус былой, как ему теперь стало казаться, спокойной и упорядоченной жизни, где все было знакомо, где он знал, что и как делать, от кого чего ожидать, где по ту сторону были враги, а по эту - фронтовые товарищи. Добрался, слава Богу, без приключений, только ноги замочил.
- Иван! Иван, да что с тобой творится? - вывел его из раздумий встревоженный голос князя Сергея Всеволожского.
Майор рассеянно оглянулся вокруг, тряхнул головой, отгоняя навязчивые воспоминания.
Здесь, в Раздумьино, все было как встарь, без изменений. Печка с голубыми изразцами наполняла кабинет теплом, тускло поблескивали золотым тиснением корешки книг, пахло кожей и табаком, такими любезными и привычными сердцу мужчины запахами. Иван еще раз тряхнул головой и виновато взглянул в глаза князя Сергея:
- Прости, у нашей Пелагеи свои затеи.
- Ты где? - с легкой обидой в голосе спросил Всеволожский. - Здесь или еще в Москве? Пора и о деле поговорить: не зря же я тебя вызвал. Соберись - твои мозги нам ой как сейчас нужны.
- Я готов.
Дверь кабинета скрипнула, и в проеме показалась девушка лет восемнадцати, небольшого росточка, с чудными, чуть раскосыми, миндалевидными глазами и копной густых темных волос.
- А, вот вы где? Совещаетесь?