– На самом деле, – молвил он, тщательно следя за своим голосом, т – я соблазнял только тех женщин, чьи мужья были отнюдь не прочь поделиться.
Она усмехнулась.
– И именно поэтому вы участвовали в стольких дуэлях?
– Только в двух. – И откуда она прослышала о них, живя в дебрях Шотландии? – Когда я был молод и глуп. Поэтому мне бы хотелось, чтобы вы убрали с дороги моих соперников, если вы не возражаете, Имоджин.
Прищурившись, она посмотрела на него:
– Я не давала вам позволения называть меня по имени.
– При данных обстоятельствах я позволил себе такую вольность. Вы не хотите называть меня Гарретом?
Она поразмыслила над его предложением.
– Нет. Мне больше нравится Мейн. Я напишу Ардмору записку.
– Лично, – уточнил он. – Подобные вещи делаются с глазу на глаз. Прошлым вечером на балу вы, по всеобщему мнению, в некотором роде сделали его посмешищем. Вы определенно уменьшили его шансы жениться на добродетельной юной леди. Вы вполне могли бы захотеть принести ему извинения.
– Я извинюсь, когда рак на горе свистнет, – сказала она, уязвленная. – Вы не слышали, что он… он сказал мне… он…
– Он напугал вас, не так ли?
– Вовсе нет!
– Значит, обидел, – предположил Мейн. – Должно быть, у Ардмора мало опыта по части обращения с изнеженными барышнями, решившими пойти по кривой дорожке. Я обнаружил, что замужние дамы остаются такими же щепетильными и благопристойными, какими были в мужниной постели. Это одна из причин, по которым affaires des coeur так быстро приедаются.
Имоджин метнула на него убийственный взгляд.
– Я могу отвезти вас домой, но я не могу сопровождать вас, чтобы вы осмотрели дома. Если я это сделаю, то Рейф скорее всего убьет меня, что весьма вероятно даже при данных обстоятельствах. Где Рейф?
– Остался дома. Наверняка для того, чтобы утопиться в бочке с вином, – равнодушно молвила она.
Мейн кашлянул.
– Если мы собираемся сделать то, что задумали, то я предлагаю присоединиться к танцующим. Только не надо виснуть на мне, как вы висли на Ардморе прошлым вечером.
Имоджин открыла было рот, но он продолжал говорить:
– Мы разыграем нечто совершенно иное и более интересное – преследование. Я буду преследовать вас, а вы не станете просто падать в мои объятия.
– Почему нет?
– Потому что вы новичок в подобных делах, – ответил он.
– Я быстро учусь.
Он наклонился и приподнял ее подбородок.
– Один из секретов человеческого рода, Имоджин. Легкодоступные женщины скучны. А я никогда не спал со скучными женщинами. Это всем известно. Поэтому вам надобно быть чуть менее приветливой, чем вы казались прошлым вечером. Я готов выбросить на ветер оставшиеся крохи моей репутации, но я не готов, чтобы люди говорили, что я опустился до связи с женщиной, которая пребывала в таком отчаянии, что вывешивала себя, точно выстиранное белье на веревку.
Она немного побледнела.
– Вы очень грубы.
– Мы будем танцевать, я а буду заигрывать с вами, но вы не будете заигрывать со мной в ответ. Когда музыка умолкнет, я наклонюсь и прошепчу кое-что вам на ухо. И вы дадите мне пощечину, со всех сил, после чего приметесь требовать, чтобы вам подали карету.
– Вы спасаете мою репутацию?
– Только для того, чтобы потом ее погубить, – сказал он. – Я намерен заполучить вас, но прежде я сделаю из вас нечто стоящее того, чтобы это заполучить, если вы понимаете, что я имею в виду. После прошлого вечера никто не поверит, что я провел с вами ночь. У меня есть своего рода репутация, и если мы хотим, чтобы это выглядело правдоподобно…
– То я должна быть более привлекательной? – без всякого выражения спросила она.
– Интересной, – уточнил он.
– Потому что распутницы скучны?
– Именно.
Имоджин собиралась сказать ему, чтобы он убирался к дьяволу, когда правда разрушительным ударом обрушилась на нее. Все стало на свои места. Легкодоступная? Она была такой только для Дрейвена. Она годами путалась у него под ногами: свалилась с яблони к его ногам, упала с лошади, чтобы пробраться в его дом…
Не будь она такой легкодоступной, то, возможно, он бы… Правда ослепила ее, так что ей стало нечем дышать.
Она повернула лицо к Мейну. Тот протянул ей руку, и она поднялась.
Естественно, играли сложные старомодные танцы, в которых партнеры видят друг друга пару секунд, после чего поворачиваются и попадают в руки другого. Но Мейн поймал взгляд дирижера оркестра, и мгновение спустя в кармане мужчины уютно устроилась золотая монета. Церемониймейстер выкрикнул:
– Вальс!
Мейн поклонился. Он протянул Имоджин руку, она сделала реверанс и приняла ее.
– Не придвигайтесь ко мне, – сказал он ей вполголоса. – В какой-то момент я попытаюсь привлечь вас к себе, и мне бы хотелось, чтобы вы оказали мне явное сопротивление.
Она кивнула. Музыка плескалась вокруг них: это был Шуберт со своей сладостно-печальной мелодией. Он опустил взгляд и увидел, что глаза ее потемнели и наполнились слезами.
– Не смейте плакать! – прошипел он. – Это все погубит.
– Мы с Дрейвеном никогда не танцевали вместе, – прошептала она.
– И хорошо. Ведь вы не очень хорошо попадаете в такт, не так ли? Вы уже два раза наступили мне на ногу. Этого хватило бы, чтобы оттолкнуть Дрейвена.
Слава Богу, она вздернула подбородок и свирепо посмотрела на него. Он улыбнулся ей коварной улыбкой мужчины, приготовившегося к обольщению. Краем глаза он увидел леди Фелицию Савилл – одно из его наименее привлекательных завоеваний прошлого, – которая смотрела на них во все глаза.
Он нарочно положил руку Имоджин на спину и притянул ее к себе. Она отскочила назад – напряженная, точно пружина – и бросила на него сердитый взгляд.
– Итак, почему же вы не умеете танцевать? – поинтересовался он, одарив ее такой пылкой улыбкой, какую только смог изобразить.
Она хмуро посмотрела на него:
– Потому что у моего отца не было денег, чтобы нанять учителя танцев, вот почему!
Нежно передвинув руку, Мейн развернул Имоджин так, чтобы Фелиция могла вдоволь налюбоваться ими. После чего снова улыбнулся, одарив ее холодно-расчетливым, плотоядным взглядом повесы.
– Мне не нравится ваше лицо, когда вы так делаете, – внезапно молвила Имоджин. – Это придает вам довольно развратный вид.
– Мстите мне за то, что я назвал вас распутницей?
– Говорю правду. – Она потупила взор. – Как и вы, полагаю.
Слава Богу, танец подходил к концу: после замечаний Имоджин он чувствовал себя так, будто побывал под артиллерийским огнем. Возможно, ему стоит незаметно улизнуть и присоединиться к Рейфу. Но тут он вспомнил, в какую ярость придет Рейф, когда узнает об этом танце.
– Ну ладно, – сказал ей он. – Сейчас я пошепчу вам на ухо, а потом вы дадите мне пощечину.
Он наклонился к ней, едва умолкла музыка, и, нежным прикосновением убрав ее волосы назад, прошептал:
– Я приду к вам завтра в три часа пополудни.
Имоджин отскочила назад – глаза ее метали молнии. После чего она занесла руку и что было сил ударила его по щеке, так что его голова мотнулась назад.
Когда он выпрямился, Имоджин наклонилась к нему с улыбкой наемного убийцы на лице.
– Мне понравилось, – молвила она. – Я просто хочу кое-что пояснить. – Взгляд ее был таким острым, что мог резать камень. – Я не прочь дать вам пощечину, но если вы думаете, что я делаю нечто под названием "кроличий поцелуй", то вы заблуждаетесь!
– Кроличий что? – спросил он, но она была такова.
Ему, пожалуй, понравилось, как это звучало, хотя, вероятно, это было нечто, известное ему под куда более точным названием.
Быть может, это что-то шотландское? Он ухмыльнулся. Может статься, его епитимья будет не совсем уж безрадостной.
Глава 9
Гризелда обещала посетить бал, который давался в честь впервые выезжающей в свет дочери ее подруги, и пребывала в справедливом раздражении из-за того, что должна отложить свой отъезд и сопровождать Имоджин в отель "Грийон".
– Отель! – воскликнула она с отвращением женщины, которая никогда по доброй воле не переступит порог отеля.
В ее тоне Имоджин услышала отголосок эпитета, которым ее наградил Мейн: "распутница".
– Я не могу пойти одна, Гризелда, – твердо сказала она. – Аннабел пойдет со мной, но нам двоим неприлично наносить этот визит без сопровождения.
– Разумеется, нет! – отрезала Гризелда. – Тащить вашу сестру в подобное место!
– Поэтому я прошу вас. Я совершила ошибку, – признала Имоджин. – Вы были правы. – Глаза ее наполнились слезами. – Вы были правы касательно Ардмора, а я заблуждалась, и я раскаиваюсь. Пожалуйста, помогите мне выпутаться из этого, Гризелда.
– Полагаю, вы можете просто послать ему записку, – пробормотала та.
– Мейн сказал, нет. Гризелда вскинула голову.
– Мейн? Так мой брат тоже в этом замешан?
– Это он… он сказал мне, что мне надо лично извиниться перед Ардмором, – сказала Имоджин. От унижения, вызванного всей этой ситуацией, по ее щеке покатилась слеза.
– Мейн всегда прав в подобных делах, – решительно молвила Гризелда. – Бог свидетель, у него многолетний опыт. И вы действительно поставили графа в неловкое положение. Думается мне, из-за вас Ардмору придется оправдываться перед отцом добропорядочной девушки, прежде чем он сможет испросить у него ее руки.
Имоджин сглотнула.
– Я о нем не подумала.
– Да уж. – После чего она прибавила: – Так и быть. Мы неприлично опоздаем на бал к леди Пенфилд, и мне, несомненно, придется выслушивать упреки весь следующий месяц или даже долее. Она так жаждет, чтобы этот ее бал имел успех! Возможно, Мейн сможет составить нам компанию… по крайней мере так мы заручимся его присутствием. Бог знает, почему занимающиеся сватовством мамаши по-прежнему хотят залучить его к себе, но, похоже, так оно и есть.
– Быть может, он когда-нибудь влюбится, – с сомнением сказала Имоджин, представив себе усталого, точно Люцифер, Мейна. После их беседы у нее не осталось ни малейшей веры в то, что Мейн влюбится в нее.
– Надежда умирает последней, – молвила Гризелда. – Итак, во что вы сегодня оденетесь, дорогая?
– В черное, – ответила Имоджин.
– Только не надевайте платье со слишком низким вырезом. Вы же не хотите соблазнять мужчину, когда молите его о прощении?
Имоджин никогда больше не хотела видеть Ардмора, не то что молить его о прощении, но она выпрямила спину. Может статься, она тоже заставит его молить о прощении. За то, что говорил в ее присутствии столь ужасные вещи. То ужасное… слово. Что бы оно ни означало.
Без четверти десять Имоджин, Гризелда и Аннабел, закутанные в ротонды, чтобы не озябнуть прохладным апрельским вечером, катили в карете в направлении отеля "Грийон". Гризелда тревожилась о том, что их могут увидеть.
– Я никогда не бывала в подобном месте, – то и дело повторяла она.
– Это всего лишь отель, – сказала Имоджин.
– Никто не останавливается в отелях. – огрызнулась Гризелда. – Это подразумевает, что у вас нет родственников в городе. Никого в Лондоне, у кого можно было бы остановиться. Вы изгой!
– Ардмор не кажется изгоем, – встряла Аннабел, представив, как свет принимал его с распростертыми объятиями.
– О, он мужчина, с титулом и с севера Англии. Для мужчин все обстоит совсем иначе. Кроме того, он, по всей видимости, остановился в отеле, потому что слишком стеснен в средствах, чтобы снять дом в городе или по крайней мере меблированные комнаты, как сделал бы человек, владеющий хотя бы скромным состоянием. Его местожительство – самое явное свидетельство его бедности. Ни один человек не остановится в лондонском отеле, если только не будет к этому принужден: насколько я понимаю, разбой и воровство там в порядке вещей. Простыни и те стащат с вашей кровати, покуда вы на них лежите!
– Но, Гризелда, – возразила Имоджин, – вы же сами читали нам ту заметку о русском после, а он, если я не ошибаюсь, останавливался в том же самом отеле.
– Ардмор не женщина, – ответила Гризелда. – Для женщины даже быть замеченной в отеле означает поставить под угрозу свою репутацию. – Карета начала замедлять ход, и она натянула на голову розовый капюшон ротонды, спрятав в него свои кудри. – Если удача нам улыбнется, то мы войдем и выйдем из этого здания, не повстречав ни души. Несомненно, все важные особы уже разъехались по званым вечерам.
– А что такого могут о нас подумать, если мы и впрямь встретим кого-нибудь из знакомых? – вопросила Аннабел. – Три женщины, две из которых – вдовы, не ходят вместе по отелям в гнусных целях.
– Поверьте мне, одного тайного смысла, содержащегося в данных обстоятельствах, уже достаточно! – выпалила она. – Вдовы особливо уязвимы перед подобного рода мерзостью. Известно ли вам, сколько существует шуток о любвеобильных вдовах? А баллады! Есть одна ужасная баллада о вдовах, ранее уже вкусивших блаженство. Что-то вроде: "Коли ты желаешь вдову завоевать, то спускай-ка бриджи и прыгай к ней в кровать". – Она все больше распалялась, но тут карета остановилась. Они взяли наемную карету, чтобы никто не узнал герба Холбрука.
– Подождите нас, – приказала Гризелда вознице. – Не смейте никуда уезжать! Мы всего на минуту.
Взглянув на его ухмылку, Аннабел отчетливо осознала, зачем три прячущие лица за капюшонами женщины обыкновенно входят в отель. Он явно подумал, что они, так сказать, пришли по делу.
– Я к вашим услугам, леди, – весело сказал он.
– Рейф убьет нас за это! – простонала Гризелда.
И будет прав, подумала Аннабел. Тем не менее вестибюль отеля был красивым, с огромными сводчатыми потолками и скульптурами, которые были не менее изящны, чем те, что ей доводилось видеть в любом английском саду.
Гризелда стиснула руку Имоджин.
– И что же нам теперь делать? Имоджин покачала головой.
– Он ничего не говорил. Полагаю, о нас должны доложить. К счастью, пока они стояли в нерешительности, к ним подошел услужливого вида господин:
– Итак, леди, чем я могу вам служить?
Был в его голосе оттенок, который наводил на мысль, что он пришел к тому же заключению, что и возница, по крайней мере пока Гризелда не выпрямилась в полный рост, слегка сдвинув назад капюшон, и не посмотрела на него.
Секунду спустя он уже кланялся так низко, что нос его едва не касался коленей, и извинялся за то, что заставил их ждать, и спрашивал, не может ли он каким-либо образом быть им полезен.
– Нам надобно минутку поговорить с кузеном этих леди, – молвила Гризелда, одарив его сдержанной улыбкой. – И поскольку мы даже снизошли до того, что переступили порог сего заведения, мистер…
– М-мистер Барнет, – заикаясь, вымолвил тот. – Вы оказали нам честь своим посещением, миледи.
– Вот именно, – равнодушно промолвила она. – Как я говорила, поскольку мы снизошли до того, что переступили порог сего заведения, мистер Барнет, то я попросила бы вас, чтобы нас безотлагательно проводили в покои графа Ардмора.
– Я сам это сделаю, – ответил мистер Барнет. Гризелда улыбнулась ему несколько шире, и он двинулся в сторону внушительной лестницы.
– Его светлость занимает самые лучшие апартаменты в "Грийоне", – поведал мистер Барнет, ведя их наверх по покрытой красным ковром лестнице, не менее величественной, чем те, что можно встретить в герцогском особняке. – Уверяю вас, миледи, отели очень изменились за последние двадцать лет. Это весьма уважаемое заведение, только с самой лучшей клиентурой.
– Гм… – был единственный ответ Гризелды. Мгновение спустя они были препровождены в гостиную слугой Ардмора, который, казалось, был счастлив приветствовать леди в покоях своего хозяина.
– Прелестная комната, – заметила Гризелда, явно чувствуя себя гораздо лучше теперь, когда они благополучно оказались внутри, не будучи замеченными никем из важных особ. – Вполне милая. Мне нравится мебель в стиле хепплуайт. Аннабел, не снимайте ротонду. Мы пробудем здесь всего минуту.
Пару секунд спустя в одну из пяти дверей, ведущих в гости-ную, вошел граф собственной персоной.
– Какая честь! – молвил он, похоже, нисколько не взволнованный тем фактом, что вместо одной вдовы, стремящейся к порочному удовольствию, он столкнулся лицом к лицу с тремя дамами, одна из которых была известна во всем Лондоне своей безупречной репутацией.
Но Гризелда не собиралась тратить время на любезности.
– Леди Мейтленд хочет кое-что вам сказать, – заявила она самым что ни на есть повелительным тоном гувернантки. – А после того как она вам это скажет, мы оставим вас наслаждаться вашим вечером, и вы любезно позабудете о том, что мы вообще здесь были.
– Слушаю и повинуюсь, – произнес Ардмор, обратив взгляд на Аннабел, и был в его глазах огонек, который навел ее на мысль, что он помнил их поцелуй. Или только что вспомнил их поцелуй. Или… Аннабел отвернулась и принялась изучать одно из лежащих на каминной полке приглашений, словно оно представляло для нее необычайный интерес.
– Лорд Ардмор, – начала Имоджин, выйдя на середину комнаты и умоляюще сложив руки, – я хотела бы поставить вас в известность, что не стану продолжать отношения, которые мы с вами обсуждали.
Он поклонился – чрезвычайно грациозно, на взгляд Аннабел, которая делала вид, что читает очередное приглашение.
– Весьма счастлив это слышать, – ответил он, и тон его низкого голоса показался ей довольно искренним.
– Отлично, – молвила Гризелда, торопливо выйдя из угла комнаты и взяв Имоджин за руку.
– У меня есть еще одно замечание, – сказала Имоджин, остановив Гризелду, которая собиралась вытащить ее из комнаты. – Я не полная дурочка, лорд Ардмор. Тогда днем я поняла, что…
Раздался стук в дверь и почти одновременно с ним стон Гризелды.
Слуга Ардмора выскочил из одной из боковых дверей и сказал, не отворяя двери:
– Его сиятельство никого не принимает!
– Это мистер Барнет, сэр, – послышался голос управляющего отелем, казавшийся довольно обеспокоенным. – Боюсь, к его сиятельству пришел посетитель, который срочно желает его видеть.
– Посетитель может подождать, – сказал лакей, поймав взгляд своего хозяина. – Будьте так любезны, мистер Барнет, задержите его внизу.
– Простите, но это не может ждать, – ответил мистер Барнет, и, к ужасу Аннабел, ручка двери начала поворачиваться.
– Это наверняка Рейф! – прошипела Гризелда, округлив глаза. – Скорее! – Она втащила Имоджин в одну из дверей, расположенных по бокам комнаты.
Ардмор бросил взгляд на Аннабел, и на лице его снова была та странная, легкая полуулыбка, отчего она почувствовала себя в полной безопасности, словно играла в плохой мелодраме. Она юркнула за огромную бархатную занавеску рядом с камином, потому что именно так по большому счету и поступила бы героиня мелодрамы.
В эту самую секунду дверь с грохотом распахнулась.
Это был не Рейф.