- Почему ты оказалась в моей постели? - тупо спросил он, загораживая дверь.
- Потому что хотела соблазнить тебя! - крикнула она. - Но теперь не хочу, болван! И не смей говорить ребенке. Нет у меня никакого ребенка. С твоей стороны безнравственно даже предполагать, что я могла… что я могла лечь в постель не с мужем!
- Ты хотела соблазнить меня?
- Да, хотела. А теперь передумала.
- Нет, ты не передумала. - Таппи схватил жену за плечи и рванул к себе.
Его поцелуй остался таким же неловким, как и раньше. Ничто не изменило манеры Таппи: он был прям, горяч и неловок. И все же Карола таяла от его поцелуя, словно он был нежнее лорда Байрона.
Когда он грубо прижал ее к своему телу, она вдруг затрепетала, и Таппи, быстро повернув ее, притиснул к двери, что было одной из тех немудреных вещей, которые он привык делать.
Он сорвал с нее рубашку, поскольку не мог найти завязки. Руки его дрожали, но везде, где бы он ни касался ее, он чувствовал, что она горит от желания.
Только лежа на ковре, она стала приходить в себя. Карола открыла глаза и увидела мужа, который склонился над нею, опираясь на локти. Она ласково откинула с его лица прядь волос и поцеловала. Но он все еще выглядел обеспокоенным.
- Кара, ты не очень расстроишься, если я сниму с тебя корсет?
Дрожа от желания и покраснев от стыда, она распустила шнуровку. Он даже закрыл глаза, когда ее груди вырвались на свободу, и Карола впервые подумала, что она неправильно его понимала.
- Как ты красива! - прошептал он.
В его голосе чувствовалось все то, чего не было в его руках: благоговение, нежность, утешение.
- Ты не считаешь, что я растолстела? - спросила она, прежде чем потеряла способность думать. - Ты ведь так не думаешь, Таппи? Потому что ты говорил, я толстая.
- Толстая?! - Голос у него сорвался от удивления.
Она улыбнулась, Он не ответил, но его губы прижались к ее груди, и Каролу больше не волновало, что он мог ей сказать.
Внезапно ее тело напряглось.
- Что случилось? - прошептал он, и его рука скользнула по ее бедру.
Он ни разу не прикасался к ней так, когда они только поженились! Таппи расслабился, и ее страхи рассеялись.
- Может, ты хочешь быть в постели? Я не погасил лампу. Я помню, ты считала неприличным…
- Не имеет значения, - ответила Карола, поняв, что так оно и есть.
Тем не менее она замерла, почувствовав его между ног. Было так странно… казалось, теплота окутала ее тело. Она ничего не могла поделать. Она вскрикнула, когда он вошел в нее.
- Больно? - спросил он.
- Нет, - прошептала она, не кривя душой.
По ее ногам словно текло расплавленное золото, она подняла колени, и он вошел глубже, затем опять и опять. Карола не сказала ему, какой он нежный. Она не хотела лгать, она просто шептала его имя и прижималась к нему, пока он без всякой нежности, резко и быстро делал свое дело. Все это не имело ничего общего с хорошим наездником или с тем, о чем ей говорила мать. Единственное, что она могла сделать, это крепче прижаться к нему и даже - немного погодя - двигаться вместе с ним.
- Французы называют это "маленькая смерть", - улыбнулся Таппи, лежа рядом и поглаживая ее шею. Его пальцы двигались вниз, глаза улыбались.
- Что за вздор, - сумела выговорить Карола, не видя сейчас никакого смысла в глупых спорах по поводу терминологии.
Глава 32
Сожаление приходит утром
Кэм был одним из тех людей, которые спят так крепко, словно душа покинула их тело. Джина никогда об этом не задумывалась, но теперь вдруг обнаружила, что относится к совершенно другому типу людей. Когда муж повернулся во сне, она тут же проснулась. Когда его большая рука легла ей на ягодицы, она замерла и, глядя в темноту, ждала, что последует дальше. Не последовало ничего. Он просто дышал ей в шею, а потом вдруг захрапел, хотя продолжал крепко прижимать ее к себе.
Темнота дала ей время поблаженствовать в собственной глупости. Спя с Кэмом, если это можно назвать сном, она отказалась от брака с ответственным, добрым маркизом. В часы ее вынужденного бодрствования Себастьян все больше представлялся ей примером отцовства: это человек, живущий в Англии и принявший на себя заботы о семье. Человек, который будет любить ее, в отличие от того, кто лишь называет ее "любовь моя". Кто не проводит время за ваянием обнаженных женщин, а занят важными делами. Она проигнорировала тот факт, что большую часть времени Себастьян проводит верхом. Но он, во всяком случае, не храпит, Он слишком приличный, чтобы храпеть.
И Кэм ни разу не сказал ей, что любит ее.
На рассвете Джину разбудил сон, в котором муж представлял ее полногрудой женщине, называя ту "прелестная Марисса". Она сбросила его руку со своего бедра и, глядя на серый рассвет, пыталась решить, выйти ли ей за Себастьяна, который, даже если и будет иметь любовницу на стороне, никогда не позволит, чтобы она узнала об этом, или за Кэма, который без всякого стеснения познакомит ее со своей любовницей. Джина невольно сжала кулаки. Она убьет эту женщину, она… Собственная ярость привела ее в ужас. О чем она думает?
Вероятнее всего, Кэм снова уплывет в Грецию и не вернется еще двенадцать лет. А это означает, что остаток жизни она может провести соломенной вдовой.
К утру Джине страшно хотелось спать, она чувствовала раздражение, усталость и громадное желание сообщить мужу, что с ним абсолютно невозможно заснуть.
Кэм открыл глаза. Он радовался, что проснулся рядом с красивой женщиной.
- Ты храпишь, - обвиняюще сказала жена.
Он попытался выглядеть невинным.
- Правда?
- Ты храпел и всю ночь ощупывал мое тело. Кэм попытался выглядеть еще более невинным.
- Да? Это потому, что ты слишком красива.
Она бросила на него презрительный взгляд, и он закрыл рот.
- Я не могла заснуть всю ночь. Вообще! Если ты не храпел или не ощупывал меня, то брыкался или стягивал с меня одеяло.
- Прости. Могу я чем-нибудь это компенсировать? - И он начал целовать ее в шею.
- Абсолютно ничем. - Она чувствовала только раздражение, потому так быстро вскочила с кровати, что он едва не упал. - Я намерена одеться и немедленно вернуться в свою комнату. Полагаю, мы должны спать в разных комнатах, лишь так я смогу заснуть.
- Постыдись, Джина. Разве не ты уверяла меня, что непременно будешь делить спальню с маркизом?
- И я совершенно уверена, что Себастьян никому не мешает во сне! - выкрикнула она, надевая платье. - Не мог бы ты выглянуть в коридор? Я не хочу, чтобы кто-нибудь увидел, как я выхожу из твоей спальни.
Кэм надел брюки, на секунду задумался и тихо спросил:
- Почему?
- Что "почему"? Вряд ли тебе нужно объяснять причину.
- Мне интересны твои аргументы.
- Наш брак аннулирован три дня назад, пусть даже мы не знали об этом. Следовательно, мы больше не являемся супругами.
- Звучит так, словно ты сожалеешь, что мы осуществили наши брачные отношения.
- Нет. А ты? - Она избегала смотреть ему в глаза.
- С чего бы мне сожалеть? - грубо и лениво спросил он.
Джина проглотила комок в горле. Очевидно, Кэм собирается выполнить свой план, о котором говорил в бальном зале: они продолжают свои отношения, как если бы ничего и не случилось, и будут делить постель во время его приездов в Англию.
- Ты не получишь свободу, - заявила она.
- Свободу?
- Если ты считаешь, что мы действительно женаты, ты не можешь вернуться в Грецию.
- Нет?
- Нет. - Голос у нее почти задрожал, но она справилась. - Если мы женаты, то должны жить вместе.
- Греция - мой дом.
- Гертон тоже. Если ты намерен жить в Греции, хорошо, - сказала она и быстро прибавила: - Я поставлю Финкботла в известность, что я не скомпрометирована.
- Я не люблю шантаж, моя герцогиня.
- Я не собираюсь тебя шантажировать. Я просто думаю…
- Ты просто думаешь, что я подлец, который, получив удовольствие - и лишив жену невинности, - спокойно уплывает в Грецию, будто ничего не произошло.
Она снова проглотила комок.
- А я считаю, что я скомпрометирован, - твердо сказал он. - Скомпрометирован этим положением и моей страстью к тебе. Я не из тех, кто пренебрегает своими обязанностями. Но ты этому не веришь, не так ли? - Его голос звучал раздраженно. - В конце концов, ты очень легко поверила, что я воспроизведу твое тело в розовом мраморе и продам его для установки на бульваре.
- Я не хотела тебя обидеть. Я думала, ты будешь делать мою скульптуру, потому что… это твоя работа.
- Ты совершенно права, - с гневом сказал он. - Я делаю скульптуры обнаженных женщин и этим зарабатываю на жизнь. Более того, я работаю в Греции. А ты герцогиня и живешь в Англии. Два несовместимых факта, не правда ли? Тебе не нужен муж, который занимается столь позорным для себя делом. А я, Джина, не перестану создавать обнаженных женщин. Это моя работа. Стивен не смог остановить меня, не сможешь и ты.
Она нахмурилась:
- Я не просила тебя бросать свою работу.
- Если я оставлю свой дом в Греции, буду жить в Гертоне, проектировать мосты без нимф и превращусь в герцога-филантропа, когда же мне заниматься неприличной скульптурой?
- Я не подумала об этом.
- А тебе и незачем думать. Я сам все понимаю. Идеальный муж в твоем представлении - это чопорный Боннингтон. Но из меня не сделаешь Боннингтона, тщетные попытки. Земля никогда не превратится в золото, Джина. Ты должна это признать и решить, собираешься ли ты продолжить наш брак. Возможно, и к лучшему, что мы не скомпрометированы, твой маркиз еще ждет тебя.
- Он меня по крайней мере любит! Да, любит! - почти выкрикнула она. - Себастьян не храпит и живет в Англии. - Как она ни крепилась, у нее все же выступили слезы. - Ты хочешь оставить меня в Гертоне, вернуться к своей любовнице и…
- Марисса не моя любовница, - прервал ее Кэм.
- Я уверена, что на острове у тебя есть любовница, - ответила Джина.
Он собрался возразить, но вспомнил про Беллу, хотя ее и нельзя было назвать любовницей в полном смысле этого слова.
- Возможно, у Себастьяна тоже будет любовница. Но я по крайней мере не узнаю о ней. - Мысль, что Кэм будет спать с другой женщиной, причинила ей такую боль, словно ее ударили ножом в сердце. - Я этого не вынесу… я не могу… я не хочу…
- Ты не хочешь выходить за меня, - закончил Кэм. В данных обстоятельствах его голос звучал на удивление спокойно.
Джина опустила голову и зарыдала. Кэм оделся, подошел к жене, погладил по волосаы.
- Ты должна решить сама. Если хочешь выйти за маркиза, тебе нет нужды думать обо мне. Я вернусь в Грецию. Документы о разводе на столе. Вы с Боннингтоном можете пожениться сегодня вечером, если ты хочешь именно этого.
Кэм надел плащ, висевший у двери.
- Я, с твоего разрешения, поеду в Лондон и поговорю с Раунтоном. Думаю, солиситор заслуживает выговора за свою дерзость, как ты считаешь?
Он даже не счел нужным спорить с ней.
- Я бы предпочла сделать ему выговор за задержку Финкботлом наших бумаг о разводе.
Глаза герцога были темными и спокойными.
- Никто не знает, что произошло в бассейне, Джина. Ты вправе сообщить Боннингтону, что он может немедленно воспользоваться своим разрешением на брак.
Сердце у нее заныло от ужаса и горя.
- Кэм…
Но тот уже покинул спальню, и она выскочила в коридор.
- Камден! - Но муж был почти в самом конце коридора, и она крикнула: - Вернись!
Герцог обернулся.
- Чего ты еще хочешь? - с яростью спросил он. - Что я могу тебе дать?
Стоять в коридоре больше не имело смысла, но Джина стояла до тех пор, пока не стихли шаги герцога.
Глава 33
В которой инициатива солиситора подвергается осуждению
- Вы написали моей жене это письмо? Вы, мой солиситор, шантажировали герцогиню и отослали письмо леди Крэнборн? Вы что, спятили?
- Не думаю, - ответил Раунтон. - Но письмо действительно написал я.
Кэм с недоверием уставился на Раунтона.
- Трудно поверить, что вы, уважаемый адвокат, личный солиситор моего отца, прибегли к столь бесчестным средствам. И ради чего? Чтобы я имел сына и продолжил род Гертонов? Но вам-то что до этого?
Лишь по тому, как Раунтон вертел в руках карманные часы, можно было понять, что слова герцога произвели на него впечатление.
- Мне это кажется вполне разумной линией поведения.
- Разумной? - повысил голос Кэм. - Похоже, вы переняли недостойный образ действия у моего отца. Но когда он вынудил меня жениться, это одно… - Угрожающее выражение на его лице заставило Раунтона вжаться в спинку кресла. - Если вы скажете, что выполняли указания моего отца, я убью вас.
- Нет. После того как вы покинули Англию, он, насколько мне известно, ни разу не упоминал вашего имени.
- Во время церемонии бракосочетания мне казалось, что вы не согласны с моим отцом. Я помню, вы считали его приказ незаконным.
Раунтон кивнул:
- Вы правы. Я чувствовал, что ваш отец делает ошибку, заставляя вас жениться.
- Почему же вы тогда не использовали благоприятную возможность и не повели себя, как мой отец? По крайней мере его требования были честны и откровенны. Он вызвал меня из Оксфорда, потребовал, чтобы я женился на кузине, и пригрозил убить меня, если я откажусь. Вы добились того же результата хитростью и нечестным путем. Написали анонимное письмо, угрожая моей жене разоблачением! Послали Финкботла скомпрометировать нас! Презренно, Раунтон.
- Не соглашусь, - холодно произнес солиситор. - Я считаю, что мое письмо было искусным подходом. Конечно, я ожидал, что маркиз откажется от своего предложения, узнав не только о незаконном рождении вашей жены, но и наличии у герцогини незаконнорожденного брата. Маркиз Боннингтон имеет репутацию человека, строго придерживающегося условностей. Видимо, герцогиня не сказала ему о письме. Наверное, мне следовало отослать письмо маркизу.
- Как вы узнали о существовании Уоппинга?
- Я не знал его имени. Но ищейки вашего отца выяснили, что графиня Линьи родила еще и мальчика. Более того, организовала передачу ребенка отцу, философу Сорбонны, так же как сделала это с вашей женой.
- Для старого герцога эта информация не представляла никакого практического интереса, но мне… Конечно, я не предполагал, что после смерти графини Уоппинг приедет в Англию или что он захочет получить наследство, которое графиня Линьи оставила вашей жене.
Кэм покачал головой:
- И какое вам до всего этого дело?
- Позвольте заметить, милорд, что не в моих силах принудить вас закрепить брачные отношения. Я только создал возможность, чтобы вы сделали это, если пожелаете, - ответил Раунтон.
- Но если мой отец не требовал этого, зачем вы прилагали столько усилий, стараясь повлиять на мою жизнь?
Раунтон сжал зубы.
- Боюсь, милорд, вы не поймете того, что я намерен вам сказать. Мой отец и отец моего отца служили Гертонам. Со старым герцогом было неимоверно трудно работать, но я не отказался. Незаконность вашего брака являлась только одной из множества незаконных деяний.
- Если вы ожидаете, что я пролью слезы над вашей замаранной белоснежной репутацией, то поищите кого-нибудь другого. Вы продолжали работать на него.
- Меня воспитали в надежде, что Гертоны станут моими самыми важными клиентами, требующими от меня абсолютной преданности.
- Не знаю, почему вы думаете, что я не могу понять ваших мотивов, - цинично заметил Кэм. - Из боязни потерять самого значительного клиента вы мирились с его бесчестными планами.
- Я мог бы иметь любого клиента по своему желанию, - ответил Раунтон. - Я остался с вашим отцом только потому, что, как меня учили, в жизни важна преданность. Именно этого вы и не в состоянии понять.
- Значит, вы полагаете, что я лишен преданности? Раунтон спокойно смотрел на клиента.
- Ваш отец заболел в 1802 году. Вы не вернулись в Англию, чтобы управлять поместьем. Ваш отец умер в 1807 году. Вы оставались за границей еще три года. Вы покинули страну молодым человеком, но сейчас вы уже взрослый. Тем не менее вы не проявляете интереса ни к обеспечению своей жены, ни к поместью. Да, герцогиня оказалась превосходным управляющим, намного лучшим, чем могли бы стать вы или ваш кузен. И я выбрал тот образ действий, который соответствовал интересам рода Гертонов, а также их владениям. Не совершайте ошибки, милорд, я мог бы получить значительно больше денег, служа аристократам, которые сами ведут свои дела, чем служа герцогу, который растрачивает свое время по мелочам на греческом острове.
Кэм заставил себя глубоко дышать, хотя ярость застилала ему глаза. Раунтон не сказал ничего такого, о чем бы не думал он сам с тех пор, как вернулся в Англию. Он действительно пренебрег своей женой и своим поместьем. Он забыл обо всем, кроме ваяния, забыл, что происхождение влечет за собой неприятные обязанности, не имеющие ничего общего с мраморными скульптурами.
- Наверное, вы правы, - наконец произнес он.
- Простите, что я достиг своей цели столь коварными средствами.
- Мне требуется специальное разрешение. И кому-то надо поехать на остров Ниссос, чтобы закрыть мой дом.
- Я могу это организовать.
- Я бы предпочел, чтобы это сделали вы. Мои статуи нужно упаковать с чрезвычайной осторожностью.
Раунтон прищурился. Он, как правило, лично не занимался подобными делами, но сейчас, возможно, ему следует быть сговорчивым.
- Я вернусь к леди Троубридж завтра, - сказал Кэм, вставая, - как только получу специальное разрешение. Если вы присоединитесь ко мне в Кенте, я дам вам более полную информацию о моем доме в Греции.
- Милорд, прошу меня извинить, если я вас чем-то обидел.
- Вы не обидели меня. - Глаза у Кэма были печальными, но гнев прошел. - Я беззаботный подлец, Раунтон, предпочитал работать с мрамором и не думать о поместье Гертон, И вы правы, говоря, что герцогине нравится это занятие. Кроме того, в Англии тоже есть каменоломни.
Солиситор поклонился.
Глава 34
Леди Роулингс в ожидании своего мужа
Конечно, у Эсмы были мужчины и помимо ее мужа, но спала она не со всеми, кого ей приписывали, хотя все же со многими. Правда, с брачной ночи около десяти лет назад она никогда не ложилась в постель с человеком, которого не хотела. Фактически за последние шесть лет у нее даже не возникало особого желания… до вчерашнего дня.
Она затянула пояс халата. Майлз обещал прийти этой ночью. Она уже два часа назад отпустила горничную, а его до сих пор не было.
Эсма с, трудом отогнала воспоминания о мускулистой груди, поцелуях, криках…
"Думай о ребенке!" - приказала она себе. Прошлая ночь была только иллюзией, сном. Такое больше не повторится, а дети - реальность. Малыш будет любить ее и останется с нею. Он не будет молча провожать ее до спальни, а на следующий день избегать. Вообще-то она не ждала от Себастьяна признаний, в конце концов, он женится на ее лучшей подруге. Но попрощаться все же стоило.
Эсма сжала зубы. Она не из тех женщин, с кем мужчины прощаются. О, Себастьян наслаждался прошлой ночью. Она не единственная, кто испытал потрясение. Он наслаждался ею, а затем покинул ее, не произнеся ни слова.