Мистер Уилкерсон предложил послать слугу, чтобы узнать, готов ли мистер Карсингтон принимать посетителей.
Мирабель представила себе, как мистер Карсингтон откидывает с лица взлохмаченные золотисто-каштановые волосы и, удивленно раскрыв сонные глаза, смотрит на… кого-то.
- Нет, не надо его беспокоить, - быстро проговорила она. - Я пробуду в деревне еще несколько часов. Мне нужно кое к кому зайти. А с ним я поговорю позднее.
Она заметила, что руки у нее дрожат. Должно быть, от голода. Она так боялась найти бездыханное тело сына герцога Харгейта, что была не в состоянии съесть на завтрак ничего, кроме чашки чая да ломтика поджаренного хлеба.
- Но сначала я хочу выпить чаю, - добавила она, - и съесть несколько гренков.
Ее тотчас препроводили в отдельную столовую, расположенную вдали от шума и суеты обеденного зала и таверны. Несколько минут спустя появились чай и гренки.
Перекусив, Мирабель воспрянула духом. И когда мистер Уилкерсон подошел к ней, чтобы узнать, не желает ли она чего-нибудь еще - яичницу, например, с несколькими ломтиками бекона, - она попросила принести самую подробную карту этой местности.
Он заверил ее, что у него имеется множество таких карт, не меньше, чем в любом лондонском магазине, в том числе и карты, раскрашенные вручную. Он выразил сожаление по поводу того, что Государственное картографическое управление пока еще не издало карту Дербишира, потому что новые карты поистине высокого класса и составляются основываясь на научном подходе.
Она попросила принести все, что у него имеется. Несколько карт были достаточно подробными для ее целей, и она разложила их на столе, чтобы сопоставить. Изучить их подробнее она намеревалась дома.
Кое в чем Мирабель была гораздо больше похожа на своего отца, чем полагала. Если ее никто не беспокоил и не прерывал, она могла, как и он, с головой уйти в решение интересующей ее задачи.
Время шло, она сняла сначала шляпку, потом плащ. С момента ее появления здесь прошло уже два часа, а она все еще сидела, склонившись над картами, и пыталась отыскать пути решения проблемы.
Примерно в это время мистер Уилкерсон вышел во двор поболтать с форейтором. Поэтому он не знал, что мистер Карсингтон спустился вниз и направился в отдельную гостиную, которую зарезервировал в качестве своего штаба. Поскольку мистера Уилкерсона не было поблизости и, спускаясь вниз, он никого не встретил, некому было сказать мистеру Карсингтону о том, кто находится в соседней отдельной столовой.
Дверь была открыта. Проходя мимо, Алистер заглянул туда, и в поле его зрения оказался небольшой, округлый, принадлежавший явно женщине задок.
Задок был задрапирован зеленой тканью высокого качества, что сразу же определил наметанный глаз Алистера, он также прикинул, сколько слоев ткани находится между платьем и кожей.
Весь этот процесс оценки занял не более мгновения, но Мирабель, очевидно, услышала, как затихли шаги. Или же как он задержал дыхание, заставив разум вернуться оттуда, куда его занесла фантазия, и напомнив себе, что было бы разумнее идти своей дорогой.
Она подняла голову и, взглянув на него через плечо из-за массы медно-рыжих волос, улыбнулась.
Это была она.
- Мисс Олдридж, - произнес он, причем голос его опустился до самого нижнего регистра.
- Мистер Карсингтон! - Она выпрямилась и повернулась к нему лицом. - Не ожидала, что вы подниметесь в столь ранний час.
Уж не сарказм ли уловил он в ее голосе?
- Но уже почти два часа, - сказал он. Она удивленно округлила глаза.
- Ну и ну! Неужели я столько времени пробыла здесь?
- Не имею ни малейшего понятия, сколько времени вы пробыли здесь, - проговорил он.
Она, нахмурившись, взглянула на карту.
- Не думала, что столько времени проведу здесь. Я собиралась зайти позднее, когда вы проснетесь.
- Я проснулся.
- Вижу. - Она окинула его взглядом. - И выглядите вы очень опрятно и элегантно.
Алистеру очень хотелось бы сказать то же самое о ней. Видимо, кто-то предпринял героическую попытку укротить ее непослушные волосы, заплел их в косу и уложил с помощью шпилек на макушке. Но половина шпилек уже валялась на полу и на столе, а коса съехала набок. У него аж руки чесались - так хотелось ему подойти и привести прическу в порядок.
Он бросил мрачный взгляд на ее дорогое платье зеленоватого оттенка. Этот цвет шел ей еще меньше, чем цвет платья, в котором он ее увидел впервые. Что же касается фасона, то его не было вовсе. Примитивное и скучное платье и шло ей не больше, чем, скажем, мешок из-под муки.
Он перевел взгляд на карты.
- Мне нужна новая карта, - сказала она. - У них была очень хорошая карта этой местности. Но в ноябре отец утопил ее в реке.
- Понятно, - сказал он. - Но зачем вам или вашему отцу потребовалась карта? Мне говорили, что ваша семья - одна из старейших в этом районе. Полагаю, что свою земельную собственность вы отлично знаете.
- Свою землю я, конечно, знаю, но Лонгледж-Хилл имеет большую протяженность, - сказала она. - Фактически он охватывает несколько холмов. С такой обширной территорией ни я, ни отец не знакомы во всех подробностях. - Она указала жестом на карту. - По одну сторону от нас находится земля капитана Хьюза, по другую - сэра Роджера Толберта. Хотя мы довольно часто бываем друг у друга, я, разумеется, не знаю каждый камешек и каждую травинку на их землях. Особенно меня интересует собственность лорда Гордмора всего в каких-нибудь пятнадцати милях отсюда.
- Это расстояние увеличится ночью в два раза, если преодолевать его на телегах и вьючных лошадях окольным путем по ухабистым дорогам, - заметил Алистер. - Если бы мы смогли прорыть канал по прямой, расстояние сократилось бы до десяти миль. Но, поскольку по прямой линии лежат скалистые горы, которые придется обойти, как и надворные постройки землевладельцев, склады лесоматериала и прочее, протяженность канала, по нашим подсчетам, составит пятнадцать миль. - Он подошел к столу. - Вам для этого потребовалась карта? Хотите более тщательно изучить маршрут? Возможно, поразмыслив, вы перестанете возражать против наших планов?
- Нет, - сказала она. - В этом моя позиция осталась прежней. Изменилось только мое мнение о лорде Гордморе.
- Наверное, вы представляете его себе одним из тех ненасытных поборников индустриализации, которые выселяли бедных овцеводов из их хижин, чтобы воздвигать дымящие фабрики на землях, которые некогда были пастбищем? - спросил Алистер.
- Нет, я представляла его себе человеком весьма предприимчивым, - ответила она. - Если решение, которое я нашла, оказывается неосуществимым, я ищу другое. Однако лорд Гордмор, когда ему не удалось заинтересовать нас строительством канала, не пожелал, судя по всему, напрячь свое воображение, а упрямо продолжает настаивать на своем первоначальном решении. Разница лишь в том, что на сей раз он послал тяжелую артиллерию, чтобы заставить нас подчиниться.
Алистер сразу же сообразил бы, что она имеет в виду, если бы не отвлекался.
Коса, уложенная в прическу, не только съехала набок, но и расплелась. И хотя Алистер не слышал звука падающих шпилек, он был, однако, уверен, что на столе, покрытом картой, их стало значительно больше. С минуты на минуту прическа должна была окончательно развалиться, и он с трудом сдержался, чтобы не поправить ее.
- Тяжелая артиллерия? - переспросил он. - Неужели вы думаете, что мы перебросим сюда технику и отряды строителей, чтобы запугать вас и силой заставить подчиниться? Надеюсь, вам известно, что мы не можем начать строительство канала без парламентского акта, а парламент не одобрит предложение о строительстве канала, если землевладельцы выступят против него.
- Тяжелая артиллерия - это вы, - сказала она. - В этой части Дербишира герцог Харгейт имеет не меньший вес, чем герцог Девонширский. Двое ваших братьев являются образцами добродетели, а вы - прославленный герой. Лорд Гордмор весьма мудро выбрал себе партнера, а также вовремя заболел гриппом,
Алистер сначала не поверил своим ушам, а сообразив, о чем речь, пришел в ярость.
- Прошу вас, поправьте меня, если я не так понял, мисс Олдридж, - сказал он с леденящей душу вежливостью. - Вы, кажется, считаете, что лорд Гордмор или я - или, возможно, мы оба - решили воспользоваться положением моей семьи или известностью, чтобы уничтожить оппозицию? Вы полагаете, что я за этим приехал? Чтобы внушить благоговейный страх мужланам? Может быть, даже тронуть их сердца доказательством своей огромной жертвы, принесенной во имя короля и страны? - В его голосе прозвучали нотки горечи.
- У лорда Гордмора нет и доли того влияния на местное общественное мнение, - заявила она. - Он не дербиширец. Титул его недавнего происхождения и получен всего лишь в последнее столетие. К тому же он не знаменит. - Она вздернула подбородок. - Не понимаю, что вас обидело. Я всего лишь изложила простейшие факты, которые очевидны каждому, хотя, наверное, никто другой не скажет вам этого в лицо.
- Вы ничего не знаете о лорде Гордморе, - быстро сказал он. - А если бы знали, то никогда не подумали бы, что он способен совершить бесчестный поступок и использовать меня или мое положение, чтобы навязать кому-нибудь негодный проект.
Он не мог долго стоять в одном положении, испытывая нестерпимую боль в ноге, и отошел от стола.
- Я ни слова не сказала о навязывании негодных проектов, - возразила она. - Вы, видимо, склонны все драматизировать, мистер Карсингтон. - Мирабель наморщила лоб. - Или вы говорите это ради красного словца? "Внушить благоговейный страх мужланам" - это удачное выражение, но "ненасытный поборник индустриализации" и "негодный проект" никуда не годится. Я не считаю ваш канал негодным проектом. Если поклоннику отказывают, это не значит, что он негодный, а просто кому-то он подходит, а кому-то нет. Нога у вас болит?
- Ничуть, - сказал он как раз в тот момент, когда почувствовал болезненный спазм в бедре.
Она тоже отошла от стола.
- Мне следовало бы сделать вид, будто я ничего не замечаю, но это не в моих правилах. Ваши движения стали более напряженными, чем прежде. И я подумала, что это из-за боли в ноге. Может быть, вы хотите пройтись? Или присесть? Или положить ногу повыше? Я не должна задерживать вас, вы человек занятой.
У Алистера и впрямь было дел невпроворот. Но она привела все его планы в полный беспорядок, как и собственную прическу, и он не мог заставить себя уйти.
- Мисс Олдридж, вам хорошо известно, что главнейшим из моих дел являетесь вы. - Он тут же пожалел о сказанном. О Господи, где его обходительность? Где хваленые манеры?
Он прошелся разок-другой до окна и обратно. Нога возмущенно отреагировала на его поведение несколькими болевыми спазмами.
Она наблюдала за ним с озабоченным видом.
- Продолжительное путешествие под ледяным дождем прошлой ночью не могло не сказаться на вашей ране. Я об этом только сейчас подумала. Нынче утром я больше всего боялась найти вас с переломанными костями в какой-нибудь канаве. Я уже настроилась собирать вас по кусочкам. Так почему же я являюсь для вас главнейшим делом?
Пока Алистер слушал ее рассказ о том, как она искала его тело с переломанными костями, он забыл, что собирался сказать ей. Он вспомнил, как она, покинув теплый, уютный дом, поехала в темноте под холодным дождем, чтобы вернуть его. Вряд ли другая женщина была бы способна на это, разве что его мать. Но ведь мисс Олдридж в отличие от других женщин несла ответственность за семью, возглавляла ее.
Именно от нее зависела прокладка канала, напомнил он себе.
Он не должен упустить представившуюся возможность.
Он привел в порядок свои мысли.
- Никто другой не станет говорить со мной открыто. Вы сами это сказали. А мне необходимо понять, почему вы возражаете против строительства канала.
- Не все ли равно? Вы приехали, и все возражения растают, словно снег под горячими лучами солнца.
- Но я не хочу злоупотреблять своим положением!
- В таком случае вам не следовало приезжать, - скептически взглянув на него, сказала мисс Олдридж.
Алистер отвернулся и невидящим взглядом уставился в окно, считая до десяти.
- Мисс Олдридж, должен вам прямо сказать, что из-за вас мне хочется рвать на себе волосы.
- А я-то думала, в чем тут дело. Алистер круто повернулся к ней.
- Какое дело?
- Я думала, обстановка накалена из-за плохой погоды. А оказывается, это из-за вас. Вы удивительно сильная личность, мистер Карсингтон, Но почему из-за меня вам хочется рвать на себе волосы?
Алистер смущенно посмотрел на нее. Коса выскользнула из прически и находилась теперь над ухом.
Он решительно направился к столу, сгреб с поверхности пригоршню шпилек и подошел к ней.
- Вы потеряли большую часть шпилек, - сказал он.
- Ой, спасибо. - Она протянула руку. Проигнорировав этот жест, он взял непослушную косу, свернул и уложил на место, заколов шпильками.
Она стояла, не двигаясь, уставившись на его галстук.
Волосы у нее были шелковистые, мягкие. Очень хотелось зарыться в них пальцами.
Водворив косу на место, он отступил на шаг.
- Так-то лучше.
Она какое-то время молчала. На лице ее было такое же напряженное выражение, какое бывало у его кузины, когда она разбирала египетские иероглифы.
- Они меня отвлекали. Ваши волосы, выскользнувшие из прически. - Выражение ее лица не изменилось. - Это мешает думать, - совсем не кстати добавил он.
Но разве это оправдание? Джентльмен может позволить себе подобную вольность только с близкой родственницей или любовницей. Ему не верилось, что он сделал это. Но он не мог удержаться и теперь лихорадочно придумывал подходящее извинение.
Она заговорила, опередив его:
- Так вот что вас так расстроило. Что ж, мне не следовало удивляться. Человек, способный пуститься в путь на ночь глядя, под ледяным дождем из-за того лишь, что у него нет сменного белья, живет в соответствии с какими-то нормами в отношении одежды, недоступными для понимания остальным людям. - Она отвернулась и принялась свертывать карты.
- Хотите верьте, хотите - нет, мисс Олдридж, но у меня тоже есть принципы. Я хотел бы убедить землевладельцев в том, что строительство канала, предложенное лордом Гордмором, имеет свои преимущества. Мне хотелось бы удалить из плана все, что вызывает возражения, и, если это возможно, прийти к приемлемому компромиссу.
- В таком случае отправляйтесь в Лондон и пришлите для этого кого-нибудь другого, - сказала она. - Вы либо глубоко заблуждаетесь, либо являетесь безнадежным идеалистом, если думаете, что люди будут относиться к вам как к обычному человеку. Мои соседи, да и мой отец поручили бы встретиться с представителем лорда Гордмора своим управляющим. Вас же мой отец не только попросил встретиться с ним, но и пригласил на ужин. Он даже попытался убедить вас переночевать у нас, хотя он затворник и предпочитает обществу людей общество растительного мира. Сэр Роджер Толберт и капитан Хьюз, люди более общительные, непременно заедут к вам и пригласят вас к себе на ужин. И каждый будет предлагать вам полюбоваться своими домашними любимцами, своим скотом и своими детьми, особенно своими дочерьми.
Говоря это, Мирабель пыталась сложить и скатать в рулон карты, что получалось у нее ничуть не лучше, чем прическа, которую соорудила ее горничная.
Алистер подошел, взял у нее карты и сложил как следует. Положив их на стол, он едва удержался, чтобы не шлепнуть ее последним рулоном.
Нахмурив лоб, она поглядела на карты.
- Развернуть их не составило никакого труда, - сказала она. - Но когда настало время снова свернуть их, они словно стали жить собственной жизнью. Видимо, они не любят, когда их закрывают, и чтобы уговорить их закрыться, требуется особое умение.
- Нет, нужна всего лишь логика, - возразил он.
- Наверное, это какой-то особый вид логики, о котором я и понятия не имею, - произнесла она. - Но ведь вы, насколько я понимаю, учились в Оксфорде. Если бы я окончила университет, то тоже научилась бы свертывать карты.
- Хотел бы я, чтобы в Оксфорде меня научили получать прямой ответ на простой вопрос, - сказал он.
Она одарила его сияющей улыбкой, такой же, как и вечером, когда еще не знала, с каким поручением он прибыл. Поскольку после этого она улыбалась ему более сдержанно, он пришел в полное замешательство. Его будто ударили по голове крикетной битой.
- Вы хотите, чтобы я объяснила вам, почему представитель лорда Гордмора не смог получить поддержку проекта канала? - спросила она, беря плащ и шляпку.
Алистер попытался сосредоточиться.
- Представитель сказал нам, что никто не захотел даже обсуждать это предложение. Куда бы он ни обращался, повсюду встречал отказ, и ему указывали на дверь. Да, я хочу, чтобы вы объяснили мне причину, мисс Олдридж, поскольку вы утверждаете, что все остальные, благоговея передо мной, побоятся сказать мне правду.
Она накинула плащ.
- Я, конечно же, вам этого не скажу, - заявила она и, надев шляпку, торопливо завязала ленты. - У вас все преимущества. Перед вами каждый будет раболепствовать. Что-то я не вижу, чтобы вы столкнулись хотя бы с малейшим сопротивлением. Ситуация для меня достаточно безнадежна, так что нет смысла сдавать вам мое единственное оружие. Всего вам доброго, мистер Карсингтон.
Схватив со стола карты, она вышла из комнаты, оставив сбитого с толку Алистера. Он смотрел ей вслед и любовался небрежно накинутым плащом, съехавшей набок шляпкой и покачивающимися бедрами идеальной формы.
Возможно, мистер Карсингтон утешился бы, узнав, что не один он озадачен и сбит с толку. Мирабель тоже было не по себе, поэтому она решила проехать еще две мили до Кромфорда, где жила ее бывшая гувернантка, одно присутствие которой действовало на нее успокаивающе.
И вот теперь она сидела в уютной гостиной миссис Энтуисл, такой же опрятной и нарядной, как и ее хозяйка.
Миссис Энтуисл, которая была на десять лет старше Мирабель, вышла замуж и переехала в Кромфорд вскоре после того, как ее девятнадцатилетняя воспитанница уехала в Лондон на свой первый сезон. Три года тому назад мистер Энтуисл умер от воспаления легких, оставив ее достаточно обеспеченной, что избавило миссис Энтуисл от необходимости возвращаться к прежней профессии.
- Было бы хорошо, если бы у меня действительно имелось какое-нибудь оружие, - рассказывала Мирабель миссис Энтуисл, - но мистер Карсингтон скоро обнаружит, в чем заключается главное возражение. Все землевладельцы Лонгледж-Хилла считают, что канал принесет слишком большие разрушения при слишком малой выгоде. Если бы дело обстояло по-другому, мы бы давным-давно сами построили канал, причем это обошлось бы нам значительно дешевле.
- Люди, которые всю жизнь живут в Лондоне, не способны осознать последствия подобных проектов для сельских общин, - сказала миссис Энтуисл. - Объясни кто-нибудь эту проблему лорду Гордмору, он наверняка отмахнулся бы от нее, сочтя это провинциальным предубеждением против перемен и прогресса.