Да, многие отличные, можно даже сказать, великие люди поплатились головами. Томас Мор и епископ Фишер, а также лорд Рочфорд. Словно испорченное дитя, король выбрасывал в небытие людей, как выбрасывают одежду, из которой выросли. А ведь все они служили ему верой и правдой.
Итак, Томас Кромвель знал королевский нрав. Он лично помогал Генриху осудить очередного опального вельможу и сам придумывал абсурдные обвинения – в предательстве, кровосмешении или нарушении закона об оскорблении Величества. В награду же получал часть конфискованных земель или процент от доставшихся королю денежных сумм. Виновный же в лучшем случае отправлялся в Тауэр.
И вот теперь жертвой королевской неблагодарности может стать он сам.
На самом же деле лорд Кромвель был вовсе не виноват, что сведения о внешности Анны Клевской были сильно преувеличены. Советники просто уши ему прожужжали, рассказывая о ее красоте и мудрости. Более того, они утверждали, что Анна станет просто идеальной женой для Генриха. Уж если кого и судить за обман высочайшей особы, так это немецкого художника Гольбейна, чей изумительный портрет сестры герцога Клевского в наибольшей степени способствовал возбуждению королевского сладострастия.
Но король пришел в ярость, когда Кромвель намекнул, что вина целиком ложится на художника.
– Он творец, Кромвель, – пробурчал король. – Я, к вашему сведению, немного разбираюсь в психологии этих людей. Это не его вина.
Хотя король проронил всего несколько слов, Кромвель ясно понял их подоплеку: молчи, дескать, ты, сын кузнеца. Что ты понимаешь в искусстве и красоте?
Кромвель устроил брак короля, и вот теперь король намеревается расплатиться с ним за неудачное сводничество.
На секунду лорд попытался представить себе, как проходит прием: дамы приседают, джентльмены кланяются… Кланяются и обмениваются многозначительными взглядами, поскольку Томас Кромвель, граф Эссекс, отсутствует в Большом зале. Ничего не поделаешь, его падение началось.
Если так, кто же займет его место? Томас Норфолк, к примеру. Этот человек всегда готов, словно пес, лизать руку короля. Более того, будучи дядей злополучной Анны Болейн, он сделался самым суровым обвинителем племянницы, как только заметил, что король начал от нее уставать. По этой причине Норфолк опять на коне – вместе со всей католической сворой, обеспокоенной тем, что Кромвель позволил себе покуситься на богатства монастырей.
А ведь король с удовольствием захапал все бывшие земли и богатства католиков. Роскошь его двора чуть ли не привела Англию к банкротству, и было просто необходимо найти сословие, готовое платить за королевские излишества. Деньги католических монастырей пополнили королевскую казну. Теперь же Генрих во всем обвиняет Кромвеля. Католики заняты тем же. Они-то как раз будут весьма довольны низвержением Анны Клевской, последовательницы еретического учения Мартина Лютера, хотя королева истово изображала из себя преданную католичку, стоило ей ступить на английскую землю.
Да, он, Кромвель, будет отвечать за все – и по самому большому счету.
Теперь Норфолк продвигал поближе к Генриху VIII очередную племянницу – интересно знать, сколько их у него? – в надежде заручиться королевской благосклонностью. Кэтрин Говард исполнилось всего пятнадцать, и она была очень мила, хотя малость пухловата. А ведь он прав, этот Норфолк: всякий, кто подберет замену Анне Клевской, будет царить при дворе – и выше него пребудет один лишь король.
Кромвель изо всех сил ударил кулаком по пергаментам, бумагам и документам, лежавшим на его рабочем столе и имевшим прямое отношение к аннулированию брака с Анной Клевской. Как только эта цель будет достигнута, король без сожаления распрощается с Кромвелем.
Если, разумеется…
Кромвель вспомнил, как несколькими днями раньше Генрих с вожделением разглядывал через окно новую придворную даму – родственницу герцога Гамильтона, приехавшую из Уэльса. Взгляд короля многое сказал тогда Кромвелю. Да и в самом деле – уэльская кузина Гамильтона выглядела чрезвычайно соблазнительно и необычно. Королю нравились бесшабашные женщины с умным взглядом, те, которые давали его величеству возможность оттачивать чувство юмора в остроумных беседах. Считалось, что король почитает в женщине прежде всего верность, но Кромвель-то знал, что Генриху больше по нраву прирожденная веселость и живость характера.
В сердце Кромвеля затеплилась надежда.
Он лично займется кузиной Гамильтона и преподнесет ее королю на золотом блюде. В таком случае Анна Клевская могла даже сыграть Кромвелю на руку. Чем больше Генрих возненавидит нынешнюю королеву, тем меньше претензий станет предъявлять к следующей.
Как же ее зовут? Да, вспомнил – Дини Бейли. Имечко, конечно, так себе, но стоит ей лечь в постель с королем, оно зазвучит совсем по-другому.
Теперь необходимо продумать план игры. Кромвель любил игры. Чем выше ставки, тем почетнее победа. Мистрис Дини станет истинной королевой в той комбинации, которую разыграет лорд Кромвель. Норфолк – со своей стороны – выставит Кэтрин Говард. Впрочем, король выиграет в любом случае.
Оставалось разобраться с одной проблемой: с Кристофером Невиллом, герцогом Гамильтоном. Судя по всему, герцог питал к мистрис Дини куда более сильные чувства, чем обычно испытывают к провинциальной кузине. Если, конечно, она и в самом деле родственница герцога. Сложность в том, что Гамильтон – фаворит короля, а это может создать дополнительные препятствия.
Через некоторое время на лице лорда появилась зловещая усмешка. Так или иначе, но Гамильтона придется устранить. Пока не столь важно, как это произойдет. Важно другое – идея использовать чары мисс Бейли пришла ему на ум вовремя. С другой стороны, Гамильтон, несомненно, умен и победить его может только человек, у которого мышление развито не хуже. Кромвель любил азартные игры. Особенно придворные. Тот, кто проиграет в этой, проиграет собственную голову.
Томас Кромвель снова ощутил прилив сил: опытный интриган начинал очередную партию на давно освоенном поле.
Дини пыталась скрыть зевоту. Она отвернулась и прикрыла рот. Даже дрессированный черный медведь, показавшийся ей поначалу забавным, теперь наводил только скуку. Дрессировщик, одетый в смешные разноцветные штаны и красную шапку с ушками в виде ослиных, старался развлечь публику неуклюжими прыжками животного. Медведь, танцуя, задел леди Алисон Кэннингем, и та подняла страшный крик. Дини с удовольствием посмеялась бы над этим вместе со всеми, но от зевоты у нее едва не свело рот.
Кит, разумеется, заметил, что девушка скучает, но ничем не мог ей помочь, поскольку был занят беседой с Чарлзом Брендоном, герцогом Саффолком, о специальных приемах, употребляемых в конном бою на копьях. Кит неплохо относился к герцогу, красивому когда-то увальню со следами разного рода излишеств на немолодом уже лице. Тем не менее беседа его скоро утомила, и Кристофер поймал себя на том, что от нечего делать барабанит пальцем по столешнице. Кстати, сами столы были выше всяких похвал и ломились от всевозможных яств, разложенных на серебряных и золотых блюдах. Перед гостями красовались также драгоценные бокалы, кубки с вином, огромные кожаные бутыли с элем.
Пир, который начался еще днем, продолжался битых четыре часа, а ему все еще не было видно конца. Часы Хемптон-Корта пробили восемь, каждый удар сопровождался печальным мелодичным звоном.
Все прекрасно знали, отчего король не торопится заканчивать празднество – ему не слишком-то хотелось отправляться с нелюбимой женой в опочивальню. Королева же, не догадываясь о том, какие козни строит против нее венценосный муж, весело щебетала сразу на двух языках – высоком голландском и очень плохом английском. В лучшем случае ее брак был бы признан недействительным. Это, конечно, нанесло бы удар ее чести, но сохранило бы жизнь. В худшем же… Впрочем, все присутствовавшие в зале надеялись, что до этого не дойдет. Ее жалели, поскольку королева показала себя чрезвычайно милой особой. В ее глазах не было ни грана угрозы или злобы, а в дружелюбном наклоне головы – ни следа высокомерия.
Несмотря на внешнее спокойствие, Кит внимательно наблюдал за Дини – за каждым ее жестом, каждым кусочком, который она отправляла себе в рот, вслушивался в каждое слово, произнесенное ею на ушко мистрис Сесилии или Кэтрин Говард.
Чарлз Брендон ударил кулаком по столу, стараясь привлечь внимание Кита к скучнейшей истории о турнире, состоявшемся добрый десяток лет назад. Даже мелкие придворные сошки, желавшие добиться расположения вельмож, с ума сходили от скуки, когда герцог Саффолк принимался рассказывать ее в очередной раз. Хотя герцог пытался расцветить свой рассказ новыми подробностями, он отнюдь не становился от этого интереснее.
В молодости Саффолку хватало обаяния, равно как и влияния при дворе. Король даже простил ему интрижку с принцессой Мери – своей вдовствующей сестрой. Теперь же Саффолк, как, кстати, и его господин, участвовал в турнирах по большей части в собственном воображении.
Вздохнув, Кит повернулся к Дини. Она нагнулась к нему поближе и сказала вполголоса:
– Кажется, то же самое он рассказывал в прошлый понедельник? Я имею в виду ту байку, когда Саффолк, по его словам, одной рукой победил французского рыцаря со львом на щите?
Саффолк вновь с такой силой грохнул кулаком по столу, что не только вино из стоявшего рядом бокала пролилось на скатерть, но и капелька слюны, примостившаяся у него на подбородке, скатилась по бороде и исчезла в пышных кружевах воротника.
– Гамильтон, изволь слушать меня, – потребовал он. – Итак, добрый сьер Жан де Куер Лион помчался на меня на своем могучем жеребце. Но я, Чарлз Брендон, герцог Саффолк, давно уже изготовился к бою…
– Господи, помоги нам, Дини, – пробурчал Кит. – Это самый длинный вариант его истории.
– Что ты там говоришь? – пролаял Саффолк. Дини инстинктивно прижалась к бедру Кристофера.
– О, милорд Саффолк, – замурлыкала она. – Кузен попросил меня передать жареной телятины. Но я так заслушалась, что даже не расслышала его просьбу. Пожалуйста, вернее, молю вас – продолжайте!
Кит нашел под столом руку Дини и молча, но выразительно пожал ее. Затем кивнул Саффолку как бы в подтверждение слов Дини. Говорить он не мог, поскольку боялся дать волю чувствам и расхохотаться. Лицо же Дини оставалось невинным. Она просительно подняла брови, и Саффолк продолжил свой рассказ с еще большим энтузиазмом.
– Как я уже имел честь сказать… – зарокотал он.
В это время огромное блюдо жареной телятины появилось прямо перед ними. От изумления девушка откинулась на спинку стула и едва не рассмеялась, но твердое пожатие руки Кита остановило ее. Дини медленно подняла глаза и встретилась взглядом с Гамильтоном. При этом нудный голос Саффолка как-то сразу потерял свою звучность и рокотал, словно некий шумовой фон.
Не только бас Саффолка отошел на задний план – исчез и сам Большой зал, когда Дини почувствовала свою ладонь в ладони Кита. Затем она ощутила жар, который стал подниматься по руке к плечу и дальше – к груди, а значит – к сердцу. Дини вдруг осознала, что Кристофер испытывает то же самое.
Он был так близко, что она чувствовала исходивший от него мужской запах – запах кожи, скошенной травы и аромат его притираний, возможно, примитивный по современным меркам, но сильный и терпкий. Но всего более завораживали его глаза – миндалевидные, темные, с изумрудными и золотистыми искрами, вспыхивавшими в их бездонной глубине.
Вглядываясь в эту непостижимую глубину, Дини вдруг позабыла, что человеку надо дышать. Она открыла рот, чтобы произнести хоть что-нибудь, но вместо слов из ее пересохшего горла вырвался лишь хрип.
Этот странный свистящий звук прозвучал настолько явственно, что Саффолк прервал свое чудовищное повествование.
– Спаси нас всех Господи, – пророкотал он. – Что это было?
Губы Кита скривились в едва заметной усмешке.
Что касается Кэтрин Говард, когда хрип повторился, та просто захрюкала от восторга, прикрываясь салфеткой. Мистрис Сесилия с готовностью протянула Дини полный бокал вина со специями.
– Быть может, тебе стоит выйти на воздух? – спокойно предложил Кит.
Дини кивнула и стала с его помощью выбираться из-за стола. Под взглядами всех присутствующих они двинулись к выходу. Дини, которая обычно останавливалась у роскошного гобелена из шерсти и шелка "Романс о розе", на этот раз миновала его, не удостоив даже мимолетным взглядом.
И Дини, и Кит не обратили ни малейшего внимания на взгляды придворных. Томас Говард притворился, что слушает итальянского дипломата с узкими поджатыми губами, сидевшего рядом, хотя его, возможно, более всех интересовало происходящее. Время от времени он дергал себя за драгоценный медальон, висевший на груди, словно пытаясь убедиться, что драгоценность на месте.
Король Генрих, потянувшись за порцией миндальных орехов, сваренных в меду, про себя улыбнулся. Он тоже внимательно следил за уходом герцога Гамильтона и его кузины. Ему весьма приглянулась стройная спинка Дини, ее тонкий стан. Девушка живо напомнила королю свежую благоуханную розу, и маленькие глазки его величества разгорелись в предчувствии нового приключения. Король представил себе, что в самое ближайшее время мистрис Дини Бейли будет вот так же покидать зал – но уже рука об руку с ним.
Прохладный вечерний воздух освежил лица Дини и Кита, когда они наконец добрались до своего любимого внутреннего дворика. Музыка звучала, казалось, далеко-далеко от их убежища. Шум пира и здравицы в честь короля тоже едва долетали до них. Эти двое были так заняты собой, что до звуков им не было никакого дела.
Дворик освещался факелами, горевшими внутри замка, и свет лился сквозь высокие готические окна. В течение минуты, показавшейся им вечностью, они смотрели друг на друга. Дини позабыла и думать про свое пересохшее горло. Она видела только, как Кит вытянул руку и с невыразимой нежностью коснулся ее щеки.
– Я очень давно мечтал это сделать, – сказал он изменившимся от волнения голосом.
Его черты скрывала густая тень, поэтому Дини набралась смелости и, в свою очередь, дотронулась до его волос. Они оказались шелковистыми и упругими на ощупь – именно такими, как она себе представляла.
Концы локонов свивались в настоящие пружинки, которые невозможно было расправить. Затем ее рука скользнула к его лицу. Дини провела пальцем по линии его лба, носа и наконец коснулась того, чего всегда хотела коснуться, – его полной нижней губы.
Сразу же вслед за этим девушка оказалась в страстных объятиях. Совершенно позабыв про свою странную смешную прическу, она приникла к нему всем телом и обняла его. Она закрыла глаза, словно желая отгородиться от всего мира, оставив себе одно-единственное чувство – чувство его близости. Да, он рядом – так, что слышно, как сильными толчками бьется сердце.
"Вот где мое место", – сказала она себе в объятиях Кита. Теперь странные и удивительные события, происшедшие с ней, уже не казались ей таковыми. Все вокруг обрело смысл. Этот смысл – в них самих, в двух человеческих существах, которые нашли друг друга. Дини почувствовала, что у нее слабеют ноги, и ухватилась за его плечи – надежное прибежище и ее единственный оплот. Под серым бархатным камзолом напряглись мышцы – Кит бережно хранил свое сокровище.
– Здесь твое место, в моих руках, – произнес он хрипло.
"Неужели он обладает способностью читать мысли?" – подумала девушка, и в этот момент его рот до боли расплющил ее губы. Она с жадностью ответила на поцелуй и почувствовала странную сосущую пустоту под сердцем – ту пустоту, которая вот-вот должна была наполниться желанием.
Его губы оказались упругими, требовательными – но и мягкими, нежными, податливыми. Такими, о которых она мечтала. Дини ощутила, как ее подхватил невидимый поток и помчал – стало страшно и весело… Наконец она слабо оттолкнула его и спросила:
– Кит! Что же нам теперь делать?
Его глаза туманились от страсти, он снова потянулся к ней и прижал к себе изо всех сил.
– Я не знаю, – прошептал он. – Боже мой, я ведь и в самом деле не знаю!
Но он лукавил. Он и она – оба знали.
То, что последовало потом, казалось чистым сумасшествием – и тем не менее единственно правильным и возможным. Она была уже не в силах стоять. Но как только ее колени подкосились, он осторожно подхватил ее и помог улечься на траву. Потом их губы снова встретились. Сначала Кит и Дини словно бы пробовали друг друга на вкус, но скоро поцелуи стали требовательными, горячими. Их тела так тесно переплелись, будто влюбленные знали, что жить им осталось несколько мгновений. Его рука сквозь бархат гладила ноги Дини, затем стала подниматься выше, одновременно забирая подол. И вот Дини ощутила обнаженной кожей бедра гладкое, но и колкое местами прикосновение травы, а потом, сразу же вслед за этим – прикосновение его руки, которую она уже успела хорошо изучить.
Она выгнула спину, стараясь приникнуть к нему еще ближе, чем прежде, и услышала стон, который зародился в глубине его существа и вот теперь рвался наружу.
– Дини…
– О, пожалуйста… – шептала она. Мгновение он колебался – и тогда она снова обняла любимого и потянула на себя, совершенно позабыв о своем сложном головном уборе.
– Кит!
Стоило ей произнести его имя, как она потеряла всякий контроль над собой. Единственное, чего ей хотелось, – так это быть с ним рядом как можно дольше, забыв обо всем.
– Лорд Гамильтон! – послышался вдали крик одного из королевских пажей.
Они замерли и некоторое время лежали неподвижно. Тишину нарушало только их тяжелое дыхание.
– Быстро! – выдохнул он и вскочил, потянув ее за собой. Кристофер пошатнулся, когда вставал, но сразу же взял себя в руки и принялся отряхивать платье Дини еще трясущимися ладонями.
Дини не успела прийти в себя, она только моргала и поворачивалась, словно кукла, пока Кит приводил в порядок ее одежду, расправлял складки платья и укреплял на голове упавший в траву шиньон.
– Дини, – наконец произнес он, но она едва услышала его голос – таким далеким он ей показался.
Прежде чем девушка успела понять, что происходит, послышались торопливые шаги, которые эхом отдались в каменных арках замка.
– Лорд Гамильтон, – повторил паж, появившись из-за живой изгороди. – Вот вы где! И мистрис Бейли с вами! Его величество настоятельно требует вашего присутствия. Наступает время молитвы. Его величество хочет послушать, как музицирует миледи.
– Опять не вовремя. – Пробормотала Дини нетвердым еще голосом.
Кит глубоко вздохнул:
– Поговорим позже. – Он предложил ей руку.
– Когда? – спросила она, видя, что приближается паж.
Вместо ответа Кит кивнул пажу.
– Скажи государю, что мы придем, как только мистрис Дини станет хоть немного лучше.
– Милорд, – произнес паж в поклоне, после чего удалился.
– Мы поговорим позже, – повторил Кит. – Нас ждет король.
Они направились в сторону главного входа, ведущего в Большой зал.
– Кит, я только что поняла, что не знаю, где ты живешь. Я хочу сказать, что ты вроде как не находишься постоянно при дворе, ведь так?
Он улыбнулся:
– После того, что случилось, ты решила узнать, где я живу?
Она кивнула:
– Так есть у тебя свой дом, или ты переезжаешь с королем из одного замка в другой?
– Нет, Дини. У меня есть собственное поместье – манор Гамильтон. Там не слишком большой замок по сравнению с королевским, тем не менее в нем есть слуги, пажи и все что полагается.