Глава 28
Всегда веди себя как победитель,
Даже когда проигрываешь.
Неизвестный автор
Джорджина без труда отыскала кухню. Она, может, и заперта на острове, где ни один из ее планов побега не удался, но нос пока еще не подводил ее. Она шла, повинуясь ему, пока не очутилась перед громадной, обшитой деревянными панелями дверью.
Толкнув ее, девушка спустилась на две ступеньки и очутилась в просторном помещении с широким окном во всю стену. Справа от нее стена была вся из гранита; в нее вделан был еще один из этих огромных каминов.
На нижней ступеньке Джорджина застыла.
Эйкен Мак-Лаклен сидел у массивного соснового стола посередине кухни. Его громадные ноги упирались в другой край стола, а сам он, откинувшись, покачивался на стуле. К лицу он прижимал что-то вроде полотенца, так что Джорджине был виден только его упрямый подбородок.
– Привет, Джорджи!
У Эйкена была сверхчеловеческая способность угадывать, где она находится в данную минуту. Это сбивало ее с толку. Он ведь даже не смотрел на нее.
– Ну вот, аппетит пропал, – пробормотала Джорджина.
Она глубоко вздохнула и, пройдя через кухню, остановилась у стола с другой стороны от Эйкена. Девушка взялась за спинку стула.
– Садись поешь, – предложил ей Эйкен. Он по-прежнему не смотрел на нее.
На столе стояли только два прибора – перед ним и еще один рядом с ним. Джорджина отпустила спинку стула и прошла к свободному месту; собрав тарелку и приборы, девушка повернулась, собираясь отнести их на другой конец стола.
Ножки его стула ударились об пол, и он в ту же секунду схватил ее за руку:
– Садись здесь.
Голос его был приглушен полотенцем.
Джорджина посмотрела на него. Эйкен убрал полотенце, и девушка увидела его разбитое лицо.
Она чуть было не вздрогнула, но быстро взяла себя в руки.
Он был похож на самого сатану. Одно веко было ярко-лиловым и так заплыло, что глаз не открывался. Нижняя губа рассечена – рана была неровная, кровь на ней потемнела и запеклась, а сама губа раздулась до невероятных размеров. Ужасный кровоподтек красовался внизу, на подбородке; он словно бы увеличивался в размерах, пока девушка смотрела на него. Джорджине показалось, что она различает следы костяшек его брата.
– Садись.
Девушка села.
– Дэвид! – окликнул Эйкен. Дверь у него за спиной распахнулась, и вошел человек с тяжелым жестяным ведром. Он был высокий, как Эйкен и его брат, но худющий как щепка и костлявый как сельдь. У него были яркие рыжие волосы, спускавшиеся до плеч; они сияли, точно новенькие пенни.
Когда он ближе подошел к Эйкену, стало заметно, что лицо у него все в веснушках, подбородок длинный и острый, с шишкой на конце размером чуть ли не с куриное яйцо, а когда он посмотрел на Джорджину и улыбнулся, его зубы затмили все.
Он со стуком поставил ведро на пол:
– Это камни из родника. Они холоднее, чем те, другие.
Эйкен развернул влажное полотенце, вывалив на стол несколько гладких камней. Он наклонился над ведром, достал из него еще несколько голышей и снова завернул их в полотенце. Потом поднял глаза на Дэвида; тот не отрываясь смотрел на девушку.
– Спасибо. Это Джорджи.
– Джорджина Бэйард, – поправила она, стараясь говорить как можно спокойнее, если учесть, какое она испытывала страстное желание добавить еще несколько синяков к тем, что уже имелись у Эйкена.
Дэвид взглянул на нее.
– Как часы!
Девушка кивнула.
– Часы? – Эйкен приложил полотенце к распухшему глазу, потом перевел взгляд с Дэвида на нее.
– Ну да, – сказал Дэвид.
Джорджина посмотрела на этого олуха.
– Для того чтобы понять это, нужно научиться читать.
Дэвид засмеялся и быстро подмигнул Джорджине, затем повернулся и прошел к стеллажам в глубине кухни.
– Ладно, по-моему, вы говорили мне. – Эйкен пристально смотрел на нее здоровым глазом.
Он уставился на Джорджину намеренно, просто ради того, чтобы досадить ей, и девушка старалась не обращать на него внимания.
Дэвид поставил на стол блюдо с дымящимися рогаликами, глиняный горшок с маслом, потом добавил тарелку с яичницей с беконом и колбасой и громадный кусок ветчины, а к этому еще картофель, яблочную подливку, свежую голубику и большой кувшин молока.
Джорджина вдруг заметила, что все еще прижимает тарелку к груди. Она поставила ее на стол... Та звякнула. Девушка принялась за еду, старательно не обращая внимания на Эйкена. Она как раз доедала второй кусок ветчины, когда Эйкен потянулся и наколол на вилку колбаску.
– Как жаль, что у тебя нет аппетита!
Джорджина только холодно взглянула на него и яростно полоснула ножом по куску ветчины. Она воткнула нож в мясо, потом, подняв глаза, обворожительно улыбнулась ему.
Эйкен откусил от колбаски и стал жевать, ухмыляясь и глядя на нее.
Молчание становилось неловким. Тишину нарушал только Дэвид, стоявший у разделочного стола в переднике, белом от муки, и со стуком месивший громадный шар белого теста. Он нисколько не походил на повара. Однако еда была очень вкусной.
– Ну, Дэвид, – прервал молчание Эйкен, – так что же ты думаешь о Джорджи?
Дэвид поднял глаза и усмехнулся:
– Просто красотка!
– Ты думаешь?
Эйкен так долго и внимательно в нее вглядывался, точно пытался посмотреть на Джорджину другими глазами. Он взял еще колбаску и стал жевать.
– Она, однако же, отчаянная девушка.
– Отчаянно пытаюсь избавиться от вас, – пробормотала Джорджина.
– Отчаянно стремится выйти замуж.
Девушка, глядя сквозь него, взяла еще немного яичницы, делая вид, что не слышала, как он говорит о ней так, будто ее и вовсе нет в комнате.
– Она мечтает выйти за Джона Кровопийцу.
Девушка поперхнулась яичницей.
Эйкен заботливо похлопал ее по спине и протянул кружку с молоком. Дэвид переводил взгляд с Эйкена на нее со странным выражением.
– Кэбот, – бросила Джорджина сквозь стиснутые зубы. – Его зовут Джон Кэбот.
– Да, верно. Я все время забываю его имя.
– А я хотела бы забыть ваше.
Эйкен приветливо помахал ей вилкой.
Дэвид еще пару раз ударил по тесту, потом накрыл его влажным полотенцем. Он посмотрел на Джорджину, на Эйкена и, покачав головой, вышел из кухни через другую дверь. Девушка слышала, как ботинки его неуклюже протопали вниз по деревянным ступенькам.
Джорджина, не обращая внимания на Мак-Олуха, смотрела за окно. Туман окутывал склоны холма. "Интересно, рассеется ли он вообще когда-нибудь?" – подумала девушка. Он был точно завеса, отделявшая их от мира. От ее мира. От мира, в который ей нужно вернуться.
– Волнуешься, что не сможешь вернуться домой, Джорджи?
Этот человек словно читал ее мысли.
– Я вернусь домой.
Он засмеялся:
– Вот это-то мне в тебе и нравится. Ты еще упрямее, чем я.
– Вы упрямее, чем мул, застоявшийся в стойле. Мне просто не верится, что вы и вправду из плоти и крови.
– Пойдем со мной наверх на часок-другой, и я докажу тебе, что я и в самом деле из плоти и крови.
– Я вас ненавижу!
Эйкен расхохотался.
– Просто не верится, что у вас есть дети. – Он перестал смеяться. – Вы врываетесь в чужие жизни и губите их. Почему вы не можете просто растить своих детей и оставить ни в чем не повинных людей в покое?
Теперь он разозлился. Джорджина видела это, и это ее обрадовало.
– Я ничего не смыслю в детях, – сказал он резко.
– Не смыслите или просто не желаете смыслить?
– Мне это ни к чему. Для этого-то я и привез тебя сюда.
Вилка Джорджины застыла в воздухе.
– Что вы сказали?
– Я сказал, что для того-то и привез тебя сюда. Мне нужна была женщина, чтобы присматривать за детьми.
– Вы похитили меня, чтобы присматривать за вашими детьми? – повторила Джорджина, пытаясь осмыслить его слова. Она припомнила обрывки их разговора в ее саду. Его замечания по поводу того, умеет ли она справляться с детьми. Он выспрашивал ее как работодатель! Девушка медленно поднялась, опираясь руками о стол. – Вы погубили мою жизнь просто потому, что не могли нанять няню?
Эйкен ничего не ответил.
– Господи Боже мой!.. Вы ненормальный. Это самый нелепый, бесцеремонный и дурацкий поступок, какой только можно себе вообразить!
– Не совсем, – протянул он лениво, что еще больше рассердило ее. Он как будто хотел показать, что она слишком глупа, чтобы постигнуть мотивы его поведения. – Ты говорила, что хочешь выйти замуж. Мне нужна была мать для детей. По-моему, все это достаточно просто.
– Я не желаю выходить за вас замуж! Я хочу выйти замуж за Джона Кэбота! Он же богат, вы, тупица!
– У меня вполне достаточно денег, чтобы содержать тебя, Джорджи. И тебе не придется стягивать платье до талии, чтобы выудить из меня предложение руки и сердца. Я ведь уже говорил тебе. Я готов на тебе жениться.
– Вы можете отправляться ко всем чертям!
Эйкен со злостью швырнул полотенце на стол и встал, нависая над ней.
– Ах так? Ну так ты можешь отправиться в дамки прямо на этом столе.
Джорджина не боялась его.
– Это вообще ваша манера вести себя, не так ли? Если вы не можете получить желаемого, вы просто берете его силой. Вы даже не представляете, как я вас презираю.
Эйкен ничего не ответил. Джорджина и глазом не успела моргнуть, как он обнял ее. Его губы приникли к ее губам, прежде чем девушка успела опомниться.
Он тотчас застонал, отшатнулся и выругался. Джорджина оттолкнула его и вытерла рот. Ее не волновал ни этот прерванный поцелуй, ни то, что Эйкену больно. Он оскорбил ее. Они пристально, гневно смотрели друг на друга. Атмосфера накалялась. Эйкен шагнул к девушке.
Джорджина схватила первое, что попалось ей под руку – свою вилку, – и помахала ею перед его разбитым лицом:
– Не приближайтесь. – Взгляд его скользнул с нее на вилку, потом снова на нее. – Только дотроньтесь! Попробуйте только подойти ко мне ближе – и преисподняя со всеми ее адскими муками покажется вам раем по сравнению с одной минутой рядом со мной и этой вилкой. – Девушка попятилась от него. Потом взбежала по ступенькам и в мгновение ока умчалась прочь.
Эйкен вывалил камни на стол. Он наполнил полотенце новыми холодными камнями, потом снова приложил его к лицу, злясь на весь мир.
Дэвид с силой захлопнул дверь погреба, так что Эйкен обернулся, не отнимая от лица полотенца. Дэвид смотрел на него озадаченно:
– Я не ослышался?
– А что?
– Насчет того, чтобы отправиться в дамки прямо на этом столе?
– Самое подходящее место для нее.
Дэвид коротко хохотнул:
– Ну и дурень же ты!
Эйкен угрюмо насупился:
– Она сама нарывается.
– Нарывается не она. Нарываешься ты. Ты все перепутал.
– Жду не дождусь, пока ты объяснишь мне почему, – процедил Эйкен.
– Ты лечишь не то, что следует. – Эйкен хмуро покосился на него здоровым глазом. – Холодное полотенце тебе следует прикладывать вовсе не к синякам на лице. Ты должен положить его между ног.
Глава 29
Хотелось бы мне знать, какой дурак
Первым придумал целоваться!
Джонатан Свифт
Эми проснулась от звука чьих-то шагов. Она заморгала, так как все перед ней расплывалось ярким пятном.
Первым, кого она увидела, был Калем. Он мерил шагами комнату от письменного стола к окну, потом обратно к письменному столу; снова к окну и снова к столу. Он ни разу не взглянул на нее, а шагал, не отрывая глаз от пола, сунув руки в карманы. Это было все равно что наблюдать за движением метронома.
Калем остановился у окна, снял очки и стал протирать их о портьеру. Потом поднял очки к свету и еще раз протер их. Заправив дужки за уши, он пальцем поправилячки, сдвинув их повыше на переносицу. Затем опять сунул руки в карманы да так и стоял, глядя в окно.
Оконные стекла запотели изнутри; такой же туман стоял и снаружи. Капля влаги стекала вниз по стеклу. Калем протянул руку, и капля упала ему на палец. Он поднял ее к туманному свету дня и, словно зачарованный, смотрел, как она сбегает по пальцу. Эми и сама не могла бы объяснить почему, но ей хотелось смотреть на него еще и еще, пока он бездумно стоял вот так. Он начал проводить вертикальные линии на запотевшем стекле. Потом пересек их горизонтальными.
После этого стал что-то писать в образовавшихся квадратах, но так мелко, что Эми не могла разобрать.
Девушка сомневалась, что он вообще отдает себе отчет в том, что делает. Он казался таким отстраненным, таким озабоченным, точно мыслями был далеко отсюда – в каком-то унылом и мрачном месте, если судить по выражению лица.
Эми захотелось подойти и коснуться его. Вид у Калема был такой, будто он нуждался в ласковом прикосновении. Она знала, как это бывает, когда ты не в ладах с самим собой. А вид у него был именно такой. Точно он заблудился в самом себе.
Эми осторожно поднялась и тихонько как мышь подошла к нему сзади. Широким плечом он прислонился к оконной раме, что-то старательно выводя на стекле.
Девушка протянула руку и ласково положила ее Калему на плечо. Он чуть не подпрыгнул и вскрикнул так громко, что испугал ее до полусмерти. Эми охнула.
– Эми? – Он обнял ее за плечи.
Еще мгновение – и он так близко притянул ее к себе, что ладони девушки уперлись ему в грудь. Эми подняла на него глаза.
Лицо его было непроницаемо. Взгляд сумрачный, испытующий.
Девушка коснулась пальцами его лица. Жесткая, колючая темная щетина затеняла впалые щеки и густо покрывала подбородок.
Калем смотрел на нее не отрываясь, словно вбирая ее в себя. Взгляд его скользнул от глаз Эми к ее носу, потом Калем долго, очень долго смотрел на ее губы. В его темных глазах мелькнул огонь откровенного желания. Эми не думала, чтобы сам он сознавал это. Но девушка заметила и подняла к нему лицо.
Рот его коснулся ее губ – легонько, едва заметно, точно желая почувствовать их вкус, будто Калем опасался, что она слишком хрупкая и может разбиться, если он поцелует ее сильнее.
Поцелуй этот не был слишком долгим или чрезмерно страстным. Он не был заученным. Калем не впивался в ее губы так сильно, как Уильям.
Это было только нежное и сладостное касание.
Калем оторвался от губ девушки и посмотрел на нее; лицо его стало внезапно смущенным, почти сердитым.
Эми кончиками пальцев коснулась его рта.
– Вы поцеловали меня.
– Да. – Голос Калема был таким хриплым, натужным, точно ему стоило большого труда признаться в том, что он сделал.
– Вы сердитесь?
– Нет. Но мне не нужно было этого делать, Эми, малышка.
Ей нравилось, когда он называл ее так. Это звучало так необыкновенно, особенно, словно нечто, созданное только для нее.
– Почему вам не нужно было меня целовать? Я ведь не противилась.
Он не ответил.
– О! – Девушка отвела глаза, глядя вниз, на свои босые ноги. – Вам не понравилось.
– Мне даже слишком понравилось.
Эми улыбнулась и снова подняла на него глаза, подставляя ему губы.
– Вот и прекрасно! Тогда давайте повторим.
Однако по Калему не было заметно, чтобы он жаждал это повторить. Вид у него был такой, точно ему хотелось провалиться сквозь землю.
До Эми вдруг дошел смысл ее слов. Ей стала так стыдно, как было тогда, с Уильямом. Ей захотелось, чтобы земля разверзлась и немедленно поглотила ее. Внезапно она почувствовала себя такой неуклюжей, бестактной, какой Уильям и его бессердечные друзья считали ее.
Эми заметила взгляд Калема и отвернулась.
– Простите. Я понимаю. Я веду себя всегда так нелепо! Я... Я... – Голос ее оборвался. Она была готова расплакаться.
Калем беззвучно выругался, потом взъерошил свои волосы и повернулся к ней:
– Эми!
Девушка не двигалась. Калем снял очки и убрал их в карман. Он обнял ее за плечи, развернул к себе. И поцеловал ее снова, на этот раз крепче, и поцелуй длился дольше.
– Открой рот.
Эми вскинула на него глаза:
– Что?
– Я сказал: "Открой рот".
– Зачем?
– Потому что я хочу поцеловать тебя.
– Ты меня только что поцеловал.
– Знаю.
– И мой рот был закрыт.
– Знаю.
– Тогда зачем мне открывать его теперь?
– Чтобы я мог туда просунуть язык.
Эми посмотрела на него, потом рассмеялась:
– Ну и насмешил ты меня, Калем! Ну и насмешил! – Она подняла на него глаза. Лицо его было таким серьезным, что Эми, не выдержав, еще пуще залилась смехом. – Знаешь, по-моему, я в жизни не слышала ничего смешнее! Ты только подумай, как это странно, как нелепо звучит! – Эми покачала головой и повторила: – Просунуть язык мне в рот! – И девушка снова залилась смехом, потом погладила Калема по щеке. – Я рада, что ты смог рассмешить меня. И пожалуйста, не строй больше такую серьезную мину. Ты и так уже добился, чего хотел.
– Но, Эми...
Дверь отворилась, и в спальню вошла Джорджина.
– Ты встала!
Эми кивнула. С мимолетным сожалением она ощутила, как руки Калема соскользнули с ее плеч. Джорджина подошла к ней.
– Как твой бок?
– Болит немного. А что?
– А то, что рана от пули не может не болеть.
– Рана от пули?
Девушка заморгала, потом дотронулась до бока рукой. Он уже не так болел, как прошлой ночью. Тогда боль была острая, точно непрекращающаяся судорога. Теперь же она стала ноющей, тупой, как бывает при растяжении или когда обо что-нибудь сильно ударишься.
Джорджина смотрела на нее с недоумением.
Эми взглянула на Калема. Тот неожиданно покраснел и стал усиленно заниматься очками.
Джорджина подбоченилась – ну прямо наседка! Взгляд, который она метнула на Калема, казалось, говорил, до чего ж у него мало ума.
– Вы не сказали ей?
– Не было времени.
– Как у вас могло не быть времени сказать ей, что произошло? Это не так уж сложно. Она просыпается, и вы говорите три слова: "Эми, в тебя стреляли". – Он не ответил, и Джорджина опять повернулась к Эми: – На тебе же повязка! – Эми сконфузилась. – Ты что, ничего не почувствовала?
– В общем-то да, но только не в боку.
Произнеся эти слова, она услышала, как Калем еле слышно застонал.
Тишина становилась почти осязаемой.
В конце концов Джорджина покачала головой и повела Эми обратно к постели.
– Тебе не нужно вставать.
– Я хорошо себя чувствую. Честное слово, хорошо.
– Ну нет уж, сначала я проверю, нет ли опять кровотечения, а потом тебе нужно поесть.
– Я вас оставлю вдвоем. – Калем так ринулся к двери, точно все своры из преисподней гнались за ним по пятам. Однако уже в дверях он остановился и посмотрел на Эми с чрезвычайно странным выражением.
Девушка улыбнулась и слегка помахала ему рукой.
Он постоял так, как будто собирался сказать нечто важное и значительное.
Эми ждала, но в следующее мгновение Калем повернулся и вышел.