- Земли эти всего лишь твое приданое, Шинид, - произнес он таким тоном, как будто все это уже многократно обсуждалось. - Ты правишь здесь от имени отца, разве ты забыла?
- Не смей говорить со мной так, будто я ребенок! Я давно выросла, Коннал, - процедила она сквозь зубы. - Ты ничего не знаешь ни об этой земле, ни о людях, на ней живущих. И обо мне ты тоже ничего не знаешь. Так что хочу предупредить тебя, рыцарь короля Ричарда, я правлю кланом, и я здесь вождь, а не мой отец.
- Возможно, так и есть. Покуда мы не обвенчаны.
- Так было, есть и будет! Я - принцесса крови, и право властвовать в Антриме дано мне от рождения. Не тебе решать за меня.
Она была права. Шинид была связана с этой землей более прочными узами, нежели он. Она происходила от древних друидов, магов и волшебников. Впрочем, времена друидов давно канули в Лету, и эти ее притязания на власть не имели для него никакого практического смысла.
- И все же скоро эти земли станут и моими тоже.
- Ты дурак, если думаешь, что ради тебя я откажусь от своего законного права. Все, разговор окончен.
Когда она подняла руку, очевидно, для того, чтобы щелчком пальцев перенестись в другое место, Коннал успел схватить ее за кисть. В глазах ее блеснул испуг, но все произошло так быстро, что Коннал не вполне был уверен в том, что ему это не показалось. Он явственно почувствовал ее гнев и что-то еще - некая живительная сила, исходящая от нее, вошла в него. Две силы разной природы соединились, не перемешиваясь, как вино и масло. Коннал сопротивлялся этой энергии, и сопротивление было почти болезненным. Но Коннал отказывался покориться.
- Ты останешься здесь и будешь со мной говорить. - Терпение его иссякло, и когда Шинид открыла рот, он рывком притянул ее к себе. - Нет, на сей раз говорить буду я!
Шинид была в смятении. Она боролась со страхом, некогда пережитым и загнанным в дальние глубины подсознания, но, кроме страха, было что-то еще: его ладонь у нее на запястье жгла даже сквозь толстый рукав платья, и от этого жара колени ее подкосились, а пульс участился так, как бывало в детстве при одном его прикосновении. Шинид отказывалась признаться даже себе самой в природе своих ощущений, но от этого легче не становилось. Сердце отчаянно рвалось наружу. Нельзя, нельзя позволить ему вырваться навстречу этому человеку. Она чувствовала его запах, его тепло. Не в силах выдержать пытку, она вырвала руку.
- Если ты считаешь, что я перед тобой в долгу, то знай: мы квиты. Я искупила свою вину теми слезами, что пролила от твоей жестокости та девочка, какой я была когда-то.
Коннал покраснел. Всякий раз, вспоминая о том давнем времени, он испытывал стыд.
- С тех пор прошло много лет, - уже мягче проговорил он.
- Верно, мы уравняли счет. Но пока ты воевал в чужих землях, я оставалась верна своей стране, и мы сумели выжить и без тебя, и без твоего короля.
- Согласен, но король напомнил о себе своим вассалам - приказ вступить в брак скреплен его печатью. - Коннал кивнул в сторону стола, на котором лежал привезенный им пергаментный свиток. - Поиграла в принцессу, и довольно…
- Как ты смеешь! - задохнувшись от возмущения, воскликнула Шинид. Никогда в жизни она не испытывала такого сильного желания дать кому-то пощечину.
Коннал продолжал таким тоном, будто она ничего и не говорила.
- Я прежде всего вассал короля и выполню свой долг, так же как и ты.
В глазах Шинид вспыхнул недобрый огонь, и пламя в очаге с шипением взметнулось вверх, лизнув каминную полку.
Коннал посмотрел на огонь и перевел взгляд на Шинид.
- Господи, да ты стала как твоя мать! Прекрати немедленно, не то мы сгорим.
Шинид взмахнула рукой, и огонь совсем погас. Коннал удивленно заморгал, глядя на беловатый дымок, но Шинид вовсе не стремилась его поразить. Она просто не желала выходить замуж за человека, который видел в ней лишь способ угодить своему королю или средство разбогатеть и стать вождем клана.
- Ты не получишь ни замок, ни земли без моего согласия, и Ричард об этом осведомлен.
Коннал проявлял редкостное терпение.
- Получу - посредством брака.
Шинид подбоченилась, глаза ее метали злые искры.
- Посмотрим, как тебе удастся затащить меня к алтарю, если я этого не захочу! - прошипела она.
- Хочешь ты или нет, меня не волнует. Ты всего лишь женщина, и твое слово ничего не стоит.
Шинид тяжело дышала от гнева, глаза ее сузились и стали похожи на глаза дикой кошки. Коннал успел подумать, что никогда еще не видел ее такой… царственной.
- Эти твои напыщенные идиотские утверждения лишнее доказательство тому, что ты действительно превратился в англичанина! Да, твоя родная мать правила своим народом! Как и моя бабушка, Эгрейн, как и ее бабушка тоже! Не думай, что в этом доме кто-то примет тебя всерьез. - Она смерила его презрительным взглядом. - Тот, кто стоит передо мной, не имеет права называться сыном Ирландии!
Слова ее задели его мужскую гордость, и Конналу пришлось приложить немало усилий, чтобы усмирить закипевшую ярость.
- Ты ничего обо мне не знаешь, - процедил он сквозь сжатые зубы. - Последний раз ты видела меня девятилетней девчонкой!
- Зато то, что я вижу сейчас, мне совсем не нравится.
- Могла бы так прямо и сказать с самого начала. К чему эти нотации про Ирландию и короля!
- Потому что ты каждым своим словом доказываешь, что ты не ирландец.
Коннал лишь нахмурился в ответ.
- Ты говоришь на их языке, - продолжала обличать его Шинид, - ты одеваешься, как они. Ты командуешь армией, которая только и делает, что убивает по приказу короля, которому даже до своей Англии нет дела. Он и был там всего лишь пару дней - чтобы ему корону надели на голову, а потом умчался на Восток, чтобы завоевывать и грабить во имя своего бога. - Шинид перевела дух. - Скажи мне, отчего ты следуешь за таким ничтожеством и даже убиваешь ради него?
Коннал внимательно смотрел на нее. В последнем ее вопросе послышались умоляющие нотки, словно она действительно силилась его понять. И это внушало оптимизм. Но она все равно не поймет. Никто не поймет. Ибо он никому не хотел открывать правду. Никому не дано узнать о том, почему он так упорно боролся на стороне Ричарда. И уж во всяком случае, он не собирался открывать постыдную тайну своей жизни этой женщине.
- У меня на это есть причины, и тебя они не касаются.
Шинид задумчиво сдвинула брови, пытаясь расшифровать то, что увидела в его взгляде. Впрочем, он умел владеть собой. Мгновение - и лицо его вновь стало непроницаемым.
- Рыцарство стало твоим щитом, и этот щит заслонил собой все остальное. Но знай, ты выбрал неверный путь. Английских рыцарей здесь не любят. Не любят на твоей родине, Пендрагон.
Он отвернулся. Она видела, как дважды дернулся кадык - Коннал хотел сглотнуть застрявший в горле комок. Шинид видела, как ему тяжело, и отчего-то ей тоже стало больно и грустно, словно тень от его печали накрыла и ее. Она постаралась не анализировать свою реакцию, просто сказала себе, что, наверное, в его прошлом есть нечто, о чем он предпочитает не вспоминать.
Коннал повернулся к ней. Злой прищур глаз и презрительно опущенные уголки губ должны были отвадить ее от дальнейших расспросов.
- Я никому не причинил боли, - отчеканил он. И подумал: "Кроме, пожалуй, тебя".
Шинид отступила, медленно смерив его взглядом. Она сама совершала ошибки в прошлом, но находила в себе мужество в них признаваться. Коннал же не желал видеть ничего дурного в своем поведении.
- Конец клубка здесь, Пендрагон, - загадочно произнесла она. - Ты найдешь его, или он найдет тебя.
Коннал озадаченно сдвинул брови, пристально глядя на свою невесту. Он услышал горечь в ее голосе. Нет, перед ним была не та Шинид, которую он помнил. В детстве она была необузданной и беспечной, она не думала о том, что принесет ей завтрашний день. И это ему нравилось. Пожалуй, единственное, что ему в ней нравилось, - то, что она умела жить одним днем и не думать о будущем. Да, теперь она стала взрослой, но что же произошло за эти тринадцать лет? Что могло выхолостить в ней неистощимое жизнелюбие?
- Я не проведу остаток дней рядом с человеком, который может так легко повернуться спиной к, нуждам своих соотечественников.
- Опять голословные обвинения.
- Неужели? - Шинид отступила на шаг, закрыла глаза и простерла ладони вверх.
"Господи, она снова колдует!"
- Шинид, - с тихой угрозой произнес он, - не надо.
- Испугался, воитель?
Коннал готов был схватить ее и трясти, чтобы заставить остановиться. Еще немного, и ярость его выйдет из-под контроля. Но он не мог отвести от Шинид глаз: от нее исходила энергия, и казалось, сам воздух дрожал от напряжения. И вдруг между ладонями ее возникла светящаяся дуга. Коннал заморгал, испуганно взирая на чудо. Лицо ее хранило безмятежное выражение, роскошные волосы сияли, как расплавленная медь. Он испытывал благоговение, и неизвестно, чего в нем было больше: восторга перед чудом или преклонения перед ее красотой. Когда она колдовала, тело ее начинало светиться, воздух вокруг дрожал, как в жаркой пустыне, рождая миражи. Он грезил о мире и спокойствии, и, глядя на нее, ему начало казаться, что она может создать только для него гармоничный, безмятежный мир. Все четыре стихии: ветер, земля, огонь и вода - все было ей подвластно. Но Шинид была одновременно и над стихиями и частью их - такой же, как огонь или ветер. Коннал вздрогнул, настолько ошеломила его только что открытая им истина.
Как может мужчина не смотреть на такую женщину с благоговением?
Воздух задрожал сильнее, засиял серебристым светом, и перед очами изумленного Коннала возник меч. Следя за серебряным мечом, он увидел, как тот опустился Шинид на ладони.
Глаза ее сверкали.
Боже милостивый!
Это был меч, подаренный ему королем Генрихом в тот день, когда его посвятили в рыцари. Такой же, как у де Клера, но если рукоять меча, принадлежавшего Рэймонду, украшали самоцветы, то этот меч - и рукоять, и клинок - был испещрен древними кельтскими письменами, воспринимавшимися как узор, ибо никто не мог прочесть эти знаки. Острие, как и у Рэймонда, имело зазубрины, как у пилы, а на крестообразной гарде эфеса красовался дракон с глазами из сверкающих зеленым огнем изумрудов.
- Откуда он у тебя? - тихо спросил он, только сейчас решившись посмотреть ей в глаза.
- Уверена, ты и сам это знаешь, Пендрагон.
Голос ее был печален. Нет, не может быть, чтобы она тоже знала. Она не присутствовала при том, как он швырнул меч к ногам отца. В тот день Гейлен и Рэймонд пытались отговорить Коннала покинуть Ирландию, когда он решил отправиться с Ричардом в крестовый поход. Это было уже после смерти Генриха. Но в тот день Коннал узнал нечто такое, причем от людей, которым он доверял больше всего на свете, что заставило его принять это решение. Нечто такое, что скрывали от него всю жизнь. И вот тогда он, ходивший в любимцах старого короля, стал никем: второстепенной фигурой, какой не следует даже появляться при дворе нового государя.
- Нет, Шинид. То было в Англии. Тебя там не было, и ты не можешь этого знать.
Шинид пожала плечами, как будто сказанное им не имело значения.
- И все же именно этот меч был при мне, когда ты встретил меня на берегу.
Коннал не стал задаваться вопросом, почему он не узнал этот клинок. Ведь тогда, у моря, он смотрел на нее и ничего больше не видел.
Шинид подняла меч острием вверх, и сталь грозно сверкнула.
Коннал не сделал даже попытки взять оружие из ее руки.
- А теперь попробуй сказать мне, что ты не отвернулся от своего наследия. Ты бросил Ирландию с такой же легкостью, с какой бросил этот меч. - Шинид хотела положить оружие на стол подле себя, но Коннал взмахом руки ее остановил.
- Скажи, отчего ты хранишь его у себя? - хрипло спросил он. Слова давались ему с трудом.
- Если ты не знаешь ответа, то недостоин его носить. - Коннал протянул руку к мечу, но Шинид отступила. - Теперь он мой, Пендрагон.
- Зачем он тебе?
- Меч принадлежал лорду, а теперь я вижу, что он умер.
- Лорд умер, это так, но человек жив и скоро станет твоим мужем.
- Нет! Человек, которого я вижу, перед собой, предал свой народ.
Коннал сжал кулаки, с трудом сдерживая вновь накатившую ярость. Слышно было, как хрустнули костяшки пальцев.
Шинид посмотрела в его глаза, и по спине ее побежали мурашки страха. Такой, взгляд может и убить.
- Как смеешь ты так говорить со мной?! - прорычал он. - Я убивал и не за такие оскорбления!
- Я говорю правду. Ты хочешь воевать с собственным народом.
- Ничего подобного!
Шинид не стала отвечать, лишь презрительно усмехнулась. Само спокойствие и уверенность.
- Разве ты не служил де Лейси Роскамону, который воевал с Рори О'Коннором?
Коннал почувствовал, что бледнеет. Это случилось на сороковой день его рыцарства. Это была его первая битва.
- Ты повернул меч против соотечественников, Пендрагон. За короля Генриха. А теперь ты явился сюда по приказу его сына, чтобы отобрать у ирландцев то, что принадлежит им по праву.
- Ирландией правит Англия, Шинид. Ирландия давно завоевана! Признай этот факт, и дольше проживешь!
- Не угрожай мне, Пендрагон.
- Я не угрожаю тебе, - с недоброй усмешкой процедил Коннал, - я всего лишь говорю правду. Раз так сказал Ричард, значит, так тому и быть!
- Не так, покуда я хозяйка Девяти Лощин. Возвращайся в свою Палестину, к своему королю, и веди с ним его священные войны. Ты сделал свой выбор много лет назад. Ирландия в тебе не нуждается.
Конналу показалось, что она вонзила нож в его сердце. Душа его истекала кровью, но он не желал знать, насколько глубока рана. Шинид упрямая, самоуверенная девка, и он устал от этого бессмысленного спора. Коннал провел рукой по волосам, тихо выругался, призывая себя к спокойствию, и наконец спросил:
- Шинид, скажи ради Бога, почему тебя все время тянет сражаться?
- Я не могу выйти за человека, которого не уважаю. Коннал вскинул голову, уперся в нее взглядом и опустил руку.
Наверное, сильнее нельзя ранить человека словами. Коннал не понимал, отчего он не мог пропустить сказанное ею мимо ушей, не принять ее слова близко к сердцу. Как бы там ни было, слова ее ранили его, а сейчас она подсыпала соли на свежую рану.
- Я тоже не хочу иметь женой бешеную ведьму и тем не менее буду твоим мужем. И мне все равно, уважаешь ты меня или нет.
Она вскинула подбородок, и голубые глаза ее были холодны, а взгляд тяжел.
- Нет, Коннал О'Рурк Пендрагон. Ты не будешь моим мужем. - Голос ее дрогнул, и Коннал тоже вздрогнул, как от боли. "С чего бы это?" - подумал он. - Но если ты ищешь брака со мной из-за того, что дал слово своему корою, - она подняла меч, держа его острием вниз, сжимая рукоять обеими руками, - тогда ты должен завоевать мое сердце.
Вскинув голову, она исчезла. Просто растворилась в воздухе.
Коннал, беспомощный в своем гневе, обвел взглядом опустевшую комнату, в которой о недавнем присутствии Шинид напоминало лишь облачко красноватого дыма. За несколько минут она заставила его испытать больше обид, чем все враги, вместе взятые, за дюжину прожитых лет.
"Повернул меч против своего народа. Ирландия в тебе не нуждается. Предатель. Предал свою страну". Мужчина, которого она не может уважать. Слова ее звучали в его голове, отдавались эхом, жгли мозг. Коннал схватился за голову обеими руками. Сердце как бешеное колотилось в груди, его терзало жуткое желание ее задушить. Да он убивал и за меньшие проступки. И совершал такое, от чего позже испытывал стыд. Он видел такое, что не должен видеть смертный. Стоило об этом вспомнить, и его начинало мутить от ужаса и стыда. Но за все это он уже поплатился.
А теперь ему предстояло вытерпеть куда больше за право назвать своим небольшой клочок родной Ирландии.
Коннал отнял руки от головы, призывая себя быть беспристрастным. Он не считал себя предателем, но ведь она сказана, что не уважает его, и он решил, что более тяжелого обвинения не может бросить женщина своему будущему мужу.
И этого он ей не простит.
Коннал распахнул дверь и направился к родителям Шинид, стоявшим возле очага.
Фиона посмотрела за его плечо:
- Где она?
- Исчезла.
- Исчезла? Что ты ей сказал?
- Правду. Что мы должны стать мужем и женой и она не может ничего изменить.
Фиона со стоном повернулась к мужу:
- Господи, неужели, чтобы называться истинным рыцарем, человек должен стать бесчувственным и бестактным? - Покуда Рэймонд подыскивал слова в свое оправдание, ибо именно он сделал из Коннала рыцаря, Фиона снова повернулась к Конналу: - Что еще?
- Простите, миледи, но я бы предпочел, чтобы это осталось между мной и Шинид.
- Тогда не надо было так кричать, - вклинился в их разговор неожиданно выросший за спиной Коннала Гейлерон.
- Милорд, - начал было Коннал, изо всех сил стараясь сохранить любезный тон. - Зачем было давать женщине право хозяйничать и распоряжаться на этой земле?
Рэймонд непонимающе вскинул бровь.
- Я хочу сказать, почему бы не оставить это право мужчине? Как принято в Ирландии.
Фиона пристально посмотрела на Коннала.
- Ты не знаешь почему? Женщины, - чеканя слова, заговорила Фиона, - не любят воевать. С тех пор как Шинид взяла бразды правления в свои руки, на нашей земле царит мир.
- Наверное, успешно править ей помогает магия? Фиона удивленно округлила глаза.
- Ты вновь меня удивил, Пендрагон. Магия едва ли может в этом помочь. Свободная воля - это не та стихия, которой можно управлять.
Коннал осознал свою ошибку и почтительно поклонился миледи, в душе радуясь тому, что суета и шум, сопровождавшие подготовку к пиру, несколько смазали впечатление от его слов.
- Простите, миледи, я не хотел никого обидеть. Фиона милостиво кивнула.
- Ты все еще цепляешься за старые обиды, Коннал, а старые обиды имеют свойство притягивать новые.
Коннал вздохнул и потер лоб. "Здорово, - подумал он. - Теперь я разгневал вторую колдунью и отца первой". Он не мог понять, как случилось, что он потерял контроль над ситуацией. Ответ пришел скоро: это все Шинид со своим колдовством. Он поклялся себе, что не будет реагировать на ее обвинения, но, видно, напрасно. Эта женщина играла на его нервах, как арфистка на струнах. И от ее игры душа у него болела.
- Мне надо поговорить с ней прямо сейчас, Фиона схватила его за локоть, не дав уйти.
- Зачем тебе это?
- Мы должны договориться. Вы поймете, вы ведь тоже были в такой ситуации, когда король велел Рэймонду взять в жены ирландку. Я должен… мы должны повиноваться.
- Да, это я понимаю, но какие чувства ты к ней испытываешь?
Коннал кашлянул и неожиданно хриплым голосом сказал:
- Ничего из того, что можно назвать нежными чувствами. Черты лица Фионы заострились. Взгляд ее пронизывал.
Рэймонд, скрестив руки на груди, молча наблюдал за происходящим.
- Я никогда не обижу ее, не причиню вреда, и я хочу, чтобы вы это знали. Правда, начало получилось не очень хорошим.