Весь день они строили планы. Они сказали отцу, что проведут несколько недель в Лондоне. Теперь, когда Рас был свободен, а его будущее устроено, Юджиния объявила, что они непременно должны посетить Лондон, пусть и ненадолго. Осенняя сессия парламента уже началась, а следовательно, так называемый маленький сезон, отмеченный приездом в Лондон многих членов общества, был в самом разгаре. Месяц-другой даст им много впечатлений, кроме того, их увидят в свете, и отец ничего не заподозрит.
Рас удивил дам, настояв, что будет их сопровождать. Он был непоколебим и твердо уверен – Флик и Деймон согласятся, что его долг и обязанность оберегать родных во время пребывания в столице. Поскольку Деймон, услышав спор, немедленно встал на сторону Раса, дамам пришлось согласиться.
Прис не знала, радоваться ей или огорчаться. Присутствие Раса отвлечет от нее внимание Юджинии и Аделаиды; но скрыть свое не слишком радостное настроение от брата она не могла.
Как и не могла объяснить, почему грустит. Поразительное приключение, доставившее ей столько счастья, закончилось, и сочувствие Раса нестерпимо, тем более что сам он был на седьмом небе.
Очень не хотелось обескураживать его; она подозревала, что с завтрашнего дня наденет невидимый миру траур.
Но сегодня она должна ослепительно улыбаться и как можно чаще оказываться в обществе Диллона, хотя он, вне всякого сомнения, будет вынужден отвечать на бесчисленные вопросы знаменитостей мира скачек. Она безропотно удовольствуется тем временем, которое он сумеет ей уделить, и будет этому рада, тем более что увидит его в последний раз. Они решили отправиться в Лондон завтра утром.
Она обязательно должна улучить минуту, чтобы попрощаться.
Толпа расступалась перед ними, открывая кресло, в котором сидел генерал, беседовавший с двумя джентльменами. За креслом, держа руку на резной спинке, находился Диллон, втолковывавший что-то лорду Шелдрейку.
Ослепительная улыбка далась Прис легче, потому что во взгляде Диллона засветилось неподдельное удовольствие. Он так тепло улыбнулся в ответ, что лорд Шелдрейк осекся и обернулся, чтобы посмотреть, кого приветствует Диллон.
Все обменялись приветствиями. Юджиния села подле генерала, который немедленно вовлек ее в разговор с двумя джентльменами, городскими олдерменами. Рас и Аделаида встали перед креслом. Рас называл имена гостей, Аделаида почтительно слушала.
Диллон извинился перед Шелдрейком. Тот с улыбкой поклонился Прис и растворился в толпе. Диллон обошел кресло и потянулся к руке девушки, откровенно разглядывая ее шелковое платье в изумрудно-кремовую полоску с глубоким вырезом сердечком.
– И никакой шали? – поддел он, подняв брови.
– Не нахожу в ней необходимости, – улыбнулась она.
Диллон впервые не согласился с ней по этому поводу. Сейчас ему оставалось надеяться, что столпившиеся гости помешают некоторым особенно наглым поклонникам пожирать глазами ее прелести, так беззастенчиво выставленные напоказ облегающим лифом и прозрачными, льнущими к телу юбками. Изумрудные полоски подчеркивали цвет ее глаз и оттеняли сливочно-белую кожу.
Черные волосы, уложенные в изящную, кокетливую прическу, снова и снова притягивали его взор к ее очаровательному затылку.
Его охватило желание остаться с ней наедине, снова окунуться в море страсти…
Словно почувствовав, о чем он думает, она подняла глаза и едва слышно ахнула: он даже не пытался это скрыть. И сейчас он позволил ей видеть, чувствовать, понимать.
Прис, растерянно моргнув, поспешно отвернулась.
– Флик на своих балах разрешает только вальсы, вернее, это Деймон отказывается признавать любые другие танцы, – вкрадчиво заметил он. – Кстати, леди Хелмсли нас зовет. Пойдем, поболтаем с ней, пока музыканты готовятся.
Леди Хелмсли была счастлива поздравить его и снова поговорить с Прис. Но тут заиграли музыканты, и они, оставив ее милость, пошли танцевать. Притянув к себе Прис, Диллон сделал все, чтобы привлечь и удержать ее внимание, и преуспел настолько, что окончательно ее ошеломил.
Она сосредоточилась на его лице и прочла, что он готов на все, чтобы доставить ей удовольствие. В изумрудных глубинах ее глаз мелькнуло недоумение. Скрывая улыбку, он подвел ее к леди Фортескью, подруге матери, приехавшей на скачки. От нее они перешли к миссис Пембертон и леди Кармайкл.
Очаровать даму, вскружить ей голову… никогда еще он с таким рвением не посвящал себя этому. Диллон был уверен, что когда попросит ее стать его женой, Прис ни на секунду не задумается. И будь у него выбор, он бы сделал все, чтобы она вообще потеряла способность думать. Но к сожалению, Диллон не мог поцеловать ее. Если он поцелует ее, его голова тоже пойдет кругом, а этого допускать нельзя. Последние дни, а особенно последняя ночь окончательно убедили его в том, что их странные отношения должны прийти к неизбежному завершению… и именно сегодня.
Поэтому Диллон не отходил от Прис, дерзко предъявив на нее права и бесцеремонно показывая всем, что она принадлежит ему.
Они вальсировали дважды. Он позволил танцевать с ней только Расу, Деймону и лорду Кентербери. И никому больше.
До чего же непривычно было так волноваться из-за женщины! С ней он был жертвой собственнической страсти, она повелевала им, и никакая умудренность не могла его спасти.
Много лет он наблюдал воздействие подобной страсти на Деймона, не желая того же для себя. Но эта страсть поразила и его. Спорить с ней невозможно. Мало того, он приветствовал и принимал все, что с ним происходило.
Диллон дождался конца ужина: момент, когда гости возвращались в бальный зал, показался ему самым подходящим, чтобы ускользнуть. Отведя Прис в сторону, он убедился, что вокруг никого нет, и повернулся к ней.
Прис спокойно смотрела на него, ошибочно предположив, что он так внимателен к ней, потому что сегодня они видятся в последний раз. Она наслаждалась этим вечером, смакуя последние капли блаженства, с которым он ее познакомил. Правда, она немного нервничала, зная, что момент расставания пришел, старалась держать себя в руках, набраться решимости. Изобразив улыбку, она пожелает ему счастья и распрощается.
Прис уже подняла подбородок, но тут он едва слышно пробормотал:
– Я хочу поговорить с тобой с глазу на глаз. Семейная гостиная наверняка пуста.
– Хорошо. Идем?
Глядя на толпу, она подала ему руку. Но тут из-за спины Диллона выступил представительный джентльмен, увидел Прис и просиял.
Та от неожиданности раскрыла рот и замерла.
Диллон обернулся, вопросительно посмотрел на джентльмена и попытался заслонить ее собой. Прис судорожно стиснула его пальцы, не дав пошевелиться. Громко сглотнув, она попыталась улыбнуться.
– Папа! Как…
Она явно не знала, что сказать, отец это понял. Сухо усмехнувшись, он выступил вперед, крепко обнял дочь, чего не делал уже много лет.
Часто моргая, она обняла его в ответ и вдруг ощутила себя пятнадцатилетней девчонкой.
– Э… Рас. Ты его видел?
– Видел.
Отец отпустил ее и отстранился. Его глаза лучились теплом, чего тоже не случалось давным-давно.
– Да, я уже слышал о всех ваших приключениях. Познакомился с Кинстерами, генералом Кэкстоном и лордом Шелдрейком, а кроме того, потолковал с твоим братом и Юджинией, – пояснил он, пристально изучая лицо дочери, словно желая убедиться, что все в порядке. – Я искал тебя и…
Повернувшись, он взглянул на Диллона проницательно, словно понял истину сквозь поразительно красивую маску. Граф, привыкший к красоте собственных детей, давно уже не обманывался при виде совершенного лица.
– Вы, должно быть, Диллон Кэкстон, – заметил он, протягивая руку. – Я Кентленд.
Диллон вежливо наклонил голову и пожал протянутую руку.
– За все мои грехи, – гордо улыбнулся граф, – я награжден такими детьми, как леди Присцилла и ее братец.
Диллон с застывшим лицом медленно повернул голову и уставился на Прис. Она не смогла понять, о чем он думает. Теперь выражение его лица было вежливо-бесстрастным.
Отец, не подозревая о происходящем, спокойно продолжал:
– Насколько я понимаю, именно вас нужно благодарить за спасение Рассела?
Диллон сцепил зубы, повернулся к графу и после бесконечной паузы выдавил:
– Он все сделал правильно, сумел вовремя почувствовать неладное и скрыться от мошенников. Ну а потом мы действовали вместе, в наших общих интересах. Наш успех помог всем заинтересованным в процветании скачек, как уже успел вам объяснить лорд Шелдрейк. Поверьте, я очень благодарен, что ваш сын предпочел не скрываться, а действовать. И разумеется… – Он холодно взглянул на Прис. – Именно благодаря вашей дочери мы с Расселом встретились.
– Я очень рад, – снова просиял отец и уже более спокойно пояснил: – Твой отъезд, Прис, привел меня в чувство. Я долго беседовал с Альбертом, Расом и… что ж, думаю, мы сумеем договориться. – Окинув взглядом собравшихся гостей, многие из которых принадлежали к высшему свету, добавил: – Теперь я вижу, что чересчур поспешно составил мнение о пути, избранном Расом. Но простите, я, кажется, помешал. У нас с дочерью еще будет много времени для разговоров по душам. Видимо, вы хотели танцевать…
Музыканты как раз заиграли снова. Диллон улыбнулся – эту улыбку она посчитала предостережением, – наклонил голову и потянулся к ее руке.
– Спасибо, сэр. – Выгнув бровь, он хотел что-то спросить, но спохватился и бесстрастно произнес: – Леди Присцилла?
Она слабо улыбнулась, вежливо присела в реверансе, легко коснулась отцовской руки и позволила Диллону увести себя в центр зала. Сердце ее глухо забилось, но не из-за отца и его удивительного появления.
Когда Диллон закружил ее в танце, она остро ощутила, как он зол, каким усилием воли держит себя в руках.
Прежде чем она успела что-то сказать или даже подумать, с чего начать, он жестко спросил, выговаривая каждое слово:
– Я не слишком хорошо знаком с ирландскими аристократами. Прошу, помогите мне, леди Присцилла. Кентленд. Это, случайно, не граф Кентленд?
– Д-да, – пролепетала Прис, пытаясь вздохнуть свободно. – Деллоуэй-Холл, графство Килкенни.
– Деллоуэй?
Он снова стиснул зубы. На окаменевшем лице чуть дрогнула жилка. Глаза его были полны гнева.
– Значит, это твоя настоящая фамилия?
Плечи Прис поникли, словно от огромной тяжести. Не в силах говорить, она просто кивнула. Прошло несколько секунд.
– Всегда приятно узнать фамилию леди, которую… Прис закрыла глаза, жалея, что не может заткнуть уши. Что услышала слово, которое он произнес. Она знала, что означает это слово.
Он так яростно закружил ее, что на очередном повороте она врезалась в него и едва сдержала стон.
Прис открыла глаза, но не "умела встретиться с ним взглядом. Если они и дальше будут танцевать столь энергично, люди обязательно заметят.
Должно быть, он тоже это понял, потому что снова выругался, после чего, не сбавляя темпа, подвел ее к краю площадки, отпустил, но тут же схватил за руку и потянул из комнаты.
Прежде чем она успела спросить, куда они идут, он рявкнул:
– Гостиная, помнишь?
Она сглотнула, пытаясь вернуть на место укатившееся куда-то сердце. И отчаянно попыталась собраться с мыслями. Такого она не ожидала! И совершенно забыла, что он знал ее как мисс Присциллу Даллинг. И хотя познал ее во всех смыслах этого слова, она так и не исправила давнюю ложь.
Протащив Прис по длинному коридору, подальше от бального зала, он распахнул дверь, втолкнул ее внутрь, сам ворвался в комнату и наконец, разжав руку, захлопнул за собой дверь.
Прис немедленно повернулась к нему. Да… не так она представляла их последнюю встречу.
Но то, что она увидела в его пристальном взгляде, мгновенно стерло все мысли в ее голове.
– Дочь графа, леди Присцилла Деллоуэй…
– Да.
Это не было вопросом, но она, вскинув подбородок, все равно ответила. Звуки собственного голоса, хоть и не перекрывали его рыка, немного успокаивали и вселяли надежду на то, что все еще может кончиться хорошо.
Он продолжал наступать. Она отступила. В мозгу вертелось одно слово: пантера… или, лучше, ягуар? Кто из них опаснее?
Именно хищного зверя он напоминал ей, когда преследовал ее по всей комнате. Глаза горели нечестивой яростью, и она вполне его понимала. Только вот не знала, что теперь делать.
– Я…
Она прикусила губу: слова, приходившие на ум, были до неприличия жалкими.
– Забыла, кто ты есть? – язвительно осведомился он. Прис вздрогнула, как от удара, но подняла подбородок еще выше и прищурилась.
– Да, так бывает. Вернее, так получилось, что поделать. Его ярость росла, она упивалась ею.
– Когда мы впервые встретились, не было причин называть тебе настоящее имя, а Даллинг – фамилия, которой пользуемся мы с Расом, когда не хотим вмешивать семью в свои дела. Естественно, я воспользовалась ею при знакомстве с тобой. Потом…
Диллон невесело улыбнулся:
– Давай сразу перейдем к "потом". Подавшись вперед, она широко улыбнулась:
– А потом это уже не играло роли. Это всего лишь имя, а я с любым именем остаюсь все тем же человеком. Да, забыла признаться тебе. Поэтому и прошу извинения за потрясение; которое тебе пришлось перенести. Но не за все остальное.
Голос ее все набирал силу. Выбросив вперед руки, она окатила его палящим взглядом.
– Я – Прис. А Даллинг или Деллоуэй, леди или нет, какая, к черту, разница? И какое отношение имеет это обстоятельство, к тому, что случилось между нами? К тому, кем мы стали друг для друга? И это уж точно не изменит будущего.
Диллон смотрел в ее лицо: пылающие глаза и непоколебимая уверенность. Он понял: она сказала ему то, что он хотел знать. Ее имя, титул – все не важно. Она так или иначе выйдет за него. И прекрасно.
Так почему же он не может предложить руку дочери графа? Его род – один из старейших в обществе, связан со многими знатными семьями. Пусть его поместье можно назвать небольшим, но личное состояние огромно, а положение, которое недавний триумф только укрепил, стало порукой тому, что у лорда Кентленда нет причин отказать столь завидному жениху.
– Выходи за меня.
Прис ошеломленно воззрилась на него:
– Ч-что?! Что ты сказал?
Диллон стиснул зубы.
– Я сказал "выходи за меня". По-моему, ты прекрасно слышала.
Она отстранилась, глядя на него как на самого странного представителя мужского пола, неожиданно попавшегося ей на пути. Но уже через несколько секунд во взгляде появились сначала подозрение, потом настороженность.
– П-почему? – дрожащим голосом допытывалась она.
Миллион ответов теснился в его затуманенном мозгу. Потому что, если она не выйдет за него, он сойдет с ума? Потому что он нуждается в ней так же сильно, как она – в нем? Это очевидно. Потому что они были близки, и она, возможно, носит его ребенка… При мысли об этом у него подкосились ноги.
Нет, он, кажется, действительно не в себе.
– Потому что я этого хочу.
И прежде чем она снова принялась донимать его вопросами, он наклонился к ней и приблизил к ее лицу свое.
– И потому что ты тоже хочешь этого. Он был абсолютно уверен, что это так.
Но, к его изумлению, Прис побледнела и поджала губы. Лицо ее было лишено всяческого выражения.
– Не хочу, – неожиданно отрезала она. Настала его очередь удивляться.
И прежде чем он успел что-то сказать, Прис предостерегающе подняла руку. Гнев и печаль, боль и разочарование – чересчур сильная смесь эмоций кипела в ней.
– Десять минут назад приятный вечер, наш последний вечер вместе, подходил к цивилизованному завершению. Мы собирались расстаться друзьями, с искренними пожеланиями счастья. И идти разными дорогами. – Она сложила руки на груди, вскинула голову и не сводила с него упорного взгляда. – Теперь ты узнал, что молодая дама, с которой ты забавлялся в постели, – дочь аристократа, и внезапно решил жениться. – Не успел смысл ее обвинений дойти до него, как она непререкаемо объявила: – Я против. И никогда не соглашусь выйти замуж только потому, что общество считает это необходимым.
Хотя голос дрожал от негодования, печаль, охватившая Прис, потрясла ее до глубины души. Она перевела дыхание, продолжая цепляться за этот спасительный гнев.
– Я с самого начала знала, что делаю. И никогда не воображала, что в наше соглашение входит брак. И мы оба это понимаем.
– И ты серьезно воображаешь… – холодно процедил он.
– Ты не обольщал меня. Это я тебя обольстила, – бросила она запальчиво. – Ты что же, думаешь, будто я сделала это для того, чтобы ты женился на мне?
Она совершенно потеряла голову от гнева. Но уж лучше это, чем остальные эмоции, терзавшие ее сейчас.
– Я никогда не говорил… – растерянно пробормотал он, но тут же осекся. – Все было совершенно не так.
– Нет, именно так! – почти взвизгнула она. Ей хотелось плакать от обиды и бесполезности всего происходящего: грустная ирония судьбы. Пока он не сказал этих слов, не возродил призраки прошлого, она могла игнорировать это прошлое, притворяться, что оно не существовало, убедить себя, что она не хочет выйти за него. Что желала всего лишь короткой интрижки. Желала набраться опыта. И что с нее достаточно.
Но теперь он произнес эти судьбоносные слова… И совсем не по тем причинам, которые она считала важными. По причинам худшим из худших. И теперь она не могла скрывать от себя правду. Выйти за него, стать его женой – мечта, которой она не позволяла расцвести. Притворялась, что совсем об этом не думает.
Но теперь уже нельзя начать сначала, словно они чужие люди.
Лучше, чем кто бы то ни было, она знала: невозможно захватить в плен буйную свободную душу, не поранив ее.
Невероятным усилием воли она цеплялась за остатки самообладания.
– Даю слово, я совершенно не желаю вынуждать тебя жениться на мне. Более того, не уверена, что вообще собираюсь замуж.
Мрачно хмурясь, он стиснул зубы и провел рукой по волосам.
Она воспользовалась моментом его растерянности. Невыносимо стоять тут и спорить с ним, когда каждое слово, каждая фраза – очередной камень, попадающий ей прямо в сердце.
– Желаю тебя всяческого успеха у дам, – выпалила она и, протиснувшись мимо, метнулась к двери. – И я надеюсь…
Положив ладонь на дверную ручку, она оглянулась. Он потрясенно смотрел на нее, не веря собственным ушам! Прис ответила смелым взглядом, в последний раз упиваясь созерцанием его необычайной красоты.
– Надеюсь, твоя жизнь будет полной и счастливой.
Выражение его лица изменилось, но она не стала задерживаться, чтобы его рассмотреть, и помчалась в бальный зал.
Позади раздался разъяренный рев, потом крик:
– Присцилла! Черт возьми, немедленно вернись!
Но она забежала за угол и больше уже ничего не слышала.
Диллон долго стоял в дверях гостиной. Но она не вернулась. Вот уже в третий раз она оставляла его в состоянии, близком к помешательству.
Он вернулся в комнату и со стоном рухнул на диван, пытаясь разобраться в собственных чувствах.
Он не знал, что происходит. И как это происходящее соотносится с тем, что, как он думал, зародилось между ними. До того, как он сделал предложение, мог бы поклясться, что они – одно целое. Что разделили нечто прекрасное, нежное и пылкое.