– Может быть, – задумчиво произнесла Хелен. – Я пыталась вытащить Чарли из скорлупы, честное слово. Уверена, отец тоже пытался, но… – Она пожала плечами.
Джолли насмешливо хмыкнул.
– Да откуда тебе знать, как обращаться с пятилетними мальчишками? Предоставь это мне. Через неделю он будет смеяться и болтать как заведенный. – Для вящей убедительности Джолли энергично кивнул. – А через две начнет буянить и дебоширить похлеще меня.
Хелен ласково улыбнулась:
– Что ж, мистер волшебник, если ты и вправду сотворишь такое чудо, я никогда больше не стану сомневаться в твоих способностях.
Джолли самодовольно улыбнулся:
– Ладно, ты подумай о том, чем собираешься кормить старого доброго волшебника, а я займусь мальчиком.
– Договорились, – сказала Хелен.
Она взяла старика под руку и проводила до задней калитки, где они и расстались. Джолли подмигнул и направился к амбару.
Хелен постояла с минутку, гадая, что он припрятал в рукаве. А также надеясь, что он не будет слишком разочарован, когда поймет, что Чарли Нортвей не реагирует даже на таких чудаковатых добряков, как Джолли Граббс.
Беспечно насвистывая, Джолли подошел к крыльцу пристройки, где одиноко сидел Чарли, и весело поздоровался. Мальчик поднял на него глаза, но ничего не ответил.
– Твой папа здесь, Чарли? – спросил Джолли.
Мальчик молчал.
Ничуть не обескураженный, Джолли позвал:
– Капитан Нортвей, вы здесь? Это Джолли Граббс.
Курт тотчас появился, приветствуя старого джентльмена с уважением, которого тот заслуживал. Нарочито громко, чтобы Чарли мог слышать, Джолли сообщил Курту, что хочет одолжить у Хелен пилу.
– Конечно, – отозвался тот. – Я только вчера ее наточил. Сейчас принесу из кладовки.
Джолли последовал за капитаном, продолжая говорить все так же громко:
– Вы не знаете, где можно найти толстую доску, чтобы я мог отпилить от нее кусок примерно такой ширины и длины? – Он показал, какой именно нужен размер.
– Кое-какие доски сложены за коптильней. Думаю, там можно подобрать что-нибудь подходящее.
– Хорошо бы, – сказал Джолли. – Еще мне понадобится длинная веревка, достаточно прочная, чтобы выдержать вес человека. Как вы думаете, найдется что-нибудь в этом роде в кладовой или амбаре?
– Скорее всего да.
Курт не спросил, зачем ему понадобились пила, доски и веревка, но не из-за отсутствия любопытства, Джолли сразу это понял. Просто янки догадался, что Джолли задумал.
Спустя час на заднем дворе появились качели, подвешенные на крепких веревках к одной из нижних ветвей могучего дуба. А чуть позже на них уже раскачивался седовласый толстяк, смеясь и радостно вскрикивая, словно никогда в жизни так не развлекался.
Присев на корточки за дощатой оградой загона, Курт Нортвей наблюдал за Джолли, надеясь, что уловка сработает. А из кухонного окна взволнованно выглядывала Хелен, скрестив за спиной руки.
Несколько долгих минут Чарли боролся с любопытством. Наконец он медленно направился в ту сторону, откуда доносились смех Джолли и его веселые возгласы, и нерешительно остановился у ворот. Доминик, по обыкновению дремавший на заднем дворе, пробудился и устремился к мальчику с явным желанием подружиться. Пока Чарли озабоченно хмурился, не зная, как реагировать на поведение кота, пушистый зверек обвился вокруг его босых ног, помахивая хвостом и довольно мурлыча.
Доминик последовал за Чарли, когда тот робко двинулся к качелям. Джолли, заметив его краем глаза, замедлил движение. Он не прикинулся удивленным при виде ребенка, не спросил, не хочет ли тот опробовать новые качели.
– Ты не мог бы подтолкнуть меня, Чарли? – окликнул он мальчугана, и тот мигом оказался у него за спиной.
Чарли не заметил торжества, мелькнувшего в голубых глазах старика, когда уперся ладошками в его широкую спину.
– Ого! Вот так силач! – воскликнул Джолли, незаметно отталкиваясь ногами, будто это Чарли привел качели в движение. – Выше! – возбужденно вопил он, раскачиваясь сильнее. – Давай, Чарли! Еще выше!
Чарли Нортвей хранил молчание, но усердно толкал, бегая взад-вперед по ходу качелей.
Спустя некоторое время Джолли окликнул мальчика:
– Все, Чарли, хватит. – И остановил качели.
Он слез, вытащил из кармана носовой платок и промокнул раскрасневшееся лицо, украдкой наблюдая за ребенком, который бочком обошел качели и забрался на них. Не сказав ни слова, Джолли сунул платок в карман, зашел за спину Чарли и легонько подтолкнул.
Он намеренно придерживал качели, зная, что если Чарли похож на других мальчишек, то скоро захочет раскачиваться быстрее и выше. И тогда ему придется попросить Джолли о помощи.
Оба выжидали, и каждый вел собственную игру.
Малыш на качелях крепко сжимал веревки, напрягал узенькую грудь и вытягивал короткие ножки в попытках раскачать качели.
Седовласый мужчина сознательно игнорировал сигналы, которые посылало ему напряженное тело ребенка. Он чуть не уступил, когда Чарли запрокинул белокурую головку и устремил на него умоляющий взгляд карих глаз. Но он был старше и мудрее, чем упрямый малыш. Покачав головой, Джолли решил держаться прежней тактики. Отчаявшийся Чарли напрягался изо всех сил, тяжко вздыхал, гримасничал. И наконец сдался.
– Вы не качнете меня повыше? – попросил он, бросив взгляд на Джолли. – Пожалуйста.
В это мгновение между ними родилось товарищество. Лицо старика расплылось в широкой усмешке. Мальчик улыбнулся в ответ.
– Как пожелаешь, Чарли, малыш, – отозвался Джолли. – Хоть до самых облаков.
Чарли Нортвей быстро привязался к мудрому снисходительному старику, напоминавшему ему покойного деда. Джолли научил его строгать деревяшки, ловить рыбу, плавать, бросать камушки и еще множеству вещей, совершенно необходимых маленьким мальчикам.
Курт Нортвей был благодарен старому джентльмену. Он не знал, как стать отцом собственному сыну. Джолли Граббс знал. Он вырастил трех сыновей.
Трех шумных, обаятельных, любящих мальчишек, превратившихся со временем в умных, надежных и достойных мужчин.
Замечательных мужчин, заслуживших уважение своего отца.
Мужчин, которые знали, что такое честь.
Храбрецов, сложивших головы на войне.
Глава 9
Найлз Ловлесс посмотрел на золотые часы с бриллиантами, которые извлек из кармашка жилета. Было три часа дня. Он отодвинул кожаное кресло и поднялся из-за массивного письменного стола красного дерева.
Проследовав через просторную контору к окнам, выходившим на Мэйн-стрит, он опустил жалюзи и запер застекленную дверь, где золотой вязью было начертано: "Ловлесс энтерпрайзес".
Самодовольно улыбнувшись, Найлз потянулся к висевшему на вешалке серому полотняному пиджаку отличного покроя. Надев его, остановился перед зеркалом, одернул двубортный жилет жемчужно-серого оттенка и поправил серый шелковый галстук. Широкополую шляпу слегка надвинул на лоб. Пройдясь холеной рукой по гладко выбритым щекам, послюнявил указательный палец и пригладил густые светло-русые усы, переходившие в бакенбарды.
Удовлетворенный своим внешним видом, он бесшумно пересек устланную ковром комнату, направившись к задней двери, но помедлил, прежде чем выйти на улицу. Вытащив из внутреннего кармана пиджака продолговатый футляр из голубого бархата, Найлз извлек оттуда сверкающее изумрудами и бриллиантами ожерелье, сунул драгоценную безделушку в передний карман облегающих серых брюк и, небрежно отшвырнув футляр, вышел наружу, в узкий переулок позади конторы.
Его улыбка стала шире при виде запряженного парой черных рысаков двухколесного экипажа, доставленного к конторе по его распоряжению.
Забравшись в свою шикарную коляску, Найлз выехал на Мэйн-стрит и направился на север от Спэниш-Форта, обмениваясь улыбками и приветствиями с друзьями и деловыми знакомыми. Он проехал не более четверти мили, когда заметил впереди пару шелковых зонтиков.
Натянув вожжи, Найлз остановил коляску и спрыгнул на землю поприветствовать сестер Ливингстон, двух миниатюрных трепетных старушек. Как выяснилось, сестры направлялись домой.
Найлз настоял на том, чтобы подвезти их, чем привел женщин в восторг. Сестры взвизгивали, дрожали и беспомощно хихикали, когда он галантно поднимал и усаживал каждую из них на мягкие кожаные сиденья.
Он любезно осведомился об их здоровье и терпеливо слушал, пока они, перебивая друг друга, перечисляли свои многочисленные болячки. Затем, заговорщически подмигнув, небрежно поинтересовался, нет ли у них в запасе "свеженьких сплетен".
Сестры разразились пронзительным смехом, затем посерьезнели и, блестя глазами, в один голос заговорили:
– Не хотелось бы судачить о старых друзьях, но… вы слышали о молодой вдове Кортни?
Нахмурившись, Найлз кивнул:
– Сэм, кузнец, рассказывал, что миссис Кортни наняла капитана-янки. И даже поселила этого северянина у себя на ферме!
Сестры зарделись и дружно закивали.
– Разве это не возмутительно?! – воскликнула старшая. – Ни один не подаст ей руки! Мы с сестрой – так уж точно!
– И правильно сделаете, – заметил Найлз. – Мы все разочаровались в этой молодой особе. – Он покачал головой. – Она должна понять, что честные, богобоязненные граждане осудят ее.
Сестры Ливингстон с жаром согласились. Они перемывали косточки грязному янки и неразумной вдове, пока экипаж не остановился перед их когда-то величественным, а теперь изрядно обветшавшим особняком в миле от Спэниш-Форта.
Они вылезли из коляски и еще долго махали ему вслед, передавая приветы и наилучшие пожелания его милой жене Пэтси. Найлз, улыбаясь и кивая, покатил прочь, оставив оживленно щебечущих сестер восторгаться столь любезным и привлекательным джентльменом.
– Ах, как Пэтси повезло! У нее такой преданный и любящий муж, – воскликнула Каролина.
– И такой любящий отец для их маленьких сынишек, – подхватила Селеста, младшая из сестер.
Взявшись под руки, сестры поспешили по мощенной плитами дорожке к дому, продолжая восхвалять доброту и порядочность Найлза Ловлесса.
Найлз продолжил свой путь. Породистые лошади, высоко вскидывая ноги, легко несли коляску на север. Проехав еще милю, Найлз свернул с главного тракта на боковую дорогу, при въезде на которую стояли две статуи, вывезенные из Италии.
Теперь, когда цель показалась впереди, ему не терпелось добраться до двухэтажного особняка, видневшегося в конце гравиевой аллеи, извивавшейся между высокими соснами. Впервые за всю дорогу он воспользовался кнутом, подстегнув лошадей, перешедших на крупную рысь.
Обогнув выкрашенное белой краской здание, Найлз остановил упряжку позади дома и спрыгнул на землю, предоставив конюху позаботиться об экипаже. Он быстро пересек идеально ухоженный двор, поднялся на широкое крыльцо и вошел в дом через заднюю дверь.
– Дорогая, это я! – крикнул он, шагая по просторным помещениям и избавляясь на ходу от одежды.
Шляпу и пиджак он повесил на вешалку в парадном холле с мраморным полом, жилет остался валяться на устланной коврами лестнице вместе с шелковым галстуком. Золотые запонки разлетелись в стороны, когда он сдернул с себя белую рубашку.
– Дорогая, где ты? – позвал он, добравшись до лестничной площадки наверху. – Папочка ищет свою маленькую девочку. Сейчас папочка достанет ремень… – Его ухмылка стала шире. Вытащив из пояса брюк гладкий кожаный ремень, он направился в конец прохладного пустынного коридора.
Последняя дверь была открыта. Найлз остановился на пороге. Лицо его раскраснелось, грудь возбужденно вздымалась. Она сидела перед туалетным столиком, расчесывая длинные темные волосы щеткой с золотой ручкой.
На ней было очаровательное платье из бледно-желтого шелка, с пышными короткими рукавами и широкой юбкой. Маленькие ноги были обуты в туфельки из мягкой желтой кожи. На полных розовых губах, как и на очаровательном лице с безупречной кожей, не было и следа косметики. В полутемной спальне она выглядела как наивная школьница лет четырнадцати-пятнадцати.
Найлз направился к ней, похлопывая длинным ремнем по ковру. Женщина поспешно завязала волосы желтой атласной лентой и выжидающе сложила руки на коленях.
– Моя крошка была сегодня послушной маленькой девочкой, или папочка должен ее наказать? – вкрадчиво произнес Найлз, приближаясь к ней.
Она запрокинула голову и хихикнула.
– Я была очень послушной, папочка. Я не заслуживаю порки.
– Точно? – Он остановился прямо перед ней, широко расставив ноги и продолжая помахивать ремнем.
Она подняла на него невинные глаза.
– Да, папочка. Иногда я капризничаю и заслуживаю, чтобы меня отшлепали, но сегодня я вела себя так хорошо, что заслужила подарок. – Кокетливо склонив голову набок, она облизнула пухлые губки и опустила густые ресницы, устремив выразительный взгляд на бугор, натянувший спереди его брюки.
Улыбка Найлза превратилась в сладострастную гримасу, кровь жарко пульсировала в жилах.
– Моя крошка получит подарок, если даст мне кое-что взамен.
Заулыбавшись, она вскочила с бархатного пуфика и принялась прыгать.
– О, я дам! Дам! – пообещала она. – Где же мой подарок? Где?
Найлз рассмеялся, привлек ее к себе и поцеловал. Затем потерся о ее щеки и подбородок своими густыми усами. Он знал, что ей нравится, когда он вот так щекочет ее – с головы до ног.
– Детке придется поискать свой подарок, – сказал он, слегка прикусив ее нижнюю губу крепкими белыми зубами, прежде чем поднять голову.
В облаке пышных желтых оборок и развевающихся блестящих волос она возбужденно крутилась вокруг его крупной фигуры, шаря в карманах и хихикая в ответ на его сладострастные стоны. Наконец она нащупала в брючном кармане бриллиантовое ожерелье и извлекла его оттуда.
Восторженно взвизгнув, она сжала Найлза в коротком объятии и повернулась к нему спиной, чтобы он мог застегнуть ожерелье на ее стройной шее.
Выхватив ремень из его руки, она начала помахивать им так же, как это делал Найлз. Затем приказала ему раздеться. Когда он, совершенно голый, выпрямился перед ней, женщина игриво обвила ремнем его худощавые бедра и привлекла к себе.
Высунув кончик розового язычка, она дразняще облизнула пухлые губы.
– Чего же хочет мой сладенький папочка? – Она прильнула к нему и принялась лизать его поросшую светлыми волосками грудь, прокладывая влажную дорожку вниз, к плоскому животу, а затем снова вверх, к напряженным коричневым соскам. – Скажи, чтобы я была хорошей девочкой и папочке не пришлось шлепать меня по голой попке.
Дыхание Найлза стало тяжелым и прерывистым, он дрожал всем телом, голос прерывался.
– Ты знаешь, детка, что мне нужно.
Жеманно улыбнувшись, она прикусила его влажную от поцелуев грудь острыми белыми зубками, затем подняла голову и посмотрела в его пылающие страстью глаза.
– Если папочка не скажет этого вслух, то не получит своего подарка, – возразила она тонким детским голоском.
Зная, что грязные выражения возбуждают ее ничуть не меньше, чем его, Найлз доходчиво объяснил ей, чего хочет.
Спустя мгновение он уже задыхался от наслаждения, сидя на бархатном пуфе с широко расставленными ногами, между которыми расположилась она – такая невинная и юная в желтом платьице с оборками и лентой в волосах.
Дразнящим жестом откинув назад свои длинные локоны, женщина опустилась на колени и сомкнула губы вокруг его пульсирующего напряженного естества.
Она чуть не свела его с ума, прежде чем довела до разрядки.
Спустя полчаса, когда полностью удовлетворенный Найлз натягивал брюки, она поинтересовалась, лениво перебирая пальцами бриллиантовое ожерелье, слышал ли он шокирующие новости.
– Ты имеешь в виду Хелен Кортни и этого ублюдка, янки? – уточнил он, застегивая брюки.
– Угу. Это не нарушит твоих планов?
– Хелен наверняка так думает.
– Ну, с мужской помощью она сможет вырастить приличный урожай. И выручить за него достаточно денег, чтобы заплатить налоги и сохранить…
– Я этого не допущу. Мне нужна эта земля, и она будет моей. – Он усмехнулся и добавил: – Надеюсь, ты заметила, что я умею получать то, чего хочу.
– Заметила. – Она улыбнулась. – Ты видел янки?
Он пожал плечами:
– Нет. Но если через пару недель он не уберется из Алабамы, я позабочусь о том, чтобы он оказался в окружной тюрьме. Как бы то ни было, Хелен придется принять мое предложение до конца лета.
– Ты такой умный, – проворковала она. – Говорят, этот янки довольно привлекателен. Не удивлюсь, если об этой парочке пойдут разговоры.
– И не без причины. – Он погрозил ей пальцем. – Держись подальше от Хелен Кортни, слышишь? Я не желаю, чтобы о тебе болтали, дорогая.
– Ты такой внимательный, такой заботливый.
Найлз коснулся мизинцем бриллиантового ожерелья у нее на шее.
– Было бы неплохо, если ты бы намекнула кому-нибудь из друзей о своих подозрениях… насчет Хелен и янки.
– Ну конечно, дорогой. – Она скорчила капризную гримаску. – Ты уже одеваешься? Мы же только начали разогреваться.
Он усмехнулся и ущипнул ее за щеку.
– Я должен спешить. Моя женушка устраивает прием для сенатора Риггса – по моей просьбе. Я обещал Пэтси пораньше вернуться домой.
Женщина протяжно вздохнула, сомкнув руки у него за спиной.
– В таком случае мы сегодня еще увидимся.
– Вот как? – Он обхватил ладонями ее тонкую талию. – Ты приглашена к нам на прием, дорогая?
– Я бы ни за что не пропустила такое событие, милый, – проворковала Ясмин Парнелл, эффектная брюнетка тридцати трех лет, богатая и уважаемая вдова, устремив лукавый взгляд на почтенного отца семейства, тридцатисемилетнего красавца блондина Найлза Ловлесса. – В конце концов, Пэтси – одна из моих лучших подруг.
Глава 10
Первые лучи рассвета еще только коснулись неба на востоке, а Курт Нортвей уже шагал к загону. Звонко щебетали птицы, приветствуя новый день, а из сада, где зацвели персиковые деревья, доносились трели пересмешника.
Курт принялся тихо насвистывать, присоединив свой голос к ликующему хору пробуждающейся природы. Он чувствовал себя на удивление отдохнувшим и бодрым, хотя спал не дольше, чем обычно. Но на этот раз причиной его бессонницы было приятное изумление.
Его сын, недосягаемый пятилетний малыш, начал разговаривать и даже смеяться. И все благодаря Джолли Граббсу. Старик, казалось, обладал каким-то удивительным даром, если смог сотворить чудо с таким замкнутым ребенком, как Чарли. Ведь Курт впервые услышал смех собственного сына. Этот чудесный звук и сейчас звенел в его ушах.
Впервые за долгое время у него было легко на сердце. Он подошел к загону, предвкушая утреннюю скачку.
Рейдер громко заржал и устремился навстречу хозяину, когда тот распахнул калитку.
– Ну что, дружище? – сказал Курт, ласково потрепав жеребца по гладкой шее. – Прокатимся с ветерком?
Рейдер снова заржал и затряс головой, словно понял хозяина. Впрочем, Курт не удивился бы, будь это действительно так. Он разговаривал с Рейдером с того дня, когда только что родившийся жеребенок был вверен его заботам.