Мы миновали общественный выгон сначала в Присдейле, потом в Пайкадоу. Свернув с дороги на Райке, мы оставили позади деревенские лавки, расположенные на ее окраине, и продолжали свой путь дальше.
Наконец мы добрались до Малхэм-Ист, деревенских усадеб и обширных пастбищ. Я угадала, когда будет поворот на Хоторн-лейн. Глядя на покатые холмы вересковых пустошей, сейчас покрытые побуревшей жухлой травой, я вся отдалась воспоминаниям, счастливым и печальным. Будучи детьми, мы с Джеромом часто резвились на этих пастбищах. И в этот момент я горько пожалела об утрате своего друга.
Услышав вздох Адриенны, я очнулась от своих мыслей.
- Я хочу извиниться за свое вчерашнее поведение, - сказала Адриенна. Она спрятала руки в меховую муфту и поглядывала на меня из-под полей шляпы. - Вы очень добрая, Ариэль.
Я застенчиво ответила улыбкой на ее улыбку.
- Мне хотелось бы как-нибудь отблагодарить вас за доброту.
- В этом нет необходимости, - ответила я.
- Вы должны понять, что я почувствовала…
- Я понимаю, - заверила я ее. Некоторое время мы ехали в молчании, потом она продолжила:
- Мне кажется, вы должны знать. Сегодня утром мы с Тревором решили отправить Николаса в больницу Сент-Мэри.
Я отвела взгляд, внезапно охваченная паникой.
- Это ужасно… - прошептала я.
- Вы считаете нас жестокими?
- Он не безумен, возможно, кое-чего не помнит…
- Провалы в памяти только незначительная часть его недуга, Ариэль. Временами он впадает в меланхолию, в черную депрессию, и я начинаю опасаться не только за нашу безопасность, но и за его собственную. И следует еще подумать о ребенке.
Потрясенная такой несправедливостью, я повернулась к ней:
- Вы думаете, он способен нанести вред Кевину?
Сердце мое отчаянно забилось. Ее молчание было для меня невыносимо.
- Неужели, - не выдержала я, - у вас есть причины считать, что он может быть опасен для ребенка?
- Нет.
Прикрыв глаза, Адриенна откинула голову на подушку.
- Он любит мальчика больше жизни. Нет, он никогда не обидит его.
- И все же вы готовы разлучить их, отослать его прочь. Разве это не будет означать смертного приговора для вашего брата?
- Да. Это окончательно добьет его, - неожиданно согласилась она.
- А вы подумали о ребенке? Что случится с Кевином без отца? Вы доверите его заботам Би, которая питает к нему неприязнь? Он зачахнет и умрет без любви.
Адриенна смотрела на меня: глаза ее были печальны, а красивое лицо побледнело от холода.
- Я люблю своего племянника.
- Но вы ему не отец и не мать.
- Он никогда не знал своей матери, поэтому это не так уж важно. Кроме того… - Она глубоко вздохнула. - Кроме того, я часто думаю, что ребенок имеет непосредственное отношение к болезни брата. Видите ли, Ник виноват в смерти его матери, и это сводит моего брата с ума. Я в этом уверена.
Я заставила себя отвернуться и смотреть в окно.
Экипаж остановился, и мне не потребовалось отвечать. Мы прибыли в Бэк-Холл.
Глава 8
Мы вернулись в Уолтхэмстоу, сразу как стемнело. Расставшись с Адриенной, я оставалась у себя в комнате, пока не убедилась, что миледи вернулась в свои покои. И тогда я пустилась в путешествие по Малхэму.
Дневные краски померкли к тому времени, когда я приблизилась к крошечной деревушке. Несмотря на темноту, я все еще могла различить дальнюю колокольню деревенской церкви и продолговатое строение старого Малхэм-Холла с его внушительными каменными стенами. К вечеру снег пошел сильнее, вокруг меня ветер закручивал его вихрем, хлестал по лицу. Я дрожала не столько от холода, сколько от страха. Страх просачивался в мое тело, леденил меня, проникая до мозга костей, сжимал мое сердце, лишал разума. Может быть, было ошибкой мое возвращение сюда, может быть, мне не следовало встречаться с человеком, отправившим меня в Менстон два года назад.
Я продолжала свой путь по узкой тропинке, иногда невольно закрывая глаза от яростных порывов ветра, бросавшего снег мне в лицо. Мои руки и ноги онемели, легкие обжигал студеный воздух. Но теперь я приняла решение. Никакой холод не мог заставить меня повернуть назад. Никакая угроза со стороны человека, когда-то бывшего моим другом, не могла отвратить меня от моей цели.
Я перешла ручей по мостику, на мгновение остановившись, чтобы взглянуть вниз на замерзшую и неподвижную теперь воду. Холод погнал меня дальше, я шла, огибая деревню по краю, по задворкам, глаза мои отмечали каждое знакомое место: Кромвелл-коттедж, Саут-Вью коттедж, "Диксон-Инн".
Наконец я добралась до гостиницы, осторожно пробираясь по снегу, встала на цыпочки и заглянула всводчатое окно таверны, комнаты с низким потолком, как обычно делала, когда была ребенком. Как и прежде, за столами сидели углекопы с местной шахты. Их натруженные заскорузлые пальцы сжимали кружки с подогретым элем. Их одежда и лица все еще хранили следы угольной пыли, которую они не успели смыть после работы.
Я двинулась дальше к Фрэнкл-стрит, пока не добралась до угла. Тут я остановилась. Я говорила себе: "Иди дальше. Иди! Здесь тебе делать нечего. Здесь ничего для тебя не осталось. Он мертв. Джером мертв. Пора расстаться с детскими воспоминаниями". Но я не могла этого сделать. Те долгие часы, что я провела в этом убогом коттедже, снова влекли меня к нему. Мне казалось, я слышу смех Джерома, его добродушное поддразнивание… и первое объяснение в любви. И от этих воспоминаний на глаза мои навернулись слезы. Мне до боли не хватало его сейчас. Так хотелось поделиться с ним всем, что легло на сердце, услышать совет и слова поддержки.
Охваченная тоской, вызванной воспоминаниями, я, спотыкаясь, приблизилась к дому, чтобы прислониться к его каменной стене - ноги меня не держали. Как мне хотелось прижаться лицом к оконному стеклу, сквозь которое просвечивал огонь, горевший в комнате, как мне хотелось увидеть это бедное, но приветливое жилище.
Я представляла себе, как Розина Барон, мать Джерома, склоняется над огнем, вороша угли кочергой, а ее простые оловянные горшки и миски отражают в своей тусклой поверхности огонь камина. Этот коттедж был для меня подобием родного дома. И до этой минуты я не сознавала, насколько тосковала по нему.
Ветер завывал над Пайкадоу-Хилл. Заставив себя двинуться с места, я потащилась дальше по глубокому, доходившему мне до щиколоток снегу. Мне надо было непременно добраться до дома доктора Брэббса.
Съежившись от холода, я стояла там и надеялась, что какой-нибудь случайный прохожий поколеблет мои намерения и заставит уйти отсюда. Но, если не считать уже наметенных сугробов призрачно-белого снега, все продолжавшего падать, на улице не было признаков движения в эту суровую зимнюю ночь. И, глубоко вдохнув обжигавший легкие воздух, я постучала в дверь.
Немного подождала - никакого отклика.
Постучала во второй раз. Снова подождала.
Послышался скрежет ключа в замке. Дверь отворилась не больше чем на дюйм, пролив на мое лицо теплый желтый свет.
- Кто там? - послышался дребезжащий от старости голос.
- Это я, - ответила я.
- Говорите громче, я, знаете ли, глуховат. Кто там?
Дверь отворилась пошире.
Я стряхнула с плаща снег и шагнула в полосу света. Увидела оценивающие меня карие глаза.
- Брэббс, - сказала я, - я едва не замерзла под вашей дверью.
Ночной ветер прошелестел на пустоши и замер, теперь он стонал и завывал уже где-то далеко.
- Клянусь всеми святыми… - донесся до меня его шепот. - Наверное, это ветер сыграл со мной шутку.
- Никакой шутки нет, - ответила я.
- В таком случае, может быть, это был снег.
- И снег тут ни при чем, - уверила его я. - Брэббс, - сказала я, дрожа и немея от холода. - Я замерзла. Разрешите мне войти?
Он распахнул дверь, и в комнату ворвался ветер со снегом. Снег осел на пол у его ног.
- Боже милостивый! Ариэль Маргарет Рашдон! Твое появление способно довести старого человека до могилы. Мэгги, так ты жива?
Я проскользнула внутрь и оказалась в его объятиях.
Брэббс прижимал меня к груди и раскачивал из стороны в сторону.
- Мэгги, Мэгги… - едва не рыдая, произнес он, прежде чем выпустил меня.
Потом я услышала, как хлопает дверь, которую он закрыл, что бы не напустить холода в дом. Брэббс прислонился к двери, стараясь смириться с моим неожиданным появлением. Не поворачиваясь ко мне, он сказав слабым голосом:
- Если ты призрак, вернувшийся, чтобы преследовать меня…
- Я не призрак, не обман зрения, не ветер, не снег и не порождение вашего стареющего рассудка. Перед вами Ариэль Рашдон собственной персоной. Я буду преследовать вас до самой смерти, потому что когда-то я любила вас. Я доверила вам свою тайну…
- Постой, постой! - умолял он меня.
- Нет, я скажу все, что хотела.
Я сбросила свой плащ с плеч прямо на пол.
- Посмотрите на меня, Брэббс, я человек из плоти и крови, а вовсе не дух, не вестник смерти.
Он боязливо оглянулся на меня, с лица все еще не исчезли страх и недоверие.
- Боже милостивый! Этого не может быть! Я вас не знаю, мисс. Вы не похожи на мою Мэгги, на мою ребячливую Маргарет со смеющимися глазами, зелеными, как Ирландия, и щеками, розовыми, как цветы вереска. Нет, вы совсем не похожи на нее. Уходите! Прочь, призрак! Ваши глаза слишком тусклые, а щеки слишком запавшие, чтобы вы могли быть ею, моей Мэгги!
- Да, мои щеки запали, а глаза потускнели. Если день и ночь находиться в каменном мешке, это произойдет с каждым.
Повернувшись ко мне, он продолжал стоять, опираясь спиной о дверь.
- Боже мой! Милостивый Боже! Я вижу дурной сон. Он сказал мне, что ты умерла… Джером стоял на этом самом месте, где теперь стоишь ты, плакал и говорил, что ты умерла в этом ужасном, злополучном месте.
Его кустистые седые брови свисали на глаза, Почти закрывая их. Наконец он приблизился и начал медленно кружить, внимательно разглядывая меня.
- Отвечайте мне! В какой день и час вы родились? Быстро!
- С первым ударом колокола после полуночи в году от рождения нашего Господа тысяча семьсот семьдесят седьмом.
- Имя вашей матери?
- Джулиана.
- Отца?
- Эрик.
- Были у вас братья и сестры?
- Да. Одна сестра, но она умерла в момент рождения.
- И?
- И моя мать умерла вместе с нею. Умерла родами.
- Где ваш отец?
- Умер. Погиб во время обвала на шахте, когда мне было десять лет.
- И…
- Я поселилась у дяди.
Теперь я повернулась и встала лицом к нему. - Я прожила почти десять лет в его доме, наверху, над гостиницей "Петух и бутылка". Я имела обыкновение помогать вам, когда вы делали обходы своих больных. Кроме того, я вытирала пыль в этом доме и подметала полы. Еще просила вас научить меня лечить больных, и вы обещали, что когда-нибудь сделаете это.
Он плакал, закрывая лицо руками.
- Когда мне исполнилось шестнадцать, я призналась вам, что люблю Николаса Уиндхэма. Я сказала вам, что мечтаю выйти за него замуж и что однажды это случится. Вы рассмеялись и сказали, что будете плясать на моей свадьбе. Десять лет я наблюдала, как он приходил в таверну моего дяди, и всегда пряталась, всегда скрывалась от него, опасаясь, что он сочтет меня слишком незначительной или слишком молодой. Вы убедили меня, что я красива. Вы и Джером. Вы называли меня принцессой и говорили, что я заслуживаю принца.
Он упал на стул:
- Если бы я только мог покончить с этим.
- Я убедила Джерома помочь мне. По его совету я подстроила нашу встречу на Коув-роуд. И ровно в полдень я встретила Николаса Уиндхэма лицом к лицу в первый раз там, на развилке дорог. Я несла корзинку с вереском и желтыми нарциссами. На мне было платье из жемчужно-серого муслина…
Мой голос задрожал и пресекся, когда я вспомнила свою первую встречу с Уиндхэмом.
- Мое желание исполнилось. В тот день он полюбил меня.
- Я не должен был допустить этого, - сказал мой старый друг.
Я хмуро смотрела в его полные скорби глаза.
- Да, вы должны были мне сказать о ней. О леди Джейн Блэнкеншип, которая сделала все, чтобы приковать его к себе.
- Я не хотел причинять тебе боль, - возразил Брэббс.
- Причинять боль! Разве мне не было больно узнать, что он обручился с леди Джейн? Обручился, когда не прошло и двух дней после того, как он признался мне в любви?
- В таком случае, ты должна винить лорда Малхэма, а не меня, Мэгги!
- Нет, я не собираюсь винить его. Я виню себя. Себя и Джерома. Если бы я знала о леди Джейн прежде…
Брэббс поднялся со своего стула.
- Ты знала о леди Джейн, когда забралась к нему в постель, девочка. В таком случае где же была твоя гордость?
- Гордость? - возмутилась я. - И вы еще будете читать мне проповеди о гордости и достоинстве? Вы, человек, отбросивший дружбу и доверие, как ненужные вещи? Я вам так доверяла…
- И что я должен был сделать? Когда ко мне пришел твой дядя и высказал подозрения насчет твоего состояния… что мне оставалось делать?
- Вы могли бы отослать меня куда-нибудь.
Куда угодно, но только не в Ройал-Оукс в Менстоне. Это же сумасшедший дом…
- Ничего другого не оставалось, девочка. Брэббс снова опустился на стул с усталым и несчастным видом.
- После смерти твоего дяди я пытался писать письма в это учреждение, но ответа ни разу не получил. Ни разу! Потом появился Джером, сам едва живой. Он сказал мне, что ты умерла. Умерла в этом злополучном месте, не выдержав тяжких испытаний. О, Мэгги, Мэгги, как я страдал!
Его рыдания надрывали мне сердце. Я опустилась на пол и обхватила его колени.
- Вы думаете, я не страдала? - спросила я уже более мягким тоном.
Он провел рукой по моим волосам.
- Должно быть, это скверное место.
- Да. Скверное. Мне было стыдно, что меня туда заперли. И я ненавидела вас. Я ненавидела своего дядю. Я ненавидела Николаса. Почему это случилось со мной? - спрашивала я себя тысячу раз на дню. Я была доброй девочкой, и все, чего я хотела, - это Николас, но, даже желая этого, я была готова разлучиться с ним. Я ведь знаю, что такое аристократия с ее снобизмом. Он должен был жениться на Джейн, ведь их семьи договорились об этом браке.
- И все-таки ты пошла к нему. Я закрыла глаза, вспоминая.
- Да, я пошла к нему. Но разве не ирония судьбы, что празднование его помолвки проходило в гостинице моего дяди?
- И как же тебе удалось попасть туда?
- Я подкупила служанку, которую наняли родственники Уиндхэма на этот вечер, и заняла ее место.
- Он должен был попытаться избавиться от тебя.
- Он и пытался, - с горечью кивнула я.
- Да, на нем тоже лежит грех, девочка.
Я вздохнула, не сводя глаз с уголка возле камина.
- Его вина была только в том, что он позволил мне поверить, что я могу бороться за него, что у меня есть надежда победить. Он обещал мне эту ночь, поклялся, что не любит ее, и я ему поверила. Он дал мне слово, что найдет способ порвать с ней, расторгнуть помолвку. И на следующее утро уехал в Йорк именно с этой целью. Я не видела его несколько недель. Когда я узнала о его возвращении в Уолтхэмстоу, я ждала, уверенная, что он придет повидать меня. Но он не пришел…
- И вскоре тебя отправили в Менстон.
- Да, - ответила я тихо. - В то время, как он стоял у алтаря рядом с Джейн Блэнкеншип, за мной захлопнулись окованные железом двери Ройал-Оукса, лишив меня надежды на будущее.
- Но ведь ты здесь, девочка. Теперь ты вернулась домой…
- Ненадолго, - возразила я и почувствовала теплое прикосновение его руки. Закрыв глаза, я сказала: - Я вернулась за тем, что принадлежит мне. А потом я уеду.
Он поколебался, прежде чем ответить:
- Мэгги, здесь нет ничего, решительно ничего, принадлежащего тебе. Твой дядя ничего тебе не оставил.
- Я вернулась не за тряпками, не за деньгами, не за сувенирами на память.
- Посмотри на меня! - требовательно произнес Брэббс.
Я подняла глаза.
- Скажи мне, где ты остановилась?
- В Уолтхэмстоу.
- Боже мой!
- Он меня не помнит, - поспешила заверить его я.
- Это не мое дело. Но преступление…
- Преступление!
В порыве гнева я вскочила с места, сбросила его руку со своего плеча.
- Преступление, сэр? Преступление забрать у вора то, что в первую очередь принадлежит мне? Ребенок мой! Его отняли от моей груди и забрали от меня менее чем через сутки после его рождения!
- Мэгги, подумай о ребенке. Что ты можешь ему дать?
- Я его мать!
Я наступала на него, продолжая свою гневную отповедь:
- Я его мать! Разве я люблю его меньше оттого, что у меня нет дома? Оттого что я бедна? Необразованна? Разве это имеет отношение к тому, что я чувствую к нему? Он моя плоть и кровь…
- Но он еще и Уиндхэм!
Старик поднялся со стула.
- Скажи мне, девочка! Ты ведь видела их вместе: разве Николас любит его меньше, чем ты?
Я отвернулась, и горло мое свело судорожными рыданиями. У меня было такое ощущение, будто внутри у меня разверзлась огромная, ужасная рана, и меня затопило такой болью, гневом и печалью, какие я ощутила впервые после того, как меня заперли в этот злосчастный сумасшедший дом в Менстоне.
Брэббс обнял меня и прижал к груди.
- Тише, тише, Мэгги, послушай меня. Ты не можешь забрать ребенка. Если ты попытаешься похитить сына, тебя наверняка поймают и ты потеряешь его навсегда. Ты будешь страдать, потому что тебя отдадут под суд. И этим ты предашь его!
- Нет! Его забрали у меня! Я только хочу вернуть своего ребенка…
- Тише, Мэгги, успокойся, - повторил он. - А теперь скажи мне… Джером работал на обе стороны? Ты никогда не соглашалась, чтобы он поместил дитя в приличную семью? Смотри на меня, Мэгги, и отвечай правдиво. Такое соглашение существовало?
- Да. Но…
- В таком случае он понимал, что делает, девочка…
- Перестаньте напоминать мне об этом. Оттолкнув его, я начала мерить шагами комнату.
- Мэгги, - услышала я его ласковый голос, - иди сюда и сядь рядом. Я приготовил на обед маллигатони . Мы обсудим этот вопрос и, может быть, придумаем что-нибудь.
- Что тут придумывать! - возразила я, но невольно мой взгляд обратился к столу, на котором покоилась тарелка с уже нарезанным хлебом и кувшин посита . Запах горячего молока, сдобренного пряностями, заставил меня вспомнить, что я с утра ничего не ела.
- Садись.
Брэббс принес из буфета еще одну миску и поставил на стол. Обернувшись ко мне, он улыбнулся. Лицо его заросло седой щетиной.
- Мэгги, когда это было, чтобы ты отказывалась от моего маллигатони ? Прежде ты очень его любила.
Я снова попыталась отказаться.
- Уже поздно, доктор Брэббс. Он налил мне кружку посита .
- Сначала хороший глоток этого пойла и миска супа, и потом я тебя отпущу. Я запрягу свою лошадку и отвезу тебя обратно в Уолтхэмстоу, нечего тебе бродить в темноте по такому холоду.