– О да! Грентемы, кажется, в родстве с семейством Эмберли. Отец Деборы был военным, но оп вышел в отставку. – Лорд Мейблторп посмотрел на своего кузена с обезоруживающей улыбкой. – По правде говоря, он был профессиональным игроком. Происхождения он был благородного, но, насколько я мог удостовериться, образ жизни он вел не совсем… Но, в конце концов, он давно умер, и Дебора не обязана отвечать за его прегрешения. У нее есть еще брат. Я пока с ним незнаком, но, говорят, он скоро приедет в отпуск. Он офицер и сейчас находится со своим полком где-то на юге Англии. Он обучался в Херроу, так что тут придраться не к чему. – Адриан сделал паузу, ожидая, что Равенскар что-нибудь скажет, но тот молчал. Адриан перевел дух и продолжал: – Теперь я тебе все рассказал, Макс, и мне хотелось бы, то есть я очень был бы тебе обязан, если бы ты поговорил с мамой.
– Я? – спросил Равенскар. – О чем?
– Ну, объяснил бы, что Дебора совсем не такая уж не подходящая для меня невеста.
– Нет, этого я ей объяснить не могу. Да и никто не может.
– Но, Макс…
– На твоем месте, я бы подождал до совершеннолетия.
– Но, если бы удалось уговорить маму, мне не надо было бы ждать. Да тут еще этот Ормскерк! Я хочу добиться маминого согласия на брак – тогда Деборе не надо будет его улещать. Мы официально объявили бы о помолвке, и, наверно, я мог бы получить часть своего состояния.
– Это невозможно!
– Но, Макс, если вы с дядей Джулиусом согласились бы…
– Откуда ты взял, что мы на это согласимся?
– Но я же тебе все объяснил!
Равенскар встал и потянулся.
– Дождись совершеннолетия, – сказал он. – Тогда ты сможешь поступать, как тебе вздумается.
– Вот уж не думал, что ты проявишь такую черствость! – воскликнул лорд Мейблторп.
Равенскар улыбнулся:
– Ты же знаешь, что я отвратительно скуп.
– Но это не твои деньги! Наверно, ты, как и мама, против того, чтобы я женился на Деборе.
– Должен тебе признаться, что никакого восторга перспектива подобного брака у меня не вызывает. Поговори с дядей Джулиусом.
– Ты же знаешь, что он рассуждает так же, как и мама. Я был уверен, что ты поможешь мне ее уговорить. Я всегда на тебя полагался. Вот уж не думал, что ты откажешься мне помочь в самом главном деле моей жизни!
Равенскар обошел вокруг стола и положил руку на плечо Адриана.
– Поверь мне, что я действую в твоих же интересах, – сказал он. – Тебе надо подождать. Слушай, мне надо дать своим серым размяться. Поехали вместе!
Если бы не любовное томление, Адриан с восторгом ухватился бы за предложение кузена. Но он покачал головой и уныло проговорил:
– Нет, не поеду. Что-то я не в настроении. Ладно, я пойду. Если бы ты лучше узнал Дебору, ты бы изменил о ней мнение.
– Что ж, будем надеяться, что я с ней познакомлюсь поближе, – сказал Равенскар, подходя к камину и дергая шнурок звонка.
Адриан встал.
– Все равно я женюсь на ней! – вызывающе воскликнул он.
Равенскар проводил его до дверей.
– Разумеется, женишься, если не передумаешь за два месяца. Передай поклон своей матушке.
– Я ей не скажу про этот разговор, – тоном обиженного школьника ответил Адриан.
– Это послужит мне уроком, – отозвался его кузен.
Адриан не умел долго сердиться. Невольно улыбнувшись, он воскликнул:
– Черт бы тебя побрал, Макс!
И с этими словами удалился.
Равенскар вернулся в комнату, где он завтракал, и минуту или две стоял, опираясь о каминную полку и глядя в окно. Его мысли были обращены к мисс Грентем, и, судя по выражению его лица, он не думал о ней ничего хорошего. Ловко она подговорила мистера Кеннета рассказать Адриану эту жалостную историю о долгах леди Беллингем. Значит, она не согласна, чтобы Адриан объявил об их помолвке до своего совершеннолетия? Это тоже ловкий ход, однако он может оказаться для нее ошибочным. Ей предстоит сразиться с неким Максом Равенскаром, и, возможно, эта схватка ее кое-чему научит.
– Вы звонили, сэр?
Равенскар повернул голову:
– Звонил. Передайте на конюшню, чтобы через полчаса мне подали кабриолет.
Глава 4
Мисс Дебора Грентем проснулась поздно и вышла из своей комнаты только в двенадцатом часу. Слуги в зеленых фартуках все еще стирали пыль со столиков и подметали игорные залы. Дебора прошла в будуар своей тетки. Та сидела за столиком, на котором туалетные принадлежности находились вперемешку со счетами, письмами, чернильницами, ручками и сургучными печатками. В молодости леди Беллингем была очень миловидна, но сейчас на ее полном лице почти не осталось следов былой красоты. Прелестный цвет лица давно был испорчен косметикой. У нее были мешки под глазами, дрябло обвисшие щеки, и нельзя было сказать, чтобы ей очень шел белокурый парик.
На парике еще заметна была пудра, но она сняла огромные страусиные перья, которыми украсила прическу вечером, и вместо них надела кружевной капор, завязанный под подбородком лиловыми лентами. Ее полное тело было облачено в пышный халат с огромным количеством оборочек и ленточек, а поверх него она надела цветастую шаль, которая все время сползала у нее с плеч и бахрома которой то и дело цеплялась за гребешки и булавки на туалетном столике.
Увидев входящую племянницу, леди Беллингем сказала со слезами в голосе:
– Слава богу, что ты пришла, моя милая! Я просто в отчаянии! По-моему, мы разорены!
Дебора, на которой был хорошенький ситцевый халатик и волосы которой были аккуратно причесаны, поцеловала тетку в щеку.
– Не может быть! Вы меня пугаете! А я к тому же вчера проигралась.
– Люций мне сказал, что ты проиграла шестьсот фунтов, – сказала леди Беллингем. – Теперь уж ничего не поделаешь, по что бы мистеру Равенскару было сыграть в фаро? Все получается как назло! Мы в ужасном положении, детка. Только взгляни на этот счет от Придди! Двенадцать дюжин бутылок рейнвейна по тридцать шиллингов за дюжину. И такая кислятина! А вот счет за кларет – по сорок два шиллинга за дюжину – ну это просто грабеж на большой дороге! А вот шампанское по семьдесят шиллингов. По-моему, гости и половины не могли выпить из того, за что мы еще не заплатили, а Мортимер говорит, что надо заказать еще.
Дебора села на стул и взяла счет виноторговцев.
– Ужасно, – согласилась она. – Может быть, надо покупать вино подешевле?
– Это невозможно! – твердо заявила леди Беллингем. – Только и слышишь, какую дрянь подают в игорном доме Хобарт. Ты хочешь, чтобы и про нас говорили так же? Но это еще не самое худшее! Где этот кошмарный счет за уголь? Сорок восемь шиллингов за тонну, Дебора, и не самый лучший уголь! А вот счет от каретников… Нет, это не то… Семьдесят фунтов за зеленый горошек – ну как такое может быть? Нас явно грабят! А это что? А, пятьдесят фунтов за свечи, и это только за полгода! Слуги, видно, и на кухне жгут стеариновые свечи. Да где же этот счет? А, вот же он – у меня в руке! Ты только послушай, Дебора! Семьсот фунтов за пару гнедых и за новое ландо. Не представляю, как мы с ними расплатимся. Надо же столько заломить!
– Можно продать упряжку и брать лошадей на прокат, – с сомнением в голосе предложила Дебора.
– Я не согласна прозябать в убожестве! – провозгласила ее тетка.
Дебора начала складывать счета в стопочку.
– Ну конечно, тетя. Это было бы ужасно. Но тогда не надо будет платить за ремонт карет. Что такое "железо в.к.", тетя Лиззи?
– Понятия не имею, дорогая. Что, мы еще и за железо должны платить?
– Вот тут написано "железо в.к." – а, это, наверно, на ремонт осей!
– Ну, оси нужно было отремонтировать, – успокоение сказала леди Беллингем. – Но когда с нас требуют восемьдесят фунтов за ливреи совершенно жуткого цвета – вовсе не то, что я заказывала, – это уже предел!
Дебора подняла на тетку широко раскрытые глаза:
– Тетя Лиззи, неужели мы платим четыреста фунтов за ложу в опере?
– Наверно, платим. Все одно к одному. А в опере мы и были-то всего три-четыре раза за весь сезон.
– Надо от нее отказаться, – твердо сказала мисс Грентем.
– Дебора, ну что ты говоришь? Когда бедный сэр Эдвард был жив, мы всегда держали ложу в опере. Так принято!
– Но сэр Эдвард умер десять лет тому назад, тетя Лиззи, – возразила мисс Грентем.
Леди Беллингем вытерла глаза кружевным платочком:
– Пусть я бедная, беззащитная вдова, над которой все безнаказанно издеваются, но от ложи в опере я не откажусь!
Ну что тут скажешь? Перебирая счета, мисс Грентем сделала открытие, которое ужаснуло ее еще больше.
– Боже, тетя! – воскликнула она. – Десять локтей зеленой итальянской парчи! А я выкинула платье, которое из нее сшили!
– А что еще делать с платьем, которое тебе не идет? – логично возразила ее тетка.
– Ну, я могла бы его хоть немного поносить! А мы вместо него купили розовый атлас и сшили мне другое платье.
– И оно тебе чудо как шло, Дебора. Ты была в этом платье, когда Мейблторп увидел тебя в первый раз.
Они помолчали. Мисс Грентем виновато взглянула на тетку и стала опять перебирать счета.
– Может быть, ты все-таки… – неуверенно сказала леди Беллингем.
– Нет! – отрезала Дебора.
– Я знаю, – со вздохом отозвалась ее тетка. – Только это такая прекрасная партия. Если бы мои кредиторы узнали, что ты обручена с лордом Мейблторпом, они перестали бы засыпать меня счетами.
– Он меня на пять лет моложе!
– Это правда, милочка, но он так в тебя влюблен!
– Это ребяческая любовь. Он никогда не женится на женщине из игорного дома.
Рот леди Беллингем жалобно искривился.
– Я же хотела сделать как лучше. Я понимаю, что мы попали в двусмысленное положение, но на какие же средства нам было жить? Мои карточные вечера пользовались большим успехом – можно даже сказать, что я ими прославилась. Мне казалось, что это очень хорошая мысль. Но с тех пор, как мы купили этот дом, наши расходы все время непрерывно растут, и я просто не знаю, что с нами будет. А тут еще Кит! Я забыла тебе сказать, милочка. Вчера я получила от него письмо – только не знаю, куда оно делось. Ну не важно. Дело в том, что мальчику не нравится в пехотном полку и он хочет перевестись в кавалерию.
– Но перевод же обойдется по крайней мере в восемьсот фунтов! – ошеломленно проговорила Дебора.
– Очень может быть, – уныло ответила леди Беллингем. – Но нельзя отрицать, что ему очень пойдет гусарская форма. По правде говоря, мне никогда не нравилось, что он служит в каком-то паршивом пехотном полку. Но откуда взять деньги – ума не приложу!
– Нам это не по средствам! Вы должны объяснить Киту, что это невозможно.
– Но я обещала моему дорогому Уилфреду, что позабочусь о его детях! – трагическим тоном проговорила леди Беллингем.
– А разве вы о нас не заботились, дорогая тетя Лиззи? Мы и так уже сколько лет камнем висим у вас на шее.
– Нет, вы у меня замечательные дети. Если не хочешь выходить за Мейблторпа, найдется другой богатый жених.
Мисс Грентем опустила глаза:
– Лорд Ормскерк предлагает отнюдь не руку и сердце.
Леди Беллингем взяла пуховку и стала нервными движениями пудрить лицо.
– Вот если бы ты приняла предложение Мейблторпа, Ормскерк отстал бы от тебя со своими гнусными предложениями. А так он нас держит в тисках. Только, ради бога, не ссорься с ним! Он, не моргнув глазом, засадит нас в долговую тюрьму!
– А сколько мы ему должны?
– Не спрашивай, дорогая! Я вечно путаюсь в цифрах. Ну, во-первых, у него залоговая квитанция на дом. Меня ввели в заблуждение. Сказали, что если мы поставим игорный дом на широкую ногу, он будет приносить хороший доход. А на самом деле мы на краю банкротства: один зеленый горошек во сколько обходится, да еще два ужина за ночь, да шампанское и кларет, которые льются рекой, да еще за последнюю неделю дважды сорвали банк. А тут еще ты проигралась в пикет. Я тебя не виню, если бы он потом пошел играть в фаро, этот расход мог бы оправдаться. Он был рад выигрышу?
– Не знаю. Он очень странный человек. У меня было странное ощущение, что я ему не нравлюсь, и тем не менее он провел со мной целый вечер.
Леди Беллингем положила пуховку и обернула к племяннице посветлевшее лицо.
– Может, он тебе сделает предложение, Дебора, как ты думаешь? Я бы умерла от радости, честное слово! Равенскар – самый богатый человек в Лондоне. Только, пожалуйста, умоляю тебя, не придирайся к нему. Вечно тебе в людях что-нибудь не нравится! Подумай только – этот брак разрешил бы все наши проблемы!
Дебора невольно рассмеялась, но одновременно покачала головой:
– Дорогая тетя, я убеждена, что у него и в мыслях этого нет. И не надо все время думать о моем замужестве. Мне, наверно, вообще не суждено выйти замуж.
– Что ты говоришь, Дебора! С твоей-то красотой! Даже Ормскерк в тебя влюбился. Я, конечно, не хочу, чтобы ты стала его содержанкой. Твой бедный отец этого не допустил бы. Кроме того, ты потеряешь всякую надежду удачно выйти замуж. Но дела наши так плохи, что надо или принимать предложение Ормскерка, или выходить замуж.
– Чепуха! Уберите все эти счета подальше, тетя, и забудьте про них. Нам просто в последнее время не везет, и кроме того мы жутко расточительны. Но вот увидите – все образуется.
– Как оно образуется, когда за муслин приходится платить по десять шиллингов за ярд, а за солому по кроне за кипу, или бушель, или как там у них это называется? – мрачно проговорила леди Беллингем.
– Солому? – удивленно переспросила Дебора.
– На подстилку лошадям, – с глубоким вздохом пояснила ее тетка.
Окончательно сраженная, ее племянница опять стала вчитываться в счета. Через минуту она ошеломленно проговорила:
– Тетя, неужели в этом доме не едят ничего, кроме лососины и цыплят?
– На прошлой неделе мы ели телятину и свиной студень, – задумчиво ответила леди Беллингем. – Но это мы ели сами – нельзя же подать студень гостям!
– Да, нельзя, – неохотно признала Дебора. – Может быть, не стоит устраивать два ужина за ночь?
– Я ненавижу мелочную экономию! – твердо проговорила ее тетка. – Сэр Эдвард этого не одобрил бы.
– Но, тетя, он, возможно, не одобрил бы и саму идею держать игорный дом!
– Очень может быть. И по доброй воле я бы его держать не стала. Но если Нед не хотел, чтобы я опустилась так низко, не надо было умирать, оставив меня без средств к существованию.
Мисс Грентем опять стала вчитываться в счета. Расходы на неаполитанское мыло, шелковые чулки, индийские зубные щетки и парфюмерию тоже набежали на значительную сумму. А счет от портных, в котором значились такие интересные изделия, как утреннее неглиже цвета парижской грязи, две шляпки Soupir d'etouffes и одна накидка из атласа, отделанная Opera Brulee, поверг ее в полное смятение. Однако это были пустяковые траты по сравнению с ошеломляющими расходами по дому, в которых пыталась разобраться леди Беллингем. Несколько листков меловой бумаги были исписаны ее размашистым почерком. Чего здесь только не было: и зарплата прислуги, и ливреи, и свечи, и счет мясника, и вино, и налоги. Оказывается, содержание дома на Сент-Джеймс-сквер обходилось ужасно дорого. И если трудно было возражать против зарплаты четырем горничным – всего шестьдесят фунтов, Деборе показалось, что платить по двадцать фунтов двум официантам, пятьдесят пять фунтов дворецкому и сорок фунтов кучеру – это безумное расточительство.
Она сунула эти наводящие уныние бумаги под низ пачки счетов.
– Разумеется, мне бы хотелось жить скромнее, – сказала леди Беллингем, – но ты сама видишь, Дебора, что это невозможно. Мы же тратим деньги только на небходимое.
– Но разве, – спросила Дебора, с грустью глядя на счет от драпировщиков, – нам так уж было необходимо обивать все стулья в игорном зале атласом цвета спелой соломы?
– Не так, – согласилась леди Беллингем. – Это было ошибкой. Он очень непрочный, и я уже подумываю, что нам следует перебить их темно-красной камчой. Как ты считаешь, милая?
– Я считаю, что, пока не кончится эта полоса невезения, нам не следует влезать в новые траты.
– Вот мы и нашли на чем сэкономить, – с надеждой в голосе сказала ее тетка. – Но ты подумала, что нам делать, если нам и дальше будет не везти?
– Не может этого быть – обязательно повезет! – уверенно сказала Дебора.
– Дай-то бог. Только не знаю, как мы сможем поправить свои дела с такими ценами на зеленый горошек и если ты будешь играть в пикет с Равенскаром по десять шиллингов за очко.
Дебора опустила голову:
– Мне очень жаль, что я поступила так опрометчиво. Он сказал, что придет еще раз и даст мне возможность отыграться, но, может быть, мне лучше под каким-нибудь предлогом отказаться с ним играть?
– Нет-нет, так нельзя! Будем надеяться, что он все же сядет играть в фаро и мы свое вернем. Да, Мейблторп прислал тебе корзину роз.
– Знаю. А Ормскерк – букет гвоздик в украшенной драгоценностями вазе. У меня уже набрался полный ящик его подарков. Как бы мне хотелось швырнуть их в его размалеванную физиономию!
– Вот обручилась бы с беднягой Мейблторпом и швырнула бы, – заметила ее тетка. – У мальчика прелестный характер, и он был бы очень покладистым мужем. А до его совершеннолетия осталось ждать совсем недолго. А если ты думаешь, что его мать будет против, то об этом не стоит беспокоиться: она хоть и бывает зла на язык, душа у нее добрая. Я хорошо знаю Селину Мейблторп…
– Да нет, я о ней не думаю. Но и о том, чтобы выйти замуж за Адриана, я тоже отказываюсь думать – вы уж не сердитесь на меня, тетя. Может быть, я и женщина из игорного дома, но я не собираюсь ловить в брачные сети глупого юношу, который вообразил, что он в меня влюблен. Лучше уж я пойду в долговую тюрьму!
– А тебе не кажется, что содержанкой Ормскерка быть все-таки лучше, чем сидеть в долговой яме? – уныло спросила леди Беллингем.
Дебора рассмеялась:
– Тетя Лиззи, ну как вы можете говорить такое? Это же просто неприлично!
– Но, дорогая, попав в тюрьму, ты погубишь свою репутацию так же безвозвратно, как и оказавшись в содержанках лорда Ормскерка, – и к тому же это будет гораздо неприятней. Конечно, я не хочу, чтобы ты связалась с лордом Ормскер-ком, но что нам еще остается?
– А мне почему-то кажется, что все образуется. Вот увидите!
– Может, и так, – без особой надежды в голосе сказала леди Беллингем. – Нам обеим так казалось, когда мы поставили пятьсот гиней на Резвого Мальчика на скачках в Ньюмаркете. А вместо этого только выбросили деньги на ветер.
– Во всяком случае, – сказала Дебора, засовывая счета в один из ящиков письменного столика, стоявшего у окна, – я почти решила поставить на мистера Равенскара в гонке на кабриолетах с сэром Джеймсом Файли. Сам он ставит на себя один к пяти.
– О чем это ты? Люций мне говорил про какое-то нелепое пари, но я его не слушала.
– Сэр Джеймс, как обычно, всем говорил гадости. Оказалось, что полгода назад Равенскар побил его в гонке, и теперь он жаждет мести. В общем, Равенскар предложил ему померяться силами в любое время и на любой дистанции и назначил приз – пять тысяч фунтов. Мало того, он предложил ему фору: пять против одного. Видимо, он очень в себе уверен.
– Но это же двадцать пять тысяч фунтов! – воскликнула леди Беллингем, помножив в уме пять тысяч на пять.