– Вы подозреваете кого-то конкретно? – спросила она. – Извините, возможно, я излишне настойчива. Вам может показаться странным, но благополучие семьи Медичи и в особенности Джулиано для меня вопрос первостепенной важности. Если вам что-нибудь известно, что против одного из Медичи замышляется какое-то злодейство, скажите мне сейчас же, пусть это лишь смутная догадка. Скажите мне всю правду, какой бы оскорбительной или обидной она ни была. Если это поможет отвести беду, то цель оправдывает любые средства. Вы ведь тоже отдали бы все на свете, чтобы вовремя узнать о кознях Козимо, пока ваша сестра не оказалась в его сетях.
Затаив дыхание Анна ждала, что он скажет на это. Его ответа пришлось ждать целую вечность. Наконец Джакомо заговорил:
– Вы правы, синьорина Анна, – тихо начал он. – Если бы меня предостерегли раньше, Джованна и поныне была бы жива. Она ведь могла стать счастливой женой и матерью. Поэтому.. – Он поднялся и, повернувшись к ней, схватил ее за руки. В его взгляде было нечто невыразимо трогательное. – То, что я скажу сейчас, предназначается только для ваших ушей. Я говорю это под большим секретом. – Он быстро оглянулся, словно опасаясь, что их подслушивают, потом наклонился к Анне и перешел на шепот: – Мне стало известно, что Козимо поддерживает связи с недругами Медичи. Люди видели, как он в наемной карете совершил поездку в Сиену, где тайно встретился с кардиналом и его советниками. А его новый слуга Ансельмо – отъявленный вор и мошенник, который, переодевшись в шута, обворовывал людей на рынке. Говорят, свой порочный талант он поставил на службу Козимо. Он распространяет по городу гнусные сплетни, ворует договоры, важные бумаги, злит и пугает деловых партнеров Медичи. Если его не остановить, то может случиться непоправимое: Медичи придется расстаться со своим богатством или, того хуже, бежать из Флоренции. Козимо уже погубил честь семьи Пацци. Нельзя допустить, чтобы это произошло и с Медичи.
От ужаса у Анны по спине пробежали мурашки.
– Чем я могу помочь? – спросила она в надежде, что у Джакомо есть готовый ответ и ей останется лишь претворить все в жизнь. Но ответа не последовало.
– Не знаю, – со вздохом сказал он. – Вы умная женщина, синьорина Анна. Возможно, вы сами найдете способ, как положить конец его злодеяниям. Могу дать только один совет – остерегайтесь Козимо и никогда не доверяйте ему Какими бы чарами он ни пытайся вас околдовать, как бы ни льстил, скажу вам: это – демон. У него нет ни стыда, ни совести, он не способен на раскаяние. Он давно продал душу дьяволу.
Незаметно вошел слуга, чтобы подложить в камин поленьев. От неожиданности Анна вздрогнула.
– Извините, я… – забормотала она, пытаясь взять себя в руки. Значит, убийца Джулиано – Козимо? Как же ей спасти Джулиано, как предотвратить кровавое преступление, которое произойдет 26 апреля у алтаря собора Санта Мария дель Фьоре и потрясет всю Флоренцию? – У меня все перепуталось. Я даже не знаю…
– Зато я знаю, дитя мое, – тихо сказал Джакомо, по-отечески потрепав ее по руке. – Я понимаю, как вас волнуют эти слухи. Поверьте, я тоже стараюсь всеми возможными средствами пресечь козни этого негодяя. Будьте уверены, я всегда в вашем распоряжении, если потребуется моя помощь. Я всегда готов выслушать вас и дать совет. Надеюсь, общими усилиями нам удастся сорвать планы этого безумца.
Анна кивнула. Это было хорошее предложение. Конечно, Лоренцо ни за что не поверит, если она расскажет ему о подозрениях против Козимо. В конце концов, Козимо его кузен. Лоренцо умный и осмотрительный человек и знает цену Козимо. Но когда дело касалось одного из членов его семейства, Лоренцо был немного сентиментальным. А с Джулиано вообще невозможно говорить на эту тему. Или все же поговорить? Пожалуй, следует сказать ему что-нибудь в таком духе: "Если не будешь бдительным, Козимо убьет тебя 26 апреля перед алтарем Санта Мария дель Фьоре". Да, Джакомо может быть очень ценным союзником. Он в курсе всех дел, которые происходят во Флоренции, пользуется уважением знати и духовенства, у него везде "свои уши", свои верные соглядатаи. А главное, он знал Козимо как никто другой.
– Да, – твердо сказала Анна и поднялась. – Как только я узнаю что-то новое, сразу же сообщу вам. А сейчас прошу меня извинить. Я и так отняла у вас слишком много времени. Скоро вечер, и мне надо вернуться домой.
– Вы совершенно правы. Извините мою неучтивость, но, когда заходит речь о моей сестре, я забываю о приличиях. Я вызову карету. Вас отвезут домой.
Джакомо проводил ее вниз до вестибюля. Здесь стало еще мрачнее и холоднее, чем прежде. Когда слуга расправлял накидку на ее плечах, Анна снова взглянула на Циклопа и других персонажей гобеленов: Сциллу и Харибду, горящую Трою, обрушивающуюся Вавилонскую башню; со всех картин на нее смотрели мужчины и женщины с раскрытыми от ужаса глазами и ртами. Вдруг наверху что-то мелькнуло. Что это? На лестничной площадке стояла неподвижная фигура, скорее напоминавшая тень, и ее взгляд был устремлен вниз.
"Донна Лючия!" – мелькнуло у Анны в голове. Значит, она не так больна, как говорит Джакомо? Не успела Анна сообразить, кто это, фигура мгновенно исчезла.
– Что с вами? – мягко спросил Джакомо, следивший за ее взглядом.
Анна не могла оторвать глаз от лестницы, но там уже никого не было. Фигура лишь на миг замаячила перед глазами, и Анна невольно усомнилась. Наверное, померещилось. Или это была одна из служанок.
– Все в порядке, – ответила Анна, выдавив из себя улыбку. – Просто хотелось еще раз полюбоваться работами вашей сестры. Это настоящие шедевры.
– Карета готова, синьорина, – сказал подоспевший лакей, отвешивая легкий поклон. Он был похож на призрак, как, впрочем, и все остальные слуги. Ничего удивительно, когда живешь в темноте, без солнечного света.
– Благодарю за теплый прием. Надеюсь, вы нанесете ответный визит в дом Джулиано де Медичи. Передайте мой сердечный привет и пожелания скорейшего выздоровления вашей матушке донне Лючии.
Она протянула руку Джакомо, которую тот галантно пожал.
– Вы тоже кланяйтесь Джулиано и его достопочтенному брату Лоренцо. Я знаю, что они не причастны к трагедии. Ваш долгожданный визит пролил целительный бальзам на мою душу.
Он поклонился и поцеловал ей руку.
Анна содрогнулась. Губы Джакомо были холодными и мокрыми, как у утопленника. Она почувствовала отвращение, инстинктивно отдернув руку. Что с ней? У нее ведь нет никаких оснований бояться этого галантного человека.
И все-таки… она чувствовала на руке этот мертвящий поцелуй даже тогда, когда карета уже подъезжала к дому Джулиано. Здесь ее ждали Матильда и Энрико.
Кровавая надпись
Анна беспокойно ворочалась в постели. Она не могла уснуть, мысли ее витали, как сухие листья на осеннем ветру. Из головы не выходил разговор с Джакомо де Пацци. Она неотступно думала об опасности, нависшей над Джулиано, о Козимо, об их отношениях с Джакомо. Сидя у камина в библиотеке Пацци, она не усомнилась ни в одном его слове, но сейчас, находясь в теплом, наполненном жизнью и радостью доме Джулиано, вдали от мрачных стен дворца Пацци, ее одолевали мрачные предчувствия. Неужели Козимо действительно такой изверг, что способен убить своего кузена? Разве не сам он твердил, что любит Джулиано? Безусловно, он сильно отличался от людей своего поколения. Да, он отъявленный циник, совершенно не считающийся с людьми. Однако, несмотря на все дерзкие выпады, которые он себе позволял, Козимо не производил впечатления коварного и хитрого мерзавца. Напротив, он откровенно высказывал свои суждения, был честнее и искреннее, чем это принято в обществе. Как это уживается в одном человеке? Притворство? Возможно, его прямота – часть непроницаемой маски, за которой скрывается интриган и убийца?
Джакомо и Козимо. Два бывших друга. Один – любезный, воспитанный. На таких, как Джакомо, зиждется общество. Другой – бесцеремонный циник, экстравагантный фигляр. Кому доверять? Нет, нельзя ставить вопрос таким образом, если она в полном рассудке. Но в том-то и дело, что Анна начала сомневаться в собственном рассудке. Иначе почему она склоняется в пользу Козимо? Одна часть ее сознания не желала верить, что Козимо подлец, каким его все считали; другая его часть, наоборот, видела в роли лицедея Джакомо, этого милого, учтивого, глубоко верующего Джакомо. Нет, она явно сходила с ума.
Анна перевернулась на другой бок, подложив руку под голову. А что, если ей пойти к Козимо, поговорить с ним, услышать историю несчастной Джованны, уже в его интерпретации? Так, для сравнения, чтобы услышать, что скажет он и насколько его версия отличается от версии Джакомо. Может быть, тогда она услышит правдоподобное объяснение его визита к Джованне в доме Медичи и поймет, кому можно доверять, а кому – нет. Все перепуталось в ее голове. Черное превратилось в белое, а белое – в черное. Все, что раньше казалось хорошим, стало дурным и зловещим, как теперь, когда она наконец погрузилась в сон.
Ей снился сон. Она в церкви. Дело происходит летом. она это точно знает, потому что за воротами от жары колеблется воздух. Она одна в храме, наедине с скульптурами святых. Горящие свечи, ларец для святого причастия. Анна не знает, что привело ее сюда. Желание помолиться? Навряд ли. Она никогда не отличалась религиозностью. Возможно, она пришла сюда, чтобы взглянуть на какую-то достопримечательность – скульптуру или картину знаменитого художника? Нет, этого она не помнит, и рядом нет никого, кого можно спросить. От жары все попрятались в домах и барах с кондиционерами. Но Анну не смущает отсутствие людей. У нее свободное время. По-видимому, она в отпуске.
В церкви прохладно и темно. Ее глаза горят – но почему? Этого она не помнит. Возможно, от слепящего света и пыли на улице. Без всякой цели Анна медленно бредет между колонн, рассматривая картины в нишах. Это старинные полотна и витражи – из тех времен, когда люди еще не умели читать, иллюстрации к библейским сюжетам. Неожиданно для себя Анна находит лестницу, ведущую вниз, и, ухватившись за железные поручни, с любопытством заглядывает вглубь. В тот же миг она вспоминает, зачем она сюда пришла, и спускается по этой лестнице. Медленно ступая по узким, истертым ступеням, она слышит, как бьется ее сердце. Что там, в глубине, неважно, но, несмотря на это, ее неудержимо влечет все дальше и дальше.
И вот она в низком, сводчатом помещении, окрашенном белой краской. Справа и слева в нишах – каменные плиты, напоминающие койки на подводной лодке. Но это не спальные ложа христиан, пытавшихся найти укрытие от римлян, мавров или других врагов. Это усыпальницы. Множество могил. Она попала в царство мертвых.
Было тихо. Так тихо, что Анна отчетливо слышала потрескивание неоновых ламп вдоль стен, освещавших путь холодным ярким светом, отчего склеп выглядел еще более таинственным. Но и не ради этих могил она пришла в эту церковь. Погруженная в свои мысли, подобно марионетке, управляемой невидимой нитью, она погружалась все ниже в катакомбы, пока наконец не оказалась перед могилой, находящейся в стороне. Сердце ее забилось сильнее, на лбу выступили капельки пота. Она была у цели. Да, она искала именно этот склеп. С дрожащими от страха коленями она вошла в крипту.
Крипта была небольшой по размеру, а высота едва достигала человеческого роста. Яркая белизна стен и потолков болезненно слепила глаза, хотя светильников не было видно. В склепе оказалась единственная могила. Анну бил озноб, словно надгробная плита была ледяной, а не вырезанной из серого мрамора. От этой могилы и исходил тот холод, который заставлял Анну дрожать, а в выдыхаемом ею воздухе витала ее душа, стремящаяся вырваться из тесноты склепа. Анне хотелось одного: бежать отсюда и как можно скорее. Но она словно застыла, окаменела. Когда она наконец шевельнулась, случилось невероятное. Вместо того чтобы бежать прочь, она вплотную подошла к могильной плите. Это напоминало сцену из фильма ужасов, где актеры поступают вопреки ожиданиям зрителя.
Ее сердце билось так громко, что эхо грозило обрушить стены усыпальницы. Вопреки своей воле, вовсе не желая знать имя погребенного, Анна, подталкиваемая таинственной силой, подошла к надгробию.
Медленно и тяжело, словно склеп был наполнен густым гелем, Анна склонилась над плитой и стала читать надпись, выгравированную на сером мраморе кроваво-красными буквами. Багрово-пурпурный цвет был таким ярким и насыщенным, что буквы врезались в мозг, а глаза пронзила острая боль. Невольно закрыв лицо руками, Анна опустилась на колени и повторяла, как мантру, слова, написанные на мраморной плите: "Джакомо де Пацци – мир праху твоему!"
Анна очнулась в холодном поту. Ее ночная сорочка прилипала к телу, одеяло валялось на полу. Она поднялась, уселась в постели, упершись подбородком в колени и обхватив их руками. Этот кошмарный сон преследовал ее уже в течение нескольких лет, и каждый раз он облекался все новыми деталями: то она видела себя на кладбище, то в маленькой часовне где-то в лесу, то в церкви. Однажды ей приснился даже собор Святого Петра. И каждый раз во сне она с бьющимся сердцем стояла у надгробия, читая надпись на плите, и каждый раз, дрожа от страха, просыпалась, обливаясь холодным потом. Но самым удручающим было не то, что этот сон регулярно повторялся (что само по себе могло бы стать предметом психоаналитического исследования), а то, что в основе этого сна лежал реальный эпизод. Однажды она действительно стояла у этой плиты.
Это было много лет назад. Анна только что окончила среднюю школу и махнула в Испанию во время каникул. Взяв напрокат машину, она исколесила всю страну вдоль и поперек. Был август. Стояла палящая жара, и Анна боялась, что в радиаторе закипит вода. Она оказалась в Кастилии, а точнее – в Авиле, городе святой Терезы. Она разыскала небольшой, полузабытый монастырь Святого Фомы – на окраине Авилы по совету заправщика бензоколонки.
Он рассказал ей, что ни в одном путеводителе для туристов нет ни малейшего упоминания об этом монастыре, что это настоящая находка для путешественника и такого она нигде не увидит. Что особенного было в этом монастыре, он не сказал, но эта идея заинтриговала Анну. Она показалось ей таинственной и загадочной.
Был полдень. Анна вошла в монастырь. Крытая галерея вокруг монастырского двора, небольшой запущенный сад из-за жары были пусты, как и в ее снах. В поисках той достопримечательности она прочесала всю территорию монастыря и обнаружила склеп – тот самый склеп, который с тех пор неотступно преследовал и пугал ее в снах.
Он был очень неказистый, белый, простой, с единственной могилой из серого невзрачного мрамора, но Анна сразу же поняла – это и есть та самая достопримечательность, о которой рассказывал заправщик бензоколонки. Могила обладала необыкновенной притягательной силой, но отнюдь не благодаря своей художественности и красоте. Она привлекала к себе необычностью царящей здесь атмосферы. Войдя в склеп, Анна задрожала, хотя здесь было не холоднее, чем в самой церкви. Здесь не висело никакой паутины, не летали мухи, не ползали жуки. Казалось, всякая живая тварь избегала это жуткое место. Да и самой Анне сразу же захотелось бежать отсюда. Особого желания узнать, кто здесь покоится, у нее не было, и только из чистого любопытства она не ушла сразу. Надо хотя бы взглянуть, что написано на плите. Анна прочла буквы и цифры, выгравированные так глубоко, будто гравер долго корпел над ними, вырезая их задолго до смерти. Казалось, что этих стен не коснулись ни тлен, ни пыль. Прочитав имя усопшего, она поняла, почему.
На плите крупными буквами было написано: "Томас де Торкемада, 1420-1498. Requiscat in pace – Да почиет с миром".
Анна вздрогнула, вспомнив ту страшную минуту. Томас де Торкемада в конце XV века был главой испанской инквизиции, настолько основательно выполнившим свою задачу, что даже церковь, с ее средневековыми предрассудками, после его смерти не отважилась освятить его тело. Даже в XX столетии его могила служила свидетельством необыкновенной жестокости, нетерпимости и фанатизма человека, который держал в страхе всю Испанию. Тогда, стоя как вкопанная у его могилы, Анна, казалось, слышала дикие крики его жертв, умерших мученической смертью на костре или под страшными пытками. Торкемада был воплощением зла. Однако в сегодняшнем сне она отчетливо видела на плите другое имя: "Джакомо де Пацци". Эти слова глубоко врезались ей в память.
Анну бил озноб, зуб не попадал на зуб. Она быстро натянула на себя одеяло и глубже зарылась под ним, но дрожь не проходила. Джакомо де Пацци. Почему на плите стояло это имя? Что это могло означать?
В эту ночь Анна не находила сна. Мысли не давали ей покоя. Она ворочалась с одного бока на другой, но сон не приходил. Под утро, когда забрезжил рассвет и в комнату через тяжелые ставни и занавеси стали проникать слабые лучи солнца, она не выдержала и, вскочив с кровати, позвонила в колокольчик, стоявший на столике у изголовья.
На звон колокольчика быстро явилась Людмила. Ее вид красноречиво говорил о том, что она только что проснулась. Платье было надето небрежно, и по пути она подтыкала под чепчик свои заплетенные в толстую косу темно-каштановые волосы.
– Синьорина, вы меня звали? – Сделав книксен, она от удивления широко раскрыла глаза: Анна была не в постели, как обычно в этот час, а стояла возле комода, полностью одетая. Людмила на миг оцепенела.
– Синьорина… вы уже… – залепетала она.
– Да, я уже оделаоь, – нетерпеливо сказала Анна, стягивая волосы узлом и скалывая их заколками, украшенными мелкими серебряными бабочками. – Приготовь мне завтрак в библиотеке: немного сыра, хлеба, молока и одно яблоко. И передай Энрико, чтобы кучер приготовил карету.
– Вы куда-то собрались? Но…
Анна отвернулась. Дурацкое выражение лица молодой служанки действовало ей на нервы.
– Как ты догадалась? Да, иначе зачем бы мне понадобилась карета? – Она раздраженно тряхнула головой и посмотрелась в зеркало. – Да поживее, я очень спешу.
– Но, синьорина, разве вам разрешено выходить из дома? Матильда приказала…
Анна стиснула зубы до скрежета.
– Кто здесь служанка, а кто – госпожа? – крикнула разъяренная Анна, хлопнув зеркальцем по комоду. – Если бы я нуждалась в совете Матильды, я бы спросила ее сама. И попрошу запомнить: дело служанки – выполнять любые приказания госпожи, какими бы странными они тебе не казались.
– Синьорина…
– Ясно. Вижу, что от тебя толку не добьешься.
Подобрав юбки, Анна прошла мимо служанки и покинула комнату.
– Синьорина, что вы задумали? Куда вы собрались?
Схватившись за ручку двери, Анна обернулась.
– Я иду в кухню и сама приготовлю там завтрак. А потом ухожу. Пешком.
Хлопнув за собой дверью, она слышала испуганные выкрики служанки.
В кухне завтракали слуги, сидя за длинным, чисто выскобленным деревянным столом: Матильда, Энрико, старшая повариха, кучер, конюх, прачка, служанки и мальчики на побегушках.
Только две маленькие кухарки не имели права сидеть вместе с ними за одним столом. В то время как остальные отламывали крупные ломти хлеба, ели сыр и, чавкая, пили молоко, эти бедняжки чистили овощи и месили тесто.