- Смотрите! Обед… там… впереди! Стоило мне только пообещать еще одну жертву Фортуне…
На речном берегу сидел человек и жарил над костром жирного поросенка, насаженного на вертел.
Квинт принюхался к одуряющему запаху жаркого, затем увидел за костром нечто, еще более привлекательное.
- Лошади! - выдохнул он. Глаза его сверкнули. - Это лучше, чем обед!
- Надеюсь, мы получим и то, и другое, - прошептал Фабиан, увлекая товарищей за раскидистый куст орешника, - честным путем или грязным… Но сперва убедимся, что он один.
Они различали человека не очень ясно, поскольку он сидел по другую сторону костра, но, казалось, он был высок, с гривой светлых волос и вислыми рыжими усами, одетый в плащ, наподобие тех, что Квинт видел на британцах-горожанах. За ним стояла местная двуколка, запряженная волом, а кругом нее семеро лохматых пони щипали сочную траву.
- Похоже, он один. Попытаем удачи. Квинт, тебе снова придется прибегнуть к знанию кельтского.
Они вышли из-за орешника, протягивая открытые ладони в знак мирных намерений, в то время, как Квинт произносил дружеское приветствие.
Человек взглянул на них сквозь дым костра.
- Эгей! - отозвался он глубоким басом. - Чего вы хотите от несчастного, которого защищают боги?
- Кто он хочет этим сказать? - удивился Квинт. Но подойдя поближе, трое оцепенели.
Когда человек повернулся к ним, выяснилось, что у него нет одного глаза. На его месте зиял ужасающий провал, и тот же чудовищный удар в свое время снес ему половину носа. И это еще не все. Одна его нога представляла всего лишь обрубок, прикрытый подвернутой штаниной.
- Одна нога, один глаз… - прошептал Квинт. - Воистину, он несчастен.
Трое беспомощно переглянулись, пораженные единой угнетающей мыслью. Они хотели есть, им нужны были Лошади, и они намеревались отобрать их, если хозяин не отдаст добром, но обстоятельства изменились. Перед ними был калека.
- Кто ты, и куда направляешься, друг? - спросил Квинт.
Человек отрезал кусок мяса, попробовал, облизал пальцы. Единственный глаз насмешливо смотрел на пришельцев.
- Я - Гвиндах, торговец лошадьми. Езжу, где хочу, и ни один человек не посмеет причинить мне вреда.
Это была правда - как по отношению к римлянам, так и британцам. У обоих народов считалось, что калеки находятся под непосредственной защитой богов, которые сами их покарали. А боги ревнивы к своим правам и могут наслать жуткие несчастья на тех, кто покусится на их избранные жертвы.
- Мы хотим есть, о Гвиндах, - сказал Квинт, жадно глядя на жарящегося поросенка. - И нам отчаянно нужны лошади, так как мы спешим по делу великой важности. Как ты думаешь, можем мы их получить?
Трудно было судить точно, но, казалось, под рыжими усами появилась улыбка. Пронзительный глаз спокойно обозрел каждого из молодых людей…
- Подойдите сюда, все трое, - сказал конский барышник наконец. Они медленно повиновались, и встали перед ним. Гвиндах поднял руку и ткнул пальцем в Диона. - А ну скажи: "Цезарь Август Нерон, император Рима"! - приказал он.
Дион был так потрясен, услышав вполне сносную латынь, что охнул и оглянулся на Квинта, ища поддержки, но тот и сам не знал, что предпринять.
- Скажи эти слова, - резко произнес калека, - или не дождешься от меня никакой помощи.
Дион сглотнул и очень быстро пробормотал: "Цезарь Август Нерон, император Рима". Гвиндах критически прислушивался.
- А теперь ты, - обратился он к Фабиану, который неохотно подчинился. То же получилось и с Квинтом.
- Итак, - сказал Гвиндах, - я все понял. Вы - римляне, хоть и пытаетесь это скрыть, и к тому же легионеры. Я вижу это по форме ваших мечей.
- Твой единственный глаз, добрый Гвиндах, служит тебе хорошую службу, - отвечал Квинт, пытаясь храбриться. - Но откуда тебе знать точно? Мои друзья могли украсть эти мечи.
- Могли, - согласился Гвиндах, невозмутимо поворачивая вертел. - Но никто не может "украсть" подлинного пиетета римлянина, когда тот титулует своего императора.
Так вот в чем дело. И нет нужды притворяться.
- Ну, - неуверенно сказал Квинт, поскольку не мог знать, как этот человек отнесется к открывшейся ему правде. - Ты угадал. Но нам действительно нужны пища и лошади. У нас есть деньги - римские деньги, но недостаточно, чтобы уплатить тебе, как подобает.
- Ты честен, - заметил Гвиндах, пробуя другой кусок поросячьей шкуры. - Большинство моих собратьев-британцев в это не верят, но и среди римлян встречаются честные люди. Я мог бы одолжить вам половину моего поросенка. Я мог бы одолжить вам трех лошадей… если бы вам не предстояла вскоре битва с британским войском, где вас, конечно, убьют. А я понесу убыток.
Квинт перевел его слова Диону и Фабиану, а Гвиндах внимательно слушал. Он неплохо понимал латынь, -поскольку, живя в Лондоне, он поставлял лошадей римскому правительству.
- Ничего не остается, - сказал Фабиан, - кроме как заплатить за поросенка и забрать лошадей, нравится ему это или нет.
- И заслужить мое проклятие? Проклятие богов? Всемогущего Луга, который правит небом и землей? - провозгласил Гвиндах с величайшей торжественностью.
- Извини, - сказал Квинт, - придется рискнуть.
И проклятие Луга вряд ли действует на римлян.
Гвиндах молча признал это, затем принял решение.
- Ну и ладно. Давайте мне все ваши деньги, и делайте все, что хотите. По правде говоря, я рад подложить свинью иценам, ибо именно иценская колесница с ножами на ободьях много лет назад сделала это, - он указал на свое лицо. - А это, - он дотронулся до обрубка ноги, - произошло при другом случае, в который мы не будем углубляться.
- Премного благодарны! - пылко воскликнул Квинт, и остальные эхом повторили его слова.
Гвиндах пожал плечами.
- Если вас не убьют, - а повторяю, вряд ли это возможно, - я вас найду, будьте уверены, и заберу своих лошадей.
- Ты их получишь, - заверил его Квинт, - и кошелек золота впридачу, обещаю тебе.
Фабиан состроил гримасу, услышав о таком расточительстве, но промолчал. Они уселись рядом с Гвиндахом, когда поросенок дожарился, осторожно сняли его с вертела. Съели часть того, что им причиталось, сложили остальное в сумки, отдали Гвиндаху все свои наличные и отбыли с тремя подходящими пони.
Когда они в последний раз оглянулись на барышника, тот карабкался на повозку, ловко управляясь единственной ногой. Он заметил, что на него смотрят, и помахал рукой, всем своим видом показывая, что не обиделся.
- Я верю, что удача к нам вернулась, - сказал Дион. - и теперь мы взаправду можем поспешить - хвала Фортуне!
Глава девятая
Теплый прием. - Квинт-центурион. - Встреча с Фероксом. - Стратегия Эппингского леса.
Расставшись с барышником, римляне пересекли Темзу и заночевали в Долине Великого Белого Коня, в виду этой странной меловой фигуры размером с целую деревню, которую народ древности выложил на склоне зеленого холма.
Этому белому коню с длинными изогнутыми ногами и откинутой головой поклонялись атребаты, и он был сердцем их страны. Потому молодые люди продвигались дальше с величайшей осторожностью, но больше никаких приключений с ними не случилось. Они свернули на дорогу и некоторое время следовали по ней. Дорога была почти пустынна. Туземцы, порой встречавшиеся им, были либо очень стары, либо слишком юны, и не проявляли любопытства. Ясно было, что большая часть местного населения отсутствует, и не требовалось большого ума, чтобы догадаться, куда они ушли.
Каллева, столица атребатов, также казалась заброшенной - обстоятельство, которое Фабиан счел зловещим. Он рассказал, что рядом с британским городом был римский лагерь, и многие годы после Клавдианского нашествия атребаты вели себя достаточно дружелюбно, чтобы поддерживать торговые связи со своими завоевателями. Но теперь римский лагерь выглядел таким же пустынным, как город. Хотя молодые люди и не решились подойти слишком близко.
Однако позже они нашли немое свидетельство того, что здесь произошло. Обойдя город, они почти споткнулись о труп человека в римской одежде со значком военного ветерана. Он лежал ничком, словно удар настиг его при попытке бежать. Череп его был размозжен, на валявшемся рядом камне из пращи засохла кровь.
- Я видел подобное, когда шел из Линкольна с Девятым легионом, - мрачно сказал Квинт, глядя на убитого. - А у нас даже нет времени, чтобы похоронить его как положено.
- Да, - согласился Фабиан.
Они долго молчали. Свернули на добротную римскую дорогу, и после полудня достигли каменного указателя с надписью "A Londinio XX". Указатель был перевернут, залеплен грязью и полуобгоревшими внутренностями какого-то животного.
Они смотрели на это бессмысленное проявление ненависти, затем Фабиан произнес:
- Двадцать миль до Лондони… или того, что раньше было Лондоном… но Лагерь Цезаря, несомненно ближе. Скором мы узнаем, там ли Светоний.
Они ударили пятками в бока лошадей и поскакали галопом.
Солнце вышло из-за облаков. Оно сияло над изгибами Темзы, и - после того, как они пересекли лес - озарило то, что все они жаждали увидеть. Над мощными валами из земли, бревен и камня гордо высился штандарт с орлом и реяло имперское знамя.
Они спешились у рва, окружавшего внешнее кольцо укреплений, и внезапно все трое переглянулись и соединили руки в быстром, крепком пожатии. Они не нуждались в словах, выражающих дружбу, сознание того, что они пережили вместе, и что им еще предстояло пережить, было достаточно.
Ведя лошадей, они подошли к первому посту. Часовой на стенах уже заметил их и узнал Джона с Фабианом.
Здесь не было ни трудностей, ни тайн, как в крепости Второго легиона. Их встречали радостными восклицаниями, хлопали по плечам, и то и дело слышались возбужденные вопросы: "Где Второй? Он скоро прибудет? Мы давно его ждем!"
Вскоре эти же вопросы повторил и сам губернатор, как только гонцы вошли в его красно-белую полосатую палатку посреди крепости. Он встал навстречу, его грубое лицо с тяжелой челюстью выражало облегчение.
- Добро пожаловать! Добро пожаловать, имперские гонцы! - воскликнул он. - И ты тоже? - добавил он, узнав Квинта. - Итак, вы вернулись вместе. Это хорошие новости. Где легат Валериан и Второй легион? Вы их намного опередили?
- Твое превосходительство, - Фабиан опустился на одно колено, и не отводя глаз от позолоченных сандалий губернатора, продолжал очень тихо… - мы принесли дурные вести… Второй легион не покидал Глочестера.
- Не покидал Глочестера? Но это чудовищно! Я не могу больше откладывать сражения! Чтобы привести сюда полный легион, потребуется по меньшей мере пять дней! Что с ним случилось? Когда он выступает?
Фабиан сильно побледнел. Бросил быстрый взгляд на Диона и Квинта, потом поднял глаза на побагровевшее лицо губернатора. - Боюсь… губернатор… они не выступят вообще.
В палатке слышалось хриплое дыхание губернатора.
- Они перебиты? Крепость пала? Во имя всех богов, что случилось?
- С легионом ничего не случилось, все они живы… я… мы… - Фабиан поглядел на офицеров и стражников, столпившихся в палатке и входа в нее. - Но ради чести Рима, губернатор, лучше будет, если мы поговорим с тобой наедине, - почти беззвучно закончил он.
Сначала казалось, что буйный и жестокий характер Светония возьмет над ним верх, но губернатор овладел собой и сделал знак остальным выйти. Палатку покинули все, кроме легата четырнадцатого и Петиллия Цереалиса, встретившего Квинта быстрым приветливым взглядом. Тогда Фабиан объяснил, что произошло.
- Ты хочешь сказать, - прорычал Светоний, грохнув кулаком по столу, - что раз Валериан - сумасшедший, а префект - трус, имперский Августов легион отказывается подчиниться моим приказам? Ты хочешь сказать, что половина римских военных сил в Британии болтается без дела на другой стороне острова, пока британцы готовятся перерезать нас всех?
- Так точно, губернатор.
- А что скажете вы? - Светоний взглянул на Диона и Квинта.
Оба склонили головы.
- Так точно, губернатор.
Светоний тяжело рухнул в кресло. Его плечи под позолоченной кирасой обвисли. Толстые пальцы медленно постукивали по столу, а сам он, хмурясь, глядел в пол.
- Оставьте меня одного, вы все! - буркнул он. - Я отдам приказы позже.
Два легата и три гонца молча вышли из палатки. Петиллий положил руку на плечо Квинта.
- Пойдем, я хочу поговорить с тобой.
У Петиллия Квинт впервые за несколько дней получил удовольствие от полноценного обеда. Легат добавил к нему флягу галльского вина, и снисходительно смотрел, как Квинт ест и пьет, не торопясь с расспросами.
Через некоторое время Квинт решился сказать:
- А ты разве не будешь есть.
- Нет, я не голоден, - резко ответил Петиллий, хотя его усталые глаза усмехались. Квинт заметил, что худые щеки Петиллия запали еще больше. Легат уже не выглядел слишком молодым для своего звания. Неожиданно до Квинта дошло.
- Так я ем твой обед, правда? - несчастным голосом спросил он. - В лагере должно быть очень мало пищи.
- Хватит еще на несколько дней… У войска Боадицеи припасы тоже кончаются. Они пронеслись, как туча саранчи по всей стране к северу от Темзы. И они даже не сеяли по весне - так уверены были в победе.
- Я удивляюсь, почему они не перейдут Темзу и не нападут, - сказал Квинт, отставив кусок. - Мы… то есть Дион, Табиан и я - страшно боялись, пока добирались сюда.
- Боадицея так уверена в себе, что не спешит к финальному представлению. За эти три недели, считан с нашего… - он смолк, потом продолжал сквозь зубы, -… после несчастья с Девятым легионом, она полностью захватила, сожгла и сравняла с землей Лондон, Колместер и Вергулалий. Она предала пыткам и казням около пятидесяти тысяч колонистов. Так что она, я бы сказал, очень занята.
Сухое рассуждение Петиллия открыло Квинту всю тяжесть положения. Он чувствовал дрожь ненависти к королеве, ненависти, вызванной воспоминанием об ее обращении с Реганой. И однако, справедливость заставила его сказать:
- С Боадицеей с самого начала ужасно обошлись. Я был там и видел. Я видел, как рабы Ката избивали ее. Я слышал, как кричали ее дочери, когда солдаты Ката…
- Знаю, - оборвал его Петиллий. - Рим совершил ряд грубейших ошибок, из которых моя - не последняя. Наша собственная глупость породила чудовище смерти и разрушений. Но чудовище должно быть убито, и мир вернется в Британию.
Мир? Здесь? Квинт не мог себе этого представить.
- Иногда меч - единственный путь к миру, - тихо сказал легат. - А теперь я хочу, чтобы ты поведал мне подробно, что случилось за последние семь дней, с тех пор как ты, обращенный в довольно странного силура, уехал, трясясь на местном пони, в компании британца разбойничьего вида и на редкость прелестной девушки!
Привычная усмешка мелькнула в карих глазах Петиллия.
- Да, легат, - ответил Квинт несколько краснея. - Но - я не уверен, что тебе известно… но я беспокоюсь за своего коня, Ферокса. Не слышал ли ты, доставили ли его сюда вместе с другими кавалерийскими лошадьми? Это очень хороший конь, - быстро закончил он, опасаясь, что легат заподозрит его в излишней чувствительности.
- Здесь твой Ферокс, - улыбнулся Петиллий. - Я за этим проследил.
Квинт взглянул на легата с искренней благодарностью и приступил к сообщению, тщательно подбирая слова для пущего бесстрастия.
Петиллий слушал не прерывая, затем кивнул.
- Да, здесь есть новые сведения, полезные, хотя и удручающие. Итак, добунии и атребаты также присоединились к Боадицее - что ж, зато регнии присоединились к нам.
- Как федераты?
- Да. Старый король Когидумн выделил нам две тысячи человек. Они не так хороши, как наши легионеры, но тоже славные бойцы.
- Сколько же нас всего? - спросил Квинт. Они с Дионом и Фабианом обсуждали этот вопрос, и он не был уверен, что ему доверят военную тайну. Но Петиллий дал понять, что беседа происходит без оглядки на чины, и ответил сразу:
- Наши силы состоят из Четырнадцатого легиона в полном составе - шесть тысяч человек, трети Двадцатого, плюс регнии из Кента. Всего десять тысяч.
Они умолкли, думая о войске Боадицеи, насчитывавшем сейчас по меньшей мере шестьдесят тысяч человек.
- Да, - заметил Петиллий, словно прочитав мысли Квинта. - Перспектива не слишком блестящая. - Он резко махнул рукой и переменил тему. - Весьма интересно все, что ты рассказал касательно друидов. Итак, ты думаешь, что забыл день?
- Да, легат. Я уверен в этом. И начинаю думать, что побывал в Стоунхендже - обрывочные воспоминания сохранились И, похоже, видел Верховного друида… он дед Реганы… той девушки.
- Ага, - задумчиво сказал легат. - Я однажды встречался с Конном Лиром - замечательный человек. Я не согласен с нашим губернатором, что всех друидов надо уничтожить… Расскажи мне все, что ты можешь припомнить о твердыне друидов.
Квинт попытался, и легат, выслушав его, спросил:
- У тебя была какая-то личная причина вызваться на это задание? Теперь я это понял.
- Да, легат. Я хотел найти останки моего предка Гая Туллия, убитого друидами во время похода Юлия Цезаря.
- И ты их нашел?
- Уверен, что нет. Припоминаю, что был разговор об этом и кое-кто - Конн Лир, наверное, - пришел в страшную ярость.
- Девушка тоже пришла в ярость? Ладно, не надо, я не должен был об этом спрашивать. - Петиллий улыбнулся и хотел спросить о чем-то еще, но в этот миг в палатку вбежал гонец, и опустившись на колени, прошептал нечто легату на ухо.
Петиллий встал.
- Этого я и ожидал. Губернатор наконец принял решение. Он будет говорить с войском на закате.
- Какое решение? - тихо спросил Квинт.
- Тебе еще надо спрашивать? - легат взглянул в серьезное лицо Квинта, затем посмотрел на колышки, где были развешены его парадные доспехи, шлем с султаном из рыжего конского хвоста, церемониальный шит и позолоченный меч. - Мы выступаем.
- Благодарение Марсу, - пробормотал Квинт, и он был искренен. Скоро это изматывающее напряжение закончится. Хотя в глубине души он ощутил укол страха, - мерзкое чувство. Он словно увидел, как с дощатого пола на него смотрят мертвые глаза Флакка… "Я еще молод, я не хочу умирать!" Эта фраза прозвучала в его мозгу так ясно, будто кто-то произнес ее вслух, но его лицо не выразило ничего, пока он стоял, почтительно ожидая приказа.
- Прежде, чем мы пойдем слушать губернатора, - после короткой паузы сказал Петиллий, - обрати внимание на одно… хм… обстоятельство.
- Слушаюсь.
Легат подошел к походному столу и взял с него лист пергамента и белый жезл двух футов длиной.
- Это тебе. - Петиллий протянул пергамент Квинту, и в глаза тому бросилось собственное имя, выведенное четкими черными буквами…
"Квинт Туллий Пертинакс, знаменосец третьей когорты Девятого Испанского легиона имперских войск… " Далее следовало еще множество слов, которые Квинт пропустил, потому что увидел последние, прозвучавшие для него громом: "… с этого времени производится в центурионы". Он перечитал их трижды.
- Мне… - прошептал он, уставясь в пергамент. -
Легат Петиллий…