Халид повернулся к ней спиной. Одним молниеносным движением Эстер разделась и нагишом юркнула в кровать.
Халид обернулся и посмотрел на нее подозрительно, затем прошел к ее сундуку, предупреждая на ходу:
- Не лелей мысли о новом побеге. Дважды моих стражников ты не обведешь вокруг пальца.
Он порылся в ее одежде и достал шелковую с кружевами сорочку. С этой воздушной вещицей он приблизился к кровати.
- Подними руки!
- Зачем?
- Выполняй!
Когда она подчинилась, Халид ловко надел на нее легкую сорочку, накинул на девушку покрывало и, мягко надавив на плечи, заставил лечь обратно. Потом он долго молча смотрел на нее. По его лицу нельзя было догадаться, о чем он думает. Наконец Халид заговорил:
- Мне не доставляет удовольствия наказывать тебя за плохое поведение, но кузины твоей ты больше никогда не увидишь.
Сказав это, он удалился.
Эстер была поражена. Она приподнялась, потом села, свесив ноги с кровати. Слова Халида продолжали звучать в ее ушах, и с каждой минутой в ней все жарче разгоралось пламя гнева.
Спрыгнув с ложа, она побежала по ковру к выходу, но здравый смысл на этот раз возобладал. Эстер застыла на месте и постаралась привлечь к себе внимание криком.
- Эй! Ваше Высочество! Вернитесь! Мне надо поговорить с вами.
Обращение к язычнику с почтением не принесло желаемого результата. Он не отозвался.
- Вы слышите меня или оглохли. Ваше Величество? Я требую аудиенции, - еще громче взывала Эстер, уже путаясь в титулах принца. И вновь никакого отклика.
Как он смеет пренебрегать ею! Она дочь знатнейшего графа, одна из пяти кузин королевы Англии!
- Проклятый ублюдок! - Эстер перешла на английский язык, которого турок не понимал.
На какой-то момент ей пришла в голову мысль заорать: "Пожар!", но, к счастью, она вовремя опомнилась. Вместо этого девушка вернулась на кушетку и дала волю слезам.
Горло ее пересохло, гнев и стыд за перенесенное унижение душили ее. Ей было до смерти жалко себя и бедную Эйприл. Но постепенно рыдания утомили ее, она выплакала все слезы и погрузилась в сон.
- Вставай! - уже в третий раз произнес Халид, но спящая красавица даже не пошевелилась.
Ему надоело взывать к ней, напрягая голос. Он схватил ее за плечи и, наверное, вытряс бы из нее душу, если б она тут же не пробудилась.
Первым делом проверив, что ее грудь достаточно прикрыта, Эстер пролепетала: "О боже!" и принялась тереть глаза, еще припухшие от недавних слез.
- Ты что, собралась спать целый день? Солнце уже перевалило за полдень. Пора тебе помыться и принять пищу. Не войдешь же ты грязной и голодной в новую жизнь.
Оглядевшись, Эстер увидела рядом с ложем деревянную бадью. Ее доставили, пока она спала, и над ней поднимался пар.
- Я не хочу свариться заживо в кипятке.
- От тебя пахнет тухлыми водорослями.
- А ты не нюхай.
- Тебе лишь бы поспорить.
Халиду не стоило особых усилий стащить ее с ложа, приподнять на руках, а потом выпустить, уронив в горячую воду.
Эстер притворилась, что сохраняет спокойствие, - даже для доказательства сонно зевнула.
- Как же я вымоюсь без банщицы?
- Без кого? - Халиду было незнакомо это слово.
- У каждой леди есть своя служанка.
- У рабынь - нет, - довел до ее сведения Халид-бек.
- Как же тяжко быть рабыней, - вздохнула Эстер. - Но я…
Даже будучи беспомощной и поднятой в воздух, словно игрушка могучими руками принца, девица искала аргументы в споре.
- …все-таки я леди.
- Судя по твоему поведению, ты не леди, а строптивая упрямая девица. Да еще и выражаешься как торговка рыбой. Так изъясняются у вас на острове только женщины низкого происхождения.
Эстер оторопела. Значит, он все слышал и понимает ее родной язык? Она никак не могла решить - продолжить ли сражение, трепыхаясь в его руках, или заключить мирный договор на определенных условиях.
- Я вымоюсь, но только в уединении. Если ты будешь так добр, что покинешь меня на несколько минут, я буду тебе благодарна.
- Я не добр, и в твоей благодарности, рабыня, не нуждаюсь. Но требую от тебя опрятности. Сейчас я уйду, но, когда вернусь, ты должна предстать чистой перед взором мерзкого зверя, за которого ты меня принимаешь. Я могу обернуться и зверем, но лучше тебе не видеть, как я щелкаю зубами и рву жертву на части…
- Конечно, я с удовольствием искупаюсь. - Эстер была готова согласиться со всем, лишь бы он поскорее удалился.
- А ты не собираешься снять сорочку? - поинтересовался Халид. - Как же ты будешь мыться в одежде?
- Да-да. Я сниму ее.
- Ну?
- Что ну?
- Снимай сорочку. Или мне помочь тебе? Эстер молчала.
- Что ты должна сказать, если господин предлагает тебе помощь?
- Спасибо.
Халид свирепо взглянул на нее, и она быстро поправилась:
- Благодарю тебя, мой милостивый господин, Халид-бек. Раздень меня, пожалуйста.
Ирония, прозвучавшая в ее голосе, не укрылась от турка, но он предпочел оставить ее без внимания и удалился с нарочитым достоинством. Каждый из них играл свою роль, - только одному актеру спектакль доставлял удовольствие, а другой все больше погружался в бездну отчаяния.
За пределами душного шатра Халид вновь стал прежним Халид-беком, грозой иноверцев. Мечом Аллаха.
- Скачи с посланием к Михриме, - обратился он к доверенному слуге.
- К твоей матушке? О, как я рад буду снова лицезреть ее, - просиял Абдулла.
- Скажи ей, чтобы она купила на невольничьем рынке говорящего по-английски и по-французски евнуха. И пусть его доставят в мой городской дом. Мы скоро туда прибудем.
- Евнуха? - переспросил Абдулла в недоумении.
- А кто, по-твоему, будет переводить тарабарщину, которую она произносит, и обслуживать ее?
- Ты покупаешь раба для рабыни?! - Абдулла не верил своим ушам. - Не сошел ли ты с ума? Может, ты забыл, что сотворил граф Белью и сколько им пролито крови твоих родных?
Халид обеими руками вцепился в тощего слугу и вздернул его в воздух, держа за воротник.
- Не злоупотребляй нашей давней дружбой и не переусердствуй в мудрых советах, - прошипел он, и шрам на его лице побелел.
- Прости, господин, - извинился Абдулла. - Я стал слишком несдержан на язык.
Халид освободил его от своей хватки, опустил на землю, потрепал по плечу.
- Я ничего не забыл, друг мой Абдулла, и не успокоюсь, пока за пролитую кровь не будет заплачено кровью и смерть брата моего и сестры моей не найдет возмездия.
- Что ж! За тобой последнее слово, Халид-бек. Я передам послание твоей матери, и ты получишь то, чего желаешь.
Абдулла с поклоном удалился, а Халид возвратился в шатер.
При виде его Эстер, словно превратившись в русалку, нырнула в бадью с головой, плеснув воду на столь ценимый Халидом ковер, но хозяин изобразил на лице полное равнодушие и не удостоил даже мимолетного взгляда купающуюся красавицу. Вместо этого Халид занялся исследованием содержимого ее сундука.
Он извлек оттуда юбку и блузку, показал ей.
- Когда закончишь нырять и вытрешься, надень вот это. Впоследствии тебе подберут более подходящее одеяние.
- То, что в сундуке, все мне одинаково подходит. И, как видишь, все вещи пошиты из отличного материала.
- Твоего тут ничего нет. То, что было твоим, стало теперь моим, не забывай об этом.
Вынув одно из платьев, Халид обнаружил что-то в его кармашке. Он запустил туда пальцы и… чуть не раздавил, словно ядовитое насекомое, крохотный медальон с миниатюрным портретом своего смертельного врага.
На него взирал Савон Форжер де Белью, правда несколько приукрашенный художником. Халид, слегка опомнившись от приступа бешенства, перевел взгляд на Эстер, и девица, напуганная зрелищем побелевшего шрама и искаженного ненавистью лица Халида, вновь скрылась под водой в бадье.
А он? О чем в это мгновение размышлял он?
Как мог Халид-бек поддаться чарам и поверить в наивность и искренность невесты графа де Белью?
Он почти расслабился, растаял, истек медом почти, но не совсем.
Страшное выражение лица Халида привело в ужас только что вынырнувшую из воды Эстер, но она поняла, что уже никакая водная преграда ее не спасет и опасность надо встречать с открытым забралом.
На ее счастье, гнев Халида обрушился не на нее саму, а на ни в чем не повинную вещицу. Турок смял в пальцах медальон, швырнул под ноги, надавил на него сапогом, а потом, словно безумный, выбежал прочь из шатра.
Эстер решила, что наступил самый удобный момент покончить с уже изрядно надоевшим ей купанием.
Она вылезла из воды, обтерлась насухо и поспешно натянула на себя то из одежды, что выбрала себе по вкусу.
Девушка подняла вдавленный в ворс ковра медальон. Повреждения, причиненные портрету Халидом, несколько облагородили внешность изображенного на нем графа. Так подумалось Эстер. Но что ей делать с этой миниатюрой? Ее позиции и так весьма шатки, и ей не стоит лишний раз приводить в бешенство Султанского Пса.
Она долго озиралась по сторонам в поисках подходящего места, и наконец оно было найдено. Глаза ее заблестели от восторга, потому что осенившая ее идея была просто гениальна. Проследовав в самый темный уголок шатра, она уронила изображение герцога де Форжера в ночную посуду.
Больше ей нечем было заняться, и, изнывая от безделья, Эстер принялась обдумывать планы на будущее и соотносить их с тем малым знанием, какое она успела почерпнуть из кратких встреч с оттоманским принцем.
Почему турок так ненавидит Форжера? Что Форжер совершил такого ужасного? Придется ли невесте расплачиваться за преступления жениха?
Чем дольше она предавалась размышлениям, задавая самой себе вопросы, на которые не было ответов, тем чаще ее посещало видение бронзово лицего от загара мужчины со шрамом на щеке. Почему-то ее господин в этих видениях не внушал страха. Она испытывала дотоле неведомый ей трепет, и это смущало и тревожило ее.
Через некоторый промежуток времени, - а ей он показался бесконечным, - четверо слуг под наблюдением вездесущего Абдуллы вынесли из шатра тяжелую деревянную бадью. Удаляясь, Абдулла бросил на девицу многозначительный взгляд.
Эстер возмутилась. Как он посмел пялить на нее глаза, будто она диковинное животное? По какому праву он позволяет себе такое? Не пора ли поставить Абдуллу на место?
И вновь ее покой был нарушен. Слуга появился с подносом, уставленным кушаньями, а за его спиной опять маячил Абдулла.
- Тебе придется все это съесть, - мрачно и с презрением в тоне заявил Абдулла и приказал слуге: - Поставь еду перед ней. Пусть она насытится.
- Твое отношение ко мне просто оскорбительно, - у Эстер взыграло самолюбие. - Отнести эту мерзость обратно. Я отказываюсь принимать пищу.
Слуга удивленно таращил глаза, не зная, как ему поступить.
- Оставь поднос на столе и убирайся, - скомандовал Абдулла.
Едва слуга начал опускать поднос, как Эстер резко взмахнула рукой, и содержимое подноса очутилось на ковре.
Абдулла оценил ничего хорошего не предвещавшим взглядом нанесенный ущерб, жестом приказал слуге удалиться и сам последовал за ним.
Мгновенно Эстер осознала всю глупость своего поступка, но было уже поздно. Перед ее взором в сумраке шатра материализовался Халид-бек.
- Убери это.
- Все произошло случайно, - солгала Эстер.
- Не испытывай мое терпение, - предостерег ее Халид. - Твоя никчемная жизнь висит на волоске.
Опустившись на колени, Эстер принялась собирать с ковра разбросанные яства и раскладывать их по блюдам. Здесь были и пирожные, и зажаренная дичь, и неведомые ей сладости.
Когда все было разложено кое-как по блюдам и поднос был заполнен, Халид приказал:
- Поставь поднос на стол и угощайся!
- Что?!
- Ты туга на ухо?
- Я отказываюсь есть грязную пищу.
- Аллах благословил ее, и, значит, она чиста. - Халид обнажил кинжал и тронул ее нежную щечку острием. - Ты выбросила еду на ковер, так съешь ее до последнего кусочка и проглоти всю грязь. Не еда, дарованная нам аллахом, виновата, а ты сама!
Эстер сунула в рот и надкусила аппетитную ножку жареного цыпленка, потом с вызовом посмотрела на принца:
- Ты доволен? Видишь, я ем то, что мне предложено.
- Ты ешь как свинья, насыщающая свою утробу. Не разговаривай во время еды. У тебя нет ни малейшего представления о хороших манерах.
Эстер с трудом преодолела искушение запустить жареным цыпленком в ненавистные ей губы, которые посмели произнести подобные слова.
Она прожевала то, что откусила, а потом выдвинула очередное требование:
- Твое угощение вкусно, но я привыкла пользоваться ножом, а не грызть мясо как хищник.
- Я не безумец, чтобы дать тебе в руки нож. Халид аккуратно отделил румяную, пахнущую чесноком кожу и мясо от кости молодого петушка, нарезал на мелкие кусочки и спрятал кинжал в ножны. Эстер указала пальцем на нечто странное на вид, но очень соблазнительно пахнущее.
- А что это такое?
- Баклава. Халва с орехами, свежеприготовленная.
Превозмогая брезгливость, Эстер отведала кусочек баклавы.
- Как вкусно! - невольно вырвалось у нее восклицание.
Под угрозой направленного на нее кинжала Эстер постепенно расправилась со всеми изысканными кушаньями, теми, что ей удалось собрать с ковра. Несчастный слуга, которого она недавно унизила, теплой водой отмыл за это время следы ее гневной вспышки, а затем водрузил на стол сосуд с жидкостью.
Эстер потянулась к нему, чтобы утолить возникшую после обильной еды жажду, но Халид отвел ее руку.
Живот Эстер вот-вот готов был лопнуть от поглощенной пищи, а во рту пылал огонь. Ей было наплевать, что языческое чудовище угрожает ей кинжалом. Она хотела пить, и никто не остановит ее.
- Это вода для умывания рук, а не для питья, невежда, - предостерег ее Халид. - Тебе, рабыня, еще многому предстоит поучиться.
Принц протянул сильную свою руку и потрепал ее по пышному телу, словно породистую кобылицу.
Эстер с замирающим сердцем ждала, что за этим последует, но продолжения не было. Халид бесшумно покинул шатер, прежде чем она опомнилась.
Раздраженная и озадаченная, Эстер некоторое время металась по шатру, а потом прибегла к уже использованному способу.
Улегшись плашмя на живот, она подползла к краю шатра, подрыла, не жалея ногтей, землю и заглянула сквозь щелочку в солнечный мир.
Сапоги охраны загораживали ей взгляд. Не было ни малейшей возможности разорвать это зловещее кольцо.
Она усмехнулась. Оттоманский принц призвал всю свою гвардию, десятки вооруженных турок ради того, чтобы удержать на месте беглянку.
4
Тожественный аромат горячих кушаний вновь заполнил шатер, и ноздри Эстер, уловив его, невольно шевельнулись. Невозможно было устоять перед этим запахом и притворяться спящей.
Эстер поморгала ресницами, слипшимися от долгого сна, и узрела своего господина, который, удобно расположившись среди подушек, с аппетитом ужинал.
Существование в качестве рабыни не показалось Эстер таким уж обременительным. Сон и еда, опять сон и еда. Она зевнула, потянулась, разминая затекшее тело, и подумала, что неплохо было бы вновь подкрепиться. Ее юное существо требовало еще новой порции топлива в жарко полыхающий огонь.
Халид почувствовал, что она на него смотрит. Он обернулся, но Эстер с неожиданной для себя робостью отвела взгляд. Он же продолжал пронзать ее взглядом своих темных глаз, одновременно пережевывая кусочек аппетитного и вожделенного для нее жаркого.
Игра в "гляделки" продолжалась недолго. Голод заставил ее приподняться с ложа, но суровый голос Халида обрушился на нее, словно придавив свинцовой тяжестью.
- Сидеть!
- Что значит "сидеть"? Почему я не могу встать?
- Потому что ты не получила от меня позволения.
Эстер поерзала на мягком ложе, повертела головой, но не осмелилась подняться с подушек. Она молча наблюдала, как Халид с аппетитом отведывает то одно, то другое блюдо. О боже! Как же она голодна!
Каким оружием она могла бы его одолеть? Терпением вряд ли. Никакого терпения не хватит при виде пропитанных чесночным соусом нежных цыплят, артишоков в маринаде, креветок с душистым рисом, сладких перцев и еще более сладких медовых груш.
Созерцание аппетитных блюд и Халида, поглощающего их, заставило телесную субстанцию Эстер страдать, а душу - взбунтоваться.
Живот девушки предательски выдал ее потаенное желание, и, заслышав бурчание, столь знакомое воину, проведшему много времени в походах, Халид перестал двигать челюстями и с насмешкой поглядел на свою рабыню.
- Я оголодала, - призналась Эстер и, скрывая под заискивающей улыбкой свое смущение, чуть пододвинулась к обеденному столу господина.
- Не торопись удовлетворить свой голод, пока господин не насытился. - Халид был искренне удивлен ее бесцеремонностью.
Кто воспитывал ее там в Англии? Неужели родители и домашние учителя не смогли укротить ее нрав и внушить хотя бы элементарные правила приличия? И она еще, словно уличная потаскушка, пытается завлекать мужчину улыбочками и строить глазки. Подобные девицы с раскрашенными лицами и наклеенными ресницами толпами слоняются в особых кварталах Стамбула. Нет, она вряд ли из таких, просто глупа. До нее просто не дошло, что означает положение рабыни. Придется посвятить утро ее просвещению.
Блюдо, ближайшее к Эстер, было заполнено спелыми фигами. Она протянула руку, чтобы схватить хотя бы одну, но Халид опустил на ее запястье тяжелую как камень ладонь.
- Мужчины не вкушают пищу вместе с женщинами, а рабыни не смеют присаживаться к столу хозяина.
Эстер уставилась на него в изумлении, не уверенная, что поняла его правильно.
- Ты удивлена? - спросил Халид, угадав, что творится в мозгах доставшейся ему в дар дурочки. - В странах, где царит установленный аллахом и его пророком Магометом порядок, это давно известно всем.
Какая дикость!
Но спорить с ним означало лишиться возможности вкусно поесть. Поэтому Эстер промолчала и с вожделением следила, как исчезают с блюд вкусные вещи. Неужели он способен все это съесть?
Халид потряс в воздухе крошечным серебряным колокольчиком. Слуги тотчас внесли полотенца и сосуды для смывания рук.
Пока принц приводил себя в порядок, Эстер уже наметила, что она съест из оставшихся на столе яств. Но слуги быстро убрали часть блюд, а внесли вновь полный сосуд с водой. Халид нарочито медлительно еще раз протер влажным полотенцем лицо, пригладил волосы.
- Теперь надо покормить и рабыню, - обратился он к слугам по-английски.
Они смотрели на господина озадаченно.
- Ты говоришь на моем языке? - Эстер была поражена.
- В школе, где обучают турецких принцев, я многому научился, - насмешливо ответил он.
Халид повторил свой приказ слуге по-турецки. Тот поклонился и попятился прочь.
- А ты почему так охотно пользуешься французским языком? - в свою очередь задал вопрос Халид. - Ты же англичанка, и этим гордишься.
- Моя мать француженка.