– Похоже, Элвин уже близко. Может, ты удовлетворишь мое любопытство и скажешь, сколько вы с Дрейтоном платите ему за то, чтобы он на меня доносил?
Хейвуд возмущенно расправил плечи:
– Элвин не доносит, а делает доклады, когда считает, что возможны последствия, к которым Дрейтону или мне необходимо приготовиться.
– Он делает свои доклады добровольно?
Хейвуд покраснел, что само по себе могло считаться ответом.
– За знаки благодарности и расположения, верно?
– Весь мир основан на обмене, так что…
– Ах, не разбивай моих иллюзий! – Симона насмешливо кивнула и пошла прочь, оставив Хейвуда формулировать убедительный ответ. Заставить его растеряться для нее особого труда не составляло, поэтому она только усмехнулась и стремительно взбежала по лестнице на кухню. Самым удивительным было то, что ей удается делать это с ним по пять раз за день, а Хейвуд все равно забывает, откуда она появилась и какие именно вещи ей прекрасно известны.
Ну конечно же, мир существует благодаря обмену! Симона сообразила это еще в пятилетнем возрасте. Случайные монетки, выуженные из мусорных баков и из грязи на берегах Темзы, можно было обменять на множество разных вещей – на ломоть хлеба, на кусок сыра, на пинту эля. А когда она была сыта, безделушки обменивались на другие безделушки, и в конце концов появлялась пара ботинок, или рубашка, или штаны, которые не изношены до прозрачности. Иногда свой труд можно было даже обменять на крышу над головой.
К счастью, привилегированные члены общества не ведут натурального обмена, чтобы заполучить ужин; они скорее умрут, чем станут проделывать физическую работу ради чего бы то ни было. Но обмен все равно происходит. Кэрри отдала свою модную лавку, чтобы заставить замолчать злые языки, когда ее втянули в аристократию. Дрейтон бросил военную карьеру, поскольку в качестве герцога стал влиятельным политиком.
Кстати, ее обмен не стал огромной жертвой: он определенно не мог сравняться с тем, на что пришлось пойти Каролин и Дрейтону. В конце концов все отдают какую-то часть себя, чтобы получить то, что им хочется или нужно.
Все кроме Тристана. Вот, он не стал делать никаких уступок ради своего титула и не отказался от своей деятельности судовладельца. Пэр, который ведет торговлю! Ах! Какой ужас!
Симона ухмыльнулась и проскользнула в свою спальню. Может быть, именно это и было причиной ее интереса к нему.
Впрочем, для общества это вполне приемлемый вариант. Благовоспитанной мисс положено обменять свое тело на супруга, который имеет дом. А вот отдать его, не получив взамен обручальное кольцо и долговременную финансовую обеспеченность, считается признаком не только аморальности, но и отсутствия здравого смысла. Но почему обмен тела на замужество так сильно отличается от обмена тела ради нескольких монет? Шлюха всегда шлюха, если только она не аристократка и благоразумная леди.
Какая комедия! И как это типично для претенциозного и двуличного мира, в котором она сейчас живет!
Когда Симона остановилась на пороге столовой, Фиона оторвала взгляд от книги и застыла в молчаливом ожидании.
– Разве Кэрри не выйдет сегодня на ленч? – спросила Симона, направляясь к столу.
Фиона заложила страницу и отложила книгу в сторону:
– Она говорит, что не хочет есть, так как младенец ей мешает. Сейчас она сидит наверху и вяжет очередные пинетки.
– Пусть уж лучше она, чем мы, – отозвалась Симона, усаживаясь на свое обычное место.
Симона ухмыльнулась:
– Да мы и вязать не умеем!
Фиона позвонила, давая сигнал подавать еду, и Симона, кивком указав на книгу, спросила:
– Что это?
– "Современные принципы анатомии млекопитающих".
– Звучит волнующе.
– Для кого как. – Сестра заправила непослушную прядь светлых волос под ленту. – Для меня захватывающе интересно. Если учесть, что мне не разрешают ходить в операционный театр и смотреть, как проводят настоящее вскрытие, только я ближе всего подойду к реальному образованию в этих вопросах.
Как недальновидны мужчины, подумала Симона, пока прислуга подавала на стол холодное мясо, хлеб, сыр, а также большую вазу со свежими фруктами. Фиона могла бы стать отличным врачом, так как была очень умна, но, к несчастью, единственным требованием для принятия на обучение врачебной профессии было наличие пениса, а у Фионы он отсутствовал.
– Если бы обстоятельства потребовали, – спросила Симона, когда слуги ушли, – смогла бы ты прооперировать кого-то из твоих мохнатых друзей?
– Не знаю, – честно призналась Филона, намазывая масло на хлеб. – Наверное, это зависело бы от результата моего малодушия. Если бы они погибли из-за того, что я это не сделала… Да, думаю, смогла бы. Я ведь была бы обязана, правда?
Симона кивнула.
– А ты смогла бы?
– Жить с чувством вины? – Симона улыбнулась. – Конечно. Мы с этим чувством давние друзья.
– Я имела в виду, ты смогла бы провести операцию, если бы понадобилось?
Пожав плечами, Симона положила на тарелку кусок холодного ростбифа.
– Разрезать я смогла бы, а вот потом… Если кто-то определит проблему и даст мне подробные указания, я, пожалуй, справлюсь, а если нет…
Неожиданно Фиона склонила голову набок.
– У тебя есть секрет.
– Что?
– У тебя есть секрет, – повторила Фиона. – Я увидела это по твоим глазам, когда ты сказала, что очень дружишь с чувством вины.
Если говорить честно, у Симоны было много секретов, но она не могла бы припомнить ни одного, который заставлял ее чувствовать себя особенно-виноватой. Тристан? Но она не зашла с ним достаточно далеко, чтобы это заслуживало реального чувства вины.
– Что за секрет?
– Если бы я это знала. – Фиона пожала плечами. – Тогда он уже не был бы секретом, правда?
– А как ты его воспринимаешь?
– Ну, судя по всему, ты сделала что-то впечатляюще возмутительное и надеешься, что Каролин и Дрейтон никогда об этом не узнают.
Симона задумалась о том, стоит ли ей откровенничать с младшей сестрой. С другой стороны, ей хотелось поговорить с кем-нибудь о том, что она чувствует – с кем-нибудь, кто не будет считать себя обязанным каждую минуту напоминать ей о правилах приличия. А Фиона не только хорошо угадывала тайны – она не менее хорошо умела их хранить.
– Ну… – проговорила Симона, – не думаю, что это можно назвать впечатляющим…
– Да ладно притворяться! – с тихим смехом отозвалась ее сестра. – Ты каждый день вытворяешь мелкие безобразия, не придавая этому значения. Нужно что-то действительно впечатляющее, чтобы у Каролин и Дрейтона от изумления открылись рты после того, как уже шесть лет они имеют дело с твоими злоключениями.
– Верно, – признала Симона. – Но это и правда было не настолько ужасно.
– Что именно?
– Ну, как бы выразиться поделикатнее…
– Я чувствую, – Фиона прищурилась, – тебе удалось достичь новых вершин. Это будет в завтрашних газетах?
– Нет.
– Жаль.
Не обращая внимания на сарказм сестры, Симона доложила:
– Я позволила мужчине поцеловать меня.
– Почему?
Симона на мгновение задумалась, вспоминая случившееся. Первый поцелуй – тот, который Тристан подарил ей накануне вечером, когда они спасались из горящего особняка, можно было бы объяснить как следствие опасности.
А вот сегодня… На самом деле он ее не целовал в обычном понимании этого слова: это больше походило на покусывание.
Симона подняла руку и провела кончиками пальцев по шее.
– Наверное, я позволила ему это из-за тех чувств, которые он во мне вызывает.
– Ну что ж, – кивнула Фиона, – если у тебя хватило здравого смысла находиться при этом в каком-то уединенном месте, а он не из тех, кто начнет бегать по всему Лондону и трезвонить об этом событии, то я не вижу, почему несколько поцелуев должны вызывать чувство вины.
Симона кивнула. Фиона села прямее и тихо вздохнула, а потом сказала:
– А поскольку в поцелуе скандала нет, то тревожить тебя должно что-то еще.
"Пожалуй, из Фионы получился бы превосходный священник", – подумала Симона.
– В каком-то смысле это так и есть, – наконец ответила она. – Этот человек попросил меня встретиться с ним в саду сегодня в полночь.
Фиона быстро вскинула голову:
– Ты серьезно?
Симона потупилась.
– Кажется, тебя это ничуть не удивило…
– Отчасти удивило, – призналась Фиона. – Но ты всегда делала то, что тебе хотелось, нисколько не заботясь о мнении других. Почему тайная встреча с мужчиной должна стать исключением?
– И все-таки…
– И все-таки мне казалось, что тебя будет труднее приручить. – Фиона пожала плечами. – Ты начала выезжать всего неделю назад, да и то всеми силами пыталась избавиться от этой необходимости, а теперь готова сидеть у мужчины на коленях и мурлыкать.
Мурлыкать? Она что, домашняя кошечка, которая счастлива получить кусочек оставшейся от обеда рыбы?
– Я не мурлычу! – запротестовала Симона.
– Ну, не знаю, не знаю, – хладнокровно заявила Фиона. – Люди обычно не берут к себе в постель рычащих, огрызающихся и кусачих существ.
Возмущению Симоны не было предела:
– Я совсем ничего не говорила о постели!
– Правда? – Фиона фыркнула. – Так ты собираешься предложить ему партию в крокет?
Боже, и это когда-то молчаливая и застенчивая Фиона! Как все может измениться за шесть лет…
Покачав головой и отбросив притворство, Симона мрачно буркнула:
– Я не приняла решения относительно его приглашения.
– А в чем проблема?
– Не знаю, – призналась она. – Какая-то часть меня совершенно очарована, но другая отчаянно шепчет: "Нет, ни в коем случае!"
– Ты ведь знаешь, что всегда говорил Дрейтон: "Если сомневаешься, не делай".
– Да, знаю. – Симона вдруг почувствовала ужасную усталость. – Но тогда жизнь сразу станет скучной и унылой…
– Даже если ты не считаешь такую точку зрения полезной, обдумывая свой великий шаг, попробуй вспомнить старую поговорку: "Любопытство кошку сгубило".
Услышав поговорку, Фиона неожиданно взбодрилась.
– Во-первых, я не кошка, – возразила она, откладывая салфетку и вставая из-за стола. – А во-вторых, любопытство не всегда их губит, иначе мертвые кошки валялись бы на каждой крыше и свисали с веток всех деревьев.
Лицо Фионы вытянулось.
– Боже, иногда они остаются увечными и ходят без хвостов до конца жизни.
– Зато у некоторых все отлично получается. – Симона неожиданно подмигнула сестре, а потом, взяв из вазы яблоко, отошла от стола.
Фиона и не думала сдаваться:
– Тебя всегда ловят, Симона, и это на девять десятых твоя вина.
– А вот и нет. Меня не всегда ловят, иначе бы ты знала обо мне гораздо больше, чем сейчас.
Фиона нахмурилась:
– Тогда объясни, в чем же притягательность всего этого?
– Скука – ужасная вещь, разве этого недостаточный, повод, чтобы немного пошалить?
Однако Фиона явно не находила в признании сестры ничего забавного.
– Пожалуйста, не делай хотя бы то, что слишком надолго смутит Каролин и Дрейтона, ведь они так добры к нам.
– Не буду, – пообещала Симона. – Конечно, ты могла…
– Нет! – прервала Фиона, и локоны ее заколыхались, настолько энергично она замотала головой. – Я не стану тебе помогать.
Симона усмехнулась:
– До чего же ты предсказуемая.
– Я? Давай говорить честно, Симона: моя помощь ничего не изменит. Тебя опять поймают, и Дрейтон целый час будет рычать и угрожать, что отошлет тебя в замок Райленд в кандалах. Потом ты пожмешь плечами и уйдешь, а Каролин станет за тебя заступаться и наконец…
– И наконец Дрейтон смягчится, – беззаботно заключила Симона, поворачиваясь к дверям. – На этом все закончится, а когда я совершу еще что-то возмутительное, все снова повторят то же самое. В итоге ты должна признать, что благодаря мне здесь не бывает скучно.
– Что верно, то верно. – Фиона вздохнула.
– Кстати, благодаря этому по сравнению со мной ты всем кажешься настоящим ангелом. Тебе следовало бы благодарить меня за это.
– А я и есть ангел. По крайней мере мое поведение никого не заставляет беспокоиться и не спать ночами.
Симона милостиво кивнула, соглашаясь.
– Неизменно Хорошая Сестрица, мое почтение.
– Но ведь и тебе не обязательно быть Плохой Сестрицей! – тихо возразила Фиона.
– Согласна, но у меня так хорошо получается быть плохой! – заявила Симона со смехом. – И, если уж говорить откровенно, это мой единственный настоящий талант.
Симона вышла прежде, чем Фиона успела начать с этим спорить. Плохая? Она вовсе не плохая! Вот если бы кто-то высказал предположение о том, что она немного сумасбродна… Да, ей пришлось бы признать, что это правда. Но это определенно не было ее сознательным выбором. Симона никогда намеренно не причиняла людям боль, она не сидела, сосредоточенно размышляя о том, как шокировать или оскорбить окружающих. Все получалось само, и это для нее было так же естественно, как для солнца каждое утро всходить на востоке.
А вот Тристан Таунсенд – это уже нечто другое, призналась она, поднимаясь наверх. Она не то чтобы спланировала продолжение их отношений, но намеренно оказалась у него на пути, чтобы посмотреть, что из этого получится. Ее решение привело к результатам, которые нельзя назвать удивительными или неожиданными, и вряд ли он станет дожидаться ее в саду в эту полночь. Но она обещала Эмми, что завтра снова будет позировать ей для портрета, и не сомневалась в том, что Тристан тоже окажется там, желая проверить, хватит ли у нее смелости принять его вызов.
А Симона никогда в жизни не отступала ни перед какими вызовами, как и никогда не мурлыкала ни для какого мужчины, а также не имела намерения делать это по приказу. Надо надеяться, что до завтрашнего утра она успеет сообразить, как можно уравновесить два своих побуждения и найти золотую середину всего на час или два. Ну, на три, если это окажется настолько же приятным, как и его долгое сладкое покусывание.
Глава 7
Тристан не спеша прошел через дом к оранжерее. Его милая сестричка не смогла бы нарисовать и самой простой вещи, но благодаря ее художественным заблуждениям он получал идеальную возможность находиться рядом с Симоной и намеревался, используя эту возможность, добиться как можно большего.
Наконец он вступил в укрытые стеклянными стенами джунгли, вспоминая, как от улыбки Симоны у него закипала кровь и ему начинал рисоваться настоящий пир плотских наслаждений. Да, если бы тут не было Эм…
– Доброе утро, Тристан! – воскликнула Эммалина, словно получила подсказку суфлера.
Тристан немедленно заставил свои мысли вернуться к реальности.
– Доброе утро, дамы! – Он не спеша подошел к чайному столику.
– Как настроение, – безмятежно спросила Симона, протягивая ему чашку с горячим кофе. – Вы готовы заняться рисованием?
Он с удовольствием мог бы это сделать, если бы они были вдвоем, обнаженные. Подумать только, он провел всю жизнь, считая, что рисование пальцами – это удел маленьких детей! Насколько он был близорук и насколько была бедна фантазия!
– Тристан, Симона спросила, готов ли ты писать ее портрет?
Судя по горящему озорством взгляду Симоны, она прекрасно знала, что ему совершенно не было дела до картины, над которой работает Эм. Если уж на то пошло, он предположил бы, что ее мысли текли примерно по тому же руслу, что и его.
– Я готов приступить, как только вы будете готовы. – Он постарался удержать ее взгляд.
– Тогда начинаем? – весело заявила Эммалина. – Если, конечно, вы по какой-то причине не предпочтете дожидаться лорда Ноуланда.
Ах да, есть еще и Ноуланд!
Тристан быстро отхлебнул кофе, наблюдая, как Симона медленно делает свой глоток.
– Боюсь, у меня есть плохая новость, Эм, – с трудом выдавил он, увидев, как Симона неспешно ведет кончиком языка по краю фарфоровой чашки.
– Что еще за новость?
Симона поставила чашку и перевела взгляд на диван, который занимала накануне, и Тристан, глубоко вздохнув, приказал себе забыть о том, чем они могли бы сейчас заниматься, и повернулся лицом к сестре.
– Я получил записку от лорда Ноуланда, в которой он выражает сожаление по поводу того, что не сможет присоединиться к нам, и заверяет тебя, дорогая сестра, что лично будет молить о прощении, как только вы встретитесь в следующий раз.
Эм засмеялась:
– Не забудь сказать ему, что мольбы тут совершенно не обязательны.
– Да, ему так нравится играть роль галантного джентльмена…
Эм отставила чашку:
– Не думаю, чтобы он играл роль, но все равно обещаю, что буду с ним мила, поскольку он – твой друг. – Она внезапно нахмурилась. – Я совсем забыла, что надевала фартук вчера днем наверху. Теперь мне придется пойти за ним, но я скоро вернусь.
– Кажется, – негромко хмыкнула Симона, как только Эммалина вышла, – ваша сестра намеренно оставила фартук в другом месте.
Тристан не спеша повернулся:
– А это важно?
– Только чтобы решить, насколько долго она будет его искать. – В улыбке Симоны светилось приглашение, и Тристан, стремительно сократив разделявшее их расстояние, обнял ее за талию.
– Тогда давайте не терять ни единой секунды из этого времени.
Симона обвила руками его шею.
– Я согласна, – прошептала она, и ее грудь соприкоснулась с его грудью. – Что ты задумал?
Тристан наклонил голову и запечатлел несколько нежных поцелуев, двигаясь от ее виска к уху.
– Если бы на тебе была обычная юбка, – прошептал он, – я бы ее поднял и начал любить тебя, стоя прямо на этом месте.
Симона издала тихий стон, потом выгнула спину, стараясь, чтобы ее грудь сильнее прижалась к его груди, и Тристан, положив ладони на ее ягодицы, привлек ее к себе.
– Раз у нас нет времени, чтобы все с себя снять, нам придется придумать что-то другое.
– Например? – шаловливо спросила она.
Тристан медленно покачал бедрами, продолжая крепко удерживать ее подле себя.
– Я готов рассмотреть все, что ты можешь предложить, за одним исключением. Я не буду тебя целовать, потому что распухшие губы трудно не заметить.
– Как и смятый бархат.
В этом она была права. Тристан чуть отодвинулся и, разжав объятия, пригладил ворс на юбке Симоны.
– Зато никто не обратил внимания на места, которые мнутся при езде верхом, – сказал он, поймав ее руку и увлек Симону к дивану.
Симона положила руки ему на плечи и уселась на него верхом. При этом она прижалась к нему, а он нежно обхватил ее груди и провел подушечками больших пальцев по затвердевшим соскам.
– Кстати, – пропуская пальцы сквозь волосы у него на затылке, Симона заглянула ему в глаза, – ты ведь не ждал меня ночью в саду, верно?
Тристан покачал головой и сдвинул одну руку, чтобы ловко расстегнуть пару пуговиц у нее на блузке.
– Ты не приняла мое приглашение, а джентльмен никогда не считает согласие дамы чем-то само собой разумеющимся.
Глаза Симоны потемнели от желания.