- Злость не вдет тебе, Мередит.
- А что идет? Убийство собственного мужа?
Он сложил руки на груди и высокомерно приподнял черную бровь.
- Не знаю, жена моя. Может быть, ты мне скажешь? Интересно, яд был в вине? Или в медовых пряниках? Ты не прикоснулась ни к тому ни к другому.
Мередит поджала губы.
- Мне нечего тебе сказать, - надменно заявила она.
- Ты все отрицаешь?
- Конечно. - Ее глаза возмущенно сверкнули. - Кто меня обвиняет? Иган?
Он долго молча смотрел на нее.
- Он ненавидит меня, - огорченно и рассерженно заявила она. - Он всегда ненавидел меня, и ты это знаешь. Может быть, он сам это сделал, чтобы потом взвалить вину на меня?
Он угрожающе нахмурился.
- Здесь нет ни одного человека, кто желал бы моей смерти, - решительно заявил он. - Данторп - мой дом. Так что думай, что говоришь, милая, потому что Игану я доверил бы собственную жизнь. Так было и так будет всегда.
- А мне ты не доверяешь!
- Это неправда, дорогая. Я доверил тебе свое сердце!
Его сердце? Она не могла больше скрывать ни охватившую ее обиду, ни любовь, непрошено ворвавшуюся в ее сердце. Ей хотелось прижаться к нему, умолять его верить ей, сказать, что любит его так сильно, что никогда не смогла бы причинить ему зла. Однако гордость заставляла ее молчать.
Нет, она ни за что не признается в своей любви. Тем более этому незнакомцу с холодным взглядом. За все эти месяцы, которые она прожила здесь, ничто не изменилось.
Она резко втянула в себя воздух.
- Ты мне не доверяешь! - с горечью повторила она. - Ты поклялся, что будешь защищать меня. Однако ты защищаешь Игана и обвиняешь меня. Для тебя я всегда буду виноватой только из-за того, что я дочь Рыжего Ангуса. Прошло столько времени, а ты по-прежнему цепляешься за это и не хочешь забыть. Ты обвиняешь меня несправедливо, Камерон, потому что, клянусь всем святым, я не сделала ничего, что могло бы причинить тебе зло!
Что-то промелькнуло в его взгляде, но она не могла определить, что именно. Он протянул руку.
- Мередит…
Она оттолкнула его руку.
- Не приближайся ко мне, Камерон, оставь меня в покое. Оставь меня в покое! - Она сказала бы гораздо больше, но неожиданно почувствовала острую боль в спине. Ноющая боль появилась еще утром, когда она встала с постели, но сейчас боль становилась невыносимой. "Может, начинаются схватки?" - подумала она.
Ее рука потянулась к пояснице. Нет, должно быть, это просто судорога, решила она и помассировала спину. Однако ее непроизвольная гримаса не осталась незамеченной.
- Силы небесные! У тебя начинается? Она поджала губы.
- Нет, - резко ответила она, потому что все еще серилась на него. - Не может быть. Боль в спине, а не в животе.
У нее исказилось лицо от боли, и Камерон не мог ковать, он выбежал за дверь и помчался в зал, чтобы позвать Гленду.
Когда они прибежали к Мередит, у нее уже начались схватки.
- Камерон сказал, что ты рожаешь! - воскликнула Гленда, щеки которой раскраснелись от быстрой ходьбы.
- Рожаю… - скорчив недовольную гримасу, проворчала Мередит. - Откуда ему, черт возьми, знать? Скольких ребятишек он родил?
- Поторапливайся, Камерон. Отнеси ее на кровать! - скомандовала Гленда. На ворчание Мередит никто и внимания не обращал, словно это жужжала муха. Гордо выпрямившись, она возмущенно заявила:
- Послушайте, вы, оба! Даже если пришло время, а я уверена, что еще не пришло, я вполне способна пройти это маленькое расстояние сама…
Но он не слушал ее возражений. Он подхватил ее на руки и, выйдя из комнаты, стал бегом спускаться по лестнице. Гленда бежала следом.
- Камерон! - возмутилась Мередит. - Куда это, черт возьми, ты направляешься? Отпусти меня сию же минуту!
- И не подумаю, дорогая. Этот ребенок родится на моей кровати - той самой, где родились мой отец, я и все мои братья!
Мередит замолчала. Взглянув на его решительно выпяченную челюсть, она поняла, что возражать бесполезно. Это все равно что пытаться прошибить лбом стену. Но вот было бы здорово, если бы ребенок родился прямо на лестнице, по которой поднимался Камерон! Хотя бы ради того, чтобы сделать ему назло! По правде говоря, она была далеко не уверена, что ребенку - разумеется, девочке - пора появиться на свет.
Войдя в комнату, он осторожно положил ее на середину кровати. Гленда уже давала приказания прибежавшей вслед за ними служанке.
- Нам потребуются свежая рубашка для Мередит, горячая вода и пеленки для младенца…
Мередит хотела было сказать, что в такой спешке нет необходимости, но у нее перехватило дыхание от сильнейшей боли, словно железным обручем опоясавшей ее тело.
Когда боль отпустила, она увидела, что Камерон подвинул кресло к кровати.
- Уж не собираешься ли ты здесь остаться?
- Тебе изменяет память, милая. Разве ты забыла, что я обещал быть рядом с тобой?
- Я тебя не держу. Можешь уйти, - властным тоном заявила она, потому что все еще не собиралась прощать его.
Он положил руку на ее живот.
- Не могу, - просто сказал он. - Я буду присутствовать при рождении моего сына.
Она оттолкнула его руку. Ей хотелось завизжать во все горло. Черт возьми, он умеет вывести человека из себя!
- Ты не будешь присутствовать при рождении моей дочери!
- Если ты хочешь, чтобы я ушел, то прогони меня.
- Я не хочу, чтобы ты находился здесь, - сказала она, тяжело дыша, - потому что ты считаешь меня предательницей, способной отравить своего мужа. Поищи предателя в своем ближайшем окружении, потому что я этого не делала!
- Помолчи, - приказал Камерон, теряя терпение. - Побереги силы, тебе они еще пригодятся.
Много он знает…
Хотя Гленда уверяла их обоих, что первые роды могут тянуться на несколько часов, боли при схватках вскоре стали еще острее, и Мередит с облегчением вздыхала, когда боль отступала. И вот когда она начала думать, что все не уж страшно, что боль нельзя назвать непереносимой , что вообще родить ребенка гораздо легче, чем она опасалась, боль достигла такой силы, что она едва не закричала.
Гленда раздраженно поцокала языком.
- Мередит, не надо сдерживаться, от этого становится еще больнее. Я, например, орала во все горло, так, что, наверное, было слышно за перевалом.
Мередит откинулась на подушки.
- А я не буду, - с трудом переводя дыхание, сказала она. - Пусть даже я слаба во всем остальном, в этом я не проявлю слабости…
- Мередит, черт возьми, перестань болтать всякий вздор! Ты сильная, ты гордая, ты отважная - не хуже любого горского воина! - услышала она голос Камерона.
Она открыла глаза, затуманенные болью, и увидела его. Несмотря на строгий тон, он смотрел на нее с нежностью.
- Почему ты все еще здесь? - спросила она. Его губы дрогнули в улыбке.
- Видишь ли, милая, ведь ты еще не родила моего сына.
- Мою дочь! - поправила она его, сверкнув, глазами. Он наклонился и поцеловал ее капризно надутые губки.
- Ну и характерец у тебя, милая!
Она скрипнула зубами.
- Хорошо тебе шутить! Был бы ты на моем месте, то не веселился бы!
- Был бы я на твоем месте, то не вел бы себя так храбро, как ты!
Она сердито взглянула на него, вернее, попыталась это сделать. Как ни странно, его слова ободрили ее. И не только слова, а само его присутствие, хотя она ни за что не призналась бы в этом. Влажной салфеткой он стер пот с ее лба и сжал ее руки. Она услышала, как он тихо бормочет какие-то ободряющие слова.
Стемнело. Толстые свечи отбрасывали на стены дрожащие тени. Гленда, да благословит Господь ее доброе сердце, старалась ободрить ее, говоря, что теперь уже недолго осталось ждать… однако мучительные схватки не прекращались, следуя одна за другой. Теперь к боли добавилось мощное давление изнутри. В короткие периоды между схватками она откидывалась на подушки - дрожащая и взмокшая от пота.
Гленда приподняла подол ее рубашки.
- Ой, Мередит! Уже показалась головка. Как только снова начнется схватка, ты должна тужиться.
Мередит слышала ее слова как в тумане. Ей хотелось крикнуть, но не было сил. Она так измучилась, что, казалось, больше уже ничего не могла бы сделать.
- Мередит! - Резкий мужской голос вывел ее из забытья. - Ты слышишь, милая? Ты должна взять меня за руки и тужиться.
Она поморгала, пытаясь сосредоточить взгляд на его грозной физиономии.
- Почему ты сердишься? - тоненьким голоском пискнула она. - Ты всегда на меня сердишься. Как же я, глупая, сразу не догадалась? Это потому, что я из клана Монро.
Он взглянул на ее распухшие, искусанные до крови губы, на спутанные волосы, разметавшиеся по подушке, влажное от пота, измученное лицо, и у него защемило Н пдце. Наклонившись, он взял ее лицо в свои ладони.
- Ты моя жена, Мередит, и ты для меня дороже всего на свете. - Он глубоко вздохнул. - И Бог свидетель, я люблю тебя.
Боль была такой сильной, что, казалось, ее тело вот-вот разорвется пополам. Она вцепилась ногтями в ладонь Камерона и, запрокинув голову, закричала.
Младенец выскользнул прямо в руки Гленды.
- Парнишечка! - радостно всхлипнула она и прослезилась. - Мередит! У тебя родился чудесный здоровенький сын!
Мередит повернула голову к Гленде, пеленавшей ее сына. Она увидела маленькое красное тельце, влажные черные волосики на головке и услышала тоненький, похожий на мяуканье крик. Следовало бы знать с самого начала, что Камерон всегда своего добьется. На ее губах появилась дрожащая улыбка. Такой радости она еще никогда не испытывала. У нее родился сын! И она забылась сном.
Камерон, еще не вполне опомнившись от пережитого, поднялся со стула. Он понимал, что все позади, но еще не до конца верил в это. Он осознал, что все это ему не приснилось, только тогда, когда улыбающаяся служанка вручила ему крошечный сверток. Он стоял, боясь шевельнуться, не решаясь даже дышать, потому что столь драгоценной ноши, как этот ребенок, он еще никогда не держал в руках.
Он увидел розовые щечки, дуги черных бровей над темно-голубыми глазками, черные, как у него, волосы… Малыш скосил глаза, скривился и заплакал.
Камерон вздрогнул от неожиданности и хрипло рассмеялся. "Сын! - удивленно подумал он. - Мой сын!" Его грудь распирала гордость.
- Мередит, - громко произнес он. - У нас родился сын!
Но Мередит не ответила ему.
Вернувшись к действительности, он увидел, что Гленда, стоя на коленях на кровати, растирает живот Мередит. Обезумевшая от страха служанка заталкивала свернутую жгутом ткань между бедер Мередит. Края жгута сразу же окрашивались кровью…
Он встретился взглядом с Глендой. Она была в ужасе. На глазах ее блестели слезы.
- Слишком сильное кровотечение! - воскликнула Гленда. - Я не могу остановить его!
Он передал младенца в чьи-то руки. Его потрясла бледность Мередит: она была не просто бледна, лицо ее приобрело землистый оттенок. Он похолодел от страха.
Он взял ее руку. Рука была холодной и безжизненной.
- Мередит, - прошептал Камерон. - Мередит! - в ужасе крикнул он.
Гленда смахнула со щеки слезу.
- Камерон, прошу тебя, оставь нас. Ты здесь ничем не можешь помочь.
Чья-то рука потянула его за локоть.
- Да, милорд, так надо. Это женская работа, и мы ее лучше выполним, если будем одни.
Дверь захлопнулась за ним. Сколько времени он простоял так, он и сам не знал.
Он не мог избавиться от страха. Его мучили угрызения совести. Господи, ведь он поступил именно так, как предсказывал Иган. Он руководствовался не сердцем. Он потребовал, чтобы она родила ему сына. Он хотел ее - и взял ее, уж он постарался заполучить ее в свои жадные лапы… вернул в кошмар, преследовавший по ночам, несмотря на то что она его не хотела. Она больше никого не хотела! Однако он, как всегда, настоял на своем… И теперь получил своего сына. Возможно, ценой жизни его жены, ценой жизни Мередит!
Он плохо соображал. Повинуясь инстинкту, он куда-то пошел и неожиданно оказался в часовне. Что привело его сюда? Какая-то сила, которая не поддавалась его разуму. Он не приходил сюда, когда погибли его отец и братья. Он тогда кричал и грозил кулаками самому Господу. Но сейчас…
Он опустился на колени и стал молиться. Он не просил ничего для себя, он молился за Мередит, которая была его жизнью, его любовью, без которой ему самому было незачем жить. Маккей и Монро… Кто бы мог подумать?
Начало светать, когда он медленно вернулся в свою комнату. Гленда, сидя в уголке, укачивала ребенка, но он смотрел только на свою жену.
Она лежала так неподвижно, что у него задрожали колени. Лицо ее было белее простыни, натянутой до самого подбородка. Глаза были закрыты и густые темные ресницы особенно отчетливо выделялись на фоне бледной кожи.
Он чуть с ума не сошел. Боже милосердный, неужели .она умерла?
Он опустился на колени рядом с ней и хриплым голосом произнес ее имя.
Сначала он подумал, что ему это кажется. Ее веки затрепетали и поднялись. Холодные пальчики прикоснулись к его небритой щеке.
- У нас родился сын, Камерон, - сказала она. Голос ее был так слаб, что он с трудом расслышал сказанное. Губы ее дрогнули в улыбке. - У нас есть сын…
Испустив радостный вопль, он обнял ее и, спрятав лицо на ее груди, заплакал.
Глава 22
У нее есть сын.
Мередит была очень слаба, но сердце ее переполняла радость. Ее разбудили тихие голоса в комнате.
- …Уверен, что мы сумеем найти кормилицу, - услышала она.
Смысл этих слов с трудом проник в затуманенное сознание. Поняв, о чем идет речь, она судорожно вздохнула и попыталась сесть, но безуспешно. Из глаз брызнули слезы от собственного бессилия.
- Нет! - крикнула она. - Нет!
Две пары глаз испуганно взглянули в ее сторону. Первым заговорил Камерон:
- Мередит, нет никакой необходимости обременять себя…
- Обременять себя? Но я его мать! Камерон и Гленда переглянулись.
- Она сможет кормить его, лежа на боку.
Именно так она и сделала, потому что была еще слишком слаба и не могла сидеть. Следующие несколько дней прошли как в тумане. Она все время спала, просыпаясь только для того, чтобы покормить малыша и поесть.
Только через неделю ей было позволено встать с кровати. Ноги у нее подкашивались, ее качало из стороны в сторону, но она настояла на том, чтобы ей приготовили ванну. С помощью Гленды и Мириам она опустилась в круглую деревянную лохань, которую поставили перед камином. Мириам сменила постель, а Гленда помогла Мередит вымыть голову. Хотя все это отняло у нее последние силы, Мередит радовалась, что возвращается к жизни.
Едва успели снова уложить ее в постель, как послышался требовательный крик из колыбели, стоящей в углу. Мередит подложили под спину подушки, чтобы она смогла сидеть. И Гленда положила ей на руки ее сына. Мередит спустила ночную рубашку с плеча и обнажила грудь. Младенец беспомощно потыкался лицом в грудь, потом, отыскав сосок, жадно набросился на него. Мередит и Гленда рассмеялись.
Мередит охватило глубокое чувство любви. "Малыш просто великолепен", - подумала она, внимательно рассматривая его. Головка была покрыта тонкими черными волосами - несомненно, будет такой же черноволосый, как Камерон. Красивый парнишка - весь в красавца отца, с гордостью решила она.
- Ангелок, - в полном восторге ворковала Мередит, - мой обожаемый маленький ангелочек.
- Боюсь, что мы не сможем назвать его Ангелом, иначе над ним будет потешаться все Северо-Шотландское нагорье, - услышала она голос мужа.
Мередит подняла глаза и увидела стоявшего в дверях Камерона.
Гленда незаметно выскользнула из комнаты, плотно прикрыв за собой дверь. Они остались одни.
- Ты выглядишь гораздо лучше, - тихо сказал он. Мередит зарделась от смущения, потому что ее рубашка сползла с плеча, обнажив грудь. Она порадовалась тому, что успела принять ванну и причесаться и волосы теперь ниспадали огненным покрывалом по ее плечам и чуть курчавились на еще влажных концах.
- Я и чувствую себя лучше, - улыбнулась она, не в силах оторвать от него взгляд.
Сколько раз за последнюю неделю она ощущала его присутствие, слышала его глубокий низкий голос! Она помнила прикосновение его загрубевших пальцев к своему лбу, потому что его руки она не могла бы спутать ни с чьими другими. И его теплые губы не раз прикасались к ее губам. Или ей все это снилось?
Она смутно помнила слова, которые он тогда сказал: Ты моя жена, Мередит, и ты для меня дороже всего на свете. И Бог свидетель, я люблю тебя.
Неужели он и впрямь сказал так? Или это ее затуманенное болью сознание сыграло с ней злую шутку?
Если бы знать. Если бы она осмелилась спросить. Если бы она осмелилась надеяться…
Он перевел взгляд на их сына, который продолжал с жадностью сосать грудь, и положил руку на нежный пушок, покрывающий головку малыша. На мгновение его рука оказалась в опасной близости от ее обнаженной груди. Этот жест был так трогателен в своей простоте, что сердце Мередит снова облилось кровью, однако она не позволила себе расплакаться.
Он провел кончиками пальцев по щечке малыша. Ротик перестал работать. Крошечные брови озадаченно сошлись на переносице. Они рассмеялись, а малыш возобновил свою работу.
- Не пора ли выбрать ему имя, а? Надо выбрать такое, которое нам обоим придется по душе.
- Да, - согласилась она.
- Я тут подумал… - нерешительно начал Камерон, - Что если нам назвать его Броуди Александр? Мне всегда нравилось имя Броуди. - А Александром звали одного из моих предков.
- Броуди Александр, - повторила Мередит, прислушиваясь к звучанию имени. - Знаешь, мне очень нравится. Взгляни на него. Тебе не кажется, что ему очень подходит имя Броуди Александр?
- Верно.
Его взгляд задержался на ее радостно улыбающихся губах, и Камерон чуть не застонал. Господи, какая же она милая! Щеки у нее вспыхнули и стали розовыми, а глаза были голубые, как безоблачное небо. Его взгляд жадно скользнул ниже, к соблазнительной округлости обнаженного плеча. Ему хотелось прикоснуться к ее теплой, нежной коже. Грудь ее была кремово-белой, а сосок влажно поблескивал, потому что она переложила малыша к другой груди. Он чувствовал, что Мередит смущается, вынужденная кормить ребенка грудью у него на глазах, однако она даже не попыталась отодвинуться от него или прикрыть грудь от его пристального взгляда.
А Мередит действительно очень нервничала под его взглядом. И вдруг она выпалила:
- Если ты намерен прогнать меня, Камерон, то предупреждаю, что ребенка я тебе не отдам. - И она крепко прижала к себе сына.
Он высоко поднял брови и улыбнулся. "Она совсем не похожа на дрожащую девчонку с округлившимися от страха глазами, которую год назад я увез из монастыря, - изумленно подумал он. - Но ведь даже тогда, как бы она ни была испугана, она не желала повиноваться… Она и сама, наверное, не подозревает, какая она храбрая, как сильна духом".
- Я не собираюсь тебе прогонять. Ты его мать, и ты нужна ему. Но его я тоже не отдам. - Он помедлил. Поэтому нам надо постараться сделать так, чтобы наш брак оказался удачным.
- Как это сделать? Нас слишком многое разделяет. Моя принадлежность к клану Монро и твое недоверие.
На его лице промелькнуло странное выражение, но он ничего не ответил.