Хотя подруги сочувствовали Венеции в связи со смертью отца и навещали ее, а поклонники присылали ежедневно такое количество цветов, что хватило бы на весь Бостон, она все равно скучала по родным местам Хэзарда. Ей хотелось быть поближе к нему, хотелось, чтобы его ребенок вырос на той же земле, где Хэзард провел свою юность.
Венеция была одета в черный шелк, кожа ее казалась фарфоровой, а под глазами залегли глубокие тени, но, как ни странно, траур только подчеркнул ее красоту. Без украшений, бледная, с простой прической и огромными печальными глазами на похудевшем лице, она все равно оставалась красавицей и могла любого мужчину свести с ума. Никто из них не отказался бы утешить Венецию Брэддок в ее горе. Но Хэзард навсегда лишил остальных мужчин привлекательности в глазах Венеции. По сравнению с ним все они казались ей пресными. Хэзард - непредсказуемый, необузданный - заполнил собой ее мир.
- Это просто смешно! - немедленно вмешалась Миллисент. - Ты останешься в Бостоне, здесь твое место.
- Я поеду туда, куда захочу, мама, - Венеция посмотрела на мать серьезно, холодно и очень спокойно.
- Это мы еще посмотрим! - зловеще пообещала Миллисент.
Она бросила на дочь взгляд, преисполненный такой дикой ненависти, что Венеция даже вздрогнула. Миллисент никогда раньше так открыто не проявляла своих чувств, но сейчас она была в ярости. Она ненавидела всех - своего покойного мужа, Кертиса Адамса, собственную дочь, - все и вся, что оказалось на ее пути к наследству. Ведь только ради него она так расчетливо вышла замуж двадцать лет назад!
Миссис Брэддок набрала в легкие побольше воздуха и уже собралась было наброситься на дочь, но тут вмешался Янси Стрэхэн. Его голос звучал спокойно, но глаза казались осколками льда.
- Не стоит спешить, ты слишком расстроена, - Янси взял Миллисент за руку. - Ее рана еще свежа, - объяснил он Кертису Адамсу.
На самом деле Янси из последних сил старался сдержать собственный гнев. Он был так близок к богатству на этот раз… Двадцать два миллиона долларов! И все получила Венеция. Проклятая сучка! Она, вероятно, давно все знала, потому что ничуть не удивилась…
И тут ему в голову пришла блестящая идея. Рассыпавшись в извинениях перед адвокатом, проявляя чудеса южной благовоспитанности, он вывел Миллисент из кабинета Адамса.
Венеция осталась, чтобы подписать необходимые бумаги. Впервые она по-настоящему испугалась за своего ребенка: никогда еще она не встречалась с такой ненавистью и такой яростью. А когда так ненавидят, недалеко и до убийства…
Вернувшись от Адамса, Венеция тут же поднялась в свою комнату, и Янси ничего не стоило запереть дверь снаружи. Тем временем Миллисент вызвала Ханну в гостиную и объявила ей, что Венеция уехала в Монтану сразу после вскрытия завещания.
- Но этого не может быть! - старая служанка не верила своим ушам. - Мисс Венеция не могла уехать, не сказав мне ни слова!
- Она просила меня поговорить с тобой. Бедная девочка была такой подавленной все эти дни, ты же знаешь. Я думаю, она мечтала только о том, чтобы поскорее вернуться. Я пыталась отговорить ее, но безуспешно. Венеция всегда была своевольна… Но ты не должна беспокоиться о ней: отец оставил ей все состояние, и теперь она более независима, чем когда-либо. Если ты мне не веришь, можешь спросить у Кертиса Адамса. Он сам помогал ей сесть в наемный экипаж. - Миллисент осторожно промокнула глаза вышитым платочком. - В последнее время на долю моей дочери выпало столько несчастий, - пробормотала она. - Так ты будешь говорить с Адамсом?
Это был хорошо продуманный блеф.
Когда Миллисент упомянула имя Адамса, Ханна сразу почувствовала себя спокойнее. Она знала, что этот человек многие годы был другом полковника, а Венеция и в самом деле целыми днями только и говорила о возвращении в Монтану.
- Бедное дитя, - вздохнула Ханна. - Она хотела, чтобы ее ребенок родился в этом диком краю…
В огромной гостиной повисла мертвая тишина, нарушаемая только тиканьем часов на камине. Ханна поняла, что выдала секрет, но отступать было поздно.
- Мисс Венеция еще не сказала вам о ребенке? - прошептала она.
Миллисент первой пришла в себя.
- Нет, но тогда становится еще более понятным… этот ее внезапный отъезд. Очевидно, бедняжка захотела немедленно уехать из Бостона, чтобы не опозорить нас. Но неужели она могла подумать, что мы откажемся от нее? - в голосе миссис Брэддок слышалась искренняя забота. На губах появилась понимающая материнская улыбка. - Мы обе знаем, как упряма Венеция. Но тебе незачем волноваться, Ханна. С миллионами ее отца малышка сумеет обеспечить себе спокойную жизнь, где бы она ни оказалась.
- Я надеюсь, ребенок вернет ей покой…
Ханна думала только о счастье Венеции и не замечала ничего другого. Раз ей потребовалось уехать немедленно, что ж, старая Ханна все понимает: девочка каждую ночь оплакивала отца своего ребенка.
- Я уверена, что так и будет, Ханна. Кстати, полковник завещал тебе ежегодную ренту, и Венеция попросила меня выдать тебе деньги за год вперед. Что ты предпочитаешь, чек или наличные?
Но старая служанка, казалось, не слышала ее.
- Когда мисс Венеция пришлет вам свой адрес, вы меня известите? Я поживу какое-то время у моей сестры в Ланкастере. Я оставлю вам адрес. - И Ханна аккуратно написала название улицы и номер дома на листке бумаги, который ей дала Миллисент.
- Здесь твоя записка и будет лежать. - Миллисент положила листок на бюро и сверху поставила кусок итальянского хрусталя. - Я думаю, что мы получим от нее известия недели через три-четыре. Спасибо тебе, Ханна, за все эти долгие годы преданной службы. Если бы полковник был жив, он бы присоединился к моей благодарности, я в этом уверена. Сейчас я попрошу Янси помочь тебе уложить вещи, а сама тем временем выпишу чек на половину суммы ежегодной ренты. Вторую половину я выдам тебе наличными. Ты довольна, Ханна?
- Премного вам благодарна, мэм, но я сама могу собрать свои вещи.
Спустя совсем немного времени Янси, воплощенная любезность и услужливость, проводил Ханну до кареты, подъехавшей к боковому входу, проследил за тем, чтобы все ее вещи были погружены, сказал кучеру, куда ехать, и помахал Ханне на прощание рукой.
Но пожилая женщина не попалась на крючок этой нарочитой вежливости. Она отлично знала, что этим двоим все равно, жива она или умерла, а если Венеция уехала, то ей больше незачем оставаться в этом доме.
Янси вернулся в гостиную, предусмотрительно закрыл двойные двери, прислонился к ним и улыбнулся.
- Итак мы еще на несколько шагов приблизились к двадцати двум миллионам, любовь моя.
- Все складывается очень удачно, верно? - усмехнулась в ответ Миллисент.
- Просто отлично! Благодаря старой Ханне нам теперь будет куда легче убедить нашу дорогую Венецию посмотреть на вещи по-другому. Ни одна молодая мать не согласится расстаться со своим ребенком - тем более что это единственная связь с ее погибшим возлюбленным, - голос Янси звучал насмешливо.
- Ребенок как залог?.. Что ж, это недурно, - задумчиво произнесла Миллисент и, подойдя к бюро, разорвала на клочки листок с адресом Ханны. - Но как мы получим деньги? Ведь в завещании ясно сказано, что все достается Венеции.
- Все очень просто. Твоя дочь подпишет тебе доверенность - и тогда денежки наши!
- А что потом? Мы же не можем все время держать ее запертой наверху. Пойдут разговоры…
Стрэхэн спокойно встретил ее взгляд.
- Для нас главное - чтобы Венеция подписала доверенность. А потом, если она согласится жить, скажем, на юге Франции или в тихом домике в Котсволдсе, мы будем посылать ей определенную сумму, чтобы она не бедствовала. А сами сможем спокойно тратить двадцать два миллиона долларов.
- Звучит многообещающе! - Миллисент Брэддок весело рассмеялась.
В тот вечер они сами отнесли поднос с едой в комнату Венеции, объяснив слугам, что после вскрытия завещания Венеция упала в обморок и теперь плохо себя чувствует. Но они надеются, что с этим поможет справиться постельный режим и полный покой.
Тщательно заперев за собой дверь, Миллисент заявила дочери, что не перенесет позора, если в свете узнают о ее беременности. Венеции было предложено два варианта: или отправить ребенка на воспитание в какой-нибудь дальний приют, или растить его самой, но отказаться от наследства.
- Если ты будешь во всем нас слушаться, - добавил Янси, - все устроится отлично.
- Для вас, - коротко ответила Венеция, - но не для меня.
- У тебя останется твой ребенок.
- А вы получите мои деньги?
- Это честная сделка!
На самом деле Венеция не слишком заботилась о деньгах. У нее оставался ее трастовый фонд, до которого жадные лапы Миллисент и Янси дотянуться не могли. Этого было более чем достаточно, чтобы вести безбедную жизнь. Но ее привела в ужас их алчность. Насколько далеко может зайти эта парочка, чтобы получить право распоряжаться двадцатью двумя миллионами долларов? Впрочем, смерть Хэзарда давала ответ и на этот вопрос.
Как бы ей хотелось, чтобы Хэзард сейчас оказался рядом с ней и они могли все обсудить! Может быть, он согласился бы с ней, сказал бы, что деньги не имеют значения? А может быть, у него было бы другое мнение? Хэзард так много работал, чтобы обеспечить безопасность своего народа. А она только сегодня официально оформила новое завещание, написанное в поезде, и теперь оно находится в надежном месте - у Кертиса Адамса. Если она отдаст им право распоряжаться деньгами, ее ребенок никогда не получит того, что ему положено по праву рождения. С другой стороны, если она откажется, ее ребенок может прожить совсем недолго. Крошку куда легче убить, чем Хэзарда. Если даже он не сумел остановить их, как же она сможет это сделать?
- Я хочу все обдумать, - наконец произнесла Венеция.
- Только не раздумывай слишком долго! - проворчал Янси.
- У меня есть еще шесть месяцев до того момента, когда вы сможете привести в исполнение свою угрозу.
- Но до тех пор мы можем сделать твою жизнь невыносимой.
- Спасибо, что предупредили.
- Я даю тебе три недели, - решил Янси.
- Я надеюсь, что моя дочь проявит благоразумие. Не правда ли, дорогая? - проворковала Миллисент, лениво обмахиваясь роскошным веером.
- Три недели, - напомнил Янси, и они с Миллисент вышли из комнаты, заперев дверь на ключ.
Венеция осталась одна - совсем одна в этом страшном мире. Ханна уехала. Янси с глумливой улыбкой объяснил ей, как легко они от нее отделались. Хэзард погиб. Если Кертис и друзья отца вдруг будут спрашивать о ней, им ответят, что она вернулась в Монтану. А слуги считают, что у нее нервный срыв и что она прячется от чужих любопытных глаз. Венеция и ее ребенок остались лицом к лицу с Янси и Миллисент, а между ними были двадцать два миллиона долларов. Венеции очень не понравилось выражение глаз Янси, когда он пообещал обеспечить ей невыносимую жизнь…
Всю ночь Венеция думала только об одном: вдруг все-таки Хээард остался в живых? Тогда они и их ребенок могли бы жить вместе среди высоких гор с шапками облаков на вершинах, и их не разделяли бы золото и алчность.
И словно во исполнение ее желаний на следующее утро Янси принес ей поднос с завтраком и сообщил, что у него есть интересные новости.
- Возможно, ты перестанешь упрямиться и поймешь, что тебе нет смысла возвращаться в Монтану. - Он прислонился к косяку, одетый для прогулки верхом, и насмешливо смотрел на нее.
- Предполагается, что я должна спросить, почему? Хорошо, Янси. Я пойду тебе навстречу. Так почему же? - Венеция закрыла книгу, которую читала, и спокойно взглянула на него.
- Потому что твой любовник нашел себе другую постель!
- Это что, метафора? Если так, то она не кажется мне забавной.
И все-таки ее сердце забилось быстрее. Янси был слишком прост для подобных метафор; раз он употребил слово "постель", значит, он только это имел в виду. Венеция разжала переплетенные пальцы, чтобы Янси не заметил, как они побелели.
- Этот краснокожий ублюдок каким-то образом остался в живых, несмотря на сотню тонн пороха! - прохрипел Янси.
Венецию затопила такая волна радости и счастья, что ей показалось, будто у нее в душе запели птицы. Но она заметила как ни в чем не бывало:
- Тогда тебе следует как можно быстрее отпереть эту дверь и бежать куда глаза глядят. Я не думаю, что тебе безопасно здесь оставаться.
- Ты разве не слышала, что я сказал? - как можно ласковее поинтересовался Янси. - Он к тебе не приедет. Джон Хэзард Блэк живет себе припеваючи в Конфедерат-галч. Индеец удобно устроился в постели Розы Кондье. И там он уже почти месяц.
От этих слов Венеция как будто окаменела. Не может быть, здесь какая-то ошибка! Ведь она его жена, Хэзард сам так сказал, у них будет ребенок… Он бы ни за что не пошел к Розе, он бы приехал к ней!
- Мое предложение остается в силе, маленькая богатая девочка. Подпиши доверенность - или мне придется прибегнуть к совершенно не джентльменскому способу принуждения.
Венеция встала с кресла и подошла к окну, чтобы Янси не заметил, насколько она расстроена. Она отказалась дальше отвечать на его вопросы, и ему пришлось уйти, но его последние слова мрачным эхом звучали у нее в ушах:
- Не жди его, детка. Индейцы не пропускают ни одной юбки, а Хэзард, как говорят, просто побил все рекорды.
Но Венеция все-таки ждала. Несмотря ни на что. Несмотря на оскорбительные слова Янси, несмотря на огромное расстояние, разделяющее их с Хэзардом, несмотря на отчаяние, которое все больше охватывало ее с каждым прожитым днем.
В конце третьей недели Янси пришел к ней в комнату, как и обещал. Он поигрывал длинной плеткой для верховой езды, глаза его горели голодным блеском. Венеция на мгновение отвернулась к окну, посмотрела на холодные воды Чарльз-ривер, потом снова повернулась к нему:
- Этого не потребуется, - прошептала она. - Я подпишу.
Процедура не заняла много времени. Янси ушел, унося в кармане ее состояние, а Венеция плакала до тех пор, пока не уснула. И горевала она не о потерянном наследстве, а о потерянной любви. Хезард не приехал за ней! Ему не нужен даже его ребенок… Впрочем, у Джона Хэзарда Блэка уже есть дети и всегда были любовницы. Вполне вероятно, что он уже забыл ее имя…
Янси и Миллисент провели большую часть ночи без сна, обмывая свое богатство коллекционным шампанским из подвалов полковника Брэддока.
- Пусть твой супруг и был простолюдином, моя дорогая, но в винах он знал толк, - заметил Янси, открывая следующую бутылку.
- Это не искупает его других, совершенно невыносимых качеств. - Миллисент нахмурилась, не желая признавать, что именно ее покойный муж нажил то состояние, которым она собиралась наслаждаться. - Крестьянская кровь есть крестьянская кровь!
- Пожалуй, ты права. И это наводит меня на мысль, что пора покончить с крестьянской кровью, - объявил Янси.
Миллисент удивленно подняла брови.
- Что ты имеешь в виду?
- Я имею в виду, - Янси сделал эффектную паузу, - его внука! Теперь, когда доверенность у меня в кармане, этот ребенок нам больше не нужен. Наоборот - мы с тобой должны подстраховаться на будущее.
Миллисент, полулежавшая на диване, выпрямилась и поставила бокал с шампанским на стол.
- Как ты намереваешься это сделать?
- В Нью-Йорке есть дама, которая помогает девушкам, попавшим в беду.
- Но Венеция никогда не согласится на это!
- Никто не станет спрашивать ее согласия. Доверенность у нас, отныне мы можем ей приказывать, а не просить.
Миллисент раздумывала недолго: слишком очевидной была выгода, которую сулило подобное развитие событий.
- Ты знаешь эту даму? - деловито поинтересовалась она.
- Кто же не знает мадам Рестел! Кстати, должен предупредить: Венеция может умереть во время операции.
- Достаточно, Янси! Я не желаю больше ничего слышать.
- Я знаю, любовь моя, ты ненавидишь детали. Не важно, я сам со всем справлюсь.
- Я надеюсь, что на этот раз у тебя получится лучше, чем с этим индейцем.
Янси пожал плечами, расслабившись после трех бутылок шампанского.
- Его невозможно убить как нормального человека… Но ведь теперь два каких-то маленьких участка не имеют значения, верно? Зачем они нам с нашими миллионами?
Было легко сбросить со счетов Хэзарда, когда он находился за тысячи миль. Но проблему с Венецией нужно было решить побыстрее: Миллисент не любила не доведенных до конца дел.
- Когда ты собираешься связаться с мадам Рестел? - спросила она.
- Завтра, - с улыбкой ответил Янси. - Завтра же утром.
34
Хэзард провел у Розы чуть меньше месяца, но за это время лето сменилось осенью. Янси лгал, говоря о том, что Хэзард делит с Розой постель: он делил с ней только кров. Однажды, когда рука Хэзарда начала заживать, Роза сказала ему, стараясь, чтобы голос ее звучал как можно более небрежно:
- Хэзард, если ты хочешь заняться со мной любовью, я буду рада. Если нет, я пойму. - Роза Кондье много лет назад запретила себе предаваться напрасным иллюзиям.
Они стояли на балконе, было теплое осеннее утро, и Хэзард боролся с воспоминаниями о залитой солнцем реке и о Венеции на мшистом берегу под ивами.
- Ты для меня слишком хороша, Роза, - признался он. - И чем дольше я живу у тебя, мое чувство вины становится все непереносимее.
Роза подняла голову и заглянула ему в глаза:
- Тогда почему же ты не едешь за ней, черт тебя побери?!
- Ей это не нужно, - невозмутимо ответил Хэзард, - вот почему.
- Откуда ты знаешь?
- Я же показывал тебе ее записку, там все было ясно сказано.
- Ты думаешь, мисс Брэддок знала о планах Янси?
- Судя по всему, да. Ты ведь помнишь дату на записке? Это был день как раз накануне нападения. Значит, ей все было известно.
- Но в таком случае она не могла рассчитывать на то, что ты выживешь и прочтешь эту записку. Тогда зачем было ее писать?
- Не знаю. Самым вероятным вариантом мне кажется тот, что бостонская принцесса таким образом снимала с себя ответственность за мою смерть. Напрасная трата времени! Здесь люди умирают каждый день, и никто этого даже не замечает. Но ей, вероятно, было трудно отрешиться от законов Восточного побережья. Никогда не помешает обезопасить себя - тем более если Венеция надеялась, что наш ребенок унаследует мои участки.
- А тебя не волнует то, что твой ребенок вырастет там?
Хэзард впервые позволил гневу вырваться наружу.
- Меня больше всего бесит, что я сам это допустил!
Она говорила мне, что хочет остаться здесь, родить ребенка в горах, - и я верил ей, как последний идиот. Я, вождь племени, вел себя, как подросток.