Энн на цыпочках приблизилась к открытой двери и заглянула в смежную комнату, давая глазам время привыкнуть к темноте. Как она и предполагала, это оказалась спальня - спальня Джека. Она даже могла различить очертания его длинного худого тела, растянувшегося на узкой кровати. Она переступила порог комнаты, составляя в уме перечень всего, что в ней находилось.
Ей хотелось одновременно и поддразнить Джека, и внушить ему страх. Придумать нечто такое, что заставит его почувствовать себя уязвленным, испытать гнев, досаду и чувство утраты, чтобы после этого он удвоил свои старания ее найти.
Она принялась рыться в его личных вещах и туалетных принадлежностях, аккуратно разложенных на комоде с зеркалом. Ничего особенного, кроме…
Эта мысль сразу же завладела ее воображением, отметая любые доводы против. Способ казался ей самым простым и действенным. И потом он еще долго будет ее ненавидеть, поняв, что польстился на ее приманку, точно гончая на запах дичи. Тогда ее поимка станет для него единственной целью и… - о Господи, в этом было столько мрачного юмора, что она чуть было не рассмеялась, - и, поскольку его внимание снова будет обращено на воровку, вдова сможет избежать его чар. А ей больше ничего и не требовалось. Всего лишь немного свободы. Но сначала нужно вывести его из себя, заставить полностью потерять самообладание, чтобы ему и в голову не пришло прекратить погоню.
Энн осторожно вынула парадную шпагу полковника из богато изукрашенных ножен. Использовать против Джека его собственное оружие? Что ж, для начала недурно.
Дыхание спящего на миг прервалось, но в снах этого человека свистящий звук уже давно стал желанным спутником. Звон стали, запах пороха, крики умирающих людей были слишком привычными, чтобы вернуть его в мир реальности.
Все еще держа в руках шпагу, Энн на цыпочках подкралась к окну и осторожно откинула занавеси, пропуская в комнату тусклый свет. Посмотрев вниз, она нахмурилась. Окно располагалось на высоте тридцати футов над узкой улочкой. Закопченное, без лепнины, оно вряд ли могло служить надежной опорой для рук. Стена здесь была совершенно отвесной, если не считать кирпичного водостока шириной в несколько дюймов.
Высунувшись наружу, насколько это было возможно, Энн обнаружила, что из апартаментов Джека на улицу выходит еще одно окно. Расположенное шестью футами ниже и в четырех футах от угла дома, оно находилось слишком далеко от нее, чтобы им можно было воспользоваться. Энн вернулась к кровати, прихватив с собой легкий деревянный стул, который и поставила рядом с ложем, стараясь не смотреть на спящего. Такой человек, как Джек, даже во сне способен почувствовать на себе чужой взгляд.
В небрежной позе она уселась на краешек стула, перекинув ногу через его ручку. Затем подняла шпагу Сьюарда, поблескивавшую в лунном сиянии, и приставила ее кончик прямо к его горлу, после чего с глубоким вздохом пнула ногой кровать.
Джек даже не пошевелился. Только ритм дыхания изменился - он явно проснулся.
- Эй, вставайте, капитан! Не надо принимать меня за дурочку! - раздался ее грубоватый шепот.
Его глаза открылись, такие ясные и внимательные, что она невольно задалась вопросом, спал ли он вообще.
- Моя воровка! - Его мягкий, низкий голос прозвучал почти приветливо.
Джек перевел взгляд на острие шпаги в нескольких дюймах от своей шеи. Даже в полутьме она могла заметить горечь его улыбки. Не обращая на нее внимания, он уселся на постели. Покрывало соскользнуло с его плеч, обнажив фигуру почти до пояса. Воротник его ночной сорочки расстегнулся во сне, и в ее широком вырезе Энн увидела его грудь. Лунный свет, проникавший в комнату, падал на могучие округлости и плавные линии его застывшего в напряженном ожидании тела, покрывая его позолотой.
- Поднимите руки! Уж не думаете ли вы, что сможете со мной сладить? Я проткну вас, словно ядовитую гадину.
- Правда? - В тоне Джека присутствовало лишь любопьггство, однако его мышцы расслабились, и он снова откинулся на подушку.
Она доверяла его спокойствию еще меньше, чем его недавней настороженности.
- А почему бы и нет? Вы только создаете мне трудности, вмешиваясь в мое маленькое дельце.
- Дельце?
- В мое ремесло. Вы мешаете мне добывать хлеб насущный.
- Прошу прощения, если я показался тебе докучливым, - произнес он. - Но все, что мне от тебя нужно, - это письмо, которое ты украла у лорда Атвуда.
"Какое письмо? - спрашивала себя Энн в недоумении. - У Атвуда не было никакого письма. Он…"
Джек подался вперед, и это движение тут же снова привлекло к нему ее внимание. Теперь обнажилась почти вся его грудь. Впрочем, для него это, похоже, не имело никакого значения. Собственная нагота ничуть не смущала его. Но Энн едва сдерживала себя.
Его кожа, казавшаяся смуглой на фоне белых простыней, была гладкой и чистой. На груди проступала мягкая темная поросль, а появившаяся за ночь щетина придавала резким очертаниям его подбородка еще большую выразительность. Лежа неподвижно в полутемной комнате, он выглядел необычайно, завораживающе мужественным.
Скрытая чувственность витала в воздухе. Энн казалось, что она уже чувствует его язык между своими губами, его руки, обнимающие ее за плечи…
Она не позволит ему взять над собой верх. Слишком часто в жизни ей приходилось покоряться чужой воле и затем мучиться напрасными сожалениями. На сей раз преимущество было на ее стороне, и она своего не упустит.
- Вы мне надоели! - простонала она капризным, обиженным голоском.
- Я снова прошу меня простить.
Несмотря на игривый тон, явно имевший целью ее поддразнить, Джек не терял бдительности, невольно спрашивая себя, как далеко она может зайти. Ей же нужно было нечто большее, чем просто неуверенность с его стороны. Она хотела, чтобы он считал ее способной на любой, даже самый отчаянный поступок, на любое преступление. И разве это не было правдой? Разве она не предпочла суетной жизни богатой вдовы крыши лондонских домов?
Джек преследовал ее наяву и в снах. Он неожиданно вторгся в ее мир, охотился на нее и загнал в угол, и вот теперь они поменялись ролями. Ее целью было подчинить себе силу, воплощением которой он был в ее глазах.
- Извинениями тут не отделаешься, капитан. Наверное, мне лучше покончить с вами прямо здесь и сейчас. Я смогу действовать свободнее, убрав вас с дороги.
- Убийство? Бог ты мой, откуда в тебе столько кровожадности?
Она гордо вскинула голову.
- С какой стати я буду губить свою бессмертную душу убийством? Куда проще оставить вас калекой.
Внезапным резким движением она проткнула шпагой простыню. Острие прошло всего лишь в нескольких дюймах от его бока. У него вырвался короткий непроизвольный свист.
- Захватывающее чувство, не правда ли? Знать, что каждая следующая минута может стать для тебя последней, что твоя судьба в руках врага и ты ничего не можешь с этим поделать.
Наклонившись поближе, она заметила, что он принюхивается к ее телу, пытаясь по запаху установить, кто она. Даже здесь, даже в такую минуту он не переставал ее преследовать. Она отпрянула, разъяренная тем, что ей так и не удалось передать ему хотя бы крупицу страха, который внушал ей он.
- Ну, и каково это - превратиться из ищейки в загнанного кролика? - Кончиком шпаги она сдернула с него покрывало.
Джек тут же подался вперед, и на какое-то мгновение в слабом сиянии, проникавшем через окно, отчетливо проступило его лицо. Но она уже снова приставила острие шпаги к тугим мускулам его грудной клетки.
- Назад!
Было видно, как на его щеке под ясными, светлыми глазами забилась жилка, после чего его снова скрыл полумрак. Грудь Джека поднималась и опускалась глубоко и размеренно. Ощущение жара и легкого покалывания пробежало по коже Энн, охватив живот, грудь, бедра. Она подавила желание усилием воли.
Довольно долго они, не отрываясь, смотрели друг на друга.
- Встаньте, капитан, - произнесла она и поднялась со стула. Она уже достала из-за пояса пистолет, и теперь его дуло было нацелено на Джека вместе со шпагой.
- А если я откажусь?
- Вам когда-нибудь приходилось видеть кастрированного жеребца, капитан?
Острие шпаги опустилось к его паху, поигрывая прикрывавшей его простыней.
На какой-то миг, равный одному удару сердца, их взгляды встретились. Не издав ни звука, Джек отстранился от шпаги и встал с постели. Он был очень высок, гораздо выше ее ростом, и тем не менее - чувство мрачного удовлетворения пробежало по ее жилам, вызывая дрожь в теле, - он был полностью в ее власти. Даже стоя в двух ярдах от нее, он возвышался над нею, и, хотя его поза казалась небрежной, взгляд оставался настороженным.
Не собираясь отступать ни на дюйм, Энн снова подняла шпагу так, что она оказалась на уровне его шеи. Запах постели, мужского тела и еще чего-то столь же не поддающегося определению, сколь и возбуждающего, проникал ей в ноздри.
- И что теперь? - спросил он.
- Садитесь, капитан.
- В присутствии леди? Нет уж, уволь. - Он поклонился, как бы снова желая ее поддразнить.
- Я не леди! Я воровка! Ваш враг! Но этой ночью вы мой!
Его взгляд стал острым, на лице от чрезмерной сосредоточенности проступили морщины. Слишком поздно Энн сообразила, что говорит, не прибегая для маскировки к характерному выговору своего отца.
- Садитесь, черт бы вас побрал!
Пожав плечами, он повиновался, словно не придавал ее маленькой победе особого значения. Обойдя вокруг стула, она встала у него за спиной и прижала дуло пистолета к его шее.
- Руки за спину, капитан! - хриплым голосом скомандовала она, сняв с плеча моток веревки. Он подчинился, и она первым делом принялась за его искалеченную руку, против воли обратив внимание на безобразное месиво из вывернутых суставов, мышечной ткани и сухожилий.
Он много страдал. Он бывал ранен - одному Богу известно, сколько раз, - но тем не менее сопротивлялся смерти и выжил. И, что еще важнее, еще занятнее, ему удалось увидеть последствия собственных деяний. Если бы только она могла сказать о себе то же самое!
Она заколебалась.
- Ты же знаешь, что рано или поздно я тебя поймаю, - произнес он, повернув голову и исподлобья бросив на нее ненавидящий взгляд.
Она туго затянула петлю вокруг его запястья, после чего принялась за другое и связала его руки вместе. Затем встала прямо перед ним и смерила его беспомощную фигуру в путах надменным взором. Впрочем, на него это не произвело заметного впечатления.
- Ну а теперь? - спросил он.
- А теперь я хочу немного позабавиться, капитан. Точь-в-точь так, как вы поступили со мной. А вы будете сидеть и спрашивать себя: "Неужели это все? Конец?"
- Ты меня не убьешь.
- Вот как? - Ее голос звучал грубо, властно. - Если мне придется выбирать между своей жизнью и вашей, то, можете не сомневаться, я выберу свою, капитан. Я уже делала это раньше и сегодня сделаю то же самое.
- Тебе случалось убивать человека? - спросил он, внимательно следя за нею.
- Да!
- Что ж, если ты и впрямь намерена меня прикончить, делай это поскорее. Я не хочу провести последние минуты, обмениваясь признаниями с воровкой и убийцей, которая к тому же из трусости не снимает маску.
В его словах не было ни малейших следов страха или надменного презрения. Он просто констатировал факт.
- Меня заботит не то, чего вы хотите, - фыркнула она, - а лишь то, чего хочу я. Неужели вам никогда не приходилось иметь дело с грабителями, капитан? Они всегда стремятся получить то, чего у них нет, а если добиваются своего, это только заставляет их желать большего.
- Ты ведь не собираешься меня убивать. Тебе нужно, чтобы я перестал тебя преследовать. Но я не отступлюсь от своей цели. Во всяком случае, не сейчас. И ты сама должна это понимать.
- Заткнитесь!
Он запрокинул голову. Его взгляд был задумчивым.
- Если бы ты выждала еще немного, то могла бы получить полную свободу действий. Однако ты не пожелала. Почему? - Последний вопрос прозвучал резко, настойчиво. - Ведь ты наверняка уже догадывалась, что стоит тебе ненадолго залечь на дно, и меня отстранят от расследования. Зачем же ты явилась сюда сегодня?
Его слова отдавались угрожающим стуком в ее висках.
- Потому, что я так решила!
- Знаешь, что мне пришло в голову? - Холодный, отстраненный голос Джека словно искушал ее.
- Нет! - Шпага резко взметнулась вверх, так что ее кончик оказался у его груди. Она с хладнокровным видом провела острием по коже Джека, пока не зацепила край воротника его ночной сорочки. Не остановившись на этом, она разрезала на части льняную материю, пересчитав все его ребра, после чего опустила острие ниже.
Похоже, она все-таки нашла способ заставить его замолчать.
Его взгляд, прикованный к ее лицу, был полон истинно королевского высокомерия. Его глаза обещали неминуемое возмездие. Они светились в темноте, как у волка.
Она не возьмет свои слова обратно. Раз взявшись за дело, она не откажется от задуманного. И ведь, в конце концов, разве не этого она добивалась с самого начала? Потому-то она и явилась сюда, как бы ни пыталась лгать себе этим утром. Ибо это было все, что ей когда-либо удастся от него получить.
И она получит свое - пусть не совсем честным путем, пусть даже против его воли. Она разрезала на куски остатки его ночной сорочки.
- Что ж, моя воровка, теперь тебе придется меня убить, - произнес он хладнокровно, прожигая ее взором. - Потому что я не остановлюсь до тех пор, пока не найду тебя. Я не успокоюсь до тех пор, пока ты не станешь моей. Не важно, какой ценой и сколько времени это займет.
Энн выронила шпагу, и та со звоном упала на деревянный пол. Биение ее сердца отдавалось громким эхом в жилке у горла. Она не спеша приблизилась к нему и встала у него между коленей.
- Да, - ответила она. - Но сейчас вы мой.
Глава 14
Джеку удалось немного ослабить веревку, которой воровка связала ему руки. Еще несколько минут, и он освободится. Ярость только подхлестывала его решимость.
Ему следовало бы ответить на ее запугивания, однако это была уже не та женщина, которая преследовала его даже во сне. Его воровку словно подменили. Отчаяние окутывало ее, словно мантия, и она явно переступила ту тонкую грань, за которой человек теряет контроль над собой. "Красота - коварная приманка, за которой таится смертельная ловушка", - писал когда-то Лили, и это чистая правда.
Джеку уже приходилось наблюдать нечто подобное в мужчинах, которые изводили себя до предела, пока их силы не оказывались полностью исчерпанными. Сходство было очевидным. Оно проявлялось в торопливых, неловких движениях воровки и струйках пота, которые стекали вниз по ее шее на воротник черной рубашки. Судорожная улыбка искажала ее лицо, исчезнув лишь для того, чтобы через несколько мгновений появиться снова, как будто в ответ на какую-то шутку, понятную лишь ей самой.
И глядя на нее, такую порочную и безрассудную, Джек вдруг осознал, что она и Энн Уайлдер так же далеки друг от друга, как огонь и пепел. Энн была недостижимой мечтой, целью его устремлений, живым воплощением того, что люди понимают под любовью. Воровка была его реальностью.
С первой же их встречи - а может быть, и раньше, когда эта женщина бросила ему вызов своей отвагой и изобретательностью, - она, словно пуля, застряла у него в груди, и достаточно было одного прикосновения к его ране, чтобы снова напомнить ему о ее роковом присутствии.
- Вы мой, - повторила воровка тем же тихим, грубоватым шепотом, пристроившись между его ног, как бы в насмешку подражая позе любовницы во время интимной близости.
Он едва мог различить ее черты в полумраке спальни, но зато слышал ее дыхание и чувствовал тепло ее тела. Знакомое ощущение пробежало у него по коже…
Внезапно Джек осознал, что именно дало ему знать о ее присутствии, едва он открыл глаза. Похоть. Она исходила от нее волнами, влекла к себе грубо и сладострастно.
Как только это слово пришло ему на ум, ее возбуждение передалось ему, как если бы кто-то поднес трут к стогу сухого сена. Его упругое, податливое тело тут же с готовностью откликнулось на ее призыв, напрягшись от привычного ему непреодолимого желания.
Ему нужна была она, а вовсе не ее поимка и даже не возвращение злополучного письма. Его влекло к ней с такой силой, что это чувство превратилось в настоятельную потребность.
- Знаете, что мне кажется самым забавным, капитан? - Воровка нагнулась к нему еще ближе, ее бормотание теплыми капельками дождя орошало его губы.
Ее глаза блеснули из-под темной маски. Он был не в состоянии произнести хоть слово. Пожалуй, он хотел слишком многого. Эта женщина привязала его к стулу и заставила его испытать сполна собственное бессилие перед голосом плоти. Но, что еще хуже, она вынудила его, в чьей жизни и так не оставалось места для иллюзий, отречься от той единственной иллюзии, в которую ему хотелось поверить. Она заставила его забыть Энн Уайлдер.
- У меня даже нет при себе вашего проклятого письма, - произнесла она с хрипотцой в голосе, ее губы находились лишь в нескольких дюймах от него. - Все ваши старания напрасны!
Тут ее губы прижались к его рту. Одной рукой она обхватила его за голову, а другую положила ему на грудь. Ее язык принялся ласкать линию его рта с каким-то мрачным, страстным упоением. Целый поток ощущений пробежал по его телу, накапливаясь в чреслах. Боже милосердный!
Он забыл и о свободе, и о жажде мести ради иного, куда более сильного стремления. Джек подался вперед, насколько позволяли ему удерживавшие его веревки, чтобы быть к ней поближе.
Она откликнулась на его немую мольбу. Как только его язык ожил у нее во рту, она протяжно застонала и провела ладонью по его груди и животу, после чего опустила руку еще ниже.
Джек крепко зажмурился, едва ее пальцы коснулись его напрягшейся плоти. Он крепко стиснул зубы, сдерживая крик восторга, чтобы не дать ей возможность упиваться своей победой. Затем она принялась его ласкать с какой-то болезненной горячностью, и он невольно ахнул от удовольствия. Его тело выгнулось дугой, бедра были приподняты ей навстречу.
Обуревавшее его желание заставило забыть обо всех былых интригах, хитроумных замыслах и заботах. Он хотел получить от нее то, что могла дать ему лишь она одна из всех женщин на свете, - конец его мучительной тоске.
Какую бы цену она с него ни запросила, он был готов заплатить.
Воровка трепеща прижалась к его груди, а ее руки между тем торопливо шарили по его телу. Джек наклонил голову, чтобы поцеловать ее снова. Веки женщины были сомкнуты.
- Дай мне свои губы, - потребовал он хриплым шепотом. - Не противься. Дай мне…
Она оторвалась от него и попятилась назад, с трудом удержавшись от падения. Ее глаза округлились. Джек взревел от ярости, будто голодающий, у которого выхватили из-под носа блюдо с едой.