- Обо всех непотребствах, которые при дворе творятся, необходимо рассказать государю. С Паоло я поговорю. Я уверен, что злосчастная стрела выпущена с умыслом. Но здесь и без этого накопилось смрада выше головы, - Курицын вздохнул, помолчал со значением, потом молвил с заминкой: - И вот еще какое дело. Важное и неотлагательное. Его не мешало бы заодно решить. В Новгороде, в Юрьевском монастыре, ушел к Господу старый настоятель. Обитель осталась без головы. Новгороду против архиепископа Геннадия подсобить надо.
- Я понимаю, - Елена сотворила крест. - Моя помощь нужна?
- Хорошо бы во главе Юрьева поставить монаха Кассиана, человека мудрого, сильного в вере, зрелого и грамотного.
На следующий день Елена бросилась в ноги к государю: защити от злой напасти, от злобы людской. Она рассказала и про порванное стремя, и про стрелу, и про покойного ясельничего, и про явную ворожбу. Кому понадобилось его травить? А тому понадобилось, кто велел стремя надрезать. Теперь злодея решили на тот свет отправить, чтоб лишнего не сказал. Но ведь можно и по-другому предположить. Может, это зелье совсем не для ясельничего предназначалось, а тот попробовал его по глупости или недомыслию и умер! Тут же, между делом, великая княгиня замолвила слово за монаха Кассиана.
Государь во всем согласился и повелел провести дознание против неполадок при дворе Елены Волошанки, но дело даже не было начато, потому что появилась необходимость заниматься куда более важным сыском. Царя и ближайших сановников его буквально потрясло страшное известие: в Москве обнаружились крамольники, выказывавшие тайное согласие на бунт. Это была уже не дворцовая интрига, а прямое неповиновение государю.
Первым сведениям Иван просто не поверил. Слуги царевы, князья и бояре, дети их и слуги их, должны хотеть государю добра везде и во всем и лиха не мыслить. Случалось в старину, что отлагался удельный князь со своим двором к другому государю, но чтоб взбунтоваться обществом, в которое вошли случайные люди, такого на Руси еще не было. Заединщики и христопродавцы замыслили бежать на север в Вологду и оттуда грозить Ивану и навязывать ему свою волю.
Обнаружился заговор с помощью богобоязненного чистого отрока, которого лиходеи обманом завлекли в ряды их. "Чистому отроку", Проньке Лопуху, стукнуло двадцать лет. Он был боярским сыном и известным на всю округу озорником. Из-за своего озорничества он и в заговорщики попал, а потом, видно, испугался, сконфузился, да на исповеди все и разболтал. Исповедальник посоветовал - расскажи батюшке. Батюшка выслушал, влепил заговорщику две затрещины и побежал в государеву гридню просить, чтоб выслушали его покаяние.
Призвали отрока: "Говори бесхитростно!" Вид у Проньки был жалкий. Ухо раздутое, на роже синяк, в глазах слезы. От страха он вообще дар речи потерял. Его принялись расспрашивать с осторожностью, дабы не спугнуть. Имен, отговариваясь незнанием, он назвал мало, но суть крамолы изложил.
Вскоре появилось подтверждение Пронькиной кляузе. Какой-то пищальщик из немцев подслушал разговор послуживцев из большого полка и донес по начальству, желая за добрую услугу получить деньги. Он рассказал, что те послуживцы устраивают сходки, а на тех сходках царя бесчестят и хулу на него возводят. Некоторые имена совпали с уже названными, но появились и новые. Костяк заговорщиков составляли молодцы из ватаги княжича Василия.
Дьяк Курицын подробностей дела, ввиду их особой секретности, не знал и даже не хотел быть в них посвященным. При дворе чем меньше знаешь, тем спокойней спишь. Однако и он внес свою лепту в государев розыск, назвав имена двух дьяков - Стромилова и Гусева.
Зная отношения Курицына и Паоло, можно было предположить, что эти сведения он добыл с помощью флорентийца, де, проговорился малец по глупости, но это было не так. У Курицына были свои заединщики, которые не только не желали зла государю, но всеми силами хотели способствовать усилению его государства. И тем не менее они вынуждены были вести жизнь тайную и пробивались со дна наверх только в случае крайней необходимости.
Поало не принадлежал к числу тайных друзей Курицына. Юноша имел зоркие глаза, внимательные уши и был при этом очень неболтлив. Его девизом было - все знать, но ни во что не вмешиваться. Не забудем, что он почитал Русь своей родиной, но последняя на этот счет имела собственное мнение. Паоло не мог предугадать, с какой стороны упадут на него шишки, поэтому ему и в голову не пришло рассказать Курицыну, что он был на посылках у Стромилова и царицы Софьи.
Когда дьяк вызвал его из дворца и стал выспрашивать про случай на охоте, Паоло готов был себе язык откусить - зачем сболтнул Мефодию лишнее. Извиняло одно, он не знал, что упоминание стрелы было "лишним". Хотелось похвастаться перед Мефодием своей молодеческой компанией. Вот, мол, какой Афанасий Поярков меткий стрелок, лук в его руках, как флейта, поет. А теперь Курицын с заговорщицким видом выспрашивает - намеренно ли Поярков выпустил стрелу под ноги коню княжича или из пустого удальства? А он, Паоло, почем знает? И вообще, падре, увольте его от таких расспросов. Его задачей на охоте было в седле удержаться, а не на Поярковых и прочих пялиться.
Словом, Паоло стал прятаться от Курицына, и это помешало дьяку вовремя упредить воспитанника, чтоб скрылся куда-нибудь, переждал бурю. Раз с князем Василием охотился, значит, принадлежал к его компании. Припишут к заговорщикам, а там уже не отмоешься, тут тебе и голова с плеч. На Руси с этим быстро!
9
Ни о чем подобном Паоло не думал. Он вообще жил, как хмельной. Голова и сердце его были полностью заняты любовью. Он уже получил от Ксении тоненькое колечко с красным камешком - залог любви и верности, и теперь ждал записки. Колечко передала все та же бойкая рыжая девка Арина. Передала кольцо и тут же попросила принести в следующий раз тридцать локтей галуна из металлических и шелковых тканей, чтоб сарафан украсить.
Что делать - купил. Назначились встретиться через десять дней в Занеглинье у Поганого пруда, где кузни. Паоло стал насмешничать, мол, Арина выбрала это место, потому что в этих кузнях работал ее воздыхатель. Девка не спорила, только кокетливо возводила глаза, однако на просьбу увидеться раньше ответила категорическим отказом.
Тридцать локтей галуна - это не шерсти клок, в руках нести несподручно. Паоло смотал галун втрое и обмотался им, как кушаком. Шубу еле застегнул, пояс получился толщиной с бревно. Настроение у него было преотличное, и все-то он похохатывал, представляя, как галун будет разматывать.
Паоло волновало и умиляло, что, любя всем сердцем Ксению и благословляя каждый ее шаг, он не мог вспомнить лица девушки. Если б капризная судьба столкнула их внезапно где-нибудь на Торгу или в проулке, он бы, пожалуй, и не узнал ее. Виделись-то в темноте. Но душа хранила ее образ как нечто хрупкое, душистое, нежное - мотылек ночной, перепелочка! Если б случилось встретиться в толпе, он бы сразу ее угадал, но не глазами, а убыстренным током и волнением в крови.
Арина была уже на месте, вид имела неулыбчивай. И вообще, господин хороший, она сразу перейдет к делу. Нет, записочки нету. На словах передала, да. Прощальное слово передала, потому что просватана.
- Как? - не понял Паоло. - Неделю назад не была просватана, а сейчас…
- Это быстро делается.
Голова у Паоло кружилась от волнения, но он не чувствовал себя самым несчастнейшим в мире, потому что смысл слов не поддавался его разумению. Ему все казалось, что это розыгрыш и что, вернись он сейчас назад в свою камору, время тоже поворотится назад, унеся в своем потоке невероятную весть.
- Но она его не любит!
- Кого?
- Да жениха же!
- Знамо дело, не любит. Она жениха в глаза не видела, и он ее не видел. Она любит вас. Но кто ее об этом спрашивает?
- И что она сказала, как проведала о сватовстве?
- Известное дело - слезами облилась. У нас девушки перед свадьбами всегда плачут. Обычай такой. И все просила: "Батюшка, не разрушай мою жизнь".
- И что батюшка? Что Стромилов?
- А он и в толк взять не может, какое-такое разрушение. Жених-то знатный. А уж богатый! Воеводин сын Морозов. Вон там на горочке их усадьба у Лубяных торгов. Спросишь, где дом Морозовский, - каждый скажет. У него и рядом с Кремлем хоромы знатные, но там перед свадьбой перестройку затеяли. Теперь в Занеглинье туда-сюда в санях разъезжает.
- Передай Ксении…
- Нет, вьюнош нежный. Больше я ничего не буду передавать. И ты все забудь, - она похлопала ногой о ногу, сбивая снег с ладно сплетенных лапотков, и вдруг стремительно побежала к кузням.
- Арина, погоди, я еще не все сказал!
- Ошибаешься, всё… - крикнула девка на бегу и скрылась за углом ближайшей избы.
Только оставшись один, Паоло вспомнил про неотданный галун. Видно, Арина сочла неудобным требовать дачу, если принесла грустное известие. Он похлопал себя по талии - зачем ему тридцать локтей галуна - и побрел вверх по улице. Куда он идет-то? И тут же подсказка нашлась - в Сретенский монастырь, он здесь рядом. Увидеться с Мефодием сейчас казалось не просто необходимым, но было единственным лекарством от тоски. Мефодий всегда верит в лучшее. Он подбодрит, заговорит, подскажет выход.
Лубяной торг уже отшумел, покупателей было мало, все больше продавцы да сторожа. Срубы собранные, срубы россыпью… тут же продавались сани для перевоза. Паоло задержался у высокой избы - без окон и крыши, а нарядная, бревнышко к бревнышку так ладно подогнано. Только перенести в нужное место, проконопатить… и можно жить, можно Ксению туда привести. Только не отдадут ему голубицу.
Мефодия на месте не оказалось. Строгий инок вначале даже разговаривать не хотел, потом бросил ворчливо:
- Кто знает, где этот озой и наглец колобродит. Может, на митрополичьем дворе, а может, на торгу. Ужо ему! И тебе тоже - ужо!
- Подскажите, где находится усадьба воеводы Морозова?
Еще бы не мешало спросить у чистого инока, зачем ему туда идти и что он, Паоло, у палат воеводы потерял? Но как говорится, ноги сами принесли. Ух-ты, футы-нуты! Прямо царские палаты-то! Вдоль усадьбы улица была вымощена тонкими нетесаными бревнами. Знатно живет воевода Морозов! Избы были чрезвычайно высоки, стояли друг к другу плотно, каждая с причудливо рубленной крышей. Крытая лестница лепилась к стене, вела к верхнему этажу и заканчивалась коротким переходом с расписным шатром. Нарядный переход, даже чем-то похож на флорентийский балкон. Правда, там они каменные. И роспись здесь грубая. Все-таки мы, русские, - варвары. Дым идет из фасонной трубы, печи топят.
Улица была пустынна. Паоло стоял долго, пялился пристально, рассматривая каждый наличник, каждую башенку. Неужели и впрямь по этим ступеням будет ступать когда-то легкая нога Ксении? Вдруг раздался топот ног по деревянному уличному настилу. Когда вниз бежишь, каждое бревнышко на свой лад поет. Затопали ноги, а потом раздался крик: "Вон он!"
У Паоло не было сомнения, что крик относится именно к нему. Какому жениху понравится, что соперник нагло явился к его хоромам и стоит столбом? Поэтому он побежал сразу и быстро, однако успел приметить: в алой высокой шапке, наверное, жених, а двое других - слуги. Тот, кто сипло орет, - на возрасте. Тяжко ему с брюхом-то бежать. Паоло как в воду смотрел, сиплый поскользнулся на обледенелых бревнах и упал с жуткой руганью. Товарищи стали подсоблять ему подняться, замешкались. Это Паоло и спасло.
Он бежал к Лубянке. На торгу меж срубов легко спрятаться. Он мчался что было духу, но преследователи знали свое дело, бежали шаг в шаг. Оглядываться не было сил. Забежал за недостроенную избу, прислушался. Орут где-то совсем рядом, сторожа расспрашивают. Большой соблазн был залезть под бревна, поставленные шалашом для просушки, но раздумал. Оттуда они его вытащат, как зверя из капкана. А этот - в малиновой шапке, вряд ли жених. Если он богатый да знатный, то не будет пузатого с земли поднимать, не по чину ему это.
Паоло, петляя, побежал вниз по склону, как вдруг что-то больно царапнуло его по щеке. Святая Мадонна - стрела! Они что - смертоубийство замыслили? Уж не такой это, бояре благородные, грех - пялиться на ваши окна. Да и не слышал он, чтобы на Руси в соперника стреляли из лука. Кольями побить - самое милое дело, но вот так, на улице, на виду у честных людей…
Неожиданно преследователи появились совсем близко, встали прямо на пути. Им бы в цепь рассыпаться и в обход идти, а они так гуртом, плечо к плечу и поперли. Рядом с Паоло высилась пирамидка из толстенных кольев. На вид устойчиво стояли, и Паоло надавил на эти колья скорее от отчаяния. А они вдруг и поддались. Да ладно так рассыпались! Одному из преследователей колом ударило по башке. Взвыл он знатно, а сиплый опять упал. Жрать надо меньше, батя, тогда и живот опадет!
Паоло бросился в сторону, перелез через плетеный тын, потом на заднице съехал прямо к Неглинке и помчался по льду прочь от страшного места. На бегу он хватал снег и прижимал его к кровоточащей щеке. Пушной двор и кузни остались слева. Не угодить бы в полынью. Пора выбираться на твердую землю. Он схватился за кусты, вылез на заснеженный, нетоптаный луг. Хорошо, что еще снега мало, а то увяз бы по самый пояс.
Вот и слобода. Все, ушел… Он хохотал во весь голос, словно споря с перекличкой наковален. Звук этот далеко разносился в морозном воздухе, но и он не мог заглушить биения его сердца.
Вечерело… Радуешься, дурак, что от погони ушел? Эх, жизнь! Ему бы слезы проливать, что ускользает от него мечтаемое счастье. А он тут же в приключение и влип. Оно его и отрезвило. Это, синьоры, почище Мефодиевых увещеваний. Мефодий бы как его утешать стал? Сказал бы: ты, Паоло, поэт. Для поэта разлука с возлюбленной первое дело. Будешь любить свою Ксению, как Петрарка Лауру. И не встанет препятствием тебе бревенчатый забор, и тын из высоких кольев, и ставни на окнах. Ой, умный фрязин, говори, да не заговаривайся. Откуда Мефодию ведомо про итальянца Петрарку?
Один умный вопрос тянет за собой другой. Скажите на милость, откуда жених Морозов мог знать, что Паоло его соперник, если об этом, кроме него и Ксении, не знает ни одна живая душа? Нет, одна живая душа знает. Рыжей Арине посули цаты с камушком, она любому и расскажет и покажет. А у Поганого пруда, где он встретился с дерзкой служанкой, точно мелькнула алая шапка. Толпа ремесленников шла в отдалении, а может, не ремесленников, а купцов или мужиков с привоза. Он тогда не рассмотрел, кто это в алой шапке идет, не до того было. Или это ему все мнится? Очень может быть, что там, у пруда, Арина жениховым дружкам его и показала. Опасно любить в Москве!
Уже видны были Боровиковские ворота. Кончились торговые лавки. Что-то на улицах пусто. И час вроде не поздний, а уже и лавки закрыты. Улочка уперлась в канаву с перекинутым через нее мостиком. Поручни на том мосту начинались с крепкого бревна, который венчала икона Спасителя. Над иконой, словно ладошки шалашиком сложенные, стояли две узорные дощечки, вверху крест. Лампада горела, и так это было нарядно, так благостно, что Паоло преклонил голову, чтоб прочитать молитву. Но вместо молитвы в голову пришла крамольная мысль, что на этом мосточке он когда-нибудь и повстречает свою Ксению. Где там Петрарка встретил Лауру?
Он так и не успел прочитать молитву, потому что увидел в конце улицы трех всадников, на одном из них была знакомая малиновая шапка, да и рожу он признал, тот же оскал. Теперь они, значит, на лошадей пересели! Черти злобные, что они к нему привязались? Всадники ехали молча, внимательно вглядываясь окрест. Знал бы Паоло, что это государевы люди гонят его, как зайца, он сдался бы немедленно. Перед царем и царицей Софьей он чист. Но юноша все еще был уверен, что это ревнивый жених идет по следу, и готов был хоть на крышу запрыгнуть, но не даться Морозову в руки.
Паоло не стал медлить, двумя прыжками преодолел мосток и кинулся к кремлевским стенам. Если бы он шел шагом, может быть, всадники и не обратили внимания на случайного прохожего. Но как только он дал стрекоча, они немедленно поскакали за ним. Лошадей не торопили, ясно было, что пешего легко настигнут.
Стражи в воротах, как на грех, не было. Отлучились, видно, по делам. Куда бежать? Слева высокий забор усадьбы воеводы Патрикеева, потом строительная площадка, справа, дальше по ходу, храм Иоанна Предтечи. В храм! Там его защитят! За спиной раздался топот копыт, и Паоло, понимая, что не добежит до храма, инстинктивно метнулся вбок. Он попал на строительную площадку. Здесь предполагалось возводить каменные палаты. Уже вырыты были неглубокие котлованы, кое-где положен фундамент, всюду лежали неотесанные бревна, штабеля кирпичей и белого камня. Вдалеке горел одинокий костер. Рабочие уже ушли с площадки, сторожа тоже не было видно.
И опять он метался по строительной площадке, как заяц. Ему нужен был забор, хороший, высокий забор! Он бы через него перемахнул и схоронился за ним от всадников. И забор сыскался. К месту вбитый крюк, будь благословлен неведомый строитель, помог дотянуться до щетины кольев. Он спрыгнул вниз. Взору предстал неглубокий, засыпанный снегом котлован, всюду разбросанные доски и камни. Видно давно сюда не заходили люди. Снег чистый, нетронутый, и ни одной тропки.
Теперь надо подумать, как он отсюда будет выбираться. Главное, добежать до своей каморы. В царский дворец жениховым супостатам хода нет. За котлованом высилась громада кремлевской стены. Странно, но забор, сколько хватало глаз, тянулся именно вдоль этой могучей, кирпичной ограды, и непонятно было - что и от кого он ограждает. Как отсюда выбираться-то? Ответ напросился сам. Надо двигаться вдоль кремлевской стены, так он и дойдет до какой-нибудь калитки. Он двинулся в сторону противоположную Боровицким воротам.
Идти было трудно, снег достигал колен. Через небольшую, идущую прямо от стены канавку была перекинута узкая обледенелая доска. Он оперся рукой на выступ в стене и смело ступил на хилый мост. Но дальше произошло ужасное. Доска вдруг поехала в сторону, и, совершенно не понимая, что происходит, Паоло рухнул вниз, в безмолвную и темную глубину.
Стенки колодца были тесными и шероховатыми. Потом колодец изогнулся. Теперь Паоло стремительно ехал куда-то на спине. Куда он летит? В преисподнюю? Он изогнулся, пытаясь в летящем состоянии сесть, расставил руки, но в следующее мгновение ударился головой о возникшее вдруг препятствие и потерял сознание.
10
С самого утра хотелось чего-нибудь спиртного. Сердце и кишки, а может быть, печень, плохо справлялись со своими обязанностями. Мутило… Ким сидел у телефона, с ненавистью глядел на трубку и думал, кому бы позвонить. Телефонному разговору надлежало выдернуть его из тупого состояния, в котором он пребывал, и предложить другой бытовой ландшафт. Но в этом ландшафте могла появиться вертлявая тропка, по которой ему совсем не хотелось следовать.
Можно позвонить Никитону. Позавчера он ушел в ночь, унося под мышкой главы из романа - одну про архиерея Геннадия и другую про тайну Курицына. На кой, спрашивается, дьяк-то ему нужен? Можно позвонить и спросить, когда он вернет рукопись. А можно и не звонить.