– А почему же ты на ней не женился?
– К сожалению, она уже была замужем.
– Понятно. – Филипп замолчал, осмысляя новость. – А ты все еще любишь ее?
И опять он заметил боль в темных глазах друга.
– Я буду всегда любить ее.
– А она? Она тоже любит тебя?
– Нет. – Эндрю почти прошептал это. – Она верна своему мужу и долгу. Она ничего не знает о моих чувствах. Я добровольно отдал ей свое сердце.
Сочувствие боролось в Филиппе с любопытством. Он никогда раньше не видел Эндрю таким серьезным и таким печальным.
– Мне жаль, Эндрю, – сказал он, кладя руку ему на плечо. – Я и понятия не имел.
– Конечно! Не знаю, зачем я сейчас рассказал тебе. Наверное... – Он покачал головой и стиснул губы, словно пытаясь подобрать правильные слова. – Я знаю тебя много лет, Филипп. И знаю, что ты человек чести и поэтому должен выбрать себе жену. Я просто хочу, чтобы ты выбирал ее... осторожнее. И слушался при этом своего сердца. Никому, а особенно тебе, я не пожелаю той боли, которую испытываю сам. Возможно, то, что твоя невеста вышла за другого, – это знак свыше. Знак того, что и ты предназначен для другой.
Филипп еще раздумывал над его словами, а выражение лица Эндрю уже изменилось. Меланхолию сменила его обычная насмешливая улыбка.
– Мат, – объявил он, переставляя ферзя.
Филипп пожал ему руку и повернулся к Кэтрин и мисс Чилтон-Гриздейл, которые приближались к ним с другой стороны комнаты.
– Ну что? Список гостей составлен?
– Да, я разошлю приглашения завтра. И будем надеяться, что уже послезавтра вечером ты встретишь девушку, достойную стать твоей женой. Мы с мисс Чилтон-Гриздейл отбирали кандидаток очень придирчиво.
– Прекрасно, – сказал Филипп, не испытывая, однако, никакой радости. – Теперь остается только надеяться, что мне удастся избавиться от проклятия. Потому что в ином случае я не смогу жениться, как бы хороша ни оказалась моя невеста.
Его слова были встречены молчанием, которое нарушила практичная мисс Чилтон-Гриздейл:
– Я думаю, что в нашем случае самое разумное – сохранять надежду. Ничто так не притягивает неприятности, как пессимизм. – Она взглянула на каминные часы. – Бог мой, я не думала, что уже так поздно. Мне решительно надо отправляться домой.
– Да и мне пора, – откликнулась Кэтрин.
Все вышли в прихожую, и Бакари вызвал экипажи Филиппа и Кэтрин.
Надев шляпку, Кэтрин обняла брата:
– Спасибо за чудесный вечер. Мы так давно не обедали вместе.
– Спасибо тебе за помощь. Если бы я мог что-то...
– Ты можешь продолжать поиск пропавшего камня. И тогда свадьба наконец состоится. – Она повернулась к Эндрю: – Приятно было познакомиться, мистер Стентон.
– Удовольствие было взаимным, леди Бикли, – ответил тот, склоняясь над ее рукой.
Проводив сестру до экипажа, Филипп вернулся в прихожую и обнаружил, что мисс Чилтон-Гриздейл и Эндрю над чем-то весело смеются. Стараясь побороть новый приступ ревности, он натянуто улыбнулся и протянул руку за своей тростью.
– Куда ты собрался, Филипп? – спросил Эндрю, заметив это.
– Я собираюсь проводить мисс Чилтон-Гриздейл до дома.
Ее щеки слегка порозовели.
– В этом нет никакой необходимости, милорд. Мне не хотелось бы затруднять вас.
– Нет, я настаиваю. Сестра живет всего в двух кварталах отсюда, и ее сопровождают два лакея и кучер, а ваш дом находится далеко, а на улице в это время полно всяких подозрительных личностей. – Он нахмурился. – Вы сами постоянно ругаете меня за недостаток вежливости и начинаете спорить, когда я пытаюсь вести себя как джентльмен.
– Ругаю? – холодно удивилась Мередит. – Я бы употребила слово "напоминаю".
– Несомненно, вы бы так и сделали.
– С ним бесполезно спорить, мисс Чилтон-Гриздейл, – вмешался Эндрю. – Иногда он бывает очень настойчив. Я бы даже предложил добавить к вашему списку еще один пункт: "Умение справляться с бессмысленным упрямством".
Она рассмеялась. Филипп же не увидел в этом замечании ничего смешного.
– Я обязательно запишу это, как только вернусь домой. – Она протянула руку: – Спокойной ночи, мистер Стентон.
Эндрю взял ее руку и поцеловал затянутые в перчатку пальцы. По мнению Филиппа, поцелуй длился гораздо дольше, чем того требовали правила приличия.
– Я был счастлив познакомиться с вами, мисс Чилтон-Гриздейл. Я давно не проводил вечера в такой прелестной компании. Надеюсь, мы скоро встретимся опять. – И, повернувшись к Филиппу, добавил: – Увидимся утром.
Эндрю поднялся в свою спальню, а Филипп подвел мисс Чилтон-Гриздейл к коляске и следом за ней уселся на бархатное сиденье.
Мередит пожалела о том, что позволила лорду Грейборну проводить себя, в ту же секунду, как захлопнулась дверь экипажа. Он сидел так близко, что достаточно было протянуть руку, чтобы дотронуться до него. Складки ее платья касались его ног. Даже в полной темноте Мередит чувствовала на себе его пристальный взгляд. Ее сердце колотилось так, что она испугалась. Закрыв глаза, Мередит постаралась представить себе, что сидит в экипаже одна, но ничего не получилось. Она не могла не чувствовать уже знакомый запах – чудесную смесь ароматов чистого белья, сандалового дерева и еще чего-то терпкого, что она не могла определить. Ни от одного мужчины не пахло так, как от него, и Мередит знала, что даже с завязанными глазами по этому запаху нашла бы лорда Грейборна в любой толпе.
– Благодарю вас за помощь, – раздался его голос.
Она улыбнулась, надеясь, что в темноте он не заметит, как напряжены ее губы.
– Я рада ее оказать, но думаю, вы должны больше благодарить свою сестру. Нельзя точно сказать, чем закончится этот вечер. Но я все-таки надеюсь, что послезавтра нам удастся найти невесту, которая будет подходить вам так же, как леди Сара.
– Не хочу огорчать вас, мисс Чилтон-Гриздейл, но должен заметить, что, очевидно, леди Сара совсем мне не подходила или, во всяком случае, я не подходил ей. Она не нашла меня привлекательным.
– Она просто глупа.
Мередит немедленно прикусила себе язык. Она не собиралась произносить этого вслух.
– П-по положению в обществе вы идеально подходили друг другу.
– Да, вполне возможно. Но если чье-то сердце уже занято другим, как было с леди Сарой, это сильно осложняет положение.
Мередит с облегчением поняла, что он не обратил внимания на ее глупое высказывание.
– Нет, милорд, на самом деле это ничего не осложняет. Если бы вы поженились, чувство леди Сары к барону Уэйкрофту, несомненно, угасло бы со временем. Это вопрос разума, который сильнее чувства. Сердце капризно и своенравно. Оно не понимает, что правильно, а что – нет, и, слушаясь его, легко выбрать неверную дорогу. Разум, напротив, методичен и последователен. Когда разум и чувство противоречат друг другу, всегда следует слушаться разума.
– Странно слышать подобное заявление от женщины, которая занимается устройством брачных союзов.
– В успешном брачном союзе нет никакой романтики, милорд, и человеку, занимающему ваше положение, следует об этом знать. Мое деловое предприятие оказалось успешным именно потому, что я всегда следовала этому принципу. Удачное сочетание состояний, политических устремлений, семейных связей и титулов – вот все, что имеет значение. А привязанность может появиться позже!
– А если она не появится?
– Тогда супруги будут соблюдать приличия и каждый заживет своей собственной жизнью.
– Главный интерес моей жизни заключается в исследовании древности, других народов и цивилизаций. Я собираюсь заняться организацией экспозиции в Британском музее и основать собственный музей на свои средства. Занимаясь этим в одиночку, я неизбежно буду чувствовать себя изолированным. Я был бы рад обрести партнера.
Его низкий голос обволакивал Мередит теплом. Она облизнула пересохшие губы и даже в темноте заметила, что его взгляд устремлен на них.
– Вы хотите сказать, что предпочли бы брак по любви?-Но ведь надо помнить о том, что ваш отец болен и у нас совсем мало времени.
– Эндрю считает, что для того, чтобы влюбиться, много времени не требуется.
– Вот как? – Она скептически подняла брови. – А он эксперт в подобных делах?
– Этого я бы не сказал, но он влюблен в кого-то. Коляска проезжала под газовым фонарем, и Мередит заметила, как испытующе смотрит на нее Филипп.
– Вы, кажется, огорчены этой новостью, мисс Чилтон-Гриздейл?
– Да, лорд Грейборн.
– Могу я поинтересоваться почему?
– Потому что я надеялась предложить мистеру Стентону свои услуги в качестве свахи.
Несколько секунд только стук колес экипажа нарушал тишину, потом, к удивлению Мередит, лорд Грейборн откинул голову и засмеялся. Она никак не ожидала подобной реакции.
Мередит почувствовала раздражение и обрадовалась этому. Отлично. Мужчина, который раздражает, не может нравиться.
– Не понимаю, что так развеселило вас, милорд. До скандала с вашим проклятием мои услуги ценились весьма высоко. Только в прошлом году я устроила пять удачных браков. Самый успешный из них – союз Лидии Уэймот и сэра Перси Карменстера – и побудил вашего отца обратиться ко мне.
– Извините, – сказал Филипп, успокаиваясь, – я смеялся не над вами, милая леди. Я смеялся потому, что ваши слова меня очень обрадовали.
Мередит нахмурилась. Обрадовали? Она попыталась вспомнить все, что успела сказать.
– Теперь, когда мы установили, что Эндрю не нуждается в вашей помощи, я могу надеяться, что все свое внимание вы будете уделять только моей особе.
Мередит подумала, что, к сожалению, и так слишком много внимания уделяет лорду Грейборну. И это ее очень пугает.
Когда Филипп вернулся домой, в прихожей никого не оказалось.
– Эй, – крикнул он, снимая шляпу.
Тихое фырканье за спиной заставило его вздрогнуть. Он быстро обернулся и обнаружил, что перед ним стоит Бакари. Черт подери его привычку подкрадываться бесшумно, как кошка! Хотя в прошлом этот талант неоднократно выручал их, а один раз, когда Филиппа захватили контрабандисты, даже спас ему жизнь. Но в стенах лондонского особняка подобная привычка казалась совершенно неуместной.
– Все в порядке? – спросил он.
– Собака, – проворчал слуга.
– Понятно. – Филипп спрятал улыбку. Под таким заботливым присмотром щенок должен скоро поправиться. Отлично!
Он поднял голову, услышав шаги на лестнице. К ним спускался Эндрю в вечернем костюме.
– Я думал, ты отправился почивать, – сказал Филипп. – Или теперь принято спать в брюках и в визитке?
– Вовсе нет, – ответил Эндрю. – Просто я решил дождаться тебя и узнать, как прошла твоя поездка с мисс Чилтон-Гриздейл. – Наклоняя голову направо и налево, он демонстративно изучал лицо Филиппа и наконец покачал головой: – Так я и думал.
– Что ты думал?
– Что все прошло не так, как ты хотел.
– О чем ты?
– Ты ее не поцеловал. Бакари фыркнул.
– Во-первых, – раздраженно сказал Филипп, – откуда ты можешь это знать, а во-вторых, почему ты решил, что я хочу ее поцеловать? Позволь напомнить, что мы в Англии – цивилизованной и даже чопорной стране. Здесь не принято ни с того ни с сего целовать дам. Здесь приходится соблюдать приличия.
Эндрю скептически воззрился на друга.
– С каких это пор ты стал таким приверженцем правил и приличий? Может, напомнить тебе, что случилось, когда ты в последний раз решил им следовать?
Бакари вздрогнул и замахал руками, бормоча какие-то заклинания.
– Плохо. Очень плохо, – проговорил он наконец, тряся головой.
Филипп откинул со лба волосы.
– Нет, не надо мне напоминать. Да, не вышло ничего хорошего.
– Очень плохо, – настаивал Бакари.
– Я, черт возьми, чуть не утонул, потому что ты упорно настаивал, что мы должны переплыть реку точно так, как это делали в древности – в дурацком, чертовски неустойчивом каноэ, – мрачно заявил Эндрю, совершенно проигнорировав слова Филиппа о том, что "не надо напоминать".
– Да ты, черт возьми, должен был сказать мне, что не умеешь плавать! До того, как мы отплыли от берега. А потом, разве не я тебя спас? Позволь напомнить тебе, что при этом ты так колотил руками и ногами, что я получал весьма чувствительные удары, в частности по очень нежным частям тела.
– Не стану спорить, – признался Эндрю, – но ты их заслужил. Это происшествие стоило мне нескольких лет жизни.
– И ничего бы не случилось, если бы ты сразу сказал мне правду.
– Ну, мужчины, как правило, не кричат направо и налево о том, что они не умеют плавать, – возразил Эндрю, – а не случиться оно могло бы, если бы ты не требовал, чтобы мы пересекли реку, строго соблюдая античные правила. – Он прищурился. – И не пытайся сменить тему. Я знаю, что ты не поцеловал ее, потому что, как я уже говорил, я читаю тебя, как открытую книгу. Если бы ты это сделал, ты не выглядел бы таким разочарованным. И во-вторых, то, что ты этого хотел, тоже написано у тебя на лице.
Бакари фыркнул и кашлянул.
Филипп стиснул зубы. Как, черт возьми, неприятно, что Эндрю прав! Он ведь и правда хотел поцеловать ее. Даже очень хотел. Почему же он этого не сделал? В конце концов, это просто поцелуй. Но Филипп прекрасно знал почему. Какой-то инстинкт подсказал ему, что ничего "простого" в таком поцелуе не будет.
– А ты бы, конечно, поцеловал?
– Да, – твердо ответил Эндрю, не обращая внимания на его угрожающую интонацию. – Если бы женщина мне нравилась и представилась такая возможность, то, конечно, поцеловал бы.
– А то, что я вскоре – надеюсь – должен жениться на другой женщине, тебя не смущает?
– Ты ведь еще не женат, – пожал плечами Эндрю, – и не поцеловал ее ты не по этой причине.
– Знаешь, – сказал Филипп, прищурившись, – мне кажется, какое-то судно отправляется в Америку завтра утром.
На Эндрю это заявление не произвело никакого впечатления.
– Нравится девушка – надо целовать девушку, – неожиданно изрек Бакари. – Девушка, может, тоже хочет. – И низко поклонившись, исчез из прихожей, неслышно ступая по мраморному полу своими мягкими кожаными шлепанцами.
Девушка, может, тоже хочет! Черт возьми! Бакари обычно произносил около десяти слов в месяц. Значит, в сентябре он уже выполнил свою норму. Ну и отлично! Филипп не жаждал услышать что-нибудь еще.
Он повернулся к Эндрю:
– Попробуй только сказать что-нибудь.
– И не собираюсь, Бакари уже все сказал. И использовал при этом совсем немного слов. Редкий талант, ты не находишь?
– Тебе его явно не хватает.
– Как скажешь! Я отправляюсь спать. – Он пошел наверх, но на площадке обернулся и, дурачась, отдал Филиппу честь: – Желаю тебе сладких снов, мой милый.
Да уж, сладкие сны! Судя по тому, как напряжено тело и беспорядочны мысли, сна в ближайшем будущем ждать не приходится. Решив, что глоток бренди ему не помешает, Филипп зашел в свой кабинет и плеснул в бокал золотистого напитка. Он уже подносил его к губам, когда его взгляд упал на письменный стол. Рука застыла в воздухе. Филипп не верил своим глазам.
Один из журналов с записями лежал, раскрытый посередине стола, несколько других угрожающе громоздились на самом краю. Филипп был уверен, что не мог оставить их так – он слишком ими дорожил. Поставив бокал на буфет, он подошел поближе.
Журнал был открыт на странице, покрытой зарисовками иероглифов и чертежом гробницы, найденной под Александрией. Он внимательно осмотрел его, не нашел никаких повреждений и поставил обратно на полку.
Филипп задумчиво хмурил брови. Неужели кто-то из слуг рылся в его вещах? Должно быть, так, потому что ни Эндрю, ни Бакари ни за что бы не притронулись к журналам без его разрешения и обязательно вернули бы их на место.
Но зачем слугам понадобилось это делать? Вероятно, из любопытства. Это можно понять, но завтра утром придется разыскать виновника и разобраться в происшествии. Дело было не только в том, что он не любил, когда роются в его вещах. Дело в том, что для него эти журналы были бесценны, и он не хотел, чтобы они потерялись или были повреждены из-за чьего-то любопытства.
Филипп взял стопку остальных журналов, собираясь вернуть их на полку, но неожиданно заметил лежавший под ними листок бумаги, написанный торопливым незнакомым почерком. Он с удивлением поднял его и прочитал:
"Ты будешь страдать".
Филипп нахмурился и потрогал буквы пальцем. Чернила еще не высохли.
Записка была написана недавно, совсем недавно. Но кто написал ее? Кто-то из домашних? Или в особняк проник посторонний? Он быстро подошел к большому французскому окну и подергал за ручку. Окно оказалось закрытым. Каким образом можно попасть в дом? Странно, что ни Эндрю, ни Бакари, ни, очевидно, другие слуги никого не заметили. Он вспомнил, что Бакари не было внизу, когда он вернулся домой – тот занимался собакой, а входная дверь не была заперта. Филипп провел рукой по лицу. На сколько времени Бакари оставил ее без присмотра? Черт возьми, в дом мог зайти кто угодно. Если он уже не находился в нем...
Филипп еще раз прочитал записку: "Ты будешь страдать".
Что за дьявол ее написал? И зачем?
Дрожащая рука поднесла бокал с бренди к губам. "Еле успел. Еще немного, и все бы пропало. Теперь придется быть осторожнее". От глотка крепкого напитка стало тепло. Еще несколько глотков, и рука перестала дрожать. Теперь она сжимала кинжал. В холодной блестящей поверхности отражалось пламя свечи.
"Твое слишком быстрое возвращение помешало мне, Грейборн. Но я все равно найду то, что ищу. И когда это произойдет – твоя жизнь будет кончена".
Глава 7
"Лондон таймс"