В дверях стояла краснощекая служанка, прижав огромный кувшин к груди.
- Я постучала, милорд! Миссис Карслейк сказала, что вы уже встали… - Она закусила губу, почувствовав, что сказала что-то не так.
Он стоял перед ней совершенно голый, и достаточно одного взгляда, чтобы убедиться, что у него сильнейшая эрекция.
Они оба замерли на мгновение. Потом служанка отвела глаза, бросилась к умывальнику и так же быстро вернулась к двери. Однако возле двери она чуть замедлила шаг. Ее глаза скользнули по его телу.
- Может быть, вам желательно еще что-нибудь, милорд?
Он затаил дыхание, почувствовав, как взыграли самые низменные инстинкты. Служанка явно была готова на все услуги. И хотя она была некрасивой и толстошеей, это, видимо, не имело значения.
- Нет, - с усилием сказал он. - Это все, что мне нужно.
Дверь закрылась, и он закрыл глаза, пытаясь взять себя в руки. Не хватает, черт возьми, только начать использовать служанку для удовлетворения своих потребностей.
Правда, он понимал, что настоящая причина, по которой он отклонил предложение служанки, заключается не в этом. Ему не позволила это сделать мысль о том, как отреагирует Сьюзен, когда узнает об этом.
Сьюзен была на кухне и наблюдала, как Эллен обжаривает кусочки хлеба, когда вбежала Дидди Хаулок.
- Он был голый. Абсолютно голый! И при этом в полной готовности!
Пять женщин, молодых и старых, находившихся в кухне, оживились. Послышались смех и восклицания.
- И ты оставила его в таком состоянии, Дидди? - сказала миссис Горленд, кухарка средних лет, которая не жила в доме, а ежедневно приходила на работу. - Упустила такой удачный случай!
Дидди хихикнула:
- Я ему предложила. Я не возражала бы прижить ребенка от графа. Возможно, он обеспечил бы меня на всю жизнь, а этот граф, судя по всему, в состоянии сделать ребенка.
Сьюзен сдержала резкие слова, рвавшиеся с языка, потому что боялась выдать себя. Если дать малейший повод, то кто-нибудь из местных жителей непременно вспомнит, что когда-то они с Коном были… тем, чем были.
Друзьями. Они были друзьями.
Люди вспомнят о встрече Кона с Капитаном Дрейком в "Георгии и драконе". Никто не знал, о чем они говорили, но многие догадывались. Большинство полагало, что это была юношеская любовь, хотя, кажется, никто не догадывался, что они зашли так далеко, как зашли.
Да и кому бы такое пришло в голову? Юная леди из поместья, пусть даже она незаконнорожденный ребенок, и молодой джентльмен из Сомерфорд-Корта. Простые люди почему-то упорно считали, что у знатных людей плотские желания не так сильны, как у них, даже если, например, отношения между леди Бел и Мэлом Клистом свидетельствовали о другом. Или, скажем, если вспомнить старого графа, который тащил в свою постель любую более или менее молодую женщину, которая изъявляла готовность.
Люди скоро поймут, что новым графом стал Кон Сомер-форд, тот самый парнишка, который околачивался в деревне, буквально впитывая каждую историю, которую рассказывали, и который часами лазал по скалам вместе с мисс Сьюзен. Он производил хорошее впечатление, и люди в деревне еще многие годы, буквально сводя ее с ума, говорили о нем "этот ваш молодой человек, мисс Сьюзен".
Это может начаться снова. Кто бы мог подумать, что новым графом станет "этот ваш молодой человек, мисс Сьюзен"?
Как она сможет это вынести?
Вокруг нее женщины болтали, посмеивались, вспоминая голого графа, а ей вспомнилось, как он смотрел на нее из окна. Она была уверена, что на нем были надеты подштанники, но теперь она понимала, что он был абсолютно голый. Вопреки всякой логике она почему-то смутилась, вспомнив об этом.
Вернее, возбудилась.
- У него такое красивое тело, - рассказывала Дидди, довольная тем, что оказалась в центре внимания. - Мощная мускулатура и никаких безобразных шрамов.
Да, думала Сьюзен, гибкое юношеское тело возмужало и закалилось, превратившись в великолепное мужское тело с широкими плечами и хорошо развитой мускулатурой.
Никаких безобразных шрамов… Разве были шрамы?
Конечно, были.
- Только на груди татуировка, - продолжала Дидди. - Лично мне татуировки не нравятся.
Значит, когда он стоял у окна, она заметила не тень, упавшую на грудь.
- Там изображен дракон. Не такой, как китайские. Те мне даже нравятся, - сказала Дидди. - Вспомнила! Этот похож на дракона в комнате святого Георгия. Такое страшное старое чудище. Обвилось кольцами прямо вокруг его… - Дидди обвела рукой вокруг своей правой груди.
Сьюзен почувствовала запах горелого и резко обернулась. Эллен, раскрыв рот, смотрела на Дидди.
- Хлеб подгорает! - сердито сказала Сьюзен, хлопнув девчонку по затылку и сразу же пожалев об этом.
Эллен заплакала и, выбросив подгорелый кусок, взяла новый.
- Извините меня, мэм.
Сьюзен почти не спала прошлой ночью: сначала хотела убедиться, что контрабандные товары благополучно припрятаны в подвалах, а потом не давали заснуть мысли о Коне. Но не следовало вымещать зло на бедняжке Эллен.
Сьюзен погладила ее по голове:
- Извини. Но смотри за хлебом, а не на сиськи Дидди. - Она обернулась к остальным женщинам. - Довольно этих бесстыдных разговоров. Теперь это приличный дом. И никаких безнравственных поступков, слышите?
Все поспешили заняться своим делом, только Дидди добавила:
- Он ведь граф Уайверн, не так ли? И он не пропустил мимо ушей мое предложение. Я сама видела. Вот.
Сьюзен была уверена, что так оно и было. Дидди была некрасивой, но у нее было зрелое тело, большие груди, гостеприимные округлые бедра. Ухажеров у нее было предостаточно, и то, что она до сих пор не вышла замуж, объяснялось лишь ее желанием получше устроиться в жизни.
Но не поступок Дидди привел Сьюзен в такое смятенное состояние и дурное настроение. И не усталость.
- Одному Богу известно, почему граф так рано проснулся, - сказала она. - Но наше дело приготовить ему хороший завтрак. Так что принимайтесь-ка за работу.
Сьюзен ушла в свою комнату и некоторое время сидела задумавшись, обхватив себя руками.
Не мысль о Коне с Дидди вывела ее из равновесия.
Дракон.
Если Кон Сомерфорд вытатуировал на груди изображение дракона, как на большой картине в комнатах святого Георгия, то в этом виновата одна она.
Глава 5
Они разговаривали о его имени - Джордж, или библейское Георгий, - и о том, почему он им не пользуется. Он рассказал ей о двух Джорджах, своих друзьях, и о том, почему они выбрали для себя имена Ван и Хоук.
Все трое родились примерно в то время, когда французы бросили в тюрьму своего короля, и их родители из монархических побуждений назвали при крещении своих сыновей Георгиями. Их семьи жили поблизости друг от друга, и мальчики, подрастая, стали близкими друзьями, поэтому их одинаковые имена часто вызывали путаницу.
В конце концов они решили исправить положение. Все они хотели быть Георгиями, но не в честь короля Георга, а в честь святого, победившего дракона. В их понимании дракон был воплощением всего зла, существующего в мире, а святой Георгий - идеальным героем, образцом для подражания. Сначала они хотели бросить жребий, но потом решили, что если уж они не могут все быть Георгиями, то пусть никто им не будет. И придумали себе новые имена.
Джордж Вандеймен стал Ваном, Джордж Хоукинвилл - Хоуком, только Джордж Сомерфорд заупрямился, отказавшись называться каким-то девчоночьим именем Сомер, взял себе вместо него уменьшительное от своего второго имени Коннот и стал называться Кон.
Она с завистью слушала его рассказы о близких друзьях. Сама она росла в поместье Карслейк, и подругами у нее были кузины, потому что никаких других подходящих юных леди в округе не было. Ее кузины, хотя и очень милые девочки, не разделяли ее врожденной склонности к приключениям. В этом отношении ей больше подходил Дэвид, но он был ее братом, к тому же на два года моложе ее.
Кон стал ее первым настоящим другом. И она представляла себе, что его друзья являются также и ее друзьями. Джорджи, как называл их Кон. Иногда он называл свою компанию триумвиратом: Кон, Ван и Хоук.
У него также были друзья в "Компании шалопаев" из школы Харроу, в которую входили двенадцать человек, объедипившихся под предводительством мальчика по имени Николас Делении, чтобы защищаться от хулиганов, а также придумывать всякие остроумные проделки.
В целом у него было четырнадцать друзей.
Такого богатства она себе и представить не могла.
Однако теперь воспоминания омрачались этой татуировкой.
Кон любил историю о святом Георгии и драконе, как и все прочие истории о драконах, которые рассказывали в Крэг-Уайверне. И хотя он был весьма невысокого мнения о девонских Сомерфордах, его глубоко волновала кровная связь с возможным убийством дракона. Его вместе с братом поместили в Скандинавских комнатах, но, едва узнав о существовании комнат Святого Георгия, он стал просить, чтобы его переселили туда.
Однажды он тайком провел ее в Крэг-Уайверн, и они поднялись в его комнату, чтобы рассмотреть как следует картину на стене. Как ни странно, тот факт, что они находятся вдвоем в его спальне, ничуть не смущал их. Шел седьмой день их знакомства, и только потом все переменилось.
- Тебе не кажется, что Георгий похож на меня? - спросил он, с надеждой заглядывая в ее глаза.
Она посмотрела на святого, однако под доспехами, развевавшимся красным плащом и большим шлемом, украшенным гербом, было очень трудно его разглядеть. Но она понимала, что, как друг, она должна поддержать его.
- Да, похож, - сказала она. - У него твой квадратный подбородок. И совсем такие же, как у тебя, высокие скулы.
- Пусть даже я Кон, - сказал он, - но в сердце я Георгий, защитник слабых и немощных. Если тебе будет что-нибудь угрожать, Сьюзен, я защищу тебя.
- Я не слабая и немощная! - запротестовала она с возмущением, при воспоминании о котором у Сьюзен нынешней появилась на губах кривая улыбка.
Он смутился, принялся извиняться, и в конце концов они снова выбежали из дома туда, где все проблемы казались значительно проще.
Она чувствовала, что он хочет, чтобы она называла его Георгием, но ей казалось, что это имя почему-то ему не подходит. Он был Коном, надежным, веселым и красивым Коном. Однако она помнила, что после того, как они отдались друг другу, она сказала: "Мой Георгий", а он поцеловал ее и сказал: "Твой навсегда".
Она отлично помнила тот момент - безупречный, как бриллиант в золотой оправе. Она лежала в его объятиях в теплой тени утеса, кричали чайки, о ближайшие скалы ласково плескались волны.
Ей было хорошо не только благодаря тому, что они только что сделали. Просто она нашла того человека, с которым будет всю жизнь и с которым никогда не захочет расстаться.
Она понимала, что расстаться им все же придется. Они были слишком молоды. Люди заставят их подождать. Но они все равно соединены навеки. И последним великолепным штрихом в этой картине будущего было то, что ее святой Георгий, ее герой, ее друг станет однажды графом Уайверном.
А она станет леди Уайверн, королевой всего, что их окружает.
Ей и в голову не приходило, что Кон - всего лишь младший сын. Он был такого же роста, как брат, только сильнее и энергичнее, чем он. Фред Сомерфорд был к тому же очень застенчивым и становился разговорчивым только тогда, когда речь заходила о кораблях.
Итак, влюбившись в Кона, она одновременно влюбилась и в картину безоблачного будущего, которую она нарисовала в своем воображении.
Она больше не будет незаконнорожденной дочерью леди Бел, которой без конца напоминают, как добры сэр Натаниэл и леди Карслейк, которые относятся к ее детям как к членам своей семьи.
Она больше не будет человеком, который занимает не свое место.
Она будет графиней Уайверн.
Уж тогда она утрет нос всем тем, кто обращался с ней и Дэвидом как с не вполне полноправными членами местного общества, кто не разрешал своим детям проводить время в их компании, кто постоянно следил за каждым их промахом, чтобы уличить в плохом поведении.
Она будет графиней Уайверн. Вот тогда каждому придется любезно раскланиваться и улыбаться ей. Дэвида она тоже сделает респектабельным членом общества, чтобы он мог бывать где угодно и делать что угодно. Например, жениться на богатой наследнице Самому стать, если захочет, лордом. Уважаемым лордом.
Больше никто и никогда не сможет смотреть на них сверху вниз.
И она лежала в его объятиях, уверенная, что все идет так, как надо.
- Я не знаю, когда вернусь, - сказал он, поглаживая ее тело с таким видом, будто оно скрывало в себе волшебную тайну.
Она смотрела на него так же. То, что между ними произошло, причинило небольшую боль, тем не менее это было так чудесно, что она и представить себе не могла, и ей очень хотелось сделать это еще раз.
Была опасность зачать от него ребенка, но если бы это случилось, то было бы не так уж и плохо. Им пришлось бы сразу же пожениться.
- Постарайся вернуться поскорее, - сказала она, выводя пальцем узор на песке, приставшем к его груди.
- Возможно, придется задержаться на целый год. Не знаю, как я это вынесу.
- На год? - Она взглянула ему в лицо. - Ты можешь попросить, чтобы разрешили вернуться поскорее.
- По какой причине?
Она поцеловала его:
- Чтобы увидеться со мной.
Он улыбнулся:
- Не думаю, что кто-нибудь признает это уважительной причиной. Скажут, что мы слишком молоды.
- Скажи, что хочешь получше узнать все, что касается твоего будущего землевладения.
- Это не мое землевладение, оно принадлежит Фреду.
Она даже сейчас помнила то ощущение: ее словно окатили ледяной водой.
- Но он моложе тебя, - запротестовала она, хотя уже поняла, что это глупо и что он не будет лгать о таких вещах.
- Возможно, он выглядит моложе, но он на тринадцать месяцев старше меня. Ты жалеешь, что наследник не я? - поддразнивая, сказал он, уверенный, что она рассмеется и примется оправдываться.
Но ее начал трясти озноб, как будто они из жаркого августа неожиданно попали в холодный ноябрь. И это было не только потому, что он никогда не станет владельцем Крэг-Уайверна и что он младший сын и никогда не будет лордом. Он, как и она, ни на что не имел здесь права, был посторонним.
Если она выйдет за него замуж, ей придется следовать за ним либо вместе с армией, либо из прихода в приход как супруге викария, а она больше всего на свете хотела укрепиться на этой земле, по праву занимать здесь свое место.
Сьюзен отдала Кону свою девственность, чтобы приковать его к себе. Она его соблазнила. Нельзя сказать, что он сопротивлялся, однако он никогда бы этого не сделал, если бы она не проявила инициативу. Она сделала это, чтобы наконец утвердиться здесь, а вместо этого совершила такой необдуманный поступок, словно пустилась в открытое море без руля и без ветрил.
А что, если она забеременела?
Сейчас, оглядываясь назад, Сьюзен не могла понять ту девочку. Почему она не почувствовала тогда, что с Коном ее место в жизни, ее безопасность, ее стабильность? Возможно, ее обманывал его мягкий характер, его способность просто радоваться жизни, и она боялась, что на него нельзя положиться?
Если так, то она тогда сильно недооценивала то, что скрывалось в нем под этой внешней мягкостью.
Но ей тогда было всего пятнадцать лет. А какая пятнадцатилетняя девчонка способна судить о таких вещах? Однако многие вот так же ломают себе жизнь по собственной глупости.
Неудивительно, что родители защищают своих отпрысков с самой их юности.
У него вытянулось лицо, и в глазах больше не было радостной уверенности. Ей хотелось поцеловать его, сказать, что для нее не имеет значения, наследник он или нет. Она отчетливо понимала это. Но понимала и то чувство, которое раздирало ее на две части: часть, которая любит Кона Сомерфорда, и часть, которая все поставила на карту для того, чтобы стать графиней Уайверн. Схватив сорочку, чтобы прикрыть наготу, она резко отодвинулась от него.
- Да, мне жаль, что ты не старший брат. Я хочу быть графиней. На меньшее я не согласна. - Она даже попыталась извиниться.
И сейчас, одиннадцать лет спустя, Сьюзен поморщилась, вспомнив, как глупо прозвучало это извинение.
А он сидел на песке голый, прекрасный, ошеломленный ее предательством. И она даже попыталась утешить его:
- Если подумаешь хорошенько, то будешь, наверное, рад. Зачем тебе связывать судьбу с незаконнорожденной дочерью контрабандиста и шлюхи?
Это была ошибка. Она увидела в его глазах проблеск надежды. Он хотел возразить, и она, схватив свою одежду, бросилась от него прочь, успев крикнуть:
- Я не хочу больше видеть тебя! Никогда больше не заговаривай со мной!
И он подчинился.
Если бы он пошел тогда за ней или попытался встретиться в оставшиеся несколько дней, она бы, возможно, пришла в себя. Но будучи Коном, он принял ее слова за чистую монету, и до прошлой ночи она не видела его и не разговаривала с ним.
Ее сердце было разбито, но, как ни странно, это укрепило ее волю. Ее мать, следуя велениям сердца и плотским желаниям, вступила в греховный союз, из-за чего возникли все проблемы Сьюзен. Леди Бел могла бы хорошо выйти замуж. За ней ухаживала половина графства, включая самого графа.
Но она послушалась своего глупого сердца и предпочла всем владельца таверны в рыбацкой деревушке. И пусть даже Мэл Клист был Капитаном Дрейком, это не придавало их безнравственной связи респектабельности в глазах окружающих.
Оглядываясь назад, Сьюзен поражалась стальной воле той пятнадцатилетней девочки, способной подавить все свои инстинкты, чтобы добиться поставленной цели и стать знатной леди, а не объектом благотворительности.
Зажав рот рукой, Сьюзен проглотила слезы. Она-то надеялась, что все давным-давно забылось, ан нет!
Та, пятнадцатилетняя, пыталась безжалостно выкорчевать Кона из своей памяти. С годами пришла мудрость, потом сожаление, но она все еще прилагала усилия, пытаясь его забыть. Но что сделано, то сделано, хотя временами ей казалось, что она может истечь кровью, если позволит себе думать об этом.
Ей следовало бы давно смириться с тем, что это не сработало. В течение одиннадцати лет каждый камешек, каждое растение, каждое насекомое напоминали ей о нем. Бывать в Ирландской бухте было невыносимо. И она с тех пор никогда не заглядывала туда.
Сьюзен думала, что ей удастся глубоко похоронить свои воспоминания, но оказалось, что это не так. Тогда она позволила двоим мужчинам соблазнить себя исключительно для того, чтобы изгнать из своего тела воспоминания о Коне. Это тоже не сработало. Не помог даже такой опытный распутник, как лорд Райвенгем, доставивший ей удовольствие, которого она ожидала, но так и не сумевший заставить ее забыть сладость неуклюжей близости с Коном.
Стремясь к достижению своей цели, она даже пыталась привлечь внимание Фреда, старшего брата Кона. Променяв рай на Крэг-Уайверн, она так или иначе должна была заполучить его, иначе все ее жертвы были бы напрасны.
Теперь, оглядываясь назад, она благодарила Бога за то, что Фред Сомерфорд даже не думал о женитьбе. Трудно представить себе, как бы она встретилась теперь с Коном в качестве его невестки.