– Так я и думал. И не у всех женщин в твоем краю кожа белая-белая, словно свежевыпавший снег у нас в Вестфольде, а?
– Не у всех, но кое у кого – да, стоит лишь присмотреться, только вам, викингам, не до того, когда вы устраиваете очередной набег, убиваете и крадете все, что попадется вам под руку, в том числе и людей. Меррик пропустил упрек мимо ушей и ответил:
– Значит, ты не похожа даже на людей своего племени. Мне следовало догадаться об этом. Рыжие волосы и ярко-белая кожа – разве это не проклятие, которое христианский бес насылает на женщину, не кара божья?
– Боги и бесы тут ни при чем, – сказала она, и в ее голосе вновь послышалась боль, тупая усталость и что-то еще – Меррику показалось: это ненависть, приглушенная, затаившаяся, но настолько сроднившаяся с душой Ларен, что она не покинет ее до самой смерти.
Меррик опять нахмурился и спросил уже серьезно:
– Хлеба еще хочешь?
– Нет, но Таби всегда голоден, ему нужно есть больше, чем мне. Он наверняка будет рад хлебу.
– Клив присмотрит за мальчиком, они оба, он и Олег – тот человек, которого ты укусила, – позаботятся о нем. Они будут пичкать его, пока не раскормят, как индюка. Еды хватит и ему и тебе, голодать вы не будете.
– А потом ты продашь его?
– Вряд ли я выручу много денег за Таби. – Меррик отвечал мягко, хотя он уже почувствовал обиду. Почему она не верит ему? Он только что спас ей жизнь. – Маленький мальчик стоит дешево. Однако, возможно, и вправду имеет смысл его продать.
– Я заплачу тебе выкуп за нас. И за Клива тоже.
– Где же ты припрятала серебро? – усмехнулся он. – По-моему, я вымыл тебя на совесть, а сокровища не обнаружил. Ларен застыла.
– Ты и себя выкупишь?
– Да, я заплачу за нас троих. Меррик рассмеялся, дивясь ее отваге:
– Ты лежишь тут, распластавшись на брюхе, у тебя нет ни одной тряпки, которой ты могла бы укрыться, кроме того, что дал тебе я и мои люди. Я набил едой твой тощий живот. Все, что у тебя есть сейчас.., даже чистые волосы и чистая кожа получены от меня. Без меня ты бы не смогла вернуться к Таби. Хоть бы научилась держать язык за зубами, тебе же будет лучше.
Ларен надолго умолкла. Меррик поднялся, вышел из шатра, выплеснул грязную воду и вышвырнул лохмотья Ларен. Небось даже лесные звери не польстятся на вонючие тряпки. Вернувшись, Меррик вытянулся на спине рядом с девушкой, задул свечу, и палатка погрузилась во тьму.
– Ты прав, – сказала она и больше ничего не добавила, отвернулась от Меррика и заснула.
Меррик не мог уснуть до самого рассвета. Прав – насчет чего? Или она согласилась, что ей и в самом деле стоит иногда придерживать свой длинный язык? Меррик очень сомневался, что Ларен это под силу.
* * *
Олег окликнул его:
– Меррик, Эллер что-то учуял!
Меррик полностью полагался на чуткий нос Эллера. Через мгновение гребцы уже спешили со всеми своими пожитками к ладье. Меррик натянул штаны на худые ноги девушки, продел голову Ларен в рубаху и понес ее к судну на руках. Еще минута, и мужчины уже выталкивали ладью на стремнину, запрыгивали в нее через борт. Полсотни дикарей выбежали на узкую отмель, вопя, потрясая копьями и обломками скал. Одно копье, просвистев в воздухе, воткнулось в деревянную скамью, едва не задев старого Фиррена, но тот даже не шелохнулся, не отнял руки от кормила.
– Вот как, – только и буркнул он, сплюнув через борт в сторону берега.
– Можно одних перебить, а других захватить в плен, – размечтался Олег.
– Много пользы от таких рабов! – возразил Меррик. – Почти всех придется убить, никто не захочет покупать таких дикарей.
Олег прикрыл глаза рукой от слепившего его солнца:
– Пожалуй, ты говоришь верно.
Тут Таби сбоку подобрался к Олегу и уставился на викинга невинными детскими глазами. Меррик наблюдал, как странно меняется выражение лица Олега. Наконец его старый друг вздохнул и усадил малыша себе на колени. Оборвав беседу, Олег склонился над веслом.
Вскоре вопли затихли, и низкорослые человечки в звериных шкурах, скакавшие на берегу, оравшие, изрыгавшие проклятия на неведомом наречии, скрылись из виду.
Меррик поглядел на девушку. Она крепко спала и не очнулась даже тогда, когда Меррик торопливо одел ее, перебросил через плечо и бегом отнес в лодку. У нее такая белая кожа, солнце, наверное, обжигает ее. Меррик нагнулся Над Ларен, пытаясь укрыть девушку своей тенью, но это, конечно, вряд ли поможет.
Клив молча протянул Меррику некое сооружение из деревянного кольца и старой рубахи – чтобы прикрыть голову Ларен.
Когда Ларен открыла глаза, Меррик уже держал хлеб наготове. Секунду назад она еще спала, и вот уже глядит на него, не шевелясь, не произнося ни звука.
– Ты как себя чувствуешь?
– Чистенькой.
– Еще бы, – ухмыльнулся он. – Помнишь, как я тебя отмывал?
Она кивнула. Меррик знал, что очень скоро услышит от Ларен в ответ по этому поводу еще какие-нибудь резкие, ехидные слова. Нет уж, придерживать свой язык она не станет. Меррик поспешно оторвал кусок лепешки и запихал его в приоткрытый рот Ларен.
– Я рад, что ты выжила, – сказал он, следя, как она жует. На лице Ларен отражалось блаженство, она даже прикрыла глаза.
Жаль, что лепешка уже черствая, хотя, судя по выражению лица девушки, этого не скажешь.
Меррик кормил се до тех пор, пока она не сказала:
– Больше не хочу. Даже странно, но я не могу проглотить ни единого кусочка, – Ларен вздохнула. – Я так долго голодала. Плотно набитое брюхо – это очень здорово. Спасибо тебе.
– На здоровье, – ответил он. – Хочешь еще поспать?
– Нет.
– Тогда прикрой глаза, потому что я собираюсь еще раз осмотреть твою спину и, возможно, снова вымыть тебя.
Ларен сердито посмотрела на него. Меррик знал, что она предпочла бы воспротивиться этой процедуре, но все же превозмогла себя и крепко сжала зубы. Чему-то она уже научилась. "Впрочем, – подумал Меррик, – стойкости этой девушке не занимать, иначе она бы не уцелела за годы рабства".
Меррик бережно перевернул Ларен на живот, уложив ее к себе на колени, высоко задрал рубаху. Оглянувшись, он убедился, что все люди сидят на веслах и никто не смотрит в его сторону. Зачерпнув воду из реки, Меррик взялся за дело. Самодельный головной убор свалился с макушки Ларен, но Меррик не стал подбирать его.
Как мог кто-то принимать ее за мальчишку? Волосы, рыжие, словно закат по осени над Вестфольдом, яркие, точно отрез алого шелка, который Меррику не удалось сторговать в Багдаде два года назад, неровными, обрубленными кудряшками вились вокруг лица и ниспадали на шею. "Хорошенькое личико, и совсем не мальчишеское", – усмехнулся Меррик. Но очень уж она тощая! Он все еще опасался, что девушка может умереть, не только из-за порки, полученной от Траско, а просто от истощения.
Вымыв Ларен спину, Меррик снова укрыл ее плащом Эллера, и девушка заснула. Меррик переложил ее на руки Кливу, а сам начал грести. Он чувствовал беспокойную потребность в движении. Таби по-прежнему сидел на коленях у Олега, и, взглянув на него, Меррик опять увидел на лице ребенка страх, хотя и немного приглушенный, и ему опять страстно захотелось прижать малыша к себе и оградить его от всех бед. С трудом улыбнувшись, Меррик проговорил:
– Твоя сестра заснула. Я еще раз вымыл ее и смазал спину целебной мазью. Лихорадка почти прошла.
Он надеялся, что все так и есть. Больше он ничего не мог сделать для Ларен. Кивнув мальчику, Меррик снова взялся за весла.
День был ясный и жаркий, мужчины мечтали о свежем ветерке. В полдень они подвели ладью поближе к берегу, чтобы отдохнуть и выпить эля из бочонка, который Роран спустил на веревке в речную воду, дабы охладить. Наступила полная тишина, только вода легонько плескалась у борта ладьи да негромко переговаривались мужчины. Они уже миновали Чернигов, оставалось полдня до Гнездово и Смоленска, где им предстояло покинуть Днепр – река уходила на восток. Тогда гребцы подплывут перед закатом к дальнему берегу, примерно на полпути между этими двумя городами, а с утра вытащат ладью на берег и переправят ее волоком в Двину. Путь волоком не слишком труден, земля там плоская, за десятилетия ее хорошо утрамбовали тысячи торговых кораблей. Викинги успели уже перебить или захватить в плен большинство дикарей, которые пытались напасть на их судно, однако какие-то племена еще обитали поблизости. Меррик, надеялся проскользнуть незамеченным, эти заботы были ему непривычны, поскольку прежде он очень любил подраться, но сейчас не хотел лишних хлопот, тревожась о малыше и девушке, оказавшихся на его попечении.
Ларен проснулась, зевнула и вновь увидела над собой лицо Меррика. Викинг, улыбаясь, сунул ей в рот кусок лепешки. Ларен молча принялась жевать, потом опять открыла рот, и Меррик кормил ее до тех пор, пока она, как и в прошлый раз, не покачала головой с кротким изумлением на лице. Тогда Меррик предложил ей холодного эля, чтобы запить хлеб. Вдруг Ларен сказала:
– Мне надо сойти на берег.
– Что?! – удивленно переспросил Меррик.
– Я хочу сойти на берег.
– Это невозможно. Там опасно. Нам надо еще три часа плыть на север, только тогда мы причалим к берегу и устроим лагерь на ночь.
– Значит, ты трус.
Меррик укоризненно покачал головой:
– Если б ты была мальчишкой, тебя бы давно уже убили. Ты даже и не помнишь, что осталась в живых только благодаря моему заступничеству.
Ларен вздрогнула – то ли от боли в спине, то ли от мысли, что она и впрямь в долгу у него.
Поглядев прямо в глаза Меррику, Ларен заявила:
– Мне нужно облегчиться. Меррик равнодушно ответил:
– Ты видела, как это делают мужчины. Конечно, для женщины все труднее, тем не менее тебе придется поступить точно так же, как они. Я заслоню тебя, чтобы ты чувствовала себя спокойно. Сделаем это сейчас?
Ларен кивнула. Когда она справила нужду, Меррик помог ей сесть рядом с ним:
– Все было не так уж страшно, верно?
– Ужасно, – ответила она, не глядя на него. – Это всегда было ужасно. Раньше я вовсе не могла вынести этого, мне казалось, что такой позор пережить невозможно. Потом поняла, что никому до этого и дела нет, разве что тем, кто глазеет нарочно, чтобы унизить рабов. Они подходят совсем близко, да еще, смеются. А когда я притворилась мальчиком, все стало гораздо сложнее. – Ларен вздохнула и неожиданно рассмеялась. – Я быстро научилась подражать мальчикам. Я поворачивалась спиной, руки держала вот так, и все думали – мальчишка струю пустил. Я притворялась, чтобы отвести подозрения.
– Как ты решилась переодеться мальчишкой?
– Женщиной быть слишком опасно. Я не хотела, чтобы меня насиловали. Мальчику легче.
– Только не в Киеве и не на юге, – возразил Меррик.
– Мне повезло, я на юг не попала, – холодно ответила Ларен.
Меррику показалось, что Ларен лжет.
– Если б я хотел унизить тебя, то не таким способом, – сказал он. – Я постарался заслонить тебя. Пока я ничего другого не могу для тебя сделать.
– Знаю.
– Как ты себя чувствуешь?
Она с удивлением прислушалась к себе:
– Намного лучше.
Ларен попыталась распрямить тонкие плечи, но, поморщившись, вновь опустила их.
– Ты еще не готова перебить всех своих врагов, – пошутил Меррик.
– , Еще нет.
Она явно отличалась от обычной рабыни, не только рыжими волосами и белой кожей, но и врожденной уверенностью в себе, надменностью, которую хозяева так и не вышибли из нее.
– Сколько тебе лет?
– Восемнадцать.
– А Таби?
– Скоро исполнится шесть.
– Давно вы попали в рабство?
– Два года назад – не помню точно. Какая разница? Тебе совершенно незачем знать об этом, не надо и спрашивать.
– Можешь не отвечать. Если б вы пробыли в рабстве больше двух лет, вы бы уже оба умерли, во всяком случае, Таби. Поразительно, что ты сумела так долго сохранять ему жизнь. Он совсем еще маленький. Где вы родились?
Ларен покачала головой:
– Мои родные места очень похожи на твою Норвегию. Однажды я вернусь туда – когда наступит пора возвратиться. Так оно и будет, викинг, я выкуплю у тебя нас троих, – Ларен с трудом перевела дыхание, – заплачу тебе за твою одежду, верну деньги, которые ты отдал за Таби и…
Так бы и ударил ее! Но Меррик лишь резко дернул Ларен за руку, вынуждая ее посмотреть ему прямо в лицо:
– Меня зовут Меррик. Научись обращаться ко мне по имени. И постарайся все-таки придерживать язык. Не удивляюсь, что Траско избил тебя. Верно, он не один хорошенько ободрал твою спину. Сколько еще хозяев били тебя?
Ларен снова покачала головой, по-прежнему открыто глядя в глаза Меррику:
– Только самая первая хозяйка. Потом я вела себя тише. Но добилась своего, она купила вместе со мной и Таби.
– Что ж твоя выучка отказала на этот раз? Или ты считаешь, у меня рука не поднимется поколотить тебя?
Ларен перевела взгляд, поверх левого плеча Меррика она смотрела теперь на Клива, который держал Таби за руку и о чем-то болтал с малышом.
– Ты не такой, как другие, – , отозвалась она, – нет, ты не мягкий человек, но другой. Я не боюсь тебя, во всяком случае, не думаю, чтобы ты мог избить меня или Таби.
– Тебе и не надо бояться меня, но ты должна меня слушаться.
Ларей отмахнулась от его слов:
– Ведь правда, ты совсем другой? Ты не собираешься продавать нас, или обижать, или отдать на забаву своим людям? Ты просто шутил, когда я в прошлый раз спросила тебя об этом?
– Я еще подумаю. Может быть, что-нибудь и подойдет мне. Надо подсчитать, сколько я могу за вас выручить, а потом обсудить этот вопрос и с Олегом – ты ведь ему чуть напрочь руку не отгрызла. В любом случае сперва я должен тебя откормить: ведь ни один мужчина не захочет покалечиться, улегшись в постель с женщиной, у которой костей куда больше, чем мяса.
Ларен ровным голосом ответила:
– Я прекрасно знаю, что мужчина способен улечься в постель с любой женщиной, лишь бы она не была трупом. Я превратилась в мальчишку после того, как один мужчина на моих глазах изнасиловал девочку. Сперва он ударил ее кулаком в лицо, так что кровь хлынула у нее изо рта и из носа, а потом сорвал с девочки одежду и набросился на бедняжку. Не знаю, осталась ли она в живых. Когда он оторвался от несчастной, та плавала в крови. Будь у меня нож, я бы его зарезала. Если ты продашь меня человеку, который захочет сотворить со мной что-нибудь подобное, я убью его.
– Тогда тебе стоит повежливей разговаривать со мной. – Меррик обрадовался, что Ларен не боится насилия с его стороны. Но должна же она понимать, что он мог бы овладеть ею в любой момент, стоило ему только захотеть, она же знает, что он может поступать с ней так, как ему заблагорассудится. Сколько раз в торговых поездках он получал на ночь девчонку: купцы, предоставлявшие ему этот товар, рассчитывали, что после этого он охотнее расстанется со своим серебром или дешевле продаст им драгоценности. Разве он насиловал этих девушек? Они не пытались бороться с ним, они не кричали, не плакали, он никогда не поднял руку ни на одну из них, никому не причинил боли. Или… Да ведь он ушел из дома киевского купца, когда увидел, как Траско мучает несчастную рабыню. Да, он сразу ушел прочь, ему это показалось омерзительным. Тем не менее рабыня обязана удовлетворять прихоти своего хозяина, разве не так? Меррик нахмурился, не доверяя собственным мыслям, опустил руку в холодную, свежую воду, вновь пытаясь понять, какого дьявола он похитил эту троицу из Киева. Наверное, его поразило безумие, какая-то необычная болезнь, которая скоро оставит его. Меррик сжал руку в кулак, сгреб немного воды, плеснул себе на лицо и на грудь.
– Почему ты так смотрел на меня на рынке?
Глава 5
Меррик не оглянулся на нее – он уставился на огромный парус, бившийся у него над головой. Приподняв руку, он ждал, пока ладонь просохнет, определяя заодно направление ветра. Самым равнодушным тоном Меррик возразил:
– С чего ты взяла, что я как-то особенно смотрел на тебя?
– Но ведь так оно и было. Я почувствовала, что кто-то глядит на меня, оттого-то и подняла голову, а ты стоял прямо передо мной, словно тебя громом поразило, и глаз от меня не отводил.
Меррик пожал плечами:
– Что ж, это правда, не буду отрицать. Сам не знаю, как это произошло. Я просто увидел тебя и не мог уже отвернуться, а потом ты посмотрела на меня, и мне почудилось, что твой дух давно сломлен. Но тут внезапно глаза твои наполнились гневом и горечью, и тогда я уж и вовсе не мог уйти. Я не понимал, кто ты такая, и понапрасну ломал себе голову.
Ларен промолчала.
– А потом Таби. Это уж и вовсе странно. Я, в общем-то, довольно спокойно отношусь к детям. Но тут испытал какое-то необычное, глубокое чувство в тот миг, когда увидел его. Я не понимал этого тогда, не понимаю и сейчас, но я знал, что должен спасти Таби.
– Так вот почему ты пришел за мной! Все дело в Таби, это он нужен тебе, а меня ты решил украсть только ради него.
– Пожалуй, что так, хотя, как я уже сказал, с самого начала обратил внимание и на тебя.
– Ты скоро избавишься от этой нелепой привязанности к моему братику. Ты ведь мужчина, а мужчины не могут любить детей так, как их любят женщины. Вы, воины, гордитесь своими наследниками, если они проявляют мужскую доблесть, но любить их, заниматься ими, на это мужчина способен разве что на словах, в отличие от женщины.
– Ты умна не по летам, – ехидно возразил Меррик. Теперь он созерцал далекий берег, по-прежнему не желая встречаться взглядом со своей рабыней. – Возможно, именно так обстоит дело с мужчинами в твоей стране, хотя я не уверен: мужчины везде одинаковы. Мой отец любит меня и моих братьев, и я никогда не сомневался в его нежных чувствах. Он колотил нас, и хвалил, и учил, пока мы подрастали. Что касается моих чувств к Таби… Откуда тебе знать, что я за человек и каким стану через год или через пять лет.
– Он тебе не родной, в нем нет ни капли твоей крови. Я знаю, как это важно для мужчин. Как только ты вернешься домой, ты забудешь о Таби. А что скажет твоя жена, когда ты привезешь ей ребенка?
– У меня нет жены.
– Мужчина должен найти себе жену, чтобы она родила сыновей. Очень скоро у тебя будет невеста. Ты еще молод, хотя не слишком. Мужчины должны заводить детей, пока молоды, не то их семя утратит свою силу. Да, вскоре у тебя появится жена – и как она отнесется к Таби? Вполне возможно, что невзлюбит его. И потому, Меррик, ты должен позволить мне выкупить Таби прежде, чем покинешь его, прежде, чем твоя жена начнет обижать моего брата и ты решишь продать мальчика кому-нибудь еще.
– Ты сочиняешь сказки почище любого скальда, нисколько не заботясь об истине. По-моему, тебе пора оставить этот пустой разговор. У тебя нет денег, ты не можешь купить даже одежду, не говоря уж о трех рабах.
– Я могу раздобыть денег, я дам тебе столько серебра, сколько викинг вроде тебя не сумеет ни наторговать, ни даже украсть.
– Кажется, ты хочешь оскорбить меня, говоря о богатстве и выкупе? У тебя найдутся щедрые родители, родичи? Ты это имела в виду, когда сказала про гору серебра?
– Возможно.