Леда почувствовала, что вся радость после первого комплимента испарилась. Она надела вежливую улыбку.
- Леди Кэтрин? Я горжусь этой честью.
- Они все вас любят.
- Это очень льстит. Эшланды - прекрасная семья. Он медленно кивнул. После секундного раздумья сказал:
- Ей - восемнадцать.
- Да? Она очень милая девушка. Очень милая и достойная.
Из его глаз исчезло задушевное выражение. Он посмотрел на Леду взглядом, в котором теперь ясно читалась тревога.
- Я уверена, что у нее все будет хорошо. Она немного наивна, но знаю, что общество очень расположено по отношению к американским девушкам. Конечно, леди Кэтрин не американка, но девушка с… - Леда помедлила, подыскивая нужное выражение, - с американским образом мыслей и поведения. От них не требуется знания всех тонкостей этикета. Её семью ценят высоко, я убеждена, что вчера у королевы было не так уж много аудиенций, это лучшее свидетельство.
Эта точка зрения Леды как-то не прибавила ему уверенности. Он потер бровь и резко сказал:
- Мисс Этуаль, вы - женщина.
Леда насторожилась. Она сложила руки на коленях, пытаясь представить, как бы мисс Миртл прореагировала на такое прямолинейное утверждение.
- У вас есть опыт, знание этого мира, - продолжал он прежде, чем она успела что-либо сказать. - Вы видите… понимаете вещи, которые не всегда понятны мужчине. Вроде меня.
Чувствуя странную смесь облегчения, разочарования и удовольствия при мысли о том, что она кажется ему рассудительной, Леда сказала:
- Возможно, это так.
Мисс Миртл всегда говорила так. Она не признавала равенства полов. Женщины явно на ступеньку выше.
- У вас есть ручка и блокнот? - спросил он.
- О, - вздрогнула она, - как глупо с моей стороны! Извините!
Леда быстро пошла в библиотеку и вернулась с чернильной ручкой и чистым блокнотом. Она вновь села, стараясь незаметно успокоить дыхание после быстрой ходьбы, выжидающе посмотрела на него.
- Я хочу начать ухаживать за Кэй, - сказал он, как будто говорил о деловом письме. - Я хочу, чтобы вы помогли мне придумать, как это лучше сделать.
Леда растерялась. Она закрыла блокнот, который успела уже открыть.
- Извините, сэр, я не уверена, что правильно вас поняла.
Он посмотрел ей прямо в глаза:
- Вы все понимаете…
- Но уверяю… ухаживание… это все очень личное. Вы не должны делать это моей заботой.
- Я очень буду вам признателен, если вы согласитесь считать это частью своих забот. Я не очень-то хорошо знаю, как девушка желала бы, чтобы за ней ухаживали. Я не хочу допускать ошибок.
Он улыбнулся одной стороной рта. Леда выпрямилась на стуле.
- Я полагаю, что вы смеетесь надо мной, сэр.
Улыбка исчезла. Он отвернулся и стал рассматривать верхушки деревьев на противоположной стороне улицы. Когда он вновь повернул голову, то его глаза были холодные и напряженные.
- Я не смеюсь, уверяю вас.
Его мрачная сосредоточенность нервировала Леду. Ей казалось, что она видит, как ожила серебряная греческая статуя в сумерках мраморного зала. Леда прижалась к спинке стула.
- Мистер Джерард, - беспомощно сказала она, - я действительно не могу поверить, что джентльмен, подобный вам, не знает, как ухаживать за леди.
Его рука пробежала по пухлой поверхности софы. Он оперся на нее, как будто желая встать, но опустился обратно с гримасой боли.
- Я не знаю, а почему вы думаете, что я должен это знать?
- Вы не должны думать… я не хочу вас обидеть. Только… Вы очень красивый джентльмен…
Он посмотрел на нее так свирепо, что она не закончила.
- Ей все равно, как я выгляжу, благодарю бога, - прошептал он, как будто был горбуном на ступенях Собора Парижской Богоматери.
Леда подумала о том, все ли леди столь же слепы, сколь леди Кэтрин. Он был великолепен, даже когда погружался в мрачное раздумье, теребя свою повязку, - сам
Гэбриэль, которого вдруг осенили темные невидимые крылья печали.
- Это очень важно для меня, - сказал он неожиданно. - Я просто не знаю, с чего начать.
- А она знает о ваших намерениях?
- Конечно, нет. Она слишком молода и относится ко мне, как к брату.
Леда позволила себе криво усмехнуться:
- Скорее, как к дяде, мне кажется.
- Вы считаете, я слишком стар для нее? - глухо спросил он.
Ручка Леды начала что-то чертить во вновь открытом блокноте.
- Нет, сэр. Конечно, нет.
- Мне еще нет тридцати. Я точно не знаю. Двадцать семь или двадцать восемь.
Она закусила губу, ее голова все еще склонялась над страницей.
- Я не думаю, что это важно.
- Я бы подождал, пока она станет старой, но боюсь… - неожиданно он не закончил фразы и забарабанил пальцами по софе. - Но ей достаточно лет, чтобы ею мог заинтересоваться один из этих чертовых английских лордов.
Леда скривила губы.
- Я уверена, что вам не стоит прибегать к грубому языку в ее присутствии. Простите!
- Простите!
Он встретился с ней глазами и тут же отвернулся, не желая выдать готовое выплеснуться чувство.
Леде начало казаться, что он боится ее, а не этих абстрактных английских лордов. Нет, эту беседу трудно назвать нормальной - он смотрел на Леду только урывками, и каждый раз, когда встречал ее взгляд, на его лице читалось все более сильное напряжение. Смущение? Конечно, сама тема того заслуживает, но было еще что-то - непонятное, неопределенное. Леда ощущала некоторую болезненность, ее пальцы начали подрагивать. Она капнула чернилами на страницу, и чем быстрее расползалась клякса, тем ниже склонялась ее голова.
Установилась напряженная тишина, полная тайны и неясных догадок.
- - Она - наследница, - сказал он слабым голосом словно желая восстановить нить беседы.
Леди Кэтрин. Они говорили о леди Кэтрин. Конечно.
Леда сказала:
- Думаю, что это так.
Она набралась мужества посмотреть на него. Но он следил за ее руками, за кляксой, стоило ей поднять голову, он отвел глаза, подобрав газету, которая лежала на полу, расправил ее на колене.
- Я хочу, чтобы вы кое-что записали. Он сложил газету и отложил ее, предварительно скользнув по заголовкам, как будто ища ответ на свой вопрос. Леда заняла позицию секретаря. Она надеялась, что о не будет диктовать быстро.
- Что первое вы порекомендуете? - спросил он.
- Относительно леди Кэтрин?
- Да, - он смял газету. - О чем же еще я могу спрашивать?
- Ну… я даже не знаю, мистер Джерард.
- Я полагаю, вы мало еще ее знаете. И вряд ли что-то можете сказать о ее вкусах. Я знаю ее с самого детства, и то как-то не очень ориентируюсь.
Он вновь разложил газету, потом свернул ее в трубочку.
Леда ничего не сказала. Вся эта тема не нравилась ей.
Мистер Джерард продолжал вертеть газету в руках,
- А как бы вы хотели, чтобы за вами ухаживали, мисс
Этуаль?
Леда внезапно почувствовала слабость. В растерянности она уставилась на блокнот, не в силах скрыть волнение.
- Я тоже не знаю, - быстро сказала она, стараясь унять дрожь в голосе.
- У вас нет ни малейшего предположения? Тоща давайте по-другому. А как бы вы не хотели, чтобы за вами ухаживали?
Она замигала глазами. Сержант Мак-Дональд, его смущенное лицо - все красное, несчастное, беспомощное - глянуло со страницы блокнота.
- Я не хотела бы, чтобы спокойно относились к тому, как меня унижают…
Она думала, что он рассмеется или посчитает, что она сошла с ума.
- Понимаю, - медленно сказал он.
- Извините, это, наверное, не к месту?
Она выпрямилась, стараясь не выглядеть смущенной. Затем взяла ручку твердыми пальцами и написала дату и время на странице блокнота.
- Я думаю, что приличие требует, чтобы вы спросили отца леди Кэтрин, как он отнесется к вашим намерениям. Если вы еще этого не сделали. Мне записать эту мысль?
Он потянулся за костылем, встал и, чуть покачиваясь, подошел к большому окну.
- Я никогда не позволю, чтобы ее обижали. Никогда. Я хотел бы, чтобы она это знала. Вы думаете, мне сказать ей?
Леда глянула на его спину, на плечи атлета и сильные руки. Она вспомнила его лицо в тот момент, когда перевязывала ногу: сосредоточенное, слегка искаженное болью и прекрасное.
Нет, этот человек не сдастся ни перед чем. И кем бы он ни был, ясно, что он не безразличен к женщине.
- Я уверена, она знает, - сказала Леда. "Как Кэтрин может этого не заметить?" - подумала она.
Он глянул на нее, чуть повернув голову. Но Леда не хотела встречаться с ним глазами. Она уставилась на красивую кремовую орхидею.
- Леди Кэтрин рассказывала мне про акулу, вы помните? Ей эта история очень нравится, как и ваша роль в ней.
- Да, я наблюдал за ней.
- Вы - хороший, - Леда произнесла это бесстрастным тоном. - Я уверена, что леди Кэтрин обязана вам многим.
Он помолчал какое-то время, глядя в окно.
- Итак, - сказал он наконец. - Я должен сказать лорду Грифону? Я думаю, так будет разумно.
В его голосе не было уверенности, что эта мысль его привлекает.
- Я знаю, что многие молодые люди не считают это необходимым, - она пыталась придать своему голосу сочувственный тон. - В вашем случае лорд Эшлавд хорошо вас знает, это будет просто формальностью.
Его руки сильнее сжали костыль.
- Вы очень благоразумны.
- Я не думаю, что он будет возражать… - она замялась.
- Если не знает меня также хорошо, как вы? Леда облизнула губы, поигрывая ручкой.
- Я надеюсь, что не ошибся в вас, мисс Этуаль. У вас Достаточно свидетельств, чтобы погубить меня. И вы…
- Нет, - прошептала она, сама не зная, почему. Господи, прости, но она не пойдет к лорду Эшланду и не скажет, что человек, желающий жениться на его дочери, ночной бродяга и вор.
Мистер Джерард посмотрел на нее столь долгим взглядом, что Леда всем своим существом ощутила болезненную радость. "Если только он… - подумала девушка, надеясь, что слабость не возьмет над ней верх. - Если только…"
16
Гавайи, 1879
- Воин, который хочет научиться быть незаметным будет избегать соленого, прокопченного, пищи, приправленной специями, а всего подобного, - сказал Дожен. - Он не даст о себе знать врагу, оставив след на том, чего коснулся, его желания никто не разгадает. "Шиноби" - это то, что нужно скрывать. Другое требование к тому, кто намерен затаиться, - "нин", то есть терпение, умеренность.
Сэмьюэл слышал это десять тысяч раз. Его действия в компании "Арктуруо, с одной стороны, были очень просты: он приложил все усилия, чтобы состоялась покупка первого котла в Гонолулу, а с другой - договоры с секретным китайским обществом Лупп Хунг по поводу страховых вкладов…
Однажды утром он успел почувствовать запах газа до того, как зажег спичку, чтобы подогреть что-то на газовой плите в офисе компании. Вряд ли случайная утечка…
- Имей в виду, - сказал Дожен, - характер НИН зависит от интуиции, которую диктует сердце, это называется лезвие сердца. "Шинобидеру" - умение передвигаться незаметно, "шинобикому" - умение проскользнуть внутрь, "шинобиварай" - тихий смех, а "джайхи по кокору" - милосердное сердце. Все это - твое. Имей терпение. Будь как лист на бамбуковом дереве, на котором притаились капельки росы, лист не стряхнет каплю, но придет время, и она упадет, и лист воспрянет с новой силой.
Сэмьюэл понимал это. Нет, не то, чтобы как-то абстрактно, он просто не видел особых различий между самим собой, бамбуком и каплями росы. И что-то изменилось, мир получил странный толчок. Капля упала. Тело и разум Сэмьюэла восприняли уроки Дожена, обрели силу и вбирали все в себя. В Китай-городе не было теперь человека, будь то паке с востока или местный канака, который осмелился бы соперничать с ним.
Сэмьюэл мог выйти на улицы Китай-города и почувствовать это, также, как он мог ощутить скрытый, тошнотворный запах опиума, который витал вместе с запахом манго и рыбы, а также грязи. Никто не уделял ему особых знаков внимания, хотя никто не сомневался, что он был достоин особого уважения, но при этом некоторые гавайцы, охраняющие двери ближайших игорных притонов, наблюдали за ним с ленивой дружелюбной улыбкой.
Светловолосый, высокий, Сэмьюэл был не единственный фэн квей, который имел дело с Китай-городом, но он был из числа крупных иностранных "дьяволов", в то время как "Арктуруо" теперь была некитайской компанией. Сэмьюэл вел дела только по-честному, держал слово, и, если было нужно, сражался, как огонь с огнем.
Дожен требовал от Сэмьюэла быть сдержанным, с давних пор это для них стало безусловным и необычным договором; ничего нет более бесполезного, чем прохаживаться по бару и затевать ради практики драку с пьяными матросами. Сэмьюэл сталкивался один или два раза с агрессивными пьяными, но было так потрясающе просто побеждать их и оставлять с побитыми лицами на полу. Нет, ему был интересен противник, который бросал ему вызов, натягивал незримые нити и находил малейшие слабости и уязвимые места в делах "Арктуруса", где, казалось, не было ни сучка, ни задоринки. Именно Дожен познакомил Сэмьюэла со всеми кликами и кланами в Китай-городе, а потом предоставил ему самому разбираться с ними путем силы или хитрости.
Сэмьюэл теперь уже знал, как биться по-настоящему. Они разбивают тебе голову, и у тебя нет выбора.
Ветер. Огонь. Вода.
И всегда вспоминался Дожен, говорящий о мире и насилии, убеждающий, что нужно быть верным себе, обретать спокойствие и ясность.
Тысячу раз Дожен мог его ударить. И тысячу раз останавливал атаку в последнюю секунду, никогда не касаясь Дожена, не нарушая свой обет.
- Воин "шинови" должен нести в себе правду, - голос Дожена был спокоен, неумолим. - Он не сражается за Деньги или из любви к разрушению. Сила и могущество ничего не значат. Он достигает цели. Он - иллюзия реального мира, он надевает маску или парик, но сам он существует, не следует об этом забывать. Нужно быть осторожным.
Сэмьюэл. склонил голову к коленям, показал, что он понял, его руки лежали на бедрах ладонями вниз.
- Как у тебя с женщинами, Сэмуа-сан?
Вопрос был задан спокойно, но прозвучал, как взрыв бомбы, так неожиданно, как один из ударов из засады. У Сэмьюэла вспыхнуло лицо, тело его вспотело от стыда.
- А, - голос Дожена выражал интерес, - они выводят тебя из равновесия.
Сэмьюэл не знал, что сказать. Он почувствовал, что его руки и ноги стали неловкими. Он сидел, как немой, ожидая, когда Дожен обо всем догадается и разобьет его на куски.
- Не было женщин? - Это прозвучало как вопрос, но Дожен говорил так, будто определенно это знал.
- Нет, - прошептал Сэмьюэл, уставившись прямо перед собой,
Несколько мгновений Дожен молчал. Затем он сказал задумчиво:
- Женщины затемняют разум. Вообще, лучше всего их избегать. Хорошо жить в горах и есть легкую пищу - это обостряет сознание. Воин должен созерцать женщину издали, даже зная, чем она занимается, не видя и не слыша ее. Но женщина желанна, разве нет? Воин должен знать свою собственную слабость. Тела женщин красивы, движутся изящно, их груди округлы, а кожа при прикосновении нежная и мягкая. Ты об этом думаешь?
Сэмьюэл безмолвствовал. У него не было слов выразить то, о чем он старался не думать. У него возникали лишь образы, доводившие его до яростного отчаяния, и внезапно он с ужасом осознал, что нельзя скрыть от Дожена того, что они с ним делали. Сэмьюэл ужаснулся. Чувство ничтожности охватило его.
- Тело твое откликается на желание даже тогда, когда я говорю об этом.
Сэмьюэл почувствовал, как участилось биение сердца.
Он вздохнул. Его глаза уставились в пространство. Он чувствовал себя, словно утопающий.
Голос Дожена мягкими волнами звучал в тишине.
- Это "шикие" - желать женщину. Женщина отвлекает. С помощью мужской страсти жажда жизни - "ки" - обретает конкретность; рождается новая жизнь. Воин может жить с женщиной, но во многих случаях лучше, если ты воздержишься. Ты не должен уступать личной слабости. У тебя должны быть принципы: уверенность, мужество, сострадание, служение, преданность, честь - и все это ты узнаешь, все постигнешь.
Как и все, чему учил его Дожен, было просто, но в то же время удивительно сложно. Но одну вещь Сэмьюэл утаил, не выдал своему учителю. Он не умел еще контролировать себя, толком не знал, что такое сострадание, то, что преследовало его, было еще только чувством глубокого страха потерять себя и упасть в глубокий колодец, в никуда.
- Ты должен справиться с "шикие", - посоветовал Дожен. - В этом победа молодого человека. Умей изменять направление своего "ки". Не потрать свою жизненную силу на женщин.
Сэмьюэл слегка поклонился с благодарностью за урок, как будто он походил на многие другие.
- Нет, Дожен-сан, - сказал Сэмьюэл.
- Помни об этой своей слабости и дисциплинируй себя.
- Да, Држен-сан.
- Ты - воин. Твое сердце - лезвие. Сэмьюэл вновь поклонился и закрыл глаза.
17
Мисс Миртл было свойственно доброжелательное любопытство; она часто говорила, что если беседуют леди, хорошо знающие друг друга, но отличающиеся злыми языками, то рассказанные детали добавляют много пикантного в их беседу.
Мисс Ловат, казалось, была просто шокирована новым назначением Леды.
"Секретарь!" - воскликнула она.
Мисс Ротам и леди Коув даже не могли выговорить это слово, предположив, что это латынь.
- Мне отвели отдельную спальню, - рассказывала Леда, - у меня масса принадлежностей для письма, а вместо обычного канцелярского стола мистер Джерард выделил мне великолепный секретер, заказанный еще отцом миссис Эшланд, покойным графом Морроу. Секретер из великолепной породы дерева, привезенного с южных морей. Лорд Морроу был великий путешественник и исследователь. Мистер Джерард сказал, что их дом полон самых экзотических вещей.
- Вы помните, конечно, что это за семья, - сказала мисс Ловат, окинув всех многозначительным взглядом. Леда и другие дамы шумно выразили недоумение.
- Вы слишком молоды, чтобы помнить, - мисс Ловат обратилась к Леде. - Но леди Коув и миссис Ротам должны вспомнить. Трагедия Эшландов. О, это было сорок лет назад. Вся семья, даже маленькие дети погибли в огне на корабле, который возвращался из Индии. Ужасно, ужасно, бедный старый маркиз остался в доме один. Насколько я знаю, его наследник был не женат, а семья младшего сына была на борту злополучного корабля, и все они погибли.
- Да, припоминаю, - сказала леди Коув, печально покачав головою. - Какое ужасное несчастье; как раз в этот год лорд Коув отправлялся по делам в Париж, и даже "Сейнт-Джеймс Кроникл" писала о несчастье - семья занимала очень высокое положение, а также о бедных детях, о том, что их убили пираты. А потом после этого был мятеж в Индии - какие это все ужасные воспомина-; ния! Я не могла этого выносить, не могла читать об этом, а люди продолжали говорить, хотя с ума можно было сойти.
- Да, действительно ужасно, - сказала быстро мисс Ловат, стараясь опустить тему мятежа, - но вы помните, какова дальнейшая судьба Эшландов?
- Внук не погиб, в конце концов, плавал по всему миру на том самом судне, которое, как считали, сгорело. Затем он вернулся и решил отомстить кузену… - Мне кажется, его имя… Эллисон… Эллисон…