- Вам приказано приковать его к столу, - сказала она, раздувая ноздри, как если бы простое повторение этого приказа оскорбляло ее. Она подождала, пока констебли усадили Эс-Ти и приковали оба его запястья к ножке стола.
- Я хочу только сделать завещание, - пробормотал он, - я не понимаю, из-за чего такие сложности.
Домоправительница высокомерно посмотрела на него, проводила констеблей и с шумом захлопнула дверь. Он услышал их шаги, пересекавшие холл, и затем звук другой захлопнувшейся двери. Туфли домоправительницы застучали по полу дальше.
Он ждал. Это было слишком сложно и хлопотно для встречи обычного преступника с его советниками защиты.
Другие, тяжело ступающие по скрипучим половицам шаги приблизились к двери холла. Эс-Ти откинулся на стуле, распрямился, он чувствовал себя смущенным и решил не показывать этого.
Массивный человек, открывший двери и тяжело протопавший в библиотеку, был Эс-Ти совершенно незнаком. Эс-Ти ждал, когда он представится.
Какое-то время мужчина, одетый в шелковый бирюзовый камзол, имеющий модный покрой, смотрел на Эс-Ти, как на какую-то вещь на рынке. Он прошелся направо, потом налево под жалобный скрип пола, сопровождавший каждый его шаг.
- Не хотите ли осмотреть мои зубы? - спросил Эс-Ти.
- Не будьте нахалом.
Наручники Эс-Ти звякнули, когда он сжал кулаки.
- Тогда не глазейте на меня, как деревенщина в королевском зверинце. Я хочу, чтобы вы составили мое завещание, прежде чем мы заговорим о суде.
- Я Клэрборн, - объявил мужчина ледяным тоном.
Эс-Ти поднял подбородок и нахмурился. Он смотрел на гордую внушительную фигуру, тяжелые челюсти, массивные плечи. Это так поразило его, что он растерянно произнес:
- Боже мой! Клэрборн! Решив, что вы мой адвокат, я подумал, что вы слишком разодеты для такого дела.
Граф Клэрборн, советник нескольких министерств, фаворит короля и главная действующая сила в казначействе, казалось, не понял его юмора.
- Поосторожнее со своими вольностями.
- Какого черта нужно от меня казначейству? Может, вы хотите назначить меня генерал-грабителем для сопровождения ваших сундуков? Я охотно соглашусь, но не думаю, что вам нужна помощь любителей.
- Я приехал ознакомить вас с ситуацией, дорогой мой герой навозной кучи. Корона получила существенные свидетельства о деятельности Полуночного Принца. Достаточные, чтобы повесить его раз двадцать, если его величество захочет.
- Благодарю вас, - сказал Эс-Ти. - Вы очень добры, что проделали весь этот путь, чтобы разделить со мной взгляды его величества на это дело.
Клэрборн достал из жилетного кармана табакерку, взял щепотку и громко чихнул.
- Ваше имя Мейтланд, - произнес он. Он подошел к окну и слегка раздвинул пальцем занавески. - Софокл Трафальгар, как сказано в семейной Библии, которую адвокаты вашего отца проверили по моей просьбе. Лорд Лутон подтвердил вашу личность.
Эс-Ти ждал с невозмутимым лицом.
Клэрборн потер нос и чихнул.
- Этот… человек… по имени Джеймс Чилтон был так некорректен, что дал себя застрелить… есть сомнения в том, кто совершил это злодеяние. Я понял, что вы обвиняете Лутона, а он обвиняет вас. Все это очень скучно и неудобно. На суде будут вызывать свидетелей. Задавать вопросы. Некоторые… обстоятельства… станут общим достоянием.
- Обстоятельства? - пробормотал Эс-Ти.
- У меня есть дочь, - внезапно сказал Клэрборн.
Эс-Ти застыл, глядя на громадный силуэт у затененного окна.
Клэрборн опустил занавеску.
- Леди София, на редкость глупая девушка, называвшая себя в последнее время Голубкой Мира.
По улице снаружи проехал экипаж; стук копыт и грохот колес были единственным звуком, слышным в тихой комнате. Клэрборн заложил руки за спину и, медленно повернувшись, посмотрел на Эс-Ти полузакрытыми глазами.
- Да, - произнес Эс-Ти, - становится жарко.
- Поистине жарко. Леди София помолвлена. Семейные соглашения весьма значительны. Возможно, вам неизвестно, что она была… последний год… за границей. Возможно, на вашем суде возникнет путаница, и девушки, которым она легкомысленно доверилась, могут ошибочно объявить, что она была… где-нибудь в другом месте. Возможно, я не тот человек, который любит неопределенность. Я не хочу, чтобы этот суд состоялся. Вы можете держать язык за зубами? - спросил Клэрборн.
Эс-Ти поднял голову и посмотрел этому человеку в глаза.
- Дайте мне только достаточный довод.
Клэрборн провел указательным пальцем по верхней губе. Он смотрел на Эс-Ти, как громадная сочная жаба смотрит на муху. Потом полез во внутренний карман своего камзола и вытащил сложенный пергамент, украшенный печатью. Он тяжело прошел к двери и положил толстый лист на столик черного дерева.
- Полное прощение его величества, - произнес он. - Вы не запачкаете имя моей дочери случайным разговором о ней.
Он открыл дверь и, важно шагая, вышел, закрыв ее за собой.
Эс-Ти не мог оторвать глаз от пергамента. Он откинул голову на спинку стула. Медленная ошеломленная улыбка расплывалась по его лицу.
Глава 26
Он был в Лондоне уже целый месяц и знал, где найти ее, - в доме кузины на Брук-стрит. И не ехал туда. Каждое утро он вставал, одевался, чтобы ехать туда, и каждое утро находился какой-нибудь предлог подождать.
Возможно, он встретит ее в новом Пантеоне или в саду на музыкальном вечере, где-нибудь в более романтичном месте, чем в гостиной, полной утренних посетителей. Возможно, он встретит ее на улице, возьмет за руку и увидит, как вспыхивает от удовольствия ее лицо. Возможно, она уже слышала о его прощении, узнала о его успехе, возможно, она напишет ему письмо, пошлет записку, сделает что-нибудь…
Уже месяц Эс-Ти был любимцем лондонского светского сезона, призом, который оспаривали на приемах, и абсолютной сенсацией, когда он появился на маскараде в Воксхолле в своей маске Арлекина и перчатках с серебряным узором. Его фамильное имя всегда давало ему доступ в общество, и если в прошлом его приветствовали как пикантного гостя, то теперь он Полуночный Принц - крик моды.
Все свободное время он проводил, репетируя слова, которые он скажет, когда ее увидит. На любом приеме он беспокоился и бродил, оглядывая гостей, мрачный и нервный, пока не убеждался, что ее нет. По прошествии первых двух недель он понял, что не встретит ее… Она вообще не бывала в обществе. Ее никто не знал, никто о ней не говорил, и вскоре дамы начали с радостью убеждаться, что он становится совсем ручным и доступным для всех.
Он даже принял приглашение на бал в Нортумберленде. Последний раз, когда Эс-Ти был гостем Хью и Элизабет Перси, он днем или спал, или играл в карты, а ночью занимался любовью под эшафотом. Перси был тогда простым парнем. Теперь он наслаждался своим герцогством. Сегодня и эшафот, и незаконный любовник давно были в прошлом, и интерьеры, обновленные Робертом Эдемом, сияли всей своей радужной краской: мрамор в прожилках, красные, золотые и зеленые мозаичные полы, позолоченные статуи, ковры, специально сотканные, чтобы отражать каждую деталь сложного узора разрисованных потолков. Под стать обстановке и гости герцога, яркие, как экзотические птицы в цветущих джунглях. Трепетали веера, изящно взлетали кружевные манжеты, и запахи духов, вина и нарядной толпы наполняли воздух этого теплого июньского вечера.
- Я просто умру, обещаю вам, умру, - кокетничала леди Блэр с Эс-Ти, - если вы не расскажете, что стало с моей жемчужной шпагой и этими крохотными бриллиантовыми капельками.
Он поднял палец и игриво качнул изумруд, свисавший с ее ушка, позволив руке коснуться ее белой шейки.
- Кажется, я отдал ее вашей второй горничной. - Улыбаясь, он поднес свою руку к губам и поцеловал ее в том месте, где она коснулась шеи. - После того, как вы уволили ее за нахальство. Неужели ваш муж не мог купить вам ничего лучшего, ma pauvre?
По ней пробежала восторженная дрожь, ее обнаженные плечи передернулись, а губы кокетливо по-детски надулись.
- О… Может быть, я была несправедлива со своей горничной, но теперь вы не попытаетесь украсть мои серьги?
- Может быть, и украду. И потребую поцелуй под угрозой шпаги на пустой дороге.
Она поводила закрытым веером по зеленому бархату его рукава.
- Вы так пугающе свирепы. Я уверена, что буду кричать.
- Но ведь от этого станет еще интереснее. - Эс-Ти повернул голову. - А что, если ваш муж придет на помощь? Я вижу, что он мчится сюда, вооруженный шампанским и стаканом кларета.
Она со значением закатила глаза, но Эс-Ти только улыбнулся и наклонил голову в вежливом поклоне краснощекому мужчине, пробиравшемуся к ним через толпу.
- Лорд Блэр, - произнес он, - рад встрече.
- Мейтланд, - буркнул он.
Он передал жене шампанское и вытащил кружевной платок, вытирая пот, выступивший с краю его напудренного парика.
- Мы занимались воспоминаниями, - сказал Эс-Ти, - я как раз собирался пожаловаться леди Блэр, что по сей день ношу шрам от вашей шпаги.
- Бог ты мой, это было, наверное, лет десять назад! - Он покосился на Эс-Ти. - Я думал, что, может, подколол вас, но не был уверен.
- Я месяц пролежал в постели, - соврал Эс-Ти. - У вас какой-то хитрый выпад налево в квинте. Он застал меня врасплох.
- Вот как? - Лорд Блэр порозовел. Потом наклонился к Эс-Ти: - Я ничего не говорил в обществе о нашем поединке. Да и вообще, по-моему, не принято хвалиться своей храбростью, не так ли?
- Несомненно, - подмигнул Эс-Ти. - Но не сердитесь, если я все-таки буду предупреждать других, что с вами ссориться не стоит.
Блэр откашлялся, ярко покраснев. Он ухмыльнулся и хлопнул Эс-Ти по плечу.
- Что ж, давайте забудем прошлое, а? Вы позволили себе уклониться с пути истинного, устроив засаду на меня и леди Блэр… но не сомневаюсь, что большинство ваших жертв заслуживали своего наказания.
- Мне хотелось бы так думать, - ответил Эс-Ти.
Он воспользовался моментом, чтобы удалиться. Вторая горничная, если он не ошибается, была уволена за нахальство позволить себе быть изнасилованной героическим лордом Блэром и забеременеть от него. Эс-Ти оставил победителя расписывать во всех красках своей жене схватку, которой никогда не было. Ни один англичанин, кроме Лутона, не мог похвастать тем, что ранил Сеньора дю Минюи. Однако Лутон не смог бы сейчас претендовать на признания и почести. Его настоятельно убедили, что его интересы требуют продолжительного путешествия по континенту.
Возможно, что его поездку оплатил герцог Клэрборн.
- Вы бесстыдник, - проговорил женский голос в ухо Эс-Ти.
Тот обернулся, поклонился хозяйке бала и поднес ее руку к губам.
- Но, надеюсь, не зануда, - сказал он. - В каком проступке вы собираетесь упрекнуть меня? Мне кажется, что я не обесчестил ни одной герцогини.
- О, не сомневаюсь, что вы слишком робки для этого. Кроме того, иметь дело со мной - совсем не то же самое, что с Блэром.
- Да, готов держать пари, что со шпагой вы управляетесь лучше его.
Герцогиня тряхнула своими темными локонами.
- Ну вот! Я же говорила, что вы бесстыдник. А Блэр пытается убедить всех, кто соглашается его слушать, что ему когда-то повезло ранить вас!
Эс-Ти улыбнулся.
- Ранил он вас? - Она подняла брови.
- Я не вправе отвечать на этот вопрос, леди.
- Это означает, что не ранил, - удовлетворенно заметила она. - Я так и думала… я так и буду отвечать всем, кто меня спросит об этом. Я слегка улыбнусь, так, как сейчас сделали вы, и шепну: "Он сказал мне, что не вправе говорить об этом". Это доведет Блэра до исступления. Правда?
- Какая забавная мысль. Как поживает ваша очаровательная племянница?
Герцогиня обмахнулась веером.
- О! Она обедает в восемь, ложится спать в три и спит до четырех пополудни; она купается, ездит верхом, танцует… впрочем, вы сами можете все это увидеть, если присоединитесь к ее поклонникам.
Эс-Ти нетрудно было вообразить себе юную леди в кругу воздыхателей.
- Я, пожалуй, поберегу силы.
- А она приберегла первый полонез для вас, если, конечно, вы сможете доковылять до нее, мой бедный, мой слабый. Он поклонился.
- Но может быть, и вы приберегли этот танец для меня, герцогиня? Пока еще я испытываю некоторый вкус к женщинам, может быть, вы окажете мне честь?
Она улыбнулась и протянула ему руку. Эс-Ти повел ее мимо колоннады в белый с золотом бальный зал, где при первых торжественных звуках музыки толпа преобразилась в элегантные группы.
Став во главе шествия, он поклонился, а его партнерша присела в поклоне. Эс-Ти двигался в привычных фигурах танца, одновременно ведя легкий разговор, которому обучился еще сызмала. Не зря его мать, миссис Роберт Мейтланд, была в свое время царицей балов в Лондоне, Париже и Риме. Такую бесцельную легкую болтовню Эс-Ти считал своей наследственной чертой.
Требовалось лишь проявить немного внимания, чтобы выглядеть галантным и успевать вовремя менять позиции под звук флейты, гобоя и арфы. Бросив взгляд вдоль ряда танцующих, он поднял руку герцогини, сделал пируэт вокруг нее.
Он увидел Ли.
Инстинктивно Эс-Ти продолжал двигаться. Закончив пируэт, он двинулся вдоль ряда, механически совпадая в такте с движениями герцогини, уже не слыша музыки, не видя танцоров, занятый только той, кто окажется напротив него в следующей фигуре.
Он не мог сказать, заметила ли она его. Ее невозмутимое лицо изумительно прекрасное, волосы подняты наверх и напудрены. Около угла рта маленькая черная мушка. Казалось, что Эс-Ти не может набрать в легкие достаточно воздуха, что ему не хватает дыхания. Когда он занял свое место напротив нее в фигуре, его тело стало действовать само, независимо от разума. Он даже не глядел на нее, только поднял ее руку, сделал пируэт вокруг нее и передвинулся дальше по ряду.
Придя в себя, он задышал тяжело и часто. Идиот! Проклятый болван! Столько он готовился к их встрече, столько сочинил слов, которые собирался ей сказать, оттачивал их в уме, добиваясь их убедительности и неоспоримости… Он поверить не мог в то, что натворил.
Эс-Ти не увидел ее в упор. Сделал вид, что не знает ее. Может быть, она не поняла этого… Может быть, и она поступила так же? Может быть, после этого бесконечного танца он сможет подойти к ней и объясниться и она поймет его.
Эс-Ти посмотрел на нее, и сердце замерло в его груди, все изящные слова исчезли из памяти.
Танец наконец окончился. Эс-Ти предложил руку герцогине. На какое-то мгновение ему показалось, что она двинется к дальнему концу ряда, но кто-то из дам позвал ее. Эс-Ти провел герцогиню к ее приятельнице.
Ли прижалась щекой к резному дубу панелей коридора, где спряталась после танца. Танцевать и веселиться она больше не могла, а видеть, как он смотрит мимо нее, будто ее не существует, невыносимо.
Она не знала, чего ждала. Объяснения в любви? Увидеть Сеньора на коленях перед ней? Возможность сказать ему, что она о нем думает?
Лжец! Лицемер! Предатель, кокетливый петух, разодетый в зеленое с золотом, с небрежно завязанными на затылке и даже напудренными для приличия волосами, которые так и сверкают в свете свечей.
О-о, все эти ночи, которые она провела без сна, в тревоге за него, думая, что с ним, думая, какая ему грозит опасность! Все эти утренние часы, когда сердце поднималось к горлу, едва они заговаривали с кузиной Кларой о свежих газетах! Что пишут новенького? Какие светские сплетни? Не поймали ли какого-нибудь грабителя на дорогах? Ах да, такая скука. Нет, пожалуй, ей не хочется сегодня идти в театр.
И потом однажды объявление о его поимке, прощении и прибытии в Лондон.
Она ждала.
Ну почему она допустила, чтобы это так ранило ее?
Она ждала любви. Нет. Она ни на секунду не верила ему. Она знала, что он собой представляет. И все-таки, когда Сильверинг и все, что осталось от ее жизни, сгорело перед ее глазами, она повернулась и положила к его ногам свое сердце и все свое существо.
Почему он не шел?
Она действительно ненавидела его. Ненависть, казалось, заполнила ее жизнь: она все еще ненавидела Джейми Чилтона, и Голубку Мира, и всех этих глупых девчонок, которые пришли к ней и сказали, что мистер Мейтланд послал их к ней, потому что она знает, что им делать.
Конечно, она знала. Очень легко оказалось заставить Голубку назвать свое настоящее имя, легко предсказать, что могущественный Клэрборн примет обратно наследницу такого значительного состояния, куда бы та ни убегала.
У Нежной Гармонии тоже была семья, готовая с радостью принять ее обратно и сделать все, лишь бы избежать скандала. Ли пристроила и Честь; она постаралась, чтобы все девушки, которых секта Чилтона сделала бездомными, могли где-то устроиться… Но она не простила. Она ненавидела каждую из них.
А больше всего она ненавидела Эс-Ти Мейтланда. И себя, что была такая дура, что страдала, страдала, страдала.
Ей не надо было приходить на этот бал. Конечно, Эс-Ти должен был быть на нем, овеянный своей легендарной славой. Она слышала о Воксхолле… явился туда в своей маске, притащил с собой Немо и напугал до смерти всех дам. А ведь волк - это не попугай, чтобы развлекать этих визгливых куртизанок. Тем более что Эс-Ти знал, как реагирует Немо на женщин. Надо было Ли остаться дома у кузины, как она делала все эти месяцы… ожидая, надеясь, ненавидя.
Она испугалась, очень испугалась, что с ней произойдет; чувствовала, что превращается в зловредного черного паука, запрятавшегося в свою щелку и глядевшего оттуда на мир, презирая всех и вся за то, что у них было то, чего не было у нее.
Кто-то шел по коридору. Открылась дверь, и звуки отдаленной музыки стали громче. Она почти решила убежать, не в силах отвечать на любые самые доброжелательные вопросы о ее самочувствии. Это привело бы к новым, более подробным расспросам. Поэтому Ли осталась на месте, повернувшись к двери в холл, гордая и надменная.
- Ли? - мягко произнес он.
При звуке его голоса ее подбородок поднялся выше, а спина стала еще прямее, пальцы до боли крепко сомкнулись на краю стола.
Сеньор вышел из тени на свет. Ли яростно глядела на него, мечтая только об одном - убить его взглядом. Но он остановился на месте, живой, сверкающий, в мягком свете люстры над головой.
- Я хотел тебя увидеть.
- Прошу прощения? - спросила она ледяным голосом.
- Я хотел тебя видеть. Я… не знаю, почему я не пришел.
Она просто стояла и смотрела на него, подавляя подступающее жжение в глазах. Когда слезы были уже готовы пролиться, она резко отвернула лицо в сторону.
- Ты слышала, что меня простили? - спросил он.
- По-моему, это известно всем.
Он замолчал. Она уставилась на угол стола, рассматривая на его полированной поверхности отражение своего лица.
- Ли, не окажешь ли ты мне честь…
Он не договорил. Он смотрел на нее, ожидая, что она скажет. Когда она посмотрела ему в глаза, он отвел взгляд и неуклюже наклонил голову.
- Я больше не танцую сегодня, спасибо, - деревянным голосом ответила она. - У меня болит голова.
- Я вижу, - сказал он.
Эс-Ти коротко поклонился, повернулся и исчез в тени неосвещенного коридора.
Ли не могла плакать. Слез оказалось недостаточно для ее страдания.