Три хода спустя Арриан сделала неожиданный выпад конем.
- Шах и мат, милорд, - озорно поблескивая глазами, объявила она.
В первую минуту Уоррик воззрился на нее в немом изумлении, которое постепенно сменилось добродушной веселостью.
- Ах вы негодница! Вы нарочно пожертвовали королевой, чтобы заманить меня в ловушку! Глаза Арриан победно сверкали.
- Но, Уоррик, не вы ли только что уверяли меня, что шахматы - мужская игра? Как же вы позволили женщине одержать над вами верх?
- Да, моя юная плутовка, в этой игре я признаю себя побежденным. Однако какое коварство - сделать вид, что вы совсем ничего не понимаете в шахматах.
- Такого я не говорила.
Протянув руку, он помог ей подняться.
- Вы выиграли, Арриан, и я решительно отказываюсь с вами играть до тех пор, пока не пойму, как вы это сделали.
Они подошли к столу, на который миссис Хаддингтон уже составляла с подноса бренди и чайные принадлежности. Когда экономка ушла, они сели на просторный диван.
- По правде сказать, Уоррик, я неважная шахматистка. Брат так часто разбивал меня в пух и прах, что однажды отец отвел меня в сторонку и показал эти несколько ходов. Сильный игрок, как правило, не ожидает от противника ни добровольной сдачи собственной королевы, ни внезапного хода конем. Разумеется, такая уловка срабатывает лишь однажды, и следующую игру вы бы наверняка выиграли - я ведь действительно играю слабовато.
Ее прямота умилила Уоррика. "Родные наверняка обожают эту юную проказницу", - подумал он. Да и сам он, вопреки ожиданиям, до сих пор не слышал от нее ни сетований, ни упреков; о такой жене, пожалуй, можно было только мечтать.
Арриан тем временем налила ему бокал бренди, а себе чашку чая.
- Какие еще неведомые таланты скрываются за обликом нежной девы, миледи?
Отставив чашку, она заговорщицки наклонилась над столом и прошептала:
- Однажды я выиграла забег на скачках в Равенуорте!
Уоррик изобразил совершенное изумление.
- Вы шутите! Как может столь утонченная леди - да и вообще женщина - участвовать в скачках?
- Уверяю вас, это чистая правда. Получилось так. Мой дядя Джордж выставил тогда на скачки лошадь, на которую очень рассчитывал. Утром мы с братом заглянули в конюшню - проверить, как дела…
- Вам позволялось заходить в конюшню?
- Разумеется. В деревне мне вообще позволялось гораздо больше, чем в Лондоне.
- Продолжайте.
- Так вот, дядин жокей, как сказала бы Элизабет, мамина служанка, оказался "под мухой" и не то, что в седле - на ногах-то не мог держаться. Мы с Майклом долго спорили, говорить или не говорить об этом дяде Джорджу: он ведь так надеялся на победу.
- Да, положеньице!
- А потом мне пришло в голову, что мы с жокеем приблизительно одного роста и комплекции, и, хотя Майкл меня отговаривал, я все же переоделась в жокейский костюм, а волосы затолкала под шапочку. Вот только я никак не ожидала, что я действительно приду к финишу первой и мне придется делать круг почета - тут уж, понятно, любой мог меня узнать.
Уоррик был в полном восхищении.
- А что потом?
- Дядя Джордж, конечно же, узнал меня сразу. Оправившись от потрясения, он молча принял свой приз и деньги - двадцать фунтов стерлингов.
- Он вас выдал?
- Дядя Джордж? Ничуть не бывало! После он даже ни разу со мной об этом не заговаривал. Но на следующий год он подарил мне на день рождения свой приз. Надо сказать, что этим он очень озадачил моих родителей, зато мы с Майклом от души повеселились над его благородным жестом: мы-то знали, как страстно он мечтал о той победе.
Этот трогательный рассказ о детской шалости окончательно покорил сердце Уоррика. "Если бы она только знала, как она бесподобна!" - подумал он.
До того как Арриан вошла в его жизнь, он был спокоен, потому что не чувствовал своего одиночества. Теперь же душа его наполнилась до краев желаниями тревожными и несбыточными.
- Арриан, вы очень несчастливы здесь?
- Я утешаюсь тем, что к августу вы отпустите меня, Уоррик.
Он поднес ее руку к губам.
- А если я попрошу вас остаться?
Арриан вскинула на него глаза, пытаясь угадать, что это: слова, сказанные от сердца, или новая злая шутка.
Когда Уоррик медленно притянул ее к себе, Арриан, к его удивлению, не вырывалась. Да, но значит ли это, что чувство уже начинает зарождаться в ее душе? Его целью было сломить ее сопротивление, однако делать это следовало очень постепенно и осторожно, чтобы не отпугнуть ее.
- Вы не ответили, - шепнул он, приподнимая ее подбородок. - Если я попрошу вас об этом, вы останетесь?
Но прежде чем она успела что-то ответить, он склонил голову и обжег ее полуоткрытые губы поцелуем, от которого у нее перехватило дыхание и сердце бешено заколотилось.
Лишь когда горячая рука Уоррика скользнула по изгибу ее шеи к груди, Арриан, охваченная непонятным волнением, вздрогнула и оттолкнула его.
- Нет, милорд, я все равно не соглашусь остаться у вас. Я принадлежу Йену, и вы не властны этого изменить.
Взгляд его снова сделался отстраненным.
- Как вам угодно, миледи.
- Единственное, что мне угодно, это чтобы вы отпустили меня домой.
- Я не могу этого сделать.
- Тогда не прикасайтесь больше ко мне.
- Вам неприятен мой поцелуй? - с деланной серьезностью осведомился он, в то же время любуясь нежностью ее румянца.
- Вы не должны позволять себе такие вольности, потому что я не принадлежу вам.
Уоррик решил прибегнуть к другой тактике:
- Не хотите ли завтра утром покататься со мною верхом?
Ее взгляд мигом прояснился.
- Верхом? С удовольствием, милорд.
- В таком случае я желаю вам доброй ночи.
Арриан почему-то очень не хотелось уходить, но он вполне недвусмысленно предложил ей удалиться.
- Доброй ночи, милорд.
Уоррик проводил ее до двери и взял за руку.
- До завтра, миледи. - Теплые губы прижались к ее тонкому запястью.
Пока Арриан поднималась по лестнице, ноги, казалось, сами собою несли ее вверх. С каждым разом хозяин замка становился ей все менее неприятен. Сегодня она должна была ответить пощечиной на его поцелуй, но она этого не сделала. Неужели он медленно преодолевает ее сопротивление? Так она скоро целиком окажется в его власти. Не подвергает ли она себя слишком большой опасности?
У себя в спальне она заперлась на ключ, не совсем понимая, зачем она это делает: чтобы Уоррик не мог проникнуть внутрь или чтобы она сама не могла выбраться наружу?
Глава 14
Подъезжая к деревне, Арриан мысленно сравнивала этот горный край с родным Равенуортом. Все кругом, включая и человека, который ехал сейчас с нею рядом, казалось ей тревожаще-необузданным.
Наконец их лошади ступили на мощеную деревенскую улицу, и Арриан с любопытством огляделась. Лавки и дома, сложенные сухой кладкой из местного камня, были покрыты соломой и вереском. Вскоре на улицу высыпала целая ватага веселых ребятишек и окружила всадников. Обветренные детские личики наводили на мысль о северных суровых штормах.
- Доброго утречка вам, милорд! - крикнула бойкая темноволосая девчушка. - А это ваша леди?
- Да, Лаура, это моя леди. А вы почему не в школе?
- Мы увидали вас из окна, милорд, а мистер Дикерсон как раз на минутку отлучился. Вот мы и выбежали с вами поздороваться.
Пока они беседовали, Арриан неожиданно увидела своего спутника с новой стороны. Уоррик держался естественно, называл всех детей по именам, смеялся их шуткам, некоторых расспрашивал о здоровье родственников, и дети разговаривали с ним охотно и уважительно.
- Как твоя рука, Дункан? - спрашивал Уоррик.
- Отлично, милорд! Как новенькая. - Белобрысый парнишка гордо согнул и разогнул руку в локте. Уоррик одобрительно кивнул, и мальчишеские глаза засияли от удовольствия.
Уоррик бросил на мостовую несколько монет и, пока счастливые малыши их подбирали, напустил на себя немалую строгость.
- После школы можете купить себе в лавке по леденцу, а пока что - марш в класс!
Очень скоро последняя монетка скрылась в ребячьем кармане, и школьники, довольно улыбаясь, побежали обратно в класс.
- Маленькие шалопаи! Они не понимают, как трудно было заманить к ним в деревню школьного учителя: никто не соглашался ехать так далеко на север.
- Значит, жалованье учителю платите вы?
- Люди и без того еле-еле перебиваются, где уж им осилить учительское жалованье. Когда рыбы нет, многие и вовсе бедствуют; они ведь живут рыбной ловлей, как их отцы и деды, в море выходят совсем еще мальчишками. Единственное, на чем мне удалось настоять, - это чтобы каждый проучился в школе не менее двух лет и освоил хотя бы грамоту и счет.
- Я вижу, вы заботитесь о своих людях, Уоррик.
Он смерил ее удивленным взглядом.
- А кто же еще будет о них заботиться? Они ведь как дети малые - многие без моего указания не сделают и шагу.
- Зато, я слышала, все они относятся к вам с величайшей преданностью и уважением.
- Да, но отнюдь не потому, что я владелец Гленкарина, а потому, что я вождь их клана. Эта преданность давняя, она передается по наследству из поколения в поколение.
- То же самое говорила мне тетушка Мэри.
- Видите ли, Арриан, здешний народ привык мерить время приливами и ветрами, а с такими часами едва ли стоит ждать быстрых перемен. Предки этих селян жили здесь столетиями и даже не задумывались о том, нужно ли слушаться своего вождя.
- У нас в Равенуорте все иначе. Моего отца крестьяне тоже любят и уважают, но отнюдь не живут по его указке.
Он нахмурился:
- В Англии многое устроено иначе, чем в Шотландии.
Арриан сочла благоразумным переменить тему:
- Какой странный запах! Что это?
- Это запах горящего торфа. На наших скалах деревьев, как сами видите, маловато, поэтому люди собирают торф и иногда перемешивают его с вереском. Горит прекрасно.
При виде своего вождя люди торопливо выходили из домов, так что всадники скоро оказались в плотном кольце. Все - и Уоррик в том числе - говорили по-гаэльски, и Арриан, как ни вслушивалась, не смогла разобрать ни слова.
Составлявшие толпу женщины и старики - остальные, по-видимому, находились в море или на пастбище - оглядывали Арриан с изрядным любопытством. Лишь после того как Уоррик сказал им что-то по-гаэльски, они успокоились.
- Я сказал им, что вы моя жена, - пояснил он Арриан, и она вдруг почувствовала, что все больше становится частью его уклада, из которого потом не так-то просто будет вырваться.
Наконец селяне расступились. Уоррик, жестом пригласив Арриан следовать за собой, поехал дальше, и вскоре деревня осталась позади. Какое-то время они ехали, как казалось Арриан, к морю, однако около ручья Уоррик вдруг свернул в сторону.
Пока лошади шли вдоль шумящего потока, солнце то скрывалось за легкими белыми облачками, то появлялось вновь, освещая остроконечные, как шпили колоколен, горы. Снег стаял уже повсюду, кроме дальних вершин, но вечнозеленый вереск на склонах еще не вспыхнул летним лиловым огнем.
Придержав поводья, Уоррик кивнул на вершины, окутанные облачной дымкой.
- Когда я смотрю на них, я чувствую, что прекраснее моей земли быть не может… А вам она нравится, Арриан?
- Да, она прекрасна, - сказала Арриан вслух, про себя же подумала: "Но нрав у нее, кажется, не мягче, чем у ее вождя".
- А как вам моя деревня?
- Она показалась мне очень уединенной, но, по-моему, это даже хорошо. Знаете, из-за равенуортского фарфора отцовская деревня постепенно превращается в большой базар, и мне это совсем не нравится. Я часто пытаюсь представить, какой она была до нашествия такого количества людей.
- Да, вашим крестьянам, наверное, не доводилось помногу дней подряд засыпать и просыпаться с мечтой о куске хлеба.
- Напротив, мне говорили, что до маминого приезда в Равенуорт им пришлось немало выстрадать. Отец как раз воевал под началом лорда Веллингтона во Франции, а, вернувшись, узнал, что его дядя и кузен умерли и что титул герцога Равенуортского перешел к нему, однако его новое герцогство находилось в крайне плачевном состоянии.
- И ваша матушка решила поиграть в щедрую благодетельницу? - усмехнулся Уоррик. - То-то она, верно, потешила свою душеньку, спасаючи несчастных от голодной смерти… хотя ни ей, ни вам неведомо, что такое голод.
Арриан почувствовала себе оскорбленной до глубины души.
- Милорд, вы можете говорить что угодно обо мне, но утверждать, что моя мама помогала беднякам из низменных побуждений - просто кощунственно. Знай вы, какие страдания ей пришлось перенести, вы поспешили бы забрать свои слова обратно! Несколько месяцев подряд ее держали… взаперти, на одной баланде и воде, так что она едва не умерла. А крестьянам она помогала и помогает потому, что любит их, и они любят ее. Что касается меня, милорд, то мне действительно не довелось голодать. Жаль, конечно, что вследствие этого я не могу рассчитывать на ваше уважение, но постараюсь как-нибудь с этим смириться.
- Простите, Арриан, я, кажется, действительно не могу избавиться от предвзятости, как только речь заходит о вашей родне. Забудем об этом, мне бы хотелось, чтобы от сегодняшнего дня у вас остались приятные воспоминания.
Это было, пожалуй, первое извинение, которое Арриан довелось услышать за все время из уст вождя Драммондов, но обида все еще кипела в ней.
- Признаться, я не заметила в ваших селянах признаков истощения.
- Да, теперь они уже не голодают. С тех пор как в долине появились овцы, у них всегда есть мясо для стола и шерсть для продажи.
Уоррик направил свою лошадь на боковую тропу, и Арриан ничего не оставалось, как последовать за ним. Вскоре между деревьями показался знакомый охотничий домик. Уоррик спешился и обернулся к своей спутнице.
К этому времени Арриан уже несколько остыла, но еще не простила его.
- Зачем мы сюда приехали? Взгляд его глаз был непроницаем.
- Чтобы немного побыть вдвоем. По волнению, шевельнувшемуся в груди, Арриан поняла, что ей не следует здесь оставаться.
- У меня нет желания быть с вами вдвоем, - с трудом выдавила из себя она.
- Просто я хотел побеседовать с вами без помех.
Поразмыслив немного, она решила, что он пока что не давал ей поводов к недоверию.
- Хорошо. - Опираясь на его плечи, она спрыгнула на землю. - Только недолго.
Пока Уоррик отводил лошадей в загон, Арриан с любопытством озиралась: однажды она уже была здесь, но от того раза ей мало что запомнилось. Охотничий домик расположился на склоне живописнейшей долины, разделенной надвое шумящим внизу ручьем. Хотя был еще день, на большую часть долины уже легла тень от соседней горы. Судя по всему, солнце здесь садилось очень рано.
Они подошли к двери, и Уоррик пропустил Арриан вперед. К ее удивлению, в очаге горел жаркий огонь, а на столе стоял горячий ужин.
- Это Мактавиш, - улыбнулся Уоррик, отвечая на не заданный ею вопрос. - Он только что был тут, но уже уехал.
- Значит, у вас все спланировано заранее? - Арриан почувствовала легкое беспокойство.
- Я всего лишь пекусь о ваших удобствах, - невинным тоном отвечал он.
- А это что? - Стоя над столом, Арриан с интересом разглядывала куски мяса в желтоватом соусе.
- Граус - шотландский тетерев. Думаю, вам понравится.
Арриан опустилась в кресло и сняла перчатки.
- Хорошо, побеседуем за ужином и вернемся в замок. Нам с вами неприлично долго оставаться наедине.
Уоррик улыбнулся и сел напротив.
- Я забыл, что ваши соотечественницы ставят превыше всего приличия.
- Уоррик, по-моему, воспитанная шотландская девушка повела бы себя на моем месте точно так же.
- Возможно, вы правы. Но не забывайте, Арриан: мы с вами законные муж и жена!
- Ах, вы ведь прекрасно знаете, что наша с вами свадьба не более чем обман.
- И все же - советую вам хоть на один день забыть о приличиях и насладиться жизнью.
- Вряд ли я смогу это сделать.
Не сводя с нее глаз, Уоррик рассмеялся низким грудным смехом.
- Так вы полагаете, что я привел вас сюда с некой тайной целью?
- Я ничего не полагаю, милорд, просто чувствую исходящую от вас опасность, а потому не считаю разумным полагаться на ваше слово.
Глаза Уоррика снова холодно блеснули.
- Правильно, остерегайтесь меня, Арриан. При виде вас я всегда стараюсь заглушить в себе голос совести, а это и впрямь может оказаться для вас небезопасно.
Арриан, которой все-таки хотелось быть понятой до конца, дотронулась до его руки.
- Но, Уоррик, не имя и не место, где мы родились, делает нас тем, что мы есть. Доброта к окружающим, гордость и честь - вот что кажется мне самым главным… Впрочем, даже это не имеет значения, если у человека нет любящего сердца. Он взял ее руку и приложил к своей груди.
- Вы чувствуете, как бьется мое сердце? Она затаила дыхание.
- Да.
- Это бьется сердце шотландца, Арриан! Это сердце Драммонда!
С тревогой вглядываясь в его глаза, Арриан высвободила руку.
- Странно, что оно вообще у вас есть.
- Вы считаете меня человеком бессердечным и бесчестным, Арриан?
- Если судить по тому, как вы поступили со мной, ваше собственное определение весьма близко к истине - хотя в каком-то смысле двигавшие вами чувства и можно понять.
Уоррик встал и потянул ее за руки.
- А что, если именно вы поможете мне осознать мои ошибки, Арриан? Вы можете попробовать сделать меня таким, каким хотели бы меня видеть…
- О нет, я не возьму на себя такую ответственность. И потом, вы, кажется, забыли об Йене? Уоррик сильнее сжал ее руки.
- Я ни на минуту не забываю о нем: он всегда незримо стоит между нами. Но я хочу, - он медленно притянул ее к себе, - я хочу, чтобы вы забыли его - и я добьюсь этого, клянусь!
- Нет, ни за…
Жесткие губы накрыли ее рот. Она попыталась вырваться, изо всех сил упираясь руками, но пальцы нечаянно попали под застежку его рубахи и скользнули по волосам на груди. От неожиданности она отпрянула.
Уоррик улыбнулся:
- Я вижу, вам не нравятся мои поцелуи. Интересно, полюбите ли вы их… когда-нибудь? Она, наконец, вырвалась от него.
- Уверяю вас, милорд, что этого не случится. Улыбнувшись еще раз, он подвел ее поближе к огню.
- Ваши руки совсем ледяные. Позвольте, я их согрею. - Он поместил ее пальцы между своими ладонями. - Скажите, я вам очень неприятен?
- Дело не в том, что вы мне неприятны. Но иногда вы мне… не очень приятны.
Он положил ей руку на плечо, и она уже хотела отступить на шаг, когда над самым ее ухом раздался шепот:
- Я только хочу вас согреть.
Она в смятении застыла на месте. Страх ее, неизвестно почему, прошел, и все же она не знала, чего ждать дальше.
Пальцы Уоррика незаметно подобрались к застежке ее плаща. Расстегнув, он бросил его на спинку кресла. Арриан приготовилась к отпору, но он лишь слегка пододвинул ее к себе.
- Я согрею вас так, как никто и никогда вас не согревал, Арриан.