Дженнифер все еще теребила в пальцах ткань платья.
– Мне нужно еще подумать, – проговорила она. – Я так твердо решила не прощать вас… Но все аргументы вылетели у меня из головы. Я пойду.
– Хорошо, – сказала Эллен.
Но, подойдя к двери, девушка остановилась, держа руку на дверной ручке, обернулась, бросилась через всю комнату к Эллен, крепко обняла ее и, не сказав ни слова, выбежала вон.
* * *
Мэдлин со своим братом-близнецом сидели вдвоем в утренней столовой; остальные либо уже вышли из-за стола, либо еще не пришли. Брат и сестра смеялись.
– Вы видели ее лицо, Домми? – спросила Мэдлин. – У нее был такой вид, словно она с удовольствием придушила бы бедного мистера Кортни диванной подушкой.
– Она была смущена, – ответил он. – Сьюзен всегда так легко смущается.
– Дудки! – возразила Мэдлин. – Интересно, почему она не захотела объявить во всеуслышание? Может быть, потому, что это был уже конец вечера и она не находилась в центре восхищенной толпы?
– Вы жестоки, Мэд. Вы всегда были нетерпимы по отношению к Сьюзен.
– Теперь моя терпимость по отношению к ней будет беспредельна – теперь я знаю, что она не выйдет за вас. Я немножко беспокоилась. Вы же знаете, вы были первым, кого она выбрала.
– Всего-навсего барон? В то время как Эджертон – виконт? Но наверное, вы правы. Мне не хочется быть к ней несправедливым, но я уверен, что вчера вечером она пыталась меня скомпрометировать так, чтобы я счел себя обязанным сделать ей предложение.
– Вас скомпрометировать? – удивилась Мэдлин и вновь рассмеялась. – Ах, Домми, наша Сьюзен – просто бесценный персонаж! Как вы думаете, она сделает лорда Эджертона очень несчастным?
– Думаю, что нет, – ответил он. – Насколько мне известно, она была верна Дженнингсу, пока тот был жив. А на этот раз она станет титулованной особой, едва отойдет от; алтаря. Она будет совершенно счастлива.
– Я не выхожу замуж за Аллана, – сказал Мэдлин. – Вы это подозревали?
– Я удивился, когда он заявил, что завтра уезжает. Кто разорвал помолвку?
– Я. Но мне кажется, у него точно гора с плеч свалилась. Мы не смогли бы ужиться. Вы были правы, Домми.
– Вы расстроены? – спросил он, протягивая ей руку через стол.
Она пожала плечами.
– Не очень. Пожалуй, мне немного жаль, потому что я очень к нему привязалась. И мне беспокойно. Но… это не важно. Как-нибудь буду жить дальше и наслаждаться жизнью. Как всегда.
Он сжал ее руку.
– А вы как? – спросила она. – Смею ли я спросить, что означает внезапное потепление, возникшее в эти дни между вами и миссис Симпсон?
Он усмехнулся.
– Это означает, что между нами опять возникла дружба, Мэд.
Она скорчила брату гримаску. Он подмигнул сестре.
– А может, и нечто большее. Пока что я не могу сказать ничего более.
Она бросила на стол салфетку, бегом обогнула стол, бросилась к нему и обняла сзади за шею.
– Тогда я ни за что не скажу вам, как я счастлива за вас, – сказала она. – Ни слова не скажу. – Она чмокнула его в щеку. – Александра сказала вам, что летом приезжает ее брат?
Он положил руку ей на плечо.
– Это для вас важно?
– Вовсе нет, глупый, – ответила она, выпрямляясь и ероша ему волосы. – Но это очень важно для Александры. Она так взволнована.
– Как мило с вашей стороны, Мэд, что вы сообщили мне об этом, радуясь за Александру.
Она рассмеялась.
– С тех пор прошло больше трех лет, – раздумчиво проговорила она. – Я не настолько глупа, Домми, и не считаю, что прежнее увлечение можно возродить. С тех пор я немножко повзрослела. И не смотрите на меня так! Это я обманываю себя, а вовсе не вас. Ну ладно, я действительно хочу снова его увидеть. Просто из любопытства. Вот! Вы довольны, ужасный вы человек?
– Вы, наверное, уже принялись вычеркивать дни у себя в дневнике, – сказал он, прикрывая голову руками, потому что она пыталась выбить на ней ложкой сигнал вечерней зари.
* * *
За ленчем лейтенант Пенворт сказал вдовствующей графине, когда та обратилась к нему с вопросом, что не стоит о нем беспокоиться. Свой последний день в деревне он намеревается провести на этюдах.
Дженнифер сидела рядом с ним.
– С вами все в порядке? – спросила она, когда за столом начался общий разговор.
– Если я отвечу "да", – сказал он, – меня обвинят во лжи. Если отвечу "нет", вы обвините меня в нытье. Лучше уж я промолчу.
– Я вижу, что вы в своем обычном жизнерадостном настроении, – сказала она. – Как вы думаете донести все вещи?
– Я полагал использовать этюдник вместо одного костыля, а все прочее нести в зубах.
Дженнифер рассмеялась:
– Глупый вопрос, понимаю. И вы намекали, что не хотите принимать мою помощь. А я и не собиралась ее предлагать, сэр.
– С моей стороны нелепо даже думать об этом, – сказал он. – На самом деле целая вереница слуг будет грузить мои вещи в коляску, а грум довезет меня до того места в долине, откуда, по словам матушки графа, открывается самый красивый вид на дом, а через два часа он за мной вернется. Видите, я уже начинаю учиться, как устроить свою жизнь.
– Я в полном восторге, – сказала она. – А можно я тоже поеду?
– Когда я рисую, я не очень хороший собеседник, – сказал он. – Я стараюсь углубиться в то, что делаю, и если кто-то попытается со мной болтать, меня очень легко разозлить.
– Я буду молчать, – сказала она. – Даже шепотом не попытаюсь отвлечь вас. Я отклонила предложение поехать во второй половине дня покататься верхом с Анной, Уолтером и еще кое с кем. Сказала, что устала.
– Вот как? – Он посмотрел на нее внимательнее. – Тогда давайте поедем вместе. Но я не желаю выслушивать жалобы на то, что вам скучно. Если вы соскучитесь, можете тут же отправляться домой пешком. Понятно?
– Подумать только, – сказала она, – было время, когда я считала вас бравым и галантным офицером. Какая ошибка!
– Будь у меня две ноги, – отозвался он, – я опустился бы на колени и молил бы вас сопровождать меня. Теперь это выглядело бы довольно глупо, верно?
– Очень глупо, – согласилась она.
Час спустя коляска, проехавшая почти полмили вниз по долине, остановилась наконец, поскольку лейтенант убедился, что вид, открывающийся оттуда на дом, – как раз тот, о котором ему говорила графиня. Дженнифер расстелила на земле подстилку и села, обхватив руками колени, а он установил этюдник и стул на таком расстоянии от нее, чтобы ей не видно было его работу.
– Вы вчера уладили ваши проблемы? – спросил он усаживаясь.
– Полагаю, что да, – ответила девушка. – Я, кажется, была очень наивна, считая, что на свете есть идеальные люди. В конце концов, Эллен не идеал, но и не злодейка.
– Значит, у вас опять все хорошо?
– Наверное. Немного напряженно, но разрыва нет.
– Я рад, – сказал он. – А теперь перестаньте со мной разговаривать – я должен сосредоточиться.
– Не я первая заговорила, – заметила Дженнифер. Она тоже могла бы заняться рисованием, поскольку это было одним из ее любимых занятий. Но решила просто предаться ленивому созерцанию. Последние двадцать четыре часа были для нее полны переживаний, и теперь она чувствовала себя уставшей.
Час спустя она сидела все в том же положении, погруженная в грезы, когда голос Пенворта неожиданно вернул ее к реальности.
– Прекрасно, – сказал он мстительно, яростно вытер кисти и выпрямился на костылях. – Вы выиграли!
– Рада слышать это, – отозвалась она. – А какой приз? И какая была игра?
– Вы изрядно постарались испортить мне это время, – сказал он.
– Я? – Она посмотрела на него в изумлении. – Я не произнесла ни звука.
– Мне удалось бы больше сосредоточиться, если бы вы пели и кричали.
– Ну, знаете! – Дженнифер с негодованием посмотрела на него. – На вас не угодишь!
Не очень ловко он уселся на подстилку рядом с ней. Дженнифер еще крепче обхватила колени и не предложила ему помочь.
– Лучше бы мне умереть! – неожиданно проговорил он.
– Но вы не умерли. Не так ли?
– Я думаю, что мог бы примириться с потерей ноги, – сказал он, потирая бедро и сморщившись, – думаю, что со временем я научился бы сообразовывать с этим свой образ жизни. Но со своим лицом я не могу примириться.
– Вы считаете себя очень безобразным? – спросила она.
– Я знаю, что я очень безобразен. – Он говорил сквозь зубы и все еще тер свое бедро. – И смогу ли я когда-нибудь?.. Смогу ли жить нормальной жизнью?
– Нельзя думать о своих шрамах, – сказала она. – Если вы будете и дальше прятаться от людей, показывая им только свой профиль, они и дальше будут к вам присматриваться. А если вы будете хмуриться, они будут считать вас мрачным злюкой.
Он рассмеялся.
– А если я стану улыбаться, они, разумеется, сочтут меня добрым красавцем?
– Нет. Вы никогда не станете красивым. Возможно, интересным. Возможно, привлекательным.
– Привлекательным! – с негодованием бросил он. – Я еду домой – вы будете рады услышать это? До Рождества. Я должен встретиться со своими родными, хотя это будет серьезным испытанием.
– Без сомнения. А вы намереваетесь и на них тоже смотреть в профиль?
– Вы не очень-то склонны к сочувствию, да?
– Вы как-то раз потребовали, чтобы я вас не жалела, – сказала она. – Теперь вы думаете иначе?
– Нет. Я бы предпочел тысячу ваших колкостей чьей-либо жалости.
– Комплимент! – заметила она. – Мы делаем успехи. Он устремил взгляд прямо перед собой.
– Всего одно мгновение может изменить весь ход жизни, – проговорил он. – Я всегда мечтал об обычной жизни. Я не просил много. Всего лишь родных и дом. К тридцати годам, быть может, жену. Детей. Спокойную жизнь.
– А теперь вам приходится жить как отшельнику, потому что вы безобразны и покалечены?
Он сверкнул на нее своим глазом.
– Вам доставляет удовольствие смеяться надо мной, – сказал он. – Есть ли женщина, которая не отпрянет с отвращением, услышав от меня предложение? Знаете, почему я не мог рисовать сегодня? Потому что мне хотелось поцеловать вас, вот почему. А теперь попробуйте сказать, что эта мысль не вызывает у вас омерзения.
Она на минутку задумалась.
– Эта мысль не вызывает у меня омерзения, – сказала она.
– Ах да, вы храбрая. Вы полагаетесь на то, что я джентльмен и не попытаюсь это проверить?
Она подняла руку и легко провела пальцем по его шраму.
– Вам больно? – спросила она.
– От такого легкого прикосновения – нет.
– А так больно? – Она наклонилась к нему и прикоснулась к шраму губами. Когда она снова отодвинулась, лицо у нее пылало.
– Нет.
– Тогда поцелуйте меня. – Она смотрела на его подбородок. – Попробуйте проверить.
– Вам ни к чему быть доброй, – сказал он, едва сдерживая ярость. – Именно вам.
– О! – Дженнифер поднялась с подстилки и отошла от него. – О, как вы могли?! Неужели вы не поняли, сколько потребовалось храбрости, чтобы попросить вас поцеловать меня? Я могла бы умереть от стыда. Я вас ненавижу, сэр, и надеюсь, что вы не достанетесь ни одной женщине. Вы заслужили прожить всю жизнь в одиночестве. В жизни меня так не унижали!
– Дженнифер! – Его голос наконец пробился сквозь ее смятение. В нем звучало что-то похожее на смех. – Пожалуйста, подойдите сюда. Видите, я не могу встать и поймать вас. Мне страшно жаль. Я был слишком погружен в собственные выводы и не заметил вашей храбрости. Прошу вас, сядьте.
– Мне не следует этого делать, – проговорила она настороженно, снова опускаясь на краешек подстилки и держась очень прямо. – Мне нужно идти домой.
– Вы позволите мне поцеловать вас? – спросил он. – Я мечтал об этом так давно.
Она почувствовала, что вся вспыхнула, когда придвинулась к нему по подстилке и он обнял ее рукой за плечи. Другую руку он поднес к лицу девушки, приподняв большим пальцем ее подбородок. Ей казалось, что ее щеки вот-вот запылают огнем.
– Вы такая хорошенькая, – сказал он, – и такая живая. Как мне хотелось бы быть целым и невредимым – ради вас, Дженнифер!
Ответить он ей не дал. Его губы коснулись ее губ, легко, испытующе. Они то и дело чутко отрывались от нее, чтобы она могла кончить этот эксперимент, как только ей захочется. Но к этому времени ее рука уже обнимала его за шею и ее губы снова потянулись к нему.
Прошло несколько мгновений, и каким-то образом они переменили положение так, что теперь скорее лежали, чем сидели на подстилке. И каким-то образом за это время Дженнифер потеряла рассудок. Единственное, что она могла произнести, когда Пенворт ее отпустил, было довольно бессмысленное "О!"
Он лежал рядом, подложив руку под голову.
– Спасибо, – сказал он, найдя ее руку. – Вы очень добрая леди, несмотря на вашу – зачастую варварскую – манеру выражаться. Вы будете ждать, когда закончится ваш траур, и искать себе привлекательного мужа?
– У которого будет две ноги, две руки и два глаза, – сказала она. – О да, сэр, в голове у меня просто нет иных вариантов.
– К чему такой язвительный тон?
– Странно, – сказала она, – но когда вы заговорили, я как раз думала об одноногом и одноглазом человеке, не отличающемся особой привлекательностью.
Наступило молчание.
– Мне нечего предложить вам, Дженнифер, – сказал он.
– Ну конечно, нечего, – сказала она. – Стоит только посмотреть на вас – и сразу же станет ясно, что вы – только полчеловека.
– Не может быть, чтобы я был вам нужен.
Дженнифер ничего не сказала. Она села и снова обхватила колени руками.
– Когда моя нога – или то, что от нее осталось, – окончательно заживет, – начал он, – я постараюсь сделать себе протез. Может быть, я никогда не смогу к нему привыкнуть. А может, и смогу. Но я попытаюсь.
Она все еще молчала.
– Дженнифер. – Не без труда он сел рядом с ней и снова потер бедро. – Может быть, к следующему лету состояние моего здоровья улучшится. Шрамы станут не так заметны. Я разберусь с делами в своей семье. Ваш траур закончится. Тогда я смогу приехать в Лондон.
Она ничего не ответила.
– Вы хотите, чтобы я приехал? – нерешительно спросил он.
Она пожала плечами.
– А вы?
– Я первый спросил, – возразил Пенворт. – Ну да не важно. Да, я хочу. – Он положил руку ей на затылок. – Вы понравились мне еще в Брюсселе. Только там вы были ослеплены Иденом, а я увлекся Мэдлин. А потом у нас не было никаких возможностей, кроме как действовать друг другу на нервы. Но завтра я смогу легко проститься со всеми, живущими в этом доме, но не с вами. Все остальные мне нравятся, и я буду скучать по ним. Без вас я буду тосковать.
– Мне не хочется, чтобы вы уезжали, – сказала она.
– Мне тоже. – Он тронул пальцами ее шею. – Но мне кажется, так лучше. Мы с вами, Дженнифер, еще не готовы друг для друга. Мне нужно выяснить, какой образ жизни я смогу вести. Мне нужно восстановить силы – я говорю не только о силе физической. И вам тоже нужно приспособиться к переменам в вашей жизни. Лучше нам подождать до следующего лета.
– Наверное, так, – сказал она. – Мне только жаль, что это будет завтра. Хотелось бы, чтобы у нас было еще немного времени.
– У нас оно есть. Я еще не вижу, чтобы коляска приближалась к нам. А вы?
Она посмотрела в сторону дома.
– Нет вроде бы.
– Ну, тогда, – он тяжело опустился на подстилку и протянул к ней руки, – идите и поцелуйте меня еще раз. А я скажу вам, что я вас люблю, маленькая фурия. Хорошо?
– Да, пожалуйста, – ответила она, прилегая к нему на грудь и целуя его в покрытую шрамами щеку. – И я скажу вам то же самое, Аллан. Начинайте первым.
– Ладно. Но поцелуй – прежде всего. Если будет необходимо, я скажу, что люблю вас, по дороге домой, в коляске. Но целовать вас там я не смогу. Иначе грум будет шокирован.
Он положил ладонь на ее затылок и притянул темную головку к себе.
* * *
Эллен опустилась на колени на траву рядом с домом, держа за руки маленькую Кэролайн, а та подпрыгивала на нетвердых ножках. Рядом стояла графиня Эмберли и смотрела, как ее муж катит мяч к орущему что-то Кристоферу.
– Надеюсь, что у меня будет такая же маленькая девочка, – сказала Эллен малышке. – Но впрочем, я буду не меньше рада и сыну.
– Вам кажется, что это имеет значение, – заметила графиня, – пока ребенок еще не родился и вы не услышали его первый крик. Конечно, мне хотелось, чтобы Кристофер был мальчиком и чтобы у Эдмунда появился наследник. Но мне хотелось, чтобы Кэролайн тоже была мальчиком – товарищем своему брату. И все же стоило мне один раз взглянуть на нее, когда врач сказал, что у меня дочка, и я подумала: какая же я дурочка, что хотела мальчика! А следующий уже может быть кем ему заблагорассудится. Я только надеюсь, что он решит появиться в будущем году.
– А вдруг это будут близнецы, – сказала Эллен, – и у вас будут и мальчик, и девочка? Ведь в вашей семье уже есть близнецы.
– Тогда вероятно, что у вас тоже могут быть близнецы, – засмеялась графиня, но тут же сморщилась, прикусила губу и покачала головой.
– Не нужно смущаться. – Эллен встала, держа ребенка на руках. – Мне тоже пришла в голову эта мысль.
– Я думаю, что я не всегда такая бестактная, – сказала леди Эмберли. – Теперь мне будут сниться дурные сны.
– Я вовсе не стыжусь того, что жду дитя от Доминика – или детей. Давайте поговорим о чем-нибудь другом. Расскажите мне еще о вашем брате.
– О Джеймсе? – Графиня улыбнулась. – Пока я не встретила Эдмунда, он был самым важным для меня человеком. Детство и отрочество у меня были довольно одинокими и не очень счастливыми. Я не сетую, впрочем. Годы счастья, что я познала здесь, оплатили в тысячекратном размере каждое мгновение одиночества. Джеймс был моим идолом. В моих глазах он не мог сделать совершенно ничего дурного. – Она засмеялась. – Он и сейчас не может, если уж на то пошло. Вы уверены, что вам хочется, чтобы я продолжала разговор в этом духе? Через час вам это страшно надоест.
– Не думаю. – Эллен снова опустилась в траву на колени и поставила извивающуюся малышку. Графиня села рядом.
Там и нашел их лорд Иден спустя полчаса. Он присел на корточки и улыбнулся дамам.
– Добрый день, маленькая красавица, – обратился он к племяннице. – Вряд ли сегодня у нас найдется улыбка для дяди Домми, а?
Темные серьезные глаза рассматривали его не мигая.
– Так я и думал, – сказал он, ласково тронув ее мягкие темные локоны. – Когда мы вырастем, мы будем тысячами разить мужчин наповал. Такие глаза нужно запретить! Ух!
Последнее восклицание было вызвано тем, что его племянник прыгнул ему на спину.
– Неужели это мой старый приятель? – спросил он. – Вы чуть не опрокинули меня навзничь.
– Старый приятель, – повторил мальчуган, нагнувшись над плечом дядюшки.
– Эллен, – проговорил лорд Иден, взъерошив волосы малышу, – не прогуляться ли нам?
– Только не заставляйте ее сегодня карабкаться на утесы, Домми, пожалуйста, – сказала графиня; оглянувшись на мужа и деверя, она встретилась с их ухмылками. – Противная парочка!
– Ах, Эдмунд… – начала Алекс, но он жестом остановил ее.