– Это не боевой лук, – мрачно объяснила Лидия. – Стрелы не имеют наконечников, просто немного заточены, чтобы могли застрять между соломинками на учебном щите. Такой стрелой можно ранить кролика, но уж точно не смертельно. У него хватило бы сил спастись бегством.
– Мы могли бы пойти по следам крови…
– В кромешной темноте?
– Что ж, резонно, – неохотно согласился Сэм. Признание как будто нисколько не облегчило Лидии
душу, наоборот, она повесила голову, словно была поймана за чем-то неприличным. На лице ее застыла болезненная гримаса.
– Но я не потому умолчала об этом. Я просто не знала, как объяснить…
– Ну вот, теперь ты объяснила, и все в полном порядке, – бодро заверил Сэм. – Ничего страшного не произошло.
– Не хочешь взглянуть?
Он положил футляр на бок, щелкнул причудливыми застежками и откинул крышку. Внутри он был выстлан мягкой байковой тканью, углубление в точности соответствовало по форме тому, что содержало, – шестифутовый тисовый лук, вне всякого сомнения, очень ценный. Сэму приходилось видеть такого рода оружие, и хотя он не был подлинным знатоком, ошибиться было невозможно. Такой лук из превосходного испанского или итальянского тиса стоил в Америке не менее двадцати долларов – целое состояние.
Трудно было удержаться от язвительной реплики, и он сказал:
– Да – а… по эту сторону океана труд горничных оплачивается не в пример лучше, чем по другую. Ты умеешь с ним обращаться?
– Умею.
– Насколько хорошо?
Лидия не ответила, у нее был такой вид, словно ее пытали.
– Я не горничная, – неожиданно призналась она.
– А так похоже! – хмыкнул Сэм, но обида на лице девушки заставила его пожалеть о своих словах. – Ладно, не похоже, конечно. Надеюсь, я хоть теперь узнаю, кто ты на самом деле.
– Мое имя… впрочем, оно тебе ничего не скажет. – Она еще ниже повесила голову и обратилась к земле у своих ног: – Мой отец – виконт! Тебе известно, что это такое?
– По чистой случайности да, – ответил Сэм.
Потом он повалился на землю и дал себе волю. Он хохотал и хохотал, пока по щекам не потекли слезы и не закололо в боках. Дважды он пытался остановиться, но только довел себя до икоты.
– Прекрасно! – кое-как произнес он, когда смех пошел на убыль. – Из грязи – в князи. Твоя мама, конечно, кузина самой королевы? Тебя в детстве не учили, что врать нехорошо?
– Говорю тебе, я дочь виконта!
– Ну, само собой!
Взгляд Сэма упал на томик в бумажном переплете, который так и лежал рядом, всеми забытый. Он поднял его. "Буффало Билл и разбойники с большой дороги". Это же надо – быть такой законченной лгуньей! Ее бы следовало хорошенько отшлепать, но это, похоже, безнадежный случай.
– Я дочь виконта, – повторила Лидия с таким видом, словно была смертельно оскорблена его недоверием. – Мое имя Лидия Бедфорд-Браун, а мой отец – виконт Венд.
– Прошу великодушно извинить, – сказал Сэм, тщетно стараясь придать себе серьезный вид. – Ваша милость, я не заметил королевского герба на дверце дилижанса. Так вольничать с племянницей царствующей особы!
– Королева мне не тетка, а троюродная сестра, – надменно возразила девушка.
Сэмом овладел новый приступ смеха, но длился он недолго, потому что Лидия ужасно расстроилась. Надо было признать, что ее умение плести байки значительно окрепло после всего пережитого, а притворство не оставляло теперь желать лучшего. Во всяком случае, ее обида казалась неподдельной, хотя мало соответствовала дешевому дорожному платьицу.
– Не обижайся, но я тебе не верю. Посмотри на себя! Ты похожа на гувернантку, но никак не на дочь виконта. На гувернантку с не в меру богатым воображением.
Лидия сгорбилась, отчего буйные пряди ее волос упали на обтянувший ноги грязный подол. Некоторое время она разглядывала пятна грязи и торчащие нитки, словно впервые заметив, что одета в готовое платье, лишенное отделки, и не в силах понять, как это могло произойти. Потом она вскинула голову и с вызовом посмотрела на Сэма.
– Я нарочно так оделась, чтобы никто не догадался, что я… И умолкла, словно разом потеряла запал. Как раз в этот момент Сэм припомнил ее дорогое нижнее белье – все эти кружевные нижние юбки и тонкие чулки, кашемировую шаль, серебряную щетку для волос и лук из настоящего тиса. Она была – клубком противоречий, эта Лидди Браун.
Он потер подбородок, чем дальше, тем больше похожий на наждачную бумагу, и ободряюще ухмыльнулся.
– Давай вернемся к делам более насущным. Кто будет первым читать вслух, ты или я? Думаю, туман рассеется не раньше, чем мы поубиваем всех разбойников, подстрелим бизона, оскальпируем пару индейцев и выручим из беды пассажиров дилижанса.
Поначалу брови девушки оставались неприветливо сдвинутыми, но потом она медленно улыбнулась.
– Начинай ты. – Улыбка стала шире, раздался смешок. – Если, конечно, знаешь все буквы алфавита. Одно условие: как дойдешь до первой перестрелки, передай книгу мне. Обожаю читать про то, как плохих парней убивают, как собак! Вообще люблю, когда получают по заслугам. Я всегда читаю эти эпизоды брату, и он говорит, что у меня отлично выходит.
"Ну вот, – подумал Сэм, – отношения снова налажены".
Что за девушка! Лгунья, упрямица и бог знает что еще. И все равно она ему по душе. Поцеловать ее, как же! Этого только не хватало. А как хотелось бы! Он бы начал с ямочек на щеках и закончил этими роскошными ягодицами.
Глава 8
Никогда уже Чикаго не будет таким, как во времена своей бурной юности. Невообразимое смешение диалектов, низменные страсти, нестерпимая вонь, шум, гам и кровопролитие средь бела дня.
"Чикаго трибюн". Из отзыва к "Следопытам прерий"
Их все еще скрывал туман.
Сидя плечом к плечу, они по очереди читали вслух книгу, от которой Сэм был в восторге, да и Лидия тоже, хотя она и не спешила в этом признаваться. Каждые десять минут книга переходила из рук в руки. На третьем заходе Сэму достался эпизод, где отважный Билл через плечо отстреливается от группы подлых предателей – индейцев. Его так захватило происходящее, что он не сразу заметил улыбку на губах своей слушательницы. Лидия сидела в обычной своей позе: ноги подтянуты, подбородок на коленях, на плечах шаль. Едва уловимая и загадочная улыбка пряталась в уголках ее губ. Да Винчи сразу схватился бы за кисть, чтобы написать новую Джоконду, вот только казалось странным, что с таким лицом можно слушать историю Буффало Билла. Сэм прочел еще страницу. Улыбка неизменно сопровождала все, о чем он вещал: бешеную скачку, дождь оперенных стрел, реки крови. В конце концов он опустил томик, заложив его пальцем, как закладкой.
– Ну и что смешного?
Лидия тотчас спрятала лицо в колени, давая понять, что не желает вдаваться в объяснения.
– Скажи! – настаивал Сэм, заранее улыбаясь, и для верности подтолкнул девушку локтем.
– Ни в чем, – послышался приглушенный слоями ткани ответ, за ним последовал смешок.
– Что значит "ни в чем"? Ведь над чем-то ты хихикаешь! Лидия медленно повернула голову и теперь прижималась
к коленям щекой.
– Ну, хорошо. Я подумала, как лестно то, что ты сказал. Он в недоумении приподнял бровь.
– Что не станешь целовать меня потому, что… ну, ты понимаешь! – Она потупилась, довольная. – Получается, что я – роковая женщина. Как неожиданно и мило! – Теперь она уже улыбалась во весь рот. – Сначала я ужасно расстроилась при мысли, что… ну, не важно. А впрочем, важно! Хорошо, что ты не считаешь меня распутной.
– Почему же, как раз считаю, – возразил Сэм с каменным выражением лица.
Лидия ахнула и перестала улыбаться. Он помедлил, наслаждаясь розыгрышем, потом уточнил:
– В хорошем смысле этого слова. Не забывай, что в моих глазах ты аппетитнее капустного пирога.
– Ах да, капустный пирог! Я и забыла.
Так они и сидели рядом, укрытые от окружающего мира пологом тумана. Сэм готов был сидеть так часами и просто смотреть на Лидию. Ему нравилось, как она встречает его взгляд, нравилось изящество белых пальцев, сплетенных на шали цвета спелых слив или черники. Стоило ее буйным кудрям обрести свободу – и уже непонятно было, как их вообще удавалось укротить. Завившись в тугие спирали, они ниспадали по спине, плечам и груди. Это было все равно что сидеть в облаках рядом с растрепанным, озорным ангелом.
Наконец Сэм все-таки вспомнил про книгу, раскрыл и принялся читать.
– "Подобно странствующим рыцарям прошлого, Буффало Билл всей душой стоял за справедливость и готов был драться за нее до последней капли крови".
– Это невозможно, – тихонько промолвила Лидия.
– Почему? – изумился он. – Это всего лишь цветистый оборот, но…
– Я не об этом! – нетерпеливо отмахнулась девушка. – Помнишь, что ты сказал? "Если я тебя поцелую, ты и ахнуть не успеешь, как окажешься на спине". По-моему, ты сильно преувеличил.
Сэм почувствовал, что его бросило в жар, потом в холод, он ощутил корешок каждого волоса на голове, словно они неожиданно встали дыбом.
– Я не собираюсь обсуждать этот вопрос, – наконец пробормотал он и решительно вернулся к чтению: – "Кавалерия готовилась к атаке…"
– Надеюсь, ты не имел в виду, что бросишь меня на землю и навалишься сверху? Женщина должна уступить сама, по собственной воле, ведь так? А раз я не намерена уступать, значит, один поцелуй ни к чему ни приведет. Это полная ерунда, что я окажусь на спине, не успев даже ахнуть.
– "…и трубач затрубил, призывая…"
– Не окажусь!
– Окажешься!
– Не окажусь!
Сэм сердито сдвинул брови, но потом не выдержал и рассмеялся. Ничего другого не оставалось, как снова заложить книгу.
– Обычно, – сказал он, – если женщина ищет приключений, я охотно иду ей навстречу. К чему отступать от такой чудесной привычки? – Он помедлил, прикидывая. – Ладно, я и в самом деле немного преувеличил, для наглядности. Как по-твоему, сколько ты продержишься?
Лидия сделала вид, что напряженно размышляет. Это был обмен шутками скуки ради, и оба это прекрасно понимали.
– Сколько продержусь, сколько продержусь… долго! Целых пять минут!
– Пять минут! – ужаснулся Сэм. – Вот, значит, до чего я уродлив! Настоящий павиан. Надеюсь, это останется между нами? Иначе насмешники мне проходу не дадут.
– Видишь теперь, как сильно ты себя переоценил, – важно заметила девушка. – За пять минут можно ахнуть раз сто, не
меньше.
– Может, даже и больше, но мы так и не узнаем, сколько именно.
– Почему?
– Потому что не будем проверять это на практике.
– Скажите, какой неприступный! – засмеялась Лидия. – А все-таки интересно…
Она не договорила и снова уставилась в землю, застенчиво улыбаясь. Сэм покачал головой. Ему – следовало хорошенько подумать, прежде чем обсуждать ее улыбки. А впрочем, ничего страшного не случилось, они просто немного позабавились.
Он раскрыл заложенную страницу.
– А другие книги ты читаешь? – спросила Лидия.
– В смысле, более серьезные?
– Ну да. К примеру, книги Джейн Остин?
– Нет, такие мне не по душе. Я предпочитаю Диккенса и Коллинза. Прочел все, что смог найти.
– Выходит, ты много читаешь. Я тоже.
Сэм ощутил удовольствие при мысли о некоторой общности их интересов. Даже если им с Лидией нравились разные авторы, сама по себе страсть к чтению была свойственна не всякому.
– Как-то раз я сам написал книгу, – сказал он неожиданно для себя.
– О! – воскликнула девушка, широко раскрыв глаза. – Правда?
– Еще в молодости.
– И о чем же была эта книга?
– Ни о чем конкретно. Сборник высказываний на разные темы.
Критика приняла "Техасца в Массачусетсе" очень благожелательно, а один обозреватель даже назвал его "превосходной коллекцией афоризмов и откровений". Будь Сэм более честолюбив, он бы зазнался, но такой, какой есть, он не принял замечаний критика всерьез. Однако теперь он ощущал непривычное желание блеснуть перед своей собеседницей, произвести на нее – впечатление своими талантами. Получилось это У него весьма неуклюже.
– Так себе была книжонка. Отец назвал ее лепетом деревенского простачка! Я подарил ему экземпляр с дарственной надписью, а он бросил его в дыру нужника..
Лидия прижала ладони к щекам.
– Что за ужасный человек!
– Да уж, ему было не до изящных манер. Мой отец пережил пять жен, две войны, из разбойников вышел в шерифы, потом подался в рейнджеры и к тому же сумел поставить на ноги ранчо. Все его уважали, многие побаивались, но как человек он мало кому нравился. Характер у него был трудный, и это еще очень мягко сказано. – Сэм хмыкнул. – Бывают дни, когда я очень похожу на него.
Черт возьми, он снова наговорил лишнего! В больших глазах Лидии появилось изумление, граничившее с испугом.
– А ты? – осторожно спросила она. – Ты тоже не нравишься людям?
– Бывает и такое. Но тебе я, кажется, нравлюсь, хотя и непонятно почему.
– Возможно, – произнесла Лидия отчего-то с грустью. Вид у нее при этом был такой, словно она только что сделала безоговорочное признание.
– Несмотря на мое ужасное происхождение? Девушка ограничилась кивком. Надо же, подумал Сэм, а
утром они только и делали, что препирались. Откуда такая уступчивость?
Читая по очереди, они быстро добрались до конца рассказа, который не отличался ни длиной, ни прихотливостью. Медлительное время едва успело доползти до полудня. Погода не выказывала никаких перемен, туман упорно не желал рассеиваться.
Дочитав последние строчки, Лидия тихо закрыла томик и сжала его в ладонях, не желая расставаться с глупой бульварной книжонкой, которая понравилась ей ничуть не меньше, чем остальные шесть из бесконечной серии "Буффало Билл". Она таскала их из высокой стопки в углу гардероба брата. Что-то такое в них было, в этих книжках. Они были незатейливы, зато оставляли чувство подлинного удовлетворения. Справедливость в них неизменно торжествовала, зло бывало наказано, сила была добра, а слабость – прекрасна. Читать такую книжку в компании Сэма Коди было приятно вдвойне.
Девушка положила томик и потянулась. Она не смотрела на своего товарища по несчастью, но ни на минуту не забывала о его близком присутствии. Вот он вытянул ноги и по очереди покрутил ступнями, откинувшись назад и опираясь на руки, потом буркнул что-то неразборчивое, что-то вроде: "Неплохо, неплохо!"
– Отлично, – поправила его Лидия. – У моего брата Клива полным – полно таких книжек. У него вообще много всякого… забавного. Например, картинки с мужчинами и женщинами в нижнем белье. Я глаз не могла оторвать!
Она умолчала об иллюстрациях к "Лисистрате", решив, что Сэм никак не может быть знатоком греческих пьес.
С минуту он изучал ее с поднятой бровью, потом заметил:
– Так ты, ко всему прочему, еще и роешься в вещах брата.
– Не во всех, а только в тех, что в углу гардероба. Там он хранит все самое интересное. Ну да, да, я знаю, что это дурно! И почему всегда так тянет к тому, чего не следует делать? В детстве Клив так меня изводил, что я мечтала отомстить ему за все. Однажды я заметила, как он прячет что-то в своем гардеробе, сунула туда нос и наткнулась на целый склад. То, что я им воспользовалась, только справедливо. И потом, разве я не держу рот на замке? Мама убила бы Клива, если б узнала.
– А сколько ему?
– Двадцать два.
– А я думал, двенадцать, – усмехнулся Сэм. – В двадцать два люди обычно умеют за себя постоять.
– Только не перед лицом нашей матери.
– Разве отец не принял бы его сторону?
– Только если бы оказался дома, а это бывает нечасто. –
Лидия склонилась к самому уху Сэма и понизила голос как если бы повсюду были уши. – Я никому еще
этого не говорила, но сдается, что родители только и ждут, когда же мы с Клином заведем собственные семьи. Тогда они со спокойной совестью пойдут каждый своим путем. Они терпеть друг друга не могут.
– Вот оно что!
– Да – да, но они не выставляют этого напоказ, наоборот, всячески скрывают. Из страха, что ни одно достойное семейство не захочет связать свое имя с именем тех, чей брак – лишь формальность. Если бы на развод не смотрели косо, они давно бы развелись. – Девушка вздохнула. – Одним словом, они выжидают. Это так досадно!
Как видно, она решила сменить тему, потому что спросила иным, оживленным тоном:
– Ты, случайно, не родственник?
– Кому? – удивился Сэм.
– Буффало Биллу! Ведь его фамилия – Коди, как и твоя.
– Ах, этому! – засмеялся он. – Нелепому циркачу, который ездит по свету со своим шоу? Само собой, мы родня! По крайней мере отец любил повторять, что они братья в каком-то там колене. – Он посерьезнел. – Это просто шутка, не обращай внимания. А что, ты бывала на представлении?
– Да, и мне очень понравилось.
Еще одно признание вырвалось, и ничего страшного не произошло. Сэм Коди не видел ничего странного ни в одном из откровений, вполне способных довести ее мать до сердечного приступа.
– А на каком именно? – только и спросил он.
– На том, где скальпировали. Клив ходит на это шоу каждый раз, как они бывают в Лондоне. Раза четыре был, не меньше. А ты?
– Дважды. – Где?
– В Чикаго.
Лидия позволила своим мыслям странствовать. Прошло минут пять.
– Как далеко тебе случалось бывать от дома? – полюбопытствовала она.
– Не дальше Англии. Думаю, это достаточно далеко, даже слишком. Я с радостью вернусь в Америку.
– А что из того, что тебе пришлось повидать, было сразу и лучшим, и худшим? – Поскольку Сэм не понял вопроса, Лидия пояснила: – Эту игру мы с братом выдумали, чтобы научиться видеть разные стороны вещей. Например, что хорошего и что плохого в том, что Клива в шесть лет отдали в частную школу для мальчиков, чего он совсем не хотел? Что хорошего и что плохого в том, что мне не позволили поступить в университет, чего я очень хотела?
Сэм довольно долго не отвечал. Лидия сообразила, что он не знает, верить или не верить ее очередному намеку на принадлежность к высшим кругам. Наконец он, похоже, сдался, потому что передернул плечами и спросил:
– Ты имеешь в виду, из того, что мне пришлось повидать в Англии?
– Ну хотя бы.
– Только, чур, не смеяться. Это вересковые пустоши. Я и люблю их, и нет, потому что они были бы совсем похожи на техасское раздолье, не будь здесь столько грязи, сырости и тумана. Короче, я люблю в них все, за исключением болот, а это не такое уж маленькое исключение. – Сэм согнул одну ногу в колене, положил на нее руку, свесив пальцы и пошевеливая ими. – Один Бог знает, как долго мне не приходилось проводить ночей под открытым небом. Мне это всегда было по душе, а теперь и подавно. Здесь, в Дартмуре, мне нравится черника. – Он повернулся, и взгляды их встретились, прямые и полные откровенной симпатии. – Пожалуй, это единственное, что я принимаю в Англии всем сердцем.
Есть ли что-то еще, что он принимает всем сердцем? Или, может быть, кто-то? Она? Лидия не решилась уточнить. И без того ее преследовало странное, очень непривычное ощущение, что щеки пылают, хотя им было от природы положено оставаться бледными при любых обстоятельствах. Чтобы оставаться за пределами видимости Сэма, она откинулась.
– Знаешь, начни читать сначала. Надо же как-то скоротать время!