Кеннет опять уставился на воду, а она пошла дальше. Он ждал, что вот-вот почувствует облегчение – огромное облегчение. Целый месяц в его душе гнездились неуверенность и страх. Но сейчас Кеннет ничего не чувствовал. Он ведь всегда старался – по мере возможности – поступать так, как требовали приличия. Конечно, с Шоном он дружил вопреки родительскому запрету, но когда тот стал старше, Кеннет порвал эту дружбу. Он приходил на свидания с Майрой, хотя она была уже юной леди и к тому же принадлежала к семье Хейзов. Но Кеннет никогда не пытался склонить ее к близости, если не считать сравнительно невинных поцелуев. И он был твердо намерен подвергнуть испытанию свою любовь к ней, объявить о ней открыто, настоять на своем решении жениться на ней. Ради старой дружбы он не обращал внимания на преступную деятельность Шона, уверяя себя, что контрабанда в окрестностях Тамаута не может быть чем-то серьезным. Кеннет начал действовать, только узнав, что Шон волочится за Хелен. Наверное, он поступил не правильно. Но кто знает? Кто вообще может что-нибудь знать о таких вещах? Он вел себя так, как подсказывала ему совесть, а потом узнал о Майре такое, чего предпочел бы вовсе не знать. Он сам разбил свое сердце.
И теперь он никак не мог почувствовать долгожданное облегчение. "У вас нет передо мной никаких обязательств". Она сказала это с уверенностью в голосе. И конечно, не лгала. Но Кеннет все же не мог в это поверить. Он ее обесчестил, и совесть мучила его.
Он почувствовал раскаяние – как глупо!.. Ах, если бы в тот давний день, в юности, он не пришел посидеть в их укромное место в скалах! Если бы они не встретились в тот день, вся жизнь его могла бы сложиться совсем иначе.
Он нервно рассмеялся, оттолкнулся наконец от ограды и посмотрел на свою лошадь. "Смешно даже предположить такое!" Эти слова она произнесла всего несколько минут назад. Смеясь над тем, что произошло между ними. Как будто его семя ни в коем случае не может укорениться в ней.
"Но что теперь делать с бременем своей вины?" – подумал граф.
"Почему я ответила на его вопрос отрицательно?" – спрашивала себя Майра, направляясь к долине. Ей представилась прекрасная возможность, а она ею не воспользовалась.
– Вы ждете ребенка, Майра?
– Конечно, нет. Смешно даже предположить такое!"
Или она воображает, что это пройдет само собой, если и дальше все отрицать? Мама хотела послать за мистером Райдером, а она, Майра, уверяла, что чувствует себя плохо только потому, что погода с самого начала месяца стоит просто скверная. Последнюю неделю, с тех пор как пришло сообщение о смерти миссис Бейли, мама, конечно, больше не беспокоилась из-за ее бледности и отсутствия аппетита. А Майра, замечая у себя все неоспоримые признаки, придумывала новые и новые объяснения, не желая признать очевидное.
Конечно, она уже некоторое время понимала – а может быть, как ни странно, поняла с самого начала, – откуда ее бледность.
Придется сказать ему.
Он только что напрямую спросил ее об этом. А она ответила отрицательно.
Придется написать сэру Эдвину.
Его мать только что умерла, и от него пришло длинное письмо, напыщенное, бессмысленное и исполненное неподдельного горя.
Придется сказать маме.
Завтра.
– Завтра, завтра, завтра, – пробормотала она. Это какая-то цитата. Из Поупа? Из Шекспира? Из Мильтона? Она ничего не соображает. Впрочем, все это не имеет значения.
Завтра она это сделает – поговорит с матерью, напишет сэру Эдвину, пошлет за Кеннетом.
Но завтра она обещала Хэрриет навестить вместе с ней занемогшую мисс Питт.
* * *
В марте в Корнуолл приехали лорд Пелем и мистер Гаскон, чтобы навестить своего друга. Рекс Эдамс, виконт Роули, не приехал с ними, хотя некоторое время они провели втроем; сначала – в Стреттон-Парке, а потом – в Боудли-Хаус в Дербишире, имении брата Рекса.
– Уехали мы оттуда довольно поспешно, – объяснил, усмехаясь, лорд Пелем, когда друзья беседовали в первый вечер по приезде в Данбертон. Они еще сидели за столом, потягивая портер, хотя ужин давно закончился и слуги убрали тарелки. – Причина вполне предсказуемая.
– Женщина? – Кеннет поднял брови.
– Женщина, – кивнул мистер Гаскон. – Настоящая красавица, Кен! И вдова к тому же. К несчастью, во всем Дербишире это единственная красавица, насколько мы заметили.
– Если я правильно понял, – усмехнулся Кеннет, – она на вас и смотреть не захотела, да, Нэт? Иден или Рекс понравились ей больше, чем вы?
– На самом деле ей не понравился ни один из нас, – криво усмехнувшись, сказал Гаскон.
– Хотя, если отдать нам должное, – вмешался лорд Пелем, – нужно добавить, что нам с Нэтом просто не представилась возможность испытать на ней наши чары. Рекс увлекся ею и предупредил нас, чтобы мы держались от нее подальше. Кажется, он получил великолепный от ворот поворот!
– Рекс? – Кеннет снова усмехнулся. Он был искренне рад, что они опять все вместе. – Вероятно, по его самолюбию был нанесен страшный удар? Редчайший случай – женщина отвергла его!
– Он уехал из Боудли после первого же предупреждения, – сказал Гаскон. – И мы уехали вместе с ним. Миссис Эдамс – это, как вы знаете, жена его брата, – наверное, хватил удар, когда она обнаружила, что Рекс уехал. У нее сестра на выданье, и она строила определенные планы в связи с ним.
– Но Рекс не поехал с нами сюда, – добавил лорд Пелем. – Он отправился домой, в Стреттон, и при этом очень напоминал дворнягу, которую отходили кнутом и которой только и остается, что зализывать раны. Я дорого бы дал, чтобы подслушать его последний разговор с восхитительной – и, без сомнения, добродетельной – миссис Уинтерс.
Все весело рассмеялись, но не потому, что не сочувствовали бедняге Рексу. Просто восемь лет они поддерживали друг друга, вместе смеялись друг над другом, сражались плечо к плечу, помогали друг другу выносить тяготы и трудности военной жизни. Все они за это время имели связи с женщинами, и за редкими исключениями небезуспешные. И они никогда не разрешали друг другу унывать из-за неудач. Они подшучивали и поддразнивали неудачника до тех пор, пока тот, покончив с хандрой, не принимался сам над собой подшучивать.
– Рекс правильно сделал, уехав домой, – сказал лорд Пелем. – Он был похож на медведя, которого обложили со всех сторон. Ему до смерти надоели постельные утехи. С ним стало очень скучно.
– Я уговорю его приехать сюда, – сказал Кеннет. Потом заговорили о другом: друзья поинтересовались, сколько у графа было любовных похождений с тех пор, как он приехал в деревню. Они просто не могли поверить, что похождений вовсе не было. Так и не сумев ничего вытянуть из Кеннета, они принялись фантазировать – описывали свои собственные невероятные похождения – и занимались этим до тех пор, пока все трое не разразились оглушительным хохотом.
– Но шутки в сторону, – сказал наконец лорд Пелем. – Как здесь развлекаются, Кен? Кроме красот природы, верховой езды, охоты и хорошего винного погреба… Какое здесь общество?
– Он хочет знать, есть ли здесь хорошенькие женщины, – пояснил мистер Гаскон.
– Здесь есть, как и во всякой деревне, несколько весьма заурядных семейств, – ответил Кеннет, пожимая плечами. – А в этих семействах имеются незамужние дочери.
– Клянусь Юпитером, – воскликнул лорд Пелем, после тех недель, что мы провели в Боудли, это просто манна небесная!
– Когда до них дойдет весть о вашем приезде, – добавил Кеннет, – и они, и их маменьки придут в неописуемый восторг. Сколько вы уже здесь? Четыре часа? Пять? Можете не сомневаться, об этом уже знает вся округа. Так что ждите приглашений.
– Превосходно! – заявил Гаскон. – Неужели вам, Кен, ни одна не приглянулась? Как выдумаете, Ид, он говорит правду?
– Я думаю, Нэт, что он лжет, – ответил лорд Пелем. – Но мы выведем его на чистую воду. Мы обнаружим эту леди по блеску в его глазах.
– А также по тому, что он не подпустит нас к этой леди и на пушечный выстрел, – добавил мистер Гаскон. – Она, конечно, самая хорошенькая из всех. Мне уже не терпится, Ид.
Лорд Пелем усмехнулся.
– Выпейте-ка еще портеру, – сказал он.
Глава 12
Прошло почти два месяца. После того как Майра однажды случайно встретилась с Кеннетом, возвращаясь домой из Тамаута, она его почти не видела. Несколько раз они кивнули друг другу, встретившись в церкви. Однажды, когда Майра шла по деревне вместе с Хэрриет, они обменялись обычными в таких случаях любезностями. А как-то раз целую минуту говорили о погоде у Мизонов – Майра собиралась уходить, а Кеннет только что пришел. Прогуливаясь по вершине утеса, они оба сворачивали в разные стороны с тем, чтобы оказаться на почтительном расстоянии друг от друга – тогда достаточно лишь кивнуть головой в качестве приветствия.
Но как-то вечером, в гостях у миссис Тревеллас, к которой так хотелось пойти леди Хейз, Майре не повезло. Прибыв туда, они услышали новости, от которых весь Тамаут целый день пребывал в волнении. В Данбертон к графу Хэверфорду приехали погостить два молодых состоятельных джентльмена. Один из них даже барон, сообщила миссис Тревеллас леди Хейз, а другой джентльмен, хотя и не имеет титула, также обладает хорошими семейными связями и также состоятелен.
Мистер Тревеллас, видевший молодых людей еще днем, не заметил, хороши ли они собой. Но как заявила мисс Питт – а прочие леди утвердительно закивали, как бы одобряя ее здравое суждение, – если эти джентльмены молоды и хорошо воспитаны, если они друзья лорда Хэверфорда, то она почти уверена, что они хороши собой.
– Их пригласили сюда на вечер, – сказала Хэрриет. Она с улыбкой взяла подругу за руку и направилась с ней к двум креслам, стоявшим чуть поодаль от гостей, столпившихся вокруг торжествующего мистера Тревелласа. – И эти джентльмены, – продолжала миссис Линкольн, – приняли приглашение. Так что все мы сегодня сможем повеселиться. Как удачно, что Гримшоу вернулись домой после четырехмесячного отсутствия и привезли с собой своих четырех дочерей. Я уверена, что миссис Гримшоу уже строит планы насчет двух свадеб. Она, конечно, мечтает о трех свадьбах, но ее голос, когда она говорит о нашем графе, выдает некоторый страх. Кажется, она считает, что он для нее недосягаем. – И Хэрриет засмеялась.
– Старшая мисс Гримшоу повзрослела и превратилась в довольно привлекательную девушку, – отозвалась Майра. – И у нее хорошие манеры.
– Я рассчитываю сегодня поразвлечься, – сказала Хэрриет. – Тем более что повзрослевший Эдгар Мизон превратился в чудесного молодого человека… Дело в том, что он явно заприметил старшую мисс Гримшоу. Мы будем сидеть здесь, наблюдать и смеяться над всеми. Остается только надеяться, что эти джентльмены хороши собой. А если они будут держаться дружелюбно и проявят интерес к молодым леди, то завтра утром о них заговорят как о самых красивых мужчинах на свете. Попомни мои слова.
– Наверное, – проговорила Маира. – Граф Хэверфорд тоже будет?
– Ах, разумеется! – подхватила Хэрриет. – Но его мы не станем замечать, разве только тайком будем любоваться его красотой. Ему предстоит завязать семейные отношения в слишком высоких сферах, так что его едва ли можно счесть подходящим объектом для матримониальных устремлений наших девиц. Я полагаю, он в скором времени отправится в Лондон и привезет сюда молодую графиню, увидев которую мы все онемеем от ужаса, как немели при виде его мамочки во время рождественских праздников.
– Возможно, этой графиней станет мисс Уишсрт? – заметила Майра.
– Ах, думаю, что нет! – возразила Хэрриет. – Видишь ли, он не выказал к ней особого интереса. Ведь с тобой он танцевал и на балу в Данбертоне, и у нас в Тамауте столько же, сколько и с ней. А как ты думаешь, сегодня здесь будут танцы? Обязательно кто-нибудь предложит потанцевать. Как же можно не воспользоваться появлением в обществе красивых молодых людей и не потанцевать? Но мы с тобой будем сидеть здесь как чинные матроны, Майра, и наблюдать. Ты ведь не станешь танцевать, да? После Рождества твое здоровье явно ухудшилось. Мистер Линкольн сказал, что в воскресенье едва узнал тебя в церкви.
– Наступила весна, и теперь я чувствую себя лучше, – сказала Майра.
– Ах! – воскликнула Хэрриет. – Ну, сейчас начнется. Вот они!
За прошедшие два месяца Майра тысячу раз порывалась выпутаться из беды. Написать сэру Эдвину, поговорить с матерью, послать за Кеннетом – все это ей предстояло сделать, но Майра постоянно откладывала эти дела. И чем дольше откладывала, тем больше сомневалась, что когда-либо займется этим. Как будто все ее проблемы могли разрешиться сами собой…
За целых три месяца не было ни дня, когда бы она чувствовала себя хорошо. Майра знала, что мать тревожится за нее и что мистер Райдер, которого наконец пригласили в Пенвит, был сбит с толку теми симптомами, о которых она ему рассказала. Конечно, он не решился сделать окончательные выводы и прописал ей укрепляющее, Но Майра знала, что ей станет легче, как только она решится, начнет действовать… Дольше откладывать просто глупо. Если она станет откладывать и дальше, все станет ясно и без слов. Но мысль о предстоящем ужасала.
И она по-прежнему ничего не предпринимала.
– Ах, Майра, – прошептала Хэрриет, придвинувшись ближе к подруге, – становится все интереснее и интереснее! Ты когда-нибудь в жизни видела троих более привлекательных джентльменов разом? У нашего графа преимущество в росте и чудесные белокурые волосы, но у одного из его друзей необыкновенно синие глаза – а я никогда не могла устоять перед синими глазами, – а у другого такая улыбка, что могут подогнуться коленки даже у чопорной матроны.
Но Майра не заметила гостей графа. Она видела только Кеннета, красивого и изысканного, в темном вечернем костюме. И понимала, что поговорить с ним нет никакой возможности. Майра чувствовала себя скучной, уродливой, старой – и ненавидела себя за это. Она никогда не сможет прийти к нему, ждать его в салоне в Данбертон-Холле, где она когда-то ждала с сэром Эдвином. Никогда не сможет сказать ему правду. Она не сможет этого сделать. Не сумеет. Майра уже не верила, что та ночь в хижине отшельника была на самом деле, хотя не верить и вовсе глупо – в ее-то положении.
Он беседовал с миссис Тревеллас. А мистер Тревеллас, подхватив его друзей, принялся представлять их собравшимся. Беседуя, Кеннет оглянулся. Майра заметила, что взгляд его на мгновение остановился на ее матери; затем он посмотрел на нее и, прежде чем отвести глаза, едва заметно нахмурился.
Не стоило надевать темно-красное платье, подумала Майра. Это самое скучное из всех ее платьев. Она сразу же это поняла – как только перед ней развернули рулон красной ткани. Майра надевала это платье всего несколько раз, и только дома. Но сегодня вечером оно подходило к ее настроению. Она знала, что выглядит самым ужасным образом. А впрочем, не все ли ей равно?
Мистер Тревеллас остановился перед ней и Хэрриет и представил им лорда Пелема, джентльмена с необыкновенно синими глазами, и мистера Гаскона, джентльмена сочень привлекательной улыбкой. Да, они достойные друзья Кеннета, не без горечи подумала Майра, когда молодые люди, обменявшись любезностями с дамами, отошли.
– Я думаю, мистер Гаскон – прекрасный человек, а лорд Пелем любит поволочиться за дамами, – сказала Хэрриет. – Ты не согласна, Майра?
– Но ведь добрая улыбка может быть не менее соблазнительна, чем синие глаза, – возразила та. "Но нет ничего соблазнительнее белокурых волос и светло-серых глаз!" – добавила мысленно.
Предположения Хэрриет вполне оправдались. До ужина мистер и миссис Тревеллас с радостью усадили гостей за карты и за разговоры, но у молодых людей были иные замыслы. В конце концов одна из младших дочерей Гримшоу набралась смелости и, спросив, нельзя ли сыграть на фортепьяно джигу, схватила за руку юного Мизопа и заставила его подняться.
– Мисс Питт, сыграйте же! – просила она, сияя улыбкой. – Я просто умру, если мы не потанцуем.
Но мисс Питт еще не совсем оправилась от болезни, продержавшей ее в постели почти целый месяц, Тут встала Майра. Ей очень хотелось удалиться на весь вечер в самый дальний конец гостиной и спрятаться там.
– Я с удовольствием поиграю, – сказала она. – А вы, мисс Питт, посидите у камина и полюбуйтесь на танцующих.
– Ах, дорогая мисс Хейз, как это мило с вашей стороны! – сказала мисс Питт. – Ну и прекрасно! Поскольку дорогой сэр Эдвин Бейли отсутствует, вам, разумеется, не захочется танцевать.
Майра села да инструмент. Заиграв быструю джигу, она заметила, что старшая мисс Гримшоу и мисс Пеналлен подцепили вожделенных партнеров – данбертонских гостей. Сам Кеннет не танцевал, только смотрел. Рядом с ним стоял его преподобие Финли-Ивенс. И вдруг Майра краем глаза заметила, что викарий склонился к мисс Питт, сидевшей в кресле. Майра так резко обернулась, что едва не сбилась с ритма.
Кеннет прошел через всю гостиную и остановился неподалеку от фортепьяно. Граф смотрел на Майру, и на лице его не было улыбки. Майра снова сосредоточилась на игре, Он стоял так близко, что она могла бы с ним заговорить. Рядом с графом никого не было, так что никто не услышал бы их разговор. Если он простоит здесь до конца джиги, она сможет заговорить с ним, прежде чем танцующие найдут себе партнеров и приготовятся к следующему танцу. Ей нужно сказать совсем немного – на это не понадобится много времени. Надо произнести лишь одну фразу. Только и всего.
Так она и поступит. И нечего больше думать об этом! Иначе она струсит. Танец сейчас закончится.
Майру охватил страх.
Кеннет был поражен, увидев ее. За эти два месяца он встречал ее несколько раз и даже обменивался с ней при встрече несколькими фразами. И каждый раз она была бледна и уныла, но сегодня, когда ему удалось как следует ее рассмотреть, он просто изумился произошедшей в ней перемене. Ее трудно было узнать. Когда он, увидев, что ее мать здесь, обвел глазами комнату в поисках Майры, его взгляд сначала скользнул мимо нее.
Строгая прическа Майры ничуть не смягчала черт ее лица, которое было совершенно белым, если не считать синеватых теней под глазами. Щеки у нее ввалились, отчего лицо казалось еще уже, чем обычно. А ужасное красное платье окончательно уродовало ее – от былой привлекательности и следа не осталось. Если бы граф не знал ее раньше, если бы не видел до этого вечера, то решил бы, что она уродина и гораздо старше своих двадцати шести лет.
Майра всегда была стройна. Теперь она просто-напросто тощая, подумал Кеннет, когда она встала и прошла по комнате к фортепьяно. Вид у нее был изможденный. Придя на вечер, граф постоянно с кем-то разговаривал. Побеседовал с хозяином дома и несколькими леди. Занимать Нэта и Идена было совершенно необязательно. Их тут же заставили увеселять молодых леди, чем они и занялись весьма охотно. Среди этих леди оказались четыре сестры, которых Кеннет не встречал до нынешнего вечера. Но хотя Кеннет болтал, улыбался и даже вполуха слушал собеседников, он не мог не думать о Майре Хейз. Он не думал о ней целых три месяца, но теперь, в этот вечер, его охватило отчаяние.
Приблизившись к фортепьяно и повернувшись спиной к гостям, Кеннет заметил, что она очень хорошо играет. Странно, что он ни разу до этого не слышал ее игры, хоти и вспомнил, что, будучи девочкой, Майра говорила о своей любви к музыке. Сейчас она играла без нот.