* * *
Нет, она не была забитой или неинтересной, решил про себя граф, снова переводя взгляд на Абигайль. Одно событие сегодняшнего дня особенно удивило и очаровало его. Когда они вернулись на Гросвенор-сквер после свадьбы, экономка выстроила всех слуг в холле, чтобы поприветствовать новую графиню. Он волновался, думал, что она испугается такого официального знакомства.
– Если ты улыбнешься и кивнешь, – прошептал он ей на ухо, – этого будет достаточно. Я ни на минуту не оставлю тебя одну в холле.
В ответ Абигайль отрешенно улыбнулась, высвободила свою руку и вместе с миссис Уильямз подошла к шеренге слуг. Она представилась каждому в отдельности, немного поговорила с ними и даже кое с кем перебросилась парой шуток. Довольно долго разговаривала с Виктором, внебрачным сыном прежней горничной, которая сбежала с соседским кучером и коробкой серебряных вилок, когда ребенку едва исполнился год. Эту историю ему рассказал камердинер, когда он только приехал в город.
Но потом граф вспомнил, что еще час назад она сама была служанкой. Ей должно быть и с ними так же легко, как с детьми мистера Гилла. Конечно, большинство женщин предпочли бы забыть о своем прошлом и поскорее перенять все повадки настоящей графини. Абигайль оказалась исключением.
Он проводил Джералда и мисс Сеймур в гостиную и вернулся за женой, которая в этот момент слушала брата посудомойки, восторгавшегося своим новым назначением.
– Они полюбят тебя на всю жизнь, – сказал Майлз Абигайль, когда они поднимались по лестнице в гостиную.
– Сомневаюсь, – с улыбкой проговорила она. – Я продержала их полчаса и не дала закончить работу. Они, несомненно, сейчас вовсю ругают меня.
Граф рассмеялся:
– Твоя подруга называет тебя Эбби. Можно мне воспользоваться той же привилегией?
Она скорчила смешную гримаску.
– Думаю, мои родители за что-то разозлились на меня и решили назвать Абигайль. Правда, это дурацкое имя?
– Мне нравится Эбби, – возразил он.
– Вы искусный дипломат, – рассмеявшись, проговорила она, но тут же снова стала серьезной. Она вообще заговаривала с ним только тогда, когда молчать было просто неприлично.
– Спокойной ночи, милорд, – попрощалась мисс Сеймур, приседая перед ним в глубоком реверансе. – Спасибо, что пригласили меня провести этот день с Эбби.
– Мне это было приятно, мэм, – сказал он, кланяясь и подавая ей руку, – а, кроме того, этого хотела моя жена.
Моя жена. Он едва успел осознать свое новое положение. Еще три дня назад он и не подозревал о существовании Абигайль, а теперь она стала его женой.
И как он сумеет объяснить матери и сестрам, что, едва познакомившись с девушкой, он через два дня женился, зная, что они приедут в конце недели?
Неужели любовь с первого взгляда?
Он подумает об объяснениях, когда придет время.
Он взял Абигайль за руку, и они проводили друзей до лестницы, помахав им вслед, пока те не скрылись за дверью. На лестнице вдруг стало очень тихо.
– Я не сказал тебе, дорогая, – граф взял обе руки юной жены в свои, – как чудесно ты сегодня выглядишь, но я весь день об этом думал.
– Глупости, – резко возразила она, – я не могу чудесно выглядеть, милорд, но вот то платье, которое вы мне подарили, действительно великолепно.
– Меня зовут Майлз, – напомнил он, – надеюсь, ты не собираешься обращаться ко мне "милорд" в течение последующих сорока – пятидесяти лет?
– Нет, – вспыхнув, проговорила она, – просто до сегодняшнего утра я не знала, как вас зовут. Прошлой ночью я не раз просыпалась и перебирала в уме все возможные имена.
– Правда? Надеюсь, мое имя тебе нравится, хотя от него нельзя, как от твоего, образовать ласковое уменьшительное имя.
Он видел, что Абигайль пытается незаметно высвободить руки, а ее взгляд был прикован к его шейному платку. Она точно так же, как и он, чувствовала приближение ночи. Эта мысль очень возбуждала графа.
– Миссис Уильямз уже показала тебе твои комнаты, – начал он, – и представила тебе твою горничную. По-моему, это Элис, да? Она, вероятно, уже ждет тебя. Миссис Уильямз объяснила тебе, что моя спальня примыкает к твоей? Иди наверх. Я тоже скоро поднимусь. Тебе хватит полчаса?
– Да, милорд, – сказала она его шейному платку, повернулась и половину лестницы на верхний этаж прошла спокойно, после чего вихрем бросилась в свою спальню.
Граф наблюдал за ней, думая о том, как избавить молодую скромную жену от ужаса первой брачной ночи.
Абигайль смотрела на кровать, которую постелила Элис перед уходом, но лечь не решалась и стояла рядом, держась рукой за резной столбик, хотя она с удовольствием легла бы в постель давно – в ней накопилось достаточно усталости за две бессонные ночи и полный переживаний день свадьбы. Прошло уже, наверное, гораздо больше времени, чем полчаса. Хотя, может, и нет, просто время, подчиняясь чьему-то нелепому капризу, то убыстряло, то замедляло свой бег.
Одну вещь Абигайль знала точно: лучше всю ночь простоять, чем лечь в постель вместе с ним. Будет что-то унизительное и ужасающее в том, как он войдет в эти двери и нависнет над ней, беззащитно распростертой на постели. Нет, лучше встретить опасность стоя.
По правде говоря, ее ужасно тошнило. Глупо, потому что она ни разу в жизни не испытывала страха или по крайней мере не признавалась себе в этом, даже когда отец бывал в самом дурном настроении. Да, но тогда ей не приходилось иметь дело с посторонними мужчинами.
До смерти отца два года назад Абигайль была нянькой ему и младшим детям, потому что он после долгих лет пьянства и разгула стал инвалидом. Борис был моложе ее всего на два года, но ведь мужчины всегда остаются детьми. Большинство из них так никогда и не вырастают. Би и Клара были намного моложе ее. Это были дочери ее отца от второго брака, отец совсем забросил их после того, как его вторая жена сбежала.
Абигайль не хватало времени на светские увеселения и терпения на выслушивание восхищенных речей в свой адрес от глупых местных юнцов. Как могла она хотеть выйти замуж, когда у нее перед глазами был такой плачевный пример родителей? И как она могла выйти замуж и оставить без присмотра младших сестер и брата?
После смерти отца выяснилось, что он погряз в огромных долгах, и кредиторы, как волки, подстерегали их у дверей. Когда они продали дом и всю обстановку, то смогли расплатиться с самыми важными долгами, но ни Борису, ни девочкам ничего не осталось.
Дрожащей рукой Абигайль написала смелое письмо тетке второй жены отца, которую даже не знала, и две недели прожила, мысленно скрестив пальцы, прежде чем от тетки Эдвины пришел ответ. Она разрешила Би и Кларе пожить у нее в Бате до тех пор, пока они не повзрослеют и не найдут работу,
Абигайль обняла каждую так, что у них чуть не затрещали кости, пролила море слез, но все же отпустила их в дорогу. Борис отправился неизвестно куда искать счастья. А сама Абигайль пошла к викарию Граймзу, который и подыскал ей место в доме мистера Гилла.
Миссис Гилл сразу же предупредила Абигайль о нежелательности визитов молодых джентльменов, хотя никаких джентльменов у нее и в помине не было. У нее просто не было возможности ни с кем познакомиться.
Ей уже двадцать четыре года, думала Абигайль, а она не знает ровным счетом ничего о мужчинах, кроме того, что после длительного злоупотребления алкоголем и распутства они становятся ни на что не годными. У девушки сжался желудок и пересохли губы при воспоминании о том, как ей приходилось ухаживать за отцом в последний год его жизни. Тогда она узнала, как выглядит мужское тело.
Услышав шорох открывающейся двери, она резко выпрямилась. Она должна что-то делать! Читать книгу? Но в комнате не было ни одной книги. Расчесывать волосы? Но у нее была коса.
Прежде чем она успела сказать "войдите", граф уже открыл дверь, застав ее на расстоянии пяти футов от постели с пустыми руками и полным отсутствием мыслей.
– Ты так и не легла? – спросил он, скользнув взглядом по ее длинной белой ночной сорочке, из хлопка.
На нем был темно-синий расшитый халат. Абигайль забыла надеть свой халат. Она внезапно почувствовала себя обнаженной и с трудом сдержала порыв прикрыть грудь руками.
– Все в порядке, милорд, я просто была занята.
Глупо и унизительно было бы признаться, что последний час она провела в мечтаниях. Лучше уж сказать, что была занята.
– О, Эбби, – воскликнул он, подходя к ней и беря ее за плечи, – я так и думал. У тебя, наверное, очень длинные волосы? У тебя коса доходит до талии.
– Я хочу отрезать ее. Сегодня утром горничная миссис Гилл сказала, что такие длинные волосы невозможно уложить по моде.
– Тогда укладывай их не по моде, – парировал граф. – Сегодня у тебя была чудесная прическа. Можно?
Не дожидаясь ответа, он развязал бант и принялся расплетать ее волосы. Абигайль замерла и смущенно сглотнула. С распущенными волосами она будет чувствовать себя еще менее одетой.
– О, – проговорил он, запуская пальцы в волны распущенных волос, – у меня просто дух захватывает от такой красоты. – Он повернул ее к себе и остановил на девушке смеющийся взгляд. – Утром ты обещала слушаться меня, не так ли? Так вот мое первое приказание: никогда не стригись. Обещаешь?
– Я и не хотела стричься. Что, если с короткими волосами мне будет еще хуже? Ведь я не смогу обратно их приклеить. Но я думала, что вы захотите, чтобы я следовала за модой, милорд.
– Майлз, – поправил он.
– Майлз.
– И никогда не заплетай волосы на ночь, – сказал он, – мне нравится смотреть на такие волосы, как сейчас.
С этими словами он запустил пальцы в ее волосы и опустил ладонь на ее затылок, а затем наклонился и коснулся губами ее шеи.
– Боже мой, – неестественно громко проговорила она, – я не знаю, что надо делать.
– А тебе и не надо, – ответил он, поднимая голову и глядя на нее сверху вниз, так что она почувствовала себя тонущей в синей глубине его глаз, которые были от нее совсем близко. – Я сам все сделаю, Эбби. Ты боишься?
– Нет, совсем нет, – попыталась она соврать, хотя голос и выдавал ее истинные чувства, но вместо ответа граф поцеловал Абигайль.
Его теплые губы нежно коснулись ее. Они были не сжаты, а слегка приоткрыты. Эбби в испуге отшатнулась, издав громкий чмокающий звук, как будто она целовала сестричек на ночь. Но одна рука графа так и осталась у нее на затылке, а другой он обнял ее за талию, снова целуя девушку. На этот раз он был более настойчив и крепче прижимал ее к себе.
О Боже! Он весь был воплощением силы и мужественности!
Абигайль подумала о том, что ее руки безвольно болтаются. Она не знала, что надо с ними делать. Оставить все, как есть, или обнять его за плечи, что казалось наиболее разумным?
– Идем, – пробормотал он, не прерывая поцелуя, – ляжем в постель. Я потушу свечи, и в темноте тебе будет удобнее.
– Да, – покорилась Эбби. На самом деле она решила, что лучше ей будет только за семью замками, но вслух эти слова не произнесла. Это было не к месту. К тому же она не была уверена, что выжмет из себя хоть слово.
Она забралась в постель и вжалась в самый дальний угол, пока он тушил свечи. Когда он присоединился к ней, то уже снял халат и остался в одной ночной сорочке.
Это похоже на какой-то поединок, подумала Эбби, и крепко стиснула зубы. Не дай Бог сказать такое вслух!
– Эбби, – тихо позвал он, дотронувшись рукой до ее плеча. Абигайль неожиданно остро ощутила близость и тепло его тела. – Я не хочу причинить тебе боль. Я сначала подготовлю тебя, хорошо? Или ты хочешь скорее покончить с этим? – Судя по его тону, он улыбался.
Ему легко шутить, подумала Эбби. Это не он с ума сходил от страха и смущения.
– Вам лучше знать. Я не способна принимать решения.
Он мягко рассмеялся, и Абигайль снова стиснула зубы, чувствуя, как напряглись все мышцы ее шеи.
В его "подготовку", по-видимому, входило намерение покрывать ее лицо поцелуями до тех пор, пока она не расслабится и не начнет надеяться, что сегодня ночью он удовлетворится только этим. Наверное, он устал так же, как она. Но его рука то массировала ее плечи, то спускалась вниз, к груди. И он медленно начал расстегивать пуговицы ее ночной сорочки.
Наконец, он стянул сорочку с ее плеча и, дотронувшись теплой ладонью до груди, начал осторожно поглаживать ее, касаясь соска большим пальцем.
Его губы проложили дорожку поцелуев вниз по ее шее, в то время как руки подняли вверх ночную сорочку. Едва касаясь кончиками пальцев ее кожи, граф начал гладить ее ноги, и Абигайль, подчиняясь некому инстинкту, подняла бедра ему навстречу, словно умоляя его двигаться дальше. Она почувствовала на своей разгоряченной плоти прикосновение его прохладной, сильной, твердой и очень мужественной руки. Неожиданно граф потянулся куда-то в сторону.
– Я подстелю полотенце, – пояснил он, а Абигайль на секунду повернулась на бок и тут же снова оказалась на спине. Он навис над ней, лаская ее щеки и лоб.
– Расслабься, – посоветовал он. – Если и будет больно, Эбби, то только на мгновение.
– Да, – ответила она, недоумевая, почему у нее так дрожит голос.
Он был очень тяжелым. Абигайль почувствовала, как он поднял и свою сорочку. Горячая волна окатила все ее тело, когда он коленом широко развел ее ноги и опустил руки, чтобы подхватить ее.
И это случилось… но там не могло быть для него места, просто не могло!
– О нет, – взмолилась она, – пожалуйста, нет. Но он продолжал двигаться, пока не погрузился в нее настолько глубоко, что боль стала просто невыносимой.
– Все хорошо, – сказал он, – расслабься.
Расслабься! Абигайль с минуты на минуту ждала смерти. Хотя, подумала она, когда боль начала угасать, это все же было возможно. Ему хватило места. Она была его женой. Главное событие брачной ночи было уже не в далеком будущем, а в прошлом, Абигайль почувствовала огромное облегчение.
– Нет, нет! – воскликнула она, когда он начал отодвигаться. Ей не хотелось терять охватившее ее чувство торжества.
И он послушался, он вернулся.
– Тише, – прошептал он, – расслабься и почувствуй что происходит.
Это происходило в течение нескольких минут и несказанно удивило Абигайль. Она замерла на постели, боясь, что, если двинется, он покинет ее, но нарастающий ритм его движений подсказал ей, что все еще далеко не закончилось. Она приняла влагу их соития как благословение после мучительного соприкосновения двух душ.
И боль – боль, которая одновременно была и мукой, и наслаждением, – родилась внизу ее живота, поднялась к груди, застряла в горле, так что Абигайль захотелось стонать и плакать вместе с этим мужчиной. Впервые g жизни она не могла подобрать нужных слов. Она прикусила губу и сосредоточилась на слиянии их тел.
Он почти все время держался на руках, но в какой-то момент тяжело опустился на нее, приподнял ее бедра и глубоко вошел в нее раз, другой и третий, откинув голову и тяжело дыша.
Граф замер, под тяжестью его тела Эбби вжалась в матрас. Она безмолвно молила о продолжении, но он не двигался.
– Вот так, – проговорил он через пару минут, поднимаясь и вытаскивая из-под нее полотенце. Его голос снова зазвучал нежно, как будто он обращался к ребенку. – Все позади. Тебе было очень больно?
– Нет, совсем нет.
– Лгунишка, – укорил он, обнимая ее, опуская ее голову к себе на плечо и поглаживая ее руку. – Больше тебе не будет больно, Эбби, я обещаю. И ты привыкнешь к этому. Я уйду к себе в спальню через несколько минут, и ты сможешь поспать, хорошо?
– Да, милорд, – сказала она, – если вы настаиваете. Он поцеловал ее в губы, и через минуту она услышала его мерное дыхание. Он спал.
Как можно спать после такого неземного блаженства? Абигайль боялась, что никогда не сможет заснуть.
Между ног у нее слегка саднило, а ночная рубашка все еще была спущена с плеч и поднята до талии.
В его объятиях было тепло и уютно. От него приятно пахло теплом и потом с чуть различимым ароматом одеколона, исходившим от его сорочки.
Глава 5
Я поступил нечестно, подумал граф Северн, проснувшись посреди ночи в кровати жены. После того, что ей пришлось перенести этой ночью, она нуждалась в уединении и отдыхе. Он обещал, что уйдет. Сколько времени прошло с тех пор?
Абигайль спокойно спала, прислонив к плечу мужа шелковистую головку, обдавая его теплым дыханием и легким ароматом душистого мыла. Граф чувствовал, что ее рука покоилась у него на талии под сорочкой.
Эта ночь и для него стала откровением. С девятнадцати лет он привык выбирать себе любовниц из числа опытных куртизанок. Поначалу ему все казалось новым, но скоро Майлз обучился самым изысканным плотским утехам. Он не подозревал, что занятия любовью с девственницей, которая тихо лежит под тобой и честно признается, что ничего не знает, могут доставить небывалое эротическое наслаждение. Граф улыбнулся, вспомнив, как после первого поцелуя Абигайль сказала, что совершенно несведуща в делах любовных.
Свободной рукой он откинул волосы у нее со лба. Сквозь просвет между шторами пробивалась полоска света, поделившая кровать почти пополам.
В Эбби не было ничего необычного, за исключением глаз и волос. У нее была небольшая грудь, упругая и женственная. Про эту женщину нельзя было сказать, что у нее очень тонкая талия или изящные бедра. Ее ноги, хотя и тонкие, были не слишком длинными. В ней не было ничего, что можно было бы назвать действительно красивым.
Но, несмотря на все это, Майлз чувствовал себя с ней в постели отлично. Возможно, это происходило от сознания того, что с ней такого никто еще не делал. Или от еще более странного ощущения, что эта женщина – его жена, и он мог позволить себе излить в нее свое семя, не опасаясь, что она забеременеет. Или, может быть, потому что ему удалось заняться с ней любовью в привычной домашней обстановке. Майлз не знал, что это было за чувство, но зато твердо понимал, что пора удалиться в свою комнату. Абигайль принадлежит ему навсегда, и незачем требовать от нее исполнения супружеского долга чаще, чем один раз за ночь.
Он приподнялся на локте и попытался вытащить ладонь у нее из-под головы, как вдруг Абигайль открыла глаза и сонно взглянула на него в темноте.
– Я спала? – спросила она. – Я думала, что никогда не смогу заснуть.
– Я причинил тебе боль?
– Нет, – ее рука все еще лежала у него на талии, – но все это было очень странно. Меня поразило то, как быстро вы заснули после этого.
– Тебе надо было меня разбудить, – с улыбкой проговорил он, – я обещал дать тебе возможность отдохнуть и расслабиться.
– Должно быть, я заснула прежде, чем подумала о вашем обещании, – ответила Абигайль.
Он усмехнулся и наклонился, чтобы поцеловать ее. Ее рот был мягким и теплым после сна. Он прижался к ее губам, раздвигая их своими.
Он должен уйти. Она не любовница, которая должна быть к услугам мужчины в любое время дня и ночи. Она его жена. Но это была их брачная ночь, которая должна остаться в памяти как нечто особенное. Может быть, с завтрашнего дня легче будет следовать правилам семейной жизни, которые граф сам же и установил.
– Тебе больно? – спросил он жену.
– Больно?
– Вот здесь. – Его рука скользнула вниз и дотронулась до ткани у нее между ног.
– О-о, – с трудом выдохнула она, – нет.