Грешный любовник - Джулия Росс


Некоронованный король лондонских повес сэр Роберт Синклер Давенби сразу же заподозрил, что таинственный юный Джордж, которого он как-то ночью поймал при попытке ограбления, удивительно похож на хорошенькую девушку... и твердо решил, что загадочная красавица должна принадлежать ему. Однако чем дальше ведет он охоту на Джорджиану, тем яснее ему становится – этой прелестной особе есть что скрывать. Доверять ей? О, Роберт и не помышляет об этом! Но страстно, до безумия влюбиться в женщину можно, и не доверяя ей...

Содержание:

  • Глава 1 1

  • Глава 2 3

  • Глава 3 8

  • Глава 4 12

  • Глава 5 16

  • Глава 6 19

  • Глава 7 23

  • Глава 8 28

  • Глава 9 31

  • Глава 10 35

  • Глава 11 39

  • Глава 12 43

  • Глава 13 47

  • Глава 14 50

  • Глава 15 54

  • Глава 16 58

  • Глава 17 62

Джулия Росс
Грешный любовник

Глава 1

Дав питал прискорбную слабость к прекрасному: шла ли речь о лошадях, или одежде, или искусстве, или женщинах, – чем и приобрел большую известность. В свете его считали человеком опасным. Такая репутация его очень забавляла, хотя отнюдь не потому, что они ошибались. Въехав в Мейфэр, он вдруг обнаружил странную картину: его любовница сжигала его одежду под окнами дома, где он жил. Однако в первую очередь Роберт Давенби подумал о своем коне: ну надо же такому случиться как раз тогда, когда под седлом у него молодой, не до конца выезженный жеребец!

Абдиэль взвился на дыбы.

На губах Дава появилась кривоватая улыбка. Силой воли он заставил коня опустить копыта на землю.

Породистый, норовистый гнедой с огненными глазами ангела волновался и переступал стройными черными ногами, звеня удилами.

Легкий туман клубился над городом, покрывая камни домов и кованое железо крыш и оград влагой, которая придавала им свежеокрашенный вид. Однако целая толпа светских щеголей и дам, покинув свои кареты и портшезы, выбралась в зимние сумерки и сгрудилась на мокрой мостовой. Из центра толпы поднимался неровный дымок.

Дав взглянул вверх. Из открытого окна его спальни одиноко свисал кружевной лоскут.

Весь цвет лондонского общества в шелках и кружевах, при тростях и моноклях, явно поджидал, пока он, Роберт Синклер Давенби, возвратится домой.

Неприметными движениями ног, спины и поводьев он убедил жеребца подчиниться, и Абдиэль, мелко перебирая ногами, двинулся вперед.

Подобно полю ромашек, приветствующих солнце, все до одной пудреные головы в радостном предвкушении обратились к нему, едва его жеребец начал прокладывать себе путь сквозь толпу. В центре толпы стояла леди Маргарет, графиня Грэнхем, и поддерживала пламя небольшого костра весьма дорогостоящими предметами одежды.

Его одежды.

Действия графини его потрясли, и он, с трудом веря собственным глазам, уже забыл о первом порыве отнестись к делу с юмором.

Умная и роскошная женщина, дочь и внучка герцогов, Мег слыла кумиром и тираном модного Лондона. Ее благосклонность снискала ему многие милости, предоставила огромные возможности, открыла перед ним все двери и одарила его едва ли не чудеснейшими днями и ночами его жизни.

Он был обязан ей всем.

И теперь она при всем народе разбивала вдребезги его репутацию, его кредит, его будущее и их взаимоотношения по совершенно для него непонятной причине.

Однако публика ждала продолжения. Воздух просто наэлектризовался нетерпением зрителей, которые жаждали стать свидетелями словесного поединка, быть может, даже кровавого.

Какие бы чувства ни испытывал Дав к Мег, он просто не мог позволить себе проиграть. Не мог он, разумеется, позволить себе и выиграть.

Платье Мег зашуршало среди груд изысканнейших вышивок, великолепных шелков, прозрачного, тончайшего полотна, в беспорядке раскиданных по булыжникам мостовой. Она выбрала камзол темно-серого бархата и швырнула в костер. Бархат немедленно начал обугливаться, от него повалил разорительно дорогой дым; наконец пламя занялось по-настоящему, и камзол вспыхнул.

Великолепная и неприступная леди Грэнхем за уничтожением всяких пустяков!

Копыта выбивали неровную дробь по каменным плитам.

Недюжинным усилием воли Дав заставил своего возбужденного гнедого приблизиться к костру. Огонь потрескивал. Отчетливо слышалось тяжелое дыхание коня. Говор в толпе совсем смолк.

Мег подняла глаза, показав свое прелестное, умное и так и пылающее гневом лицо.

– Нравится ли вам мой костер, сэр? Весьма неплохо горит, вы не находите?

Дав поклонился с седла и заговорил, надеясь выбраться без потерь из подобной передряги, то есть в расчете на публику:

– И верно неплохо, леди Грэнхем. Идеальный погребальный костер для нашей дружбы, которую очень удачно олицетворяют пестрые тряпки. Пусть себе горят!

Он лукавил, но она засмеялась и принялась бросать в костер его сапоги, затем туфли. Пряжки плавились, вспыхивая разноцветными язычками пламени.

– Как вы смеете столь низко ценить меня, сэр?

– Мадам, вы – алмаз среди жемчужин: сверкаете ярче, ценитесь выше, выглядите роскошнее и имеете весьма острый режущий край.

В толпе засмеялись, прикрываясь узорными яркими платками. Мег сгребла охапку платья.

– Однако вы позволили своей дешевой потаскушке...

– Право, мадам, но о какой именно потаскушке идет речь? Лондон плодит потаскушек быстрее, чем ваш костер пожирает рубашки.

Лавина шелка рухнула в костер.

– Но все ли они горят столь яростным желанием...

– Что и вы некогда ко мне? Трудно сказать, мадам.

Зрители разразились хохотом. Абдиэль пошел боком. Лицо Мег залила краска, словно вспыхнула огнем бумага.

– Вот пусть, пусть лошадь сбросит вас, так вам и надо! – В голосе ее, как ни ужасно, слышались не только гнев, но и подлинное страдание. – Будь ты проклят, вероломный, наглый ублюдок!

– Принимаю на свой счет и "наглого", и "ублюдка", но позвольте мне, мадам, опровергнуть вас в одном: ни одна лошадь – даже эта – не сможет выбросить меня из седла.

И, искушая судьбу, он переложил поводья в одну руку и начал расстегивать камзол. Копыта гнедого заскользили по камням, когда Дав принялся бросать содержимое своих карманов – пистолет, табакерку, серебряные часы с двойной крышкой от Джозефа Антрема в Лондоне – своему конюху, который стоял разинув рот среди толпы. Заставив Абдиэля сделать небольшой круг, Дав умудрился вылезти из рукавов камзола, совершив подвиг не из легких.

– Прошу вас, сожгите уж и этот камзолишко заодно, мадам. Мне никогда не нравился покрой. – Он кинул ей камзол с широкими полами, затем сорвал с головы треуголку. – А шляпа совершенно вышла из моды!

Мег поймала треуголку, и зрители радостно взвыли. Теперь в ее глазах таился сдерживаемый смех, словно его дикие поступки показали ей всю нелепость ее собственных.

– Вам, сэр, придется померзнуть зимой!

– Без вас или без моего камзоле, мадам? Какое чертовски уничижительное сравнение! – Чувствуя, что еще чуть-чуть, и воцарится хаос, он сорвал с себя жилет и, подняв в воздух, с подчеркнутой мрачностью принялся рассматривать розы, вышитые серебряной нитью на шелке цвета слоновой кости. – Но вот жилет? Увы, он мне весьма нравился. Но пусть и он горит, всенепременно!

– Вы не можете так поступить! – крикнула вдруг Мег.

– Вы полагаете, мадам? Но как можно не дать такую славную пищу бульварным листкам...

Жилет полетел в огонь. Зрители восторженно завопили, когда Абдиэль встал на дыбы. Чтобы снять рубашку, Даву придется выпустить поводья из обеих рук, и все с ужасом ждали.

В глазах Мег сверкал веселый страх, когда фыркающий конь опустил наконец копыта на булыжники мостовой.

– Вы, сэр, с ума сошли! Вы обезумели! Жеребец убьет вас!

– Что вы готовы прозакладывать, мадам? Еще одну ночь изысканных наслаждений?

– Мои ночи не для того, чтоб держать на них пари, а вот ваша смерть станет верным закладом, если вы не спешитесь сию же секунду.

– Я взял за правило никогда не слезать ни с какого существа, которое оседлал, если сам не захочу.

Грянул оглушительный хохот, не уступавший пушечной пальбе. Мускулы жеребца конвульсивно задергались, с удил полетела пена, а четыре подкованных железом копыта отчаянно загремели по мостовой. Дав удерживал гнедого на самом краю, твердыми движениями рук и ног стараясь внушить животному уверенность: "Спокойно, мой храбрый друг! Все в порядке, Абдиэль. Доверься мне".

Жеребец несколько успокоился. Дав чувствовал, как он понемногу расслабляется, ощущал его состояние через поводья, через седло. Он подал знак конюху. Мальчишка подбежал и схватил удила, и Дав получил возможность соскочить с седла. Потянув за собой конюха, жеребец, скользя копытами, попятился – все в нем выглядело прекрасно, выгнутая шея, раздувающиеся ноздри, испуганный глаз.

– Можно подумать, что вы души не чаете в своем адском гнедом, – заметила Мег.

В голосе ее прозвучало некоторое сожаление и вместе с тем немыслимой силы решимость.

– Так как вы сами, мадам, разыскали для меня этого гнедого – не знаю уж, в аду ли, не в аду, – то, пожалуй, я и правда души в нем не чаю. Вы согласны, что проиграли пари? Я все еще жив.

– Какая жалость! – Мег подождала, пока напряженное молчание толпы не сгустилось. – Бульварные листки не смогут все же козырять вашим триумфом, сэр, потому как козыри по-прежнему у меня на руках. Мой костер производит жара больше, чем можно надеяться найти в вашей ледяной постели.

Все лица повернулись к нему, ожидая, что вот сейчас Дав нанесет смертельный удар.

Однако он отвесил поклон.

– В делах сердечных, мадам, леди всегда права. Если я не смог любить вас так, как вы того заслуживаете, то я совершил большую потерю. И позор для меня, что я сам давным-давно не избавился от столь неприглядного гардероба. Примите заверения в моем почтении, леди Грэнхем, равно как и в моей вечной признательности. – Он взял ее руку и поцеловал ей пальцы. – В том числе и за Абдиэля, хотя этот жеребец был чертовски близок к тому, чтобы сделать из меня всеобщее посмешище. .

Мег засмеялась. Дав же, оставив толпу в полном изумлении, широким шагом вошел в свой дом.

Две потери: и весь гардероб, и, что гораздо важнее, благосклонность дамы, которая ему отнюдь не безразлична. Еще одна потеря, и будет три. Ведь, кажется, говорят, что беда никогда не приходит одна, а Бог троицу любит.

Прихожая зияла пустотой – совершенно невероятно, но из прислуги здесь не осталось ни одного человека.

Ни души и в гостиной, и в столовой, и в его кабинете. В подвальном святилище повара и поварята продолжали спокойно работать, не ведая о возмутительных происшествиях в верхних покоях. Двух своих лакеев Дав обнаружил запертыми в буфетной дворецкого. Он не стал утруждать себя расспросами, а, освободив униженных и суетящихся лакеев из буфетной, пошел прямо в свою спальню.

Был ли он влюблен в Мег? Временами да, разумеется, считая такие чувства слабой стороной характера, но он никогда не испытывал желания вступать в сексуальные отношения по хладнокровному расчету, уж тем более в отношения, которые он предпочел бы скрыть от глаз большого света. Его репутация дала ему доступ вмир светских щеголей. Кроме подобного звания, у него не было больше ничего – ни титула, ни состояния, ни благородного происхождения, что могло бы послужить рекомендацией. Только несравненная леди Грэнхем могла давать ему покровительство, являясь его признанной любовницей. До сегодняшнего дня.

"Однако вы позволили своей дешевой потаскушке..."

Он догадывался, что найдет в своей спальне. Что ж, если дама такого свойства, пусть получит именно то, за чем явилась.

Дав поднял щеколду и открыл дверь.

И встал как вкопанный.

На стуле близ окнасидела девушка. Она вовсе не походила на потаскушку. Костлявое лицо в обрамлении французской соломенной шляпки раскраснелось и выражала тревожное ожидание, а некоторая его миловидность объяснялась только тем, что девушка слишком молода. Однако она казалась скорее раздраженной, чем напуганной. Как только он вошел в комнату, девушка сразу принялась рваться из пут – судя по . всему, своих же собственных лент, которыми и воспользовались для того, чтобы весьма сноровисто привязать ее к стулу.

Глаза девушки сузились, оценивая его, а затем взгляд ее переместился к кровати.

В изножье его большой кровати с балдахином стоял молодой человек, раскинув в стороны руки самым нелепым образом. Оба его запястья так же надежно привязали к столбикам балдахина шнурами от занавесей.

Длинноногий, длиннорукий, ладно сложенный молодой человек уставился на Дава с вызовом. Парик его гордо являл миру белые букли и косичку. Вывернутые плечи торчали, морща ткань синего камзола не по размеру. Край балдахина бросал тень на его сердитое, тонкой кости лицо, кожа которого, белая как мел, составляла поразительный контраст с неистово сверкавшими лазуритовыми глазами, под которыми залегли круги от усталости.

Прикрыв за собой дверь, Дав прислонился к ней и сложил руки на груди. Недавние дурные предчувствия представлялись сейчас смехотворными, однако аромат опасности продолжал витать в комнате вместе со слабым запахом дыма.

– Явление незваной особы женского пола – всегда радость для меня, – заговорил он, – подобно тому как газель есть радость для льва. Однако присутствие лакея, связанного, как заяц, кажется мне прискорбным излишеством.

Веснушчатый носик девушки порозовел.

– Моя хозяйка ни в чем не виновата, сэр, – говорил молодой человек легко, как человек образованный, и в голосе его слышалось нечто трудно поддающееся определению. – Она и так напугана. Не будете ли вы так любезны развязать ее?

– Зачем же? По ее виду не скажешь, что она напугана.

– В наши планы отнюдь не входило... – начал молодой человек.

– Входило в ваши планы или не входило, – прервал его Дав, – а всякая газель, по доброй воле войдя в логовище льва, оказывается не в самом выигрышном положении.

Французская шляпка склонилась, скрывая пудреные волосы девушки. Зеленые ленты перетягивали пальцы, здесь и там отмеченные следами швейной иглы. И не потаскушка, и не дама. Тем не менее Дав отвесил ей небольшой поклон.

– Мы должным образом не представились друг другу, мадам. Роберт Синклер Давенби, к вашим услугам, в широком кругу известен как просто Дав, тр есть "голубь".

– А в узком кругу? – Лакей сердито дергал свои путы. – Как зовут вас в узком кругу? Синклер или просто Син, то есть "грех"? Подходящее имечко для человека вашей репутации!

Дав улыбнулся молодому человеку, наружность которого относилась к не слишком молодому возрасту: намек на осмотрительность, порожденную опытом, чувствовался и в высоких скулах лица, и в упрямом подбородке, и в надутости пухлой нижней губы. Странная грациозность таилась в длинных ногах и тонких руках.

– Твою хозяйку привели сюда легенды о моей дурной славе?

Напускная храбрость молодого человека обнаруживалась настолько явно, что казалось, ее можно потрогать.

– Хозяйка оказалась здесь из-за каприза, сэр. Совершенно пустячного.

– Оказалась, значит? А могу ли я осведомиться об имени твоей хозяйки и ее роде занятий, уважаемый? Хотя я и уверен, что общество ее сулит безграничные восторги, но вообще-то я имел другие планы на сегодняшний вечер.

Молодой человек отвел взгляд и уставился в потолок.

– Ну разумеется. Вы человек занятой. Имя моей хозяйки – Берта Дюбуа. Мы прибыли совсем недавно и не без некоторых трудностей из Франции. Хозяйка пришла только затем, чтобы взять здесь кое-что.

– Твоя хозяйка пришла, чтобы взять кое-что? В доме человека, который ей совершенно незнаком? Но что, скажи на милость, надеялась мисс Дюбуа найти в моей спальне? Может, свой собственный рассудок, по всей видимости, оставивший ее?

Упрямый подбородок опять вызывающе выпятился.

– Всего лишь предмет вашей одежды. Любой сгодился бы. Так вышло случайно – произошло пари.

– А! – Дав прошелся по комнате, задвигая пустые ящики. – Значит, пари.

– Совершеннейшая случайность, – продолжал молодой человек. – Мы повстречали компанию дам...

Дав остановился возле стула девушки и, глядя на нее сверху вниз, улыбнулся ей.

– Ай-ай-ай, как нехорошо, Берта Дюбуа! Вы случайно повстречали дам, которые обсуждали меня? И вы заключили пари, что сумеете проникнуть в мою спальню, взять здесь предмет моего туалета, принести его другим дамам и выиграть, может, сотню гиней?

– Две сотни, – сообщил молодой человек. Дав засмеялся.

– Какая трагедия, ведь у меня не осталось решительно никакой одежды, кроме той, которую вы видите на моей персоне. Хоть я и очарован блистательной формой, которую приняла месть леди Грэнхем, увы, должен признать, она спалила весь мой гардероб целиком. Твоя хозяйка не сможет выиграть свое пари, если я, конечно, не разоблачусь и далее.

– Не станете же вы раздеваться на глазах у дамы! – воскликнула Берта Дюбуа по-французски. Акцент у нее оказался отнюдь не версальский.

– Без приглашения – никогда. – вытащил из-за голенища нож и разрезал одну зеленую ленту. Девушка немедленно высвободила свою руку и, издавая негромкие звуки, принялась тереть запястье о свои губы. – Однако я весьма удивлен, – добавил Дав на ее родном языке, – что ваш лакей не смог защитить вас лучше и допустил, чтобы другая дама привязала вас к стулу.

– Я безоружен. – Молодой человек также заговорил по-французски, причем перешел на другой язык с большой легкостью. – Леди Грэнхем угрожала пистолетом. Когда она обнаружила нас здесь, то несколько расстроилась.

– Могу себе вообразить. Ведь рыться в рубашках молодого человека – интимность такого рода, которую лучше не совершать на глазах его любовницы. Итак, вы представились ей, и?..

– Она представилась нам первая – леди Грэнхем, графиня Грэнхемская. – Молодой человек смолк, затем сделал глубокий вдох и продолжал по-английски: – Я решил, что не слишком вежливо будет проверять, действительно ли заряжен ее пистолет...

– Пистолету нее заряжен, смею заверить. Итак, с помощью огнестрельного оружия леди Грэнхем принудила мисс Дюбуа привязать тебя к столбикам балдахина моей постели. Затем под дулом пистолета она привязала твою хозяйку к подвернувшемуся под руку стулу?

– А что мы могли сделать, когда она держала нас под прицелом? – заметила Берта все так же по-французски. – Потом она принялась разорять ваши шкафы и комоды...

– Которые вы со своим лакеем очень кстати оставили открытыми.

– ...и выбрасывать все из окна как безумная. Мы не могли ей помешать, – добавила француженка угодливо.

Дальше