– Ты не можешь не сознавать, разумеется, – он забрал у нее табакерку, – что перед нами открылась возможность – вот она, ждет, как ковер-самолет, готовый унести нас в волшебный мир, – соприкоснуться пальцами.
– Совершенно случайно, полагаю, – заметила она. Его глаза поймали ее взгляд.
– Легкие, скользящие, беспечные прикосновения моих пальцев к твоим – вот так. – Кончики его пальцев коснулись ее пальцев так нежно, как если бы он поцеловал ее. Горячая кровь прихлынула к ее щекам. – Используя табакерку в качестве предлога, мне очень просто взять твою руку в свою и ласкать нежную ладонь, и переплетать свои пальцы с твоими...
Она отвернулась. Пульс частил как в лихорадке.
– Нам лучше сосредоточиться на табаке. – И она открыла табакерку, пусть и несколько дрожащей рукой. – Как у меня вышло? /
– Нежная грациозность жеста поразила меня прямо в сердце, – он. – теперь чуть больше пышности, рисовки.
– Вот так.
Он взял табакерку из ее руки, тщательнейшим образом избегая на сей раз прикосновений к ее коже.
Не отрывая взгляда от ее глаз, он быстрым движением открыл крышку.
– Вот так. Попробуй еще раз.
Она забрала табакерку и попробовала точно воспроизвести его движение.
– Так как вы не желаете больше подвергаться риску, входя со мной в непосредственный контакт, то я пытаюсь, так сказать, переселиться в ваше тело.
– Какая восхитительная, хотя и несколько неожиданная идея, впрочем, сам я не раз воображал, как я оказываюсь в вашем теле!
Она засмеялась, табакерка накренилась, и половина табака высыпалась на ковер.
– Браво! Впрочем, полагаю, я сама напросилась.
– Мадам, "напросилась" – не то слово. Но если вам и в самом деле хочется войти в непосредственный контакт, то я в полном вашем распоряжении.
Держа перед собой золотую коробочку, она открыла крышку изящным движением.
– Вы преподаете мне искусство идеально сочетать осмотрительность с высокомерием, – объяснила она. – Ну вот, сейчас вышло?
– Безупречно! Ну а теперь положи несколько крупинок на тыльную сторону ладони, с краю, пониже большого пальца, и вдыхай, сначала одной ноздрей, потом другой.
Сильвия взяла щепотку порошка и, поместив ее на сгиб ладони, втянула носом. В голове ее словно что-то взорвалось. Из глаз хлынули слезы, и она изо всей силы чихнула.
– Браво, сэр! – Тут она чихнула снова, и сразу же расхохоталась. – У меня словно пол головы снесло! До чего же ядовитая, гнусная отрава!
– Именно. – Он вдруг отвернулся, словно хотел скрыть обуревавший его смех, или желание, или тревогу. – Иначе почему бы еще невозмутимый вид при этом производил такое сильное впечатление на других мужчин? Попробуй-ка еще раз, только возьми поменьше.
– Если вы позволите мне безнаказанно рассыпать большую часть по ковру. – Она взяла еще одну понюшку и поморщилась, хотя на сей раз почти нисколько едкого порошка не попало внутрь.
– Я потрясен, мадам, хотя и самым приятным образом, – заявил Дав. – Идеальная смесь надменности и омерзения! Соедините еще с самым убийственным вашим поклоном, и вы станете любимцем лондонского общества к исходу нынешнего вечера. Кстати, как насчет того, чтобы ближе к вечеру нам взять и выйти в свет?
Дав и Сильвия ступили на порог, и сразу же их окружили дым, вонь лампового масла и свечей и оглушили говор и смех. Мужчины сидели группками за столами, пили кофе, играли в карты, заключали сделки, перебрасывались остротами, читали газеты и бульварные листки.
В их сторону повернулись лица, обрамленные пудреными париками, с наклеенными мушками, напудренные и нарумяненные, с подбородками, утопавшими в кружеве галстуков поверх атласа камзолов. Мужские лица. Дав в своем элегантном сером камзоле и серебристом парике вошел в зал с таким видом, словно кофейня принадлежала ему.
– Добро пожаловать, – шепнул Дав ей на ухо, – в исполненный злобы мир лондонских джентльменов.
– Ну не то чтобы исполненный злобы, – тихо возразила она, – хотя определенно исполненный недоверчивости. Похоже на собачью стаю, которая еще не решила, надо поджимать хвосты или скалить зубы.
– Ты даже не представляешь, насколько их мир исполнен злобы. А теперь быстро подумай о Ричарде Третьем, убийце маленьких принцев, а затем отвесь достойный поклон лорду Брэйсфорту. Он настоящий осел.
Она обернулась к мужчине, одежду которого, выдержанную в исчерна-фиолетовых тонах, обильно украшали кружева. Он приветствовал их, приподнявшись, натужной, неловкой и несколько чванливой улыбкой.
Брэйсфорт поклонился. Однако Сильвия стояла столбом, совершенно забыв, что следует поклониться в ответ. Еще один мужчина сидел за столом Брэйсфорта. Высокий, властный, очевидно, влиятельный, с совершенно непреклонным выражением лица, обрамленного аккуратным париком. Глаза его буквально сверлили лицо Дава, на нее же он подчеркнуто не обращал внимания.
Дав отвесил обоим почтительный поклон. Брэйсфорт залился краской.
Лицо второго мужчины стало мертвенно-бледным, как если бы ему отвесили не поклон, а пощечину.
– Ваша милость! – обратился Дав. – Какой приятный сюрприз, что вы оказались здесь. Позвольте представить вам моего нового секретаря мистера Джорджа Уайта.
Сильвия поклонилась, изо всех сил стараясь, чтобы все ее существо излучало равнодушие.
Брэйсфорт плюхнулся в свое кресло.
– Очень приятно.
– Как огорчительно видеть, ваша милость, что вы не в силах подняться. – взял понюшку табаку. – Возраст дает себя знать, наверное? Да, старость не радость.
Его милость, который выглядел вполне крепким и здоровым человеком, да и лет ему было всего тридцать девять, некоторое время продолжал сидеть, храня полную неподвижность и буравя Дава взглядом, потом, щелкнув пальцами, подозвал слугу.
– Мою трость и шляпу, – приказал герцог. – Мне наскучило здешнее общество. Я ухожу.
– Позвольте мне. – Дав взял трость из рук обомлевшего слуги, бросил треуголку на стол перед носом герцога и, крутанув разок трость, подал герцогу. – Не поддержать ли вас ввиду вашей немощи, ваша милость? – спросил он; – Или же вместо того мы можем встретиться на рассвете, в присутствии секундантов.
– Я предпочел бы, сэр, не встречаться с вами нигде, – ответил герцог Ившир ледяным тоном, поднимаясь с достоинством. – Больше вы никогда не увидите меня в этой кофейне.
И, не взяв ни своей трости, ни шляпы, герцог вышел на улицу.
Смешки уже порхали по всей кофейне. "Подумайте только, сэр, Дав вздумал дразнить – и кого? – герцога Ившира! Не спятил ли он, часом?"
Дав случайно услышал чей-то ответ:
– Он форменный безумец, сэр! Но нельзя не восхищаться его дерзостью и убийственным очарованием, разумеется. Вы слыхали о санных беговых состязаниях у Мег Грэнхем? Он спас Хартшему жизнь. Герой дня.
Человек, который сидел рядом с говорившим, граф Фенборо, только пожал плечами.
– Я знаю Давенби дольше, чем вы, сэр. Он блестящ, без сомнения. Но если бы им так не интересовалась прославленная Грэнхем, Ившир давно бы раздавил его как насекомое...
Дав провел Сильвию в уголок, потребовал для них отдельный столик и заказал кофе. Она неловко опустилась в кресло рядом с ним, напуская на себя храбрый вид, отчего выглядела так, словно аршин проглотила.
– Опасный момент, – сухо заметил он.
– Правда про Грэнхем? – спросила она, опустив голову, едва ли не шепотом.
– Про благосклонность Мег, прикрывавшей подобно зонтику мою забубённую голову? Конечно, правда.
Она не сводила взгляда со своих рук, лежавших на столе, словно стараясь усилием воли унять в них дрожь.
– Да, связи в кругах сильных мира сего – все.
– Тогда, может, в следующий раз ты не станешь разрушать их с таким энтузиазмом?
Галстук ее приподнялся, так глубоко она вздохнула.
– Вы о костре, который леди Грэнхем разожгла из вашей одежды под вашими окнами? Господи, что ж удивляться, что вы тогда рассердились! Честно говоря, я поражаюсь терпимости, с которой вы отнеслись ко мне.
Принесли дымящийся кофе, который показался необыкновенно кстати. Дав отхлебнул горячего, горького напитка.
– Так почему ты не сказала, что знакома с Ивширом? – спросил он.
Она вскинула голову. Лицо ее стало белым как бумага.
– Я не... Да что вы! Я – и вдруг знакома с герцогом!
– Он один из наиболее влиятельных пэров Англии, хотя и не более, чем отец и брат Мег. Так где ты познакомилась с ним?
Дрожь пробежала по ее пальцам, обнимавшим кофейную чашку. Если она станет отрицать, что знает герцога, он сразу же поймет, что она лжет.
– Тогда мне встреча с ним не показалась особенно важной. Он сам остановил меня в поместье леди Грэнхем, после забега саней. – Она мужественно попыталась улыбнуться, чем тронула его до глубины души, несмотря на всю серьезность ситуации. – Он вас недолюбливает.
– Полагаю, его милость пытался предостеречь тебя и советовал не связываться со мной?
Какой-то человек стал протискиваться мимо их стола, пламя свечей заплясало, и тени заметались по ее лицу.
– В общем, да. Я представления не имела, кто он такой, хотя и догадалась, что он важная персона. А теперь оказывается, он герцог и ваш враг?
– "Враг" – слишком сильное слово. Краска вдруг залила ее лицо.
– Слово, сэр, под стать сильной ненависти! Я думала, он убьет вас!
– И испугалась за меня? Очень тронут. А почему ты ни словом не обмолвилась об этой странной встрече прежде?
Она все еще не пришла в себя и тщательно подбирала слова для объяснения.
– Как я уже говорила, я не думала, что произошла важная встреча. Он мне тогда не представился. Он только сказал, что мне не следовало бы наниматься к вам. Он думал, что вы пьяны, и убеждал не ехать с вами, особенно в таких легких санях.
Рассказ Сильвии выглядел вполне правдоподобно. Если она и не честна с ним, то очень ловко скрывает ложь. Но как же Ившир мог познакомиться с ней прежде? Его милость много путешествовал, но и путешествуя, он наверняка вращался только в самом избранном обществе, посещая дома, где Сильвия никак не могла оказаться. Если только информация, собранная о ней Давом, не тщательно состряпанное вранье, которое, в свою очередь, означало бы, что Таннер Бринк ему тоже лгал.
– Он прав, – подтвердил Дав. – Я опасен как в легких санях, так и вне таковых.
– Но что, черт возьми, может знать о таких вещах герцог? – спросила она. – Не думаю, чтобы он сам работал хоть раз в жизни!
– Герцог как раз работает, – ответил он. – Просто он работает не ради денег. Что еще он говорил?
– Думаю, на него произвела сильнейшее впечатление моя юношеская невинность, и потому он побеспокоился обо мне. Он полагает, что вы зарабатываете на жизнь низкими способами.
– Так и есть, – ответил Дав.
Чашка в ее руке задрожала, и немного кофе выплеснулось.
– Итак, я действительно нанялась на службу к Синей Бороде?
На лице ее по-прежнему горел румянец, и она нервничала, но понять, каковы ее истинные чувства, ему не удавалось.
– Ну, ничего такого красочного, – ответил он сухо. – Пекарни приносят немалую прибыль.
– Да? – Она наморщила лоб. – А, поняла – Мартин Финч! Он работает на вас?
– Он работает на себя. Я просто вложил деньги в его предприятие.
В глазах ее сверкнуло любопытство, но она откинулась в кресле совершенно мужским движением.
– Не могу себе представить, чтобы Ившир счел меня настолько невинным юношей, что не рискнул рассказать о пекарне.
– Джентльмены, как правило, не финансируют пекарни. Впрочем, я не могу себе представить, чтобы Ившир знал о моих вложениях.
– Тогда что он имел в виду? Чем еще вы занимаетесь? Я давно уже безуспешно пытаюсь понять это из ваших гроссбухов, которым конца нет.
Он молчал, дожидаясь, пока она сядет нормально и посмотрит ему в глаза, и только тогда сказал:
– Записи в гроссбухах зашифрованы.
– Зашифрованы?
– С целью скрыть подлинную природу моих дел от любопытных глаз...
– Моих, например?
– Ты мой секретарь. Зачем бы мне скрывать что-то от тебя?
– Так чем вы на самом деле занимаетесь?
– Если позволишь, я покажу тебе завтра.
Она замерла, словно обратившись в камень, потом осмотрелась.
– – О Боже! – воскликнула она. – Готова прозакладывать что угодно, что вы, помимо пекарни, финансируете еще мясника и свечника.
Предательский смех наконец вырвался у него наружу, и обстановка разрядилась. Никогда еще он не встречал такой женщины. Она храбра, прекрасна и являла собой весьма опасную проблему.
Дав уже отчаялся, что вообще сумеет разоблачить ее. Он только хотел теперь одного – заманить ее в свою постель возможно скорее. Если на самом деле она не является его противником, то любовь ее будет славной наградой. А если является? Ну и что? Едва она окажется в его постели, он раскроет все ее тайны. Так или иначе, шансов у нее вообще нет.
– Нет, – возразил он, – я финансирую нечто куда более сомнительное.
К его изумлению, она засмеялась.
– Так значит, можно предположить, что другое ваше занятие весьма и весьма безнравственно?
– Это зависит от того, какой именно смысл вы вкладываете в понятие "безнравственность".
Но дальнейшей возможности вести личные разговоры они лишились. Трое молодых людей подошли к ним и, подсев за столик, пригласили на прием в апартаменты герцогини. В большом доме недалеко от Пиккадилли собралась шумная компания художников, музыкантов, писателей, пэров, сыновей пэров и нескольких избранных дам. Выпивка лилась рекой.
Сильвия ввязалась в спор на итальянском с певцом из Неаполя, вела полемику с графом и перекидывалась остротами с маркизом. Очень скоро ее поманили к камину, где она почтительно склонилась над рукой пожилой дамы в бриллиантах и серебряной сетке на волосах, дамы, которая оказалась герцогиней.
– Всякий приятель Дава всегда будет здесь желанным гостем, сэр, – вымолвила герцогиня, пристально вглядываясь в ее лицо сквозь стекла украшенных драгоценными камнями очков. – Хотя, как кажется, вы и сами по себе сумели произвести немалое впечатление.
После краткого обмена любезностями Сильвию увлекли на другой конец комнаты, где тот самый певец теперь спорил с Давом. Наконец певец вскинул руки, сделал глубокий вдох и запел.
Все разговоры смолкли. Невероятная мощь взмыла к потолку, облеченная в звуки речи, наложившей отпечаток на все ее детство. Когда пение смолкло и на смену ему пришел гром рукоплесканий, глаза ее наполнились предательскими слезами.
– Аристократы и художники, – раздался над ее ухом голос, говоривший на довольно тяжеловесном английском. – Вы к какой группе относитесь, молодой человек?
– Ни к той, ни к другой, – ответила она, сглотнула слезы и обернулась. Новоприбывший, толстый и неряшливый, смотрел на нее проницательными глазами, в которых сверкал ум. – Вы говорите о критериях, в соответствии с которыми обретается членство в вашем избранном обществе?
– Быть другом Дава – само по себе достаточный критерий, молодой человек. Примите мои поздравления и соболезнования.
– Соболезнования? Толстяк опустился в кресло.
– Ценность общения с гением непомерно завышена. Гений всегда будет превосходить вас интеллектуально и никогда не станет доверять вам. Кому же знать, как не мне. У меня давно вошло в привычку превосходить интеллектуально всякого, с кем мне доводится встречаться.
Сильвия засмеялась, но продолжить разговор ей не удалось. Целый рой гостей сразу же слетелся к новоприбывшему. Дав подмигнул ей. Итальянский баритон не сводил с него сияющего взгляда. Герцогиня смеялась какой-то сказанной им фразе. Сильвия подошла к ним с намерением присоединиться, но Дав уже повел ее к выходу.
– Надеюсь, ты не скучала? – спросил он, когда они спускались по лестнице. – Ты произвела большое впечатление!
От хорошего вина и искрометной беседы в голове у нее так и гудело, словно там поселился рой пчел.
– Скучно? Да я просто очарована! А вы, оказывается, ходите в фаворитах и у герцогини тоже?
– Ты имеешь в виду хозяйку? – спросил он. – Ее милость находит меня весьма забавным. Увы, только я один из всех ее гостей способен убедить нашего итальянского друга петь в ее гостиной бесплатно.
– Так вы сделали все нарочно?
– К стыду моему, да. Конечно, я рисковал, решив, что ты зальешься прилюдно потоками сентиментальных слез, но все обошлось.
– Ах да, я залилась. Однако не у одной меня увлажнились глаза. И вы уходите от сути дела.
Он круто развернулся на последней ступеньке.
– Какой еще сути?
– Что вас приглашают на частные вечеринки к вдовствующим герцогиням, где вы ходите в фаворитах. А я-то чувствовала себя такой виноватой из-за леди Грэнхем! Ведь вы заставили меня поверить, что ее покровительство, и только оно одно, обеспечивает вам место в обществе.
– Так оно и есть, – подтвердил он. – Ее отец тоже герцог. А чем больше герцогов, тем лучше. Уж поверь, я делаю все, что в моих силах, для того, чтобы защититься от недоброжелательства Ившира.
– А такие знатные дамы и есть лучшая защита?
– Единственная защита. – Вдруг веселое выражение скользнуло по его лицу, как лунный свет по воде. – Я вовсе не хочу, чтобы меня расплющили, как насекомое.
– Раздавили, – поправила она, чувствуя, что смех душит ее. – Раздавили, как насекомое.
Они вышли на улицу. Клочья ледяного тумана расступались перед ними, длинные ноги Дава шагали по булыжникам.
"Давенби – никто, человек без роду без племени. Мой брат был светочем лондонского общества. Однажды Эдвард сказал мне, что никогда в жизни он не встречал такого обаятельного человека, как Давенби..."
Человек ниоткуда сам оказывался светочем, горевшим весьма ярким пламенем. Мог открывать любые двери. Добиваться влияния. Стать обласканным и привечаемым знакомцем самых влиятельных дам и джентльменов Англии. Окружить себя красотой.
Неужели он разорил и убил младшего брата Ившира только ради того, чтобы достичь признания?
Сегодня Сильвия столкнулась с Ивширом лицом к лицу на публике, и ничего, не умерла. Дав ни о чем не догадался. Как ему догадаться? Никому ведь не известно, что герцог нанимает особ, не имеющих гроша ломаного за душой – вроде графини Монтеврэ, – для того чтобы они собирали информацию для британского правительства. Она выдержала светский прием у герцогини – переодетая юношей! И все у нее вышло замечательно, великолепно, без сучка без задоринки. Сердце ее колотилось и норовило выпрыгнуть из груди. Чувствовала она себя так, словно проглотила какое-то безумное веселье, смешанное с бренди и искрящимся вином.
Завтра! Завтра Дав покажет ей – что? Что-то такое, что позволит Ивширу наконец заполучить доказательства, так необходимые ему погубить своего врага? Что-то такое, что приведет Дава на эшафот? Но если вместо того она обнаружит доказательства его невиновности – что тогда?
– Что ж, сэр, – проговорила она. – По-моему, я держалась более чем достойно во время моего первого выхода в ваш мир. Вы согласны?
– Знание языков многому способствует. Точно как и в случае с дрессированной обезьяной, общество высоко ценит хороший подбор трюков.
– Благодарю вас! Очень милый комплимент. Улыбаясь, он посмотрел на нее сверху вниз.