Девочка нравилась ему всегда, но раньше она была ребенком, и он воспринимал ее как любопытное маленькое "солнышко", поселившееся в его доме. Майла буквально излучала энергию, свет, радость и заражала этим всех вокруг. А потом она выросла. И больше не было сомнений, чье именно лицо показывала мальчишке гадалка в детстве. Сердце не умеет лгать, его глупым сходством не обманешь.
Дверь тихонько скрипнула, открываясь. И на пороге, изображая деликатное покашливание, появилась Олли-о. Этьен нехотя отвел взгляд от лица спящей ведьмочки и вопросительно посмотрел на свою сообщницу. Та стояла подперев плечом стену и насмешливо изучала их обоих.
– Тебе еще не надоело? – громким шепотом спросила оса. – Целый час уже несешь почетный караул возле ее убогого ложа. Знала бы, что ты опять будешь пылинки сдувать со своей ведьмы да романтическим мечтаниям предаваться, не стала бы сонное зелье зря переводить.
– А что ты предлагаешь? – Рука мужчины на миг замерла, что тут же вызвало недовольство Вишенки.
Кошка ревниво зашипела на рыжеволосую дьеру, посмевшую узурпировать внимание хозяина, и предупреждающе вонзила когти в его ногу.
Олли-о ехидно ухмыльнулась и закатила глаза.
– Вот уж не думала, что тебя, дьер оружейник, по этому вопросу консультировать требуется! Ты мужик или кто? Не знаешь, что с женщиной делать?
– Олли! – одернул сыщицу Аттамс и укоризненно покачал головой.
– Что Олли? Что? Я уже двадцать шесть лет как Олли! Дело же предлагаю, вот смотри, – перешла на заговорщический шепот сыщица. – Первый шаг ты сделал правильно – девку в койку отправил. Осталось совсем чуть-чуть: одежду долой, и тело по прямому назначению использовать. Утром, конечно, всплакнет твоя ведьма по утраченному. Ну ничего, ничего… Утешишь, приласкаешь – и никуда она уже от тебя не денется! – пряча в уголках губ хитрую улыбку, с жаром закончила оборотень.
– Да ну? – Этьен скептически хмыкнул в ответ на горячие убеждения осы. – Посмотрел бы я на твою реакцию в подобной ситуации.
– А ты не данукай! – отмахнулась Олли-о. – И не сравнивай. Я бы плакать не стала. Если бы мужик нравился, так с утра сама бы его зацеловала! А если нет – молча и без сантиментов кастрировала. – Последнее предложение рыжая сопроводила красноречивой жестикуляцией, после чего задумчиво почесала бровь и продолжила абсолютно спокойным тоном: – Ну, может, еще расчленила бы заживо.
С губ собеседника сорвался сдавленный смешок, сыщица же скромно потупилась и одернула полу длинного пиджака.
– Так, ладно… не обо мне сейчас речь. Ты будешь что-то делать с этой спящей красавицей или как?
– Я уже делаю, Олли, – улыбнулся он.
И улыбка эта была такой искренней, мальчишеской, что девушка невольно залюбовалась. Решив, что выглядит как полная дура, взирая на него восхищенными глазами, натянула на лицо свою любимую маску: чуть-чуть насмешки, побольше цинизма и поменьше реальных чувств.
– И что же?
– Смотрю на нее, осознаю, что это именно она, живая и невредимая. Ну и… наслаждаюсь зрелищем.
– И тебе этого достаточно? – нарочито разочарованно поинтересовалась сыщица. – Эх, а я надеялась подсмотреть в замочную скважину горячую сцену…
– Олли!
– …а тут дальше невинного ослабления узлов на ее одежде дело не идет. Обидно!
– Олли-о!.. – простонал мужчина. – Чем тебе Майла так не угодила?
– Она-то? – Сыщица пожала плечами, изобразив на лице глубокую задумчивость. – Она-то угодила. Очень даже угодила! Добрая, неглупая… торты к тому же печет… мм… восхитительные!
– Торты? – Брови Этьена поползли вверх. – Ты что, ее готовить заставила? Олли!
– Ну что опять Олли? – проворчала рыжая, а потом, лукаво улыбнувшись, добавила: – Впрочем, ладно, повторяй мое имя, в твоих устах оно звучит как песня.
– Ол… – хотел было осадить ее собеседник, но вовремя осекся и, не сумев сдержаться, рассмеялся. Тихо, прикрыв ладонью рот, чтобы, не приведи Марна, не разбудить спящую ведьмочку. Хоть оса и подлила ей зелье в кориф, но кто ж знает, как быстро молодой организм справится с его воздействием.
– Насчет девчонки, – ухмыльнувшись, продолжила оборотень, – должна же она была как-то за мое молчание и содействие рассчитаться. А торт… ну ты же знаешь, что я люблю сладкое.
– Ты порой такой ребенок, дьера Сомс, что мои шестилетние малышки старше кажутся, – с особой теплотой в голосе проговорил Аттамс, будто перед ним действительно стояла не взрослая женщина, а рыжая школьница. Только он один видел в циничной сыщице девчонку. Только ему одному она показывала свое истинное лицо.
– В общем, меня такая твоя жена вполне устроит, – сделав вид, что не услышала его тихих слов, заявила Олли-о. – Против меня возражать не будет – это раз; на вкусные семейные ужины позовет, так как добрая, – это два. И, наконец, самое сладкое! Это для меня как вишенка на торте… Да не про тебя я, чирташево отродье, – покосившись на подобравшуюся кошку, усмехнулась оса, – не шипи! Так вот, Ен… самое вкусное в этом деле – щелкнуть по носу твою мамашу! Как тебе план?
– Мне нравится, – качнул головой мужчина.
– Угу, – в тон ему отозвалась собеседница, а потом как-то слишком уж серьезно сказала: – Шутки шутками, друг мой, однако я хочу кое-что у тебя прояснить. Девочка мне правда нравится. Хорошая она, неизломанная жизнью, не обиженная людьми. Светлая, чистая. И я прекрасно понимаю, что ты смог бы сберечь этот драгоценный камень, став ей достойной оправой, но… А если Джемма… Майла откажет? Что ты будешь делать, если она не ответит взаимностью на твои чувства? Если все планы и интриги, которые ты намерен сплести вокруг ведьмочки, ни к чему не приведут? Что тогда, Этьен? – Она выдержала паузу, чтобы потом с нажимом проговорить: – Отпустишь?
С минуту в комнате раздавалось только мерное урчание Ви, а потом прозвучало хриплое:
– Не знаю, Олли… – словно у мужчины вмиг пересохло в горле и каждое слово давалось ему с большим трудом.
– Ну, "не знаю" – это не то же самое, что "нет", – вздохнула сыщица. – Даю тебе еще пятнадцать минут, дьер мазохист! – сказала, возвращаясь к прежнему насмешливому тону. – Не спустишься на кухню пить коньяк, я тебя сама рядом с ведьмой уложу. Честное осиное! – донеслось уже из-за двери.
– Иду, Олли… уже иду. – Мужчина бережно переложил недовольно сверкнувшую глазом кошку на подлокотник дивана и, откинув с глаз пепельно-русую челку, поднялся.
Бесшумно ступая, подошел к матрасу, осторожно опустился рядом с ведьмочкой и поправил сползшее с ее плеча покрывало. Не удержавшись, Этьен легонько скользнул кончиками пальцев по девичьей щеке. Она не должна была почувствовать и тем более не должна была проснуться, но… Ресницы ведьмы дрогнули, открывая затуманенные сном глаза, губы изогнулись в счастливой улыбке.
– Нашел меня? – прошептала девушка. Тихо и не совсем разборчиво, но он понял. Сердце пропустило удар, дыхание сбилось.
– Нашел, – ответил еле слышно, стараясь не делать лишних движений, чтобы не разбудить Майлу окончательно. Она сейчас пребывала на границе сна и яви, и в его интересах было, чтобы девушка вернулась в страну грез, решив, что он ей просто приснился. Но как же тяжело порой даются правильные решения.
Уголки ее рта поползли вниз, превращая улыбку в гримасу печали.
– А Гарда арестовали, – вздохнув, поделилась наболевшим девушка.
– Не страшно, – пробормотал дьер оружейник. Как же ему хотелось сейчас обнять это растрепанное чудо, прижать к себе, поцеловать, успокоить. И только боги знают, чего мужчине стоило сдержаться. – Все наладится, Майла.
– Обещаешь? – Дождавшись его уверенного кивка, ведьмочка опять улыбнулась. – Тогда точно наладится, – сказала она больше самой себе, чем ему. И, снова закрывая глаза, пробормотала: – Завтра надо перенести гробы, ну ничего… поцелую пару раз Эла… перенесет.
– Ш-ш-ш-что? – неожиданно громко зашипел Этьен, враз забыв о конспирации, но его собеседница уже спала крепким сном, продолжая чему-то сладко улыбаться. Ему? Гарду? Таинственному Элу? Или, может быть, лиловым бабочкам в мире снов?
Этьен поднялся с пола, в пару шагов добрался до двери и, плотно закрыв ее за собой, вперил тяжелый взгляд в невозмутимо подпиравшую стену сыщицу. – Олли-о, – подозрительно сладким голосом начал он, – скажи-ка мне, милая… Кто такой Эл?!
Глава 7
В одной из камер горгонария
Небольшой столик, казалось, прогибался под тяжестью разнообразных блюд. Чего здесь только не было: всевозможные колбасы и копчености, салаты, пирамида экзотических фруктов и восьмигранная бутыль с терпкой ореховой настойкой. На подносе под столом ютился чайник. Платформа под ним, заправленная огненной свелью, пульсировала красным светом, поддерживая нужную температуру. На кресле в углу перебирала струны дитэры полупрозрачная рука, сотканная из серебряных, золотых и ярко-бирюзовых нитей. Такая игрушка, насквозь пропитанная магией искусства, стоила не меньше парочки хороших лошадей или годовой аренды небольшого домика в не самом скверном районе Готрэйма.
В воздухе над дитэрой пощелкивали, добавляя отчетливости ритму, плоские костяные кругляши. С узкой койки свисало меховое покрывало, сшитое из серебристых шкур диких коз. Поверх него была спущена на пол нога, обтянутая черной штаниной. Босая ступня притопывала в такт музыке по чисто вымытым плитам, заставляя подпрыгивать стоящие рядом массивные ботинки. Вторая нога, согнутая в колене, служила подставкой для раскрытой книги. Пожелтевшие от времени страницы переворачивались с тихим шелестом. Пузатый бокал с темно-коричневой настойкой медленно прокручивался в смуглых пальцах… Дьер гробовщик отдыхал.
Ему нисколько не мешали ни грубые каменные стены, ни низкий потолок, ни решетка на крохотном окошке, выходящем не на улицу, а в один из многочисленных коридоров здания горгон. Конечно, Эдгард бы не отказался от компании парочки интересных трупов, "разделочного" стола и саквояжа с начищенными до блеска инструментами. Ну или хотя бы от одной из девиц мамаши Лью, которые время от времени навещали одинокого гробовщика в его мрачной обители. Дьер Дорэ предпочитал любовь, оплаченную звонкой монетой, когда можно было смело получать удовольствие и не беспокоиться о последствиях. Однако тот, кто превратил камеру предварительного заключения в комнату отдыха, не озаботился притащить сюда еще и трупы со шлюхами. А жаль. Было бы весело. Впрочем, редчайший иллюстрированный справочник по времени воздействия ядов на разложение жертвы тоже неплохо скрашивал унылые часы.
Нэрлисы, с раннего утра таскавшие в камеру подушки, покрывала, еду, посуду, книги и расписную шелковую ширму, чтобы прикрыть удобства в углу, всерьез подозревали, что нэрл Гэлвин свихнулся. Ничем иным это обустройство "любовного гнездышка" в крыле для особо опасных задержанных рядовые горгоны объяснить не могли. Правда, самый младший из них, Краш, недавно переведенный в Готрэйм из столицы, предположил, что начальник просто сдуру связался с кем-то из местных аристократок. У знати, мол, не редкость извращенные фантазии, вот и захотела его зазноба провести незабываемую ночь в камере предварительного заключения. Или же шеф по-умному придумал сдавать застенок для свиданий.
Но привыкшие к провинциальным нравам коллеги от него отмахнулись. А зря… Глядишь, не были бы потом шокированы, узнав, кого уважаемый нэрл разместил с таким неслыханным комфортом. Краш, видавший всякое, только плечами пожал. А вот остальные твердо решили помалкивать и по возможности держаться от начальника подальше, пока вся эта катавасия с загадочным арестом дьера гробовщика не закончится. Судьи в Готрэйме, как и во всех больших городах страны, были золотыми магами. Уж они-то, видящие истину, невиновного не накажут. А судя по тому, как устроил пленника Гэлвин, дьер Дорэ либо попал сюда по ошибке и ненадолго, либо… за долгое сотрудничество арестованный, по мнению нэрла, заслуживает уважения и некоторых поблажек.
Заскрежетал ржавый замок, громыхнул засов – и дверь противно заскрипела, медленно открываясь. Массивная фигура заслонила поток тусклого света, льющегося из коридора. Неловко пригнувшись, чтобы не стукнуться обтянутой косырем макушкой о слишком низко расположенную перемычку, гость вошел внутрь. Печатая шаг, приблизился к столику, развалился в одном из кресел и, забросив в рот виноградину, рявкнул:
– Оставьте нас!
Дежурный по крылу нэрлис невольно втянул голову в плечи и бросил на арестанта сочувствующий взгляд. Поспешно прикрыв тяжелую кованую дверь, загремел засовом. Дьер Дорэ спокойно дочитал страницу, бережно закрыл книгу и аккуратно отложил в сторону. После чего повернулся и сел, спустив обе ноги на пол и прислонившись спиной к стене.
– Развлекаешься? – вкрадчиво поинтересовался он.
Нэрл Гэлвин усмехнулся и сменил позу. Его грузное тело с идеально ровной спиной, скрещенными в щиколотках мощными ногами, руками на коленях и чуть склоненной головой смотрелось на редкость несуразно.
– Не без этого. – Голос горгона заскрипел, словно плохо смазанные петли. – Жизнь так коротка и ненадежна! Нужно радоваться каждому дню, – добавил он, стягивая с головы косарь. – Театры посещать, в рестораны наведываться, в гости ходить, в клуб знакомств записаться…
– Куда-куда?
– Ну не хочешь в клуб, так хоть уток со Звездного моста покорми – все развлечение будет.
– Ты про мост самоубийц? – буркнул пленник. – Там проще плавающий труп увидеть, чем утку.
– Самое место для тебя, – подмигнул ему нэрл и кокетливо взбил свои темные кудри. – Хватит дуться, а то так и помрешь с кислой физиономией. Неужели не рад меня видеть? – обиженно надув губы и почти срываясь на фальцет, спросил он.
– Это еще вопрос, кого я вижу. – Ухмылка, искривившая рот гробовщика, была недоброй.
– Фи! Какой ты противный. – Гэлвин вздернул поросший густой щетиной подбородок и похлопал короткими ресницами. – Неужели тебе недостаточно знать? Ты же сразу догадался, не отрицай. – Его крупные белые зубы сверкнули в довольной усмешке.
– Дело в том, – Эдгард вздохнул и, помедлив, словно подбирая слова, продолжил: – что я знал и человека, чей облик ты так бесцеремонно используешь и чью репутацию так основательно гробишь. Причем посмертно. Тебе не стыдно, Варя?
– Фу, не называй меня так! – Черные брови мужчины сошлись на переносице, демонстрируя фальшивое возмущение.
– Прости, но называть Гэлвином клоуна, сидящего напротив, как-то не получается, – вполне серьезно ответил арестант.
– Ну ладно, жнец, – отозвался "нэрл".
– Я не жнец, – скрипнув зубами, возразил пленник.
– Жнец-жнец, – насмешливо посмотрев на него, повторил "Гэлвин". – Был, есть и будешь. Для таких, как ты, отставка ничего не меняет. Как любил смерть, так и любишь. Как работал на нее, так и работаешь.
– Я не жнец, а гробовщик. Прочувствуй разницу, – спокойно пояснил Эдгард.
– Так и я не Варя, – подмигнул ему собеседник.
– А кто тогда? Монстр в человеческой шкуре? Лживая тварь, беспринципная убийца и банальная трусиха, которая боится показать свое настоящее лицо тому, кто однажды спас ее от смерти? – Улыбка, промелькнувшая на губах мужчины, была холодной.
– Сволочь ты, Гард. Очень дурно воспитанная и совершенно не галантная сволочь. – В него полетело с силой брошенное яблоко. Дьер Дорэ ловко поймал его, потер о рубашку на груди и, откусив, выжидающе посмотрел на посетителя. – Ладно! Так и быть. Исключительно по старой дружбе…
Лицо Гэлвина на миг будто сплющило. Все черты смазались и поплыли. Образовавшаяся маска, похожая на раскисшую глину, забулькала, словно закипая. Сначала из вязкой массы показался маленький носик, потом пухлый розовый ротик, изогнутые брови, гладкий лоб и, наконец, кукольно большие глаза.
– Ну что, так лучше? – Голос тоже изменился, став более женственным.
Гробовщик с сомнением покачал головой:
– Что-то я не уверен.
– Ну вот! Опять ты недоволен. А я так старалась. Так старалась… – Загорелая мужская пятерня поднесла к демонстративно шмыгающему изящному носику платок. Рядом с тонкими девичьими чертами она казалась особенно громоздкой. Впрочем, парочка золотистых кудряшек, затесавшаяся в темной шевелюре "нэрла" возле самой кромки волос, нежная кожа щек, постепенно перетекающая в грубую щетину, и острый подбородок над толстой шеей с заметным кадыком смотрелись еще нелепей. – Только не думай, жнец, что твои соратники успеют меня засечь. Поверь, у них нет ни единого шанса. – В глазах… в прекрасных голубых глазах этого существа отразилась такая самоуверенность, что Гарда передернуло.
– Я не об этом думаю.
– А о чем тогда?
– К чему весь этот спектакль? Арест, камера со всеми удобствами…
– Скажем так, это предупреждение, – перестав дурачиться, посерьезнела Варфаламея. – При всей моей привязанности к тебе я не люблю вмешательства в свои дела. Вот и решила напомнить, чем может быть такое вмешательство чревато. Пять лет назад ты оставил затею найти меня. И это было правильно. Не стоит возвращаться к прошлому и повторять былые ошибки, друг мой. – Ведьма, продолжая большей частью пребывать в чужой личине, окинула камеру взглядом и, остановившись на невозмутимом лице гробовщика, подалась вперед, прикрыла рот ладонью и прошептала: – Пока еще друг.
Эдгард странно улыбнулся, но продолжить беседу не успел. На запястье гостьи запульсировал белым светом небольшой крест.
– Еще пообщаемся! – Неожиданно ловко поднявшись на ноги и послав арестанту воздушный поцелуй, посетительница метнулась к выходу, по пути восстанавливая личину.
Через минуту за "нэрлом Гэлвином" захлопнулась дверь. А еще через пару минут из облака светящегося тумана в углу камеры появился жнец. Белый, в доспехах и с огромным сверкающим мечом, идеально дополнявшим его рыцарский облик. На самом деле, чтобы перерезать незримые нити, соединяющие тело и дух, достаточно было и обычных ножниц, но посланцы Саймы предпочитали разнообразие в выборе холодного оружия. Элрой, в первый момент не поверив собственным глазам, помотал головой и даже пару раз зажмурился, но обстановка в камере оставалась той же. И, что самое странное, как нельзя лучше соответствовала выражению непреодолимой скуки на лице арестанта.
– Э… это что? – с некоторой опаской помахав мечом над вазой с фруктами, поинтересовался жнец.
– Не видишь, что ли? Последний ужин приговоренного, – лениво отозвался Гард и потянулся за ранее отложенной книгой.
– К чему приговоренного?
– Как минимум к вынужденному безделью.
– Дурак ты, Эдгард! – рассмеялся жнец, устраиваясь в кресле, лишь несколько минут назад покинутом лже-Гэлвином. – И шутки у тебя дурацкие! Я уже почти испугался…
– Только почти? Как там мои контора и ведьма поживают?
– Твоя контора еще стоит, а у ведьмы имя есть и…
– И?