– Он мог бы возненавидеть меня, мог бы ревновать. Пока ему не исполнилось семь лет, а может, и восемь, все внимание отца было сосредоточено на нем. Дэйв мог воспринимать меня как незваного гостя – особенно после того, как отец со всей определенностью дал понять, что собирается относиться ко мне, как к своему сыну. Но Дэвид так не поступил. Он принял меня, как родного брата, и всегда пытался сделать так, чтобы со мной не обращались строже, чем с ним, только потому, что я не родной сын графа. Мне кажется, что он порой опасался, будто меня могут выгнать из дома.
– И как же ему удавалось тебе помочь? – Ребекка говорила с трудом, у нее перехватило дыхание.
– Я был озорником, – сказал Джулиан. – Когда Дэвид считал, что я напакостил больше обычного, совершил из ряда вон выходящий проступок, он признавался отцу, что это сделал он. Бедный Дэйв. Рука у отца была тяжелая, и розгой он всегда орудовал умело. Он не жалел ни руки, ни розги, если только был уверен, что мы заслуживаем наказания.
– Значит, ты допускал, чтобы Дэвид брал на себя вину за твои проступки? – спросила она, широко раскрыв глаза. – Ты допускал, чтобы его пороли вместо тебя?
Джулиан усмехнулся.
– Дейв сам хотел этого, – сказал он. – Братец всегда был сильнее меня. При одной мысли о розге я обычно дрожал. Дэйв же и во время порки никогда не издавал ни звука.
– И все же ты не прекращал озорничать, зная, что вместо тебя накажут Дэвида.
– О, Бекка, – сказал он, смеясь и похлопывая ее по ладони, – мы же были просто детьми. Дети глупы и часто шалят. Все детство сплошь из этого и состоит.
– Отец был всегда строгим, – сказала она. – Но он никогда не был жесток. Он прибегал к розгам лишь в случае проступков, которые считал особенно серьезными. Так было, например, когда дочерей садовника летом заперли на несколько часов в сарай. Он за это время нагрелся на солнце, чуть ли не раскалился…
– Я тогда о них совсем забыл. – Он рассмеялся. – Они там, кажется, чуть живьем не зажарились?
– А котята, которых отобрали у кошки?..
– Я собирался вернуть их обратно. И тоже забыл, у меня в те дни была отвратительная память. Но ведь они не сдохли. Хотя один, кажется, был на грани. Нед вынуждена была несколько дней кормить его с рук до тех пор, пока снова не стало возможно вернуть его маме-кошке. Не правда ли, я был в то время отвратительным ребенком?
– А я была аккуратной и не в меру щепетильной девочкой, – сказала Ребекка. – Все эти инциденты постепенно привили мне искреннюю антипатию к Дэвиду.
– Бедный Дэвид, – заметил Джулиан. – Я думаю, что одно время он увлекался тобой, но ты не хотела иметь с ним никакого дела.
И она тоже увлекалась им, но ее совесть и моральные принципы заставили ее подавить в себе это чувство. Она тогда твердо сказала себе, что Дэвид не заслуживает ее уважения. И тогда она перенесла свою любовь на Джулиана, отвергнув Дэвида, которого и его и ее родители прочили ей в мужья.
Она вышла замуж за Джулиана, хотя вполне могла бы стать женой Дэвида.
– Итак, – сказала Ребекка, – он еще поступил по привычке, когда Флора забеременела. Он взял вину на себя. Он все еще боялся, что отец отвернется от тебя?
– Нет, – ответил Джулиан. – Я должен признать, Бекка, что на этот раз я сам умолял об этом Дэвида и пресмыкался перед ним. Я боялся, что, узнав о случившемся, ты потеряешь душевное равновесие. Я слишком сильно любил тебя, чтобы это позволить. И к тому же, если бы ты посчитала необходимым отменить свадьбу, то это вызвало бы ужасный скандал. И тебе пришлось бы страдать гораздо сильнее.
– А ты не предположил, что я имею право знать об этом? – спросила она. – Право самой решить, хочу ли я все-таки выйти за тебя замуж?
– Твоя любовь не выдержала бы подобного испытания, Бекка, – сказал он, – и ты бы вытолкала меня в шею за нарушение обещаний.
– А как Дэвид? Он не думал, что я вправе все знать? – спросила она. – А отец?
– О Боже, – воскликнул Джулиан. – Отец не знал. Если бы ему все стало известно, то это обернулось бы страшными неприятностями.
– Значит, даже отец считал его виновным в этой низости? – сказала она. – Бедный Дэвид. Должно быть, ему было трудно сдержаться и не начать оправдываться передо мной. Он, видимо, тоже опасался, как бы я не потеряла душевное равновесие. Ты хоть обещал ему, что подобная вещь никогда больше не повторится?
– Такое обещание, Бекка, дать было очень легко.
– И ты выдержал его?
– Конечно, я выдержал его, – ответил он, сжимая ее ладонь. – Конечно, Бекка, я его выполнил. У меня нет никого, кроме тебя. Я люблю только тебя.
Они подошли к дальнему концу озера, где из воды поднимались камыши. В этом году они росли гуще. Здесь место больше походило на болото, чем на озеро.
Но вокруг была все та же дикая красота, которой восхищалась Луиза.
"Как трудно, – думала Ребекка, – заново привыкать к тому, кто падает с пьедестала". Она всегда считала Джулиана близким к совершенству. Обаятельный, просто лучезарный мальчик в годы ее юности был для ее кумиром. Он, естественно, заслуживал ее любви, и Ребекка, будучи разумной девушкой, влюбилась в него, влюбилась глубоко. Она всегда была неспособна делать что-либо вполсилы и, по-видимому, осталась такой и по сегодняшний день. А в ту пору любовь к Джулиану просто захлестнула ее.
Но оказывается, именно Джулиан совершал все эти проступки, порой довольно жестокие. Это он, оказывается, поступил столь низко по отношению к Флоре. Ричард – сын Джулиана. Все это время Флора горевала. Она даже не могла показать ребенка его настоящему отцу. А ведь она жила с сыном на территории поместья Крейборн. Сын был зачат всего лишь за несколько месяцев до свадьбы Джулиана с Ребеккой. Флора была беременна во время подготовки их свадебной церемонии.
Ребекка решила, что Джулиан убедил Флору переспать с ним, пообещав на ней жениться. Он, несомненно, говорил ей, что любит ее. Ребекка не верила, что Флора поступила бы так, если бы не была уверена, что он ответит на ее любовь.
В конечном счете Джулиан оказался совершенно обычным человеком, причем весьма не праведным, а вовсе не блистательным героем. У Ребекки было сейчас тяжело на душе.
И все же она смогла полюбить Дэвида, которого считала виновным в безобразных поступках, не зная всей правды. Она полюбила его, несмотря на то что у самого Дэвида на совести прегрешения куда более худшие. В Крыму у него был роман с замужней дамой, а потом Дэвид стрелял в Джулиана, который пытался вмешаться в его неизбежное столкновение с оскорбленным мужем. Ребекка все-таки любила Дэвида, несмотря на то что ои признал себя убийцей Джулиана. Хорошо еще, что смерть Джулиана оказалась мнимой…
Ну что ж, тем более нет никаких оснований для того, чтобы любовь Ребекки к Джулиану исчезла из-за того, что он признался в некоторых слабостях. Да, выяснилось, что в детстве он был озорным, беспечным, порой жестоким мальчиком. Да, он совратил и бросил Флору, и потом его, несомненно, долгие годы мучила совесть. Но кто такая Ребекка, чтобы взять на себя роль судьи? Ведь Флора и сама, быть может, в этом деле вела себя отнюдь не безупречно. Весьма маловероятно, что Джулиан взял ее силой.
Для того чтобы ненавидеть и презирать Джулиана, нет никаких причин. Ребекка безгранично любила его с самого начала – как только способна любить девушка. А потом вышла за него замуж. Она все еще любит его. Она испытывает к нему глубокую нежность. Если бы она и сейчас постаралась, то, видимо, ее любовь вновь обрела бы прежнюю силу. Возможно, Ребекка полюбила бы его, как только способна любить женщина. Так, как она полюбила Дэвида. Но, едва подумав об этом, Ребекка поняла, что этого никогда не случится.
Дэвид когда-то уверял ее, что для создания крепкой семьи достаточно и обычной душевной привязанности. Да, но ведь она ощущает сильнейшую привязанность к Джулиану. Даже если бы не было ничего другого, то привязанность была и остается. И ее будет достаточно,
– Ты испытываешь ко мне отвращение, Бекка? – нарушил Джулиан затянувшееся молчание. – Ты ненавидишь меня?
– Нет, конечно же, нет, – ответила она. – Нам всем свойственны ошибки. Мы все порой совершаем проступки, о которых потом отчаянно сожалеем. И временами кажется, что ничего нельзя исправить. Но надо стараться. Надо жить дальше. И не мне тебя судить. Мне и самой есть в чем себя упрекать и винить.
– Тебе, Бекка? – сказал Джулиан. – Да ты просто ангел. – Он наклонил голову и быстро поцеловал ее в губы.
"И все же, – подумала она, – я совершаю один из самых тяжких грехов. Я люблю мужчину, который не является моим мужем. Но я буду бороться с этим. Всю оставшуюся жизнь".
Ребекка собиралась вновь всем сердцем полюбить Джулиана и вскоре по-настоящему стать его женой. Она заставит себя сделать это, и чувство долга защитит ее от колебаний. Она заставит себя сделать это во имя тех двух счастливых лет, которые она прожила с Джулианом.
Может быть, каким-то странным образом ей будет легче вновь полюбить после того, что она теперь узнала о нем. Он оказался всего-навсего обычным человеком, а человеку свойственно ошибаться. Она улыбнулась Джулиану:
– К тебе в любом случае трудно было бы отнестись пристрастно.
– Я – кающийся грешник. Признаю все предъявленные мне обвинения, – сказал он и поцеловал Ребекку. – Мой милый ангел. Моя любимая.
Она расслабилась от его поцелуя и подумала, видел ли Джулиан своего сына. Пытался ли он вообще когда-нибудь с ним повидаться? Но ни расспрашивать Джулиана, ни погружаться в эти размышления ей больше не хотелось. Впереди была целая весна. Лучше наслаждаться ею. И любовью Джулиана.
* * *
Дэвида с сыном встретили в холле только граф и Луиза. Рядом с ними не было никого, и Дэвид вздохнул с облегчением. Луиза крепко обняла его и поцеловала в щеку, а отец пожал ему руку и, как, обычно, оглядел его сверху вниз.
Но Чарльз, сидевший на руках няни, выглядел, уставшим и сердитым, как всегда, когда его отвлекали от привычного послеобеденного сна, не принял поцелуи Луизы и громко запротестовал, когда няня понесла его наверх в детскую комнату. Чарльз хотел остаться со своим отцом и собирался оповестить об этом всех, находившихся, в пределах слышимости.
Дэвид взял его у няни и кивнул ей, давая понять, что позже сам принесет ребенка наверх. Луиза лестью выжимала из Чарльза улыбку, пока Дэвид и его отец обменивались новостями.
– Джулиан мне рассказал, что он просил привезти малыша, – сказал граф. – Я это одобрил. Ребекка очень нуждается в сыне, Дэвид.
– Но Ребекка не знает о письме Джулиана, – добавила Луиза. – Джулиан очень опасался, что ты будешь против приезда Чарльза, и это ее разочарует.
– Неужели я мог не захотеть, чтобы его собственная мать повидалась с ним?.. Не тяни папу за волосы, любимый.
– Они на прогулке, – сообщила Луиза. – Кажется, они пошли к озеру.
– Хорошо, – сказал Дэвид. – До их возвращения Чарльз сможет подремать. Он сейчас в свирепом настроении. Правда, чертенок? Да пойми же ты – больно когда дергают за волосы.
Дэвид хотел укрыться наверху. Приехав, он понял, что совершил ошибку, отправившись в эту поездку. Он на самом деле не хотел повидаться с Ребеккой. Такая встреча, думал он, не принесет никакой пользы и только разбередит начавшие заживать раны.
– Я отнесу мальчика наверх. – Но едва он направился к лестнице, как позади него открылась парадная дверь. Он обернулся.
– Привет, Дэйв, – весело произнес Джулиан. – Итак, ты приехал и привез ребенка. Ты поступил правильно. Я убедил Дэйва, дорогая, сделать сюрприз и привезти твоего сына. – Он рассмеялся.
Ребекку было не узнать. Только сердце подсказало Дэвиду, что это она. Она выглядела тоненькой даже в пышной юбке и в скроенном под корсаж жакете. Ее лицо было худым и бесцветным. Глаза казались просто темными пятнами. Волосы потеряли блеск. Она стояла абсолютно неподвижно, и ее взгляд, не остановившись на Дэвиде, сосредоточился на Чарльзе, вцепившемся в шею отца и глазевшем по сторонам.
– О, – произнесла она.
Это был даже не звук, а так – скорее легкое дуновение, но Чарльз резко повернул голову. Он тут же потянулся к матери, чуть ли не вырвавшись из рук Дэвида, и стал жалобно плакать. Дэвид поспешно двинулся в сторону Ребекки.
Она осталась стоять на прежнем месте, но ее глаза стали огромными, и к моменту, когда Дэвид приблизился, в них заблестели слезы.
Она протянула руки. Дэвид передал ей их сына, и она приняла его в свои обьятия, а Чарльз обвил руками ее шею. Ребекка закрыла глаза и зашлась в беззвучном крике.
Дэвид отступил в сторону, а его сын плакал и льнул к матери, которую не видел более месяца. Ребекка же в исступлении крепко прижимала Чарльза к себе. Потом она резко повернулась и быстро пошла через весь холл.
– Откройте дверь, – сказал граф стоявшему там слуге.
Ребекка скрылась в салоне, и слуга прикрыл за ней дверь.
– Я же написал тебе, Дэйв, что он ей нужен, – сказал Джулиан, стоявший позади него. – Ты смог сам убедиться в этом. Женщины обычно относятся к своим детям именно так. Ты согласен со мной? Наверное, это результат тех девяти месяцев, в течение которых они вынашивают внутри себя своих потомков. Через один-два дня, которые Ребекка проведет с мальчиком, ей станет лучше.
Дэвиду следовало бы повернуться и поздороваться с Джулианом. Сказать ему что-нибудь приятное. В конце концов Джулиан был виноват только в том, что не погиб от предназначенной ему пули. Было неразумно и нечестно за это его ненавидеть и обижаться на него.
– Когда в последний раз она прилично ела или прилично спала ночью? – спросил Дэвид. Он говорил холодным, обвиняющим тоном. – Разве ты, Джулиан, не в состоянии получше заботиться о ней?
– Она так сильно скучала по ребенку, – оправдывался Джулиан. – Я делаю все, что могу, Дэйв. Вот я например, просил привезти его.
Дэвид повернулся и протянул руку.
– Прости меня, – сказал он. – Да, ты действительно прав. Благодарю тебя. Чарльз тоже нуждается в ней. Оказывается, возвращение домой тебе дается трудно.
Джулиан сжал его руку и что-то произнес, но Дэвид не уловил смысла сказанного. Он был способен сейчас лишь думать о том, что пожимает руку, прикасающуюся по ночам к Ребекке. Прикасающуюся к его, Дэвида, жене. От ненависти у него перехватило дыхание.
И все-таки Ребекка выглядела настолько изможденной, что была почти неузнаваема. Неужели только потому, что ей так долго недоставало Чарльза? Но эту печаль могла бы хоть как-то ослабить радость, безудержная радость от возвращения возлюбленного. Почему же этого не происходит? Что здесь не так?
– Я лучше поднимусь наверх и скажу няне, что Чарльз остался с Ребеккой и что его принесут попозже, – промолвил Дэвид, резко повернувшись и направившись к лестнице.
– Сразу же после этого приходите в гостиную попить чаю, – сказала Луиза.
* * *
Он был мягкий и теплый и пахнул пудрой и мылом. Он явно вырос и потяжелел, хотя, возможно, это было только в ее воображении. Он просто не мог так вырасти за месяц. Чарльз мертвой хваткой держался за шею Ребекки, и не было никаких признаков того, что он вскоре собирается перестать плакать.
Вряд ли когда-либо в своей жизни она испытывала большее счастье. Ей доводилось и страдать, но она с этим справлялась. А счастье, истинное счастье случается в жизни так редко. Ребекка знала по опыту, что следует с благодарностью пользоваться каждым таким моментом. Вот и сейчас она наслаждалась каждым мгновением своего счастья.
– Тише, милый мой, тише, – напевала она своему сыну. – С твоей мамой ты в безопасности. Тебя никто не собирается отнять. На свете, мой миленький, только ты и мама. Ш-ш…
Она укачивала сына, нежно разговаривала с ним, терлась щекой о его мягкие волосики и прислушивалась, как его плач переходит в сонные всхлипы, прерываемые молчанием. Чарльз удобнее устроился щекой на плече Ребекки. Он издавал все меньше звуков, его тельце потеплело, и вскоре Ребекка поняла, что он заснул. Она продолжала укачивать его.
Через спинку кресла была перекинута забытая шаль Луизы. Ребекка взяла ее, поуютнее устроилась в кресле и убаюкивала сына. Она укутала его в шаль и полностью отдалась своей новой радости – держать на руках спящего ребенка. Раньше она всегда укладывала сына, как только он засыпал. Она где-то вычитала, что можно испортить ребенка, если слишком долго держать его на руках. Но сейчас она и гроша ломаного не дала бы за все эти умные теории. Она была готова сидеть здесь все время, пока сыночек спит. Она держалась бы за свой маленький кусочек счастья столько, сколько смогла бы.
Во сне Чарльз широко раскрыл рот. Ребекка слышала его глубокое и ровное дыхание.
Примерно через полчаса в комнату на цыпочках вошла Луиза и поставила у локтя Ребекки чашку чая и кусок кекса. Луиза улыбнулась, ничего при этом не сказав, и импульсивно наклонилась вперед, чтобы поцеловать Ребекку.
Вновь оставшись одна, Ребекка откинула голову назад и сомкнула глаза.
Она задумалась: "Дэвид потерял в весе. Лицо у него опять худое и строгое, глаза холодные. Он снова выглядит в значительной мере таким, каким был, возвратившись домой с войны. Он явно страдает. Возможно, в нашем браке и не было любви, а только влечение, но он был важен для Дэвида. Он страдает.
Бедный Дэвид. Наверное, он виновник всех страданий – моего, Джулиана, своего собственного. Но за свои грехи ему приходится дорого платить. Слишком дорого".
Глава 26
Ночные раздумья привели Дэвида к решению не задерживаться в Крейборне. Он вернется за Чарльзом спустя неделю, а может быть, две. Отец сказал ему, что одобряет намерение Джулиана как можно скорее увезти отсюда Ребекку. Можно с уверенностью предположить, что они покинут Крейборн через одну-две недели. До этого времени, сказал граф, Чарльзу следует оставаться с матерью, пусть даже самому Дэвиду и будет без него тяжело.
Весь остаток дня Ребекка провела с сыном. Она просидела с ним в салоне, пока он спал, держа его, по словам Луизы, на руках, а потом отнесла его в детскую комнату, где с ним играла, кормила его, убаюкивала на ночь. Дэвид же туда не приходил.
Он поднялся в детскую комнату утром. Дэвид надеялся, что в такое раннее время успеет посмотреть на Чарльза до прихода Ребекки. Но он уже застал ее лежащей на полу на спине. Кэти устроилась у нее на животе, а Чарльз ползал вокруг головы матери и улегся ей на лицо. Ребекка была необычно взъерошена. Она смеялась.
Дэвид постоял в дверях минуту-другую, пока сын не заметил его и не пополз к нему. Ребекка подняла Кэти и поставила ее на ноги, отряхнула свою пышную юбку и попыталась привести в порядок волосы. По сравнению со вчерашним днем ее лицо не было таким бесцветным. На Дэвида Ребекка не смотрела.
Дэвид поднял на руки сына. Чарльз немного позабавился с цепочкой его часов и подергал отца за волосы, а потом вывернулся из его объятий. Он пополз мимо Кэти к двум их няням, которые сидели в углу и болтали.
– Чарльз выглядит хорошо, – сказала Ребекка, остановив взгляд где-то на галстуке Дэвида. – Я беспокоилась, когда узнала, что он переболел корью.
– Болезнь протекала довольно тяжело, – ответил Дэвид.
– Ты, Дэвид, должен был уведомить меня, – упрекнула его Ребекка. – Я должна была знать о его болезни.