- Вечеринка закончилась. Можешь спускаться вниз, Гарет.
Это был его брат. Герцог Блэкхитский.
Утро. Вернее, послеполуденное время.
Гарет проснулся, услышав кукушку где-то за окном.
С трудом открыв глаза, он увидел полог своей кровати, который медленно вращался вокруг него. Погрузившись в состояние полудремотного отупения, которое всегда наступало после ночи беспробудного пьянства, он наблюдал за медленным кружением тяжелых складок штор и мельканием малинового шнура с кисточками, до тех пор, пока его желудок не ответил приступом тошноты.
Он застонал. Голова откликалась болью на каждый удар пульса, в горле пересохло, во рту - привкус какой-то кислятины. Чего еще можно было ожидать после ночи развлечений в компании шалопаев? Но в это утро болела не только голова. Болел каждый мускул его тела. Он выругался и натянул простыню на глаза, пытаясь укрыться от яркого дневного света и вспомнить, что он делал прошлой ночью.
Ку-ку, ку-ку, ку-ку…
Приложив к вискам пальцы, он напряг свою память.
Пурпурные яйца.
Ага, теперь он вспомнил. По крайней мере частично.
Вроде бы это была статуя, и они красили яйца коня в малиновый цвет.
А потом явился Люсьен и все испортил.
Гарет нерешительно сел в постели. Слабый луч света пробивался сквозь щель между шторами полога, и он поморщился, не желая - и не в состоянии - видеть даже этот робкий признак наступившего утра. Черт побери, как же ему плохо! Застонав, он смахнул с подушки какую-то веточку, которая, наверное, выпала из его волос. Ага! Теперь он вспомнил, почему у него болят все мускулы. Когда появился Люсьен, Гарет свалился со статуи, пав жертвой проклятого ирландского виски, которое принес с собой Чилкот. Бесценное средство, это виски. Он даже не помнил, как шмякнулся о землю. И уж конечно, не помнил возвращения в замок, хотя Люсьен, наверное, взвалил его поперек своего Армагеддона и доставил домой.
Он протер кулаками глаза и провел рукой по волосам, часть которых все еще была собрана в косицу, часть прилипла к шее, а остальные неряшливыми липкими прядями свешивались на глаза. Отодрав засохшую грязь, прилипшую возле уха, он застонал от усиливающейся головной боли, которую вызвало неосторожное прикосновение пальцев.
- Боже милосердный, - пробормотал Гарет и дернул шнур звонка. Слуги принесли и наполнили водой ванну.
Его камердинер Элисон стоял рядом в ожидании приказаний.
Гарет опустил глаза и окинул себя взглядом. Он был все еще одет в свой вчерашний элегантный костюм, вернее, в его остатки. Тонкая батистовая сорочка коробилась от засохшей грязи, на ней не хватало нескольких пуговиц. На бриджах отсутствовала одна пряжка, а на правом колене зияла дыра, сквозь которую проглядывала кожа. Фрак, который доставили от портного только на прошлой неделе, был безнадежно испорчен. Мало того, у него на ногах были все еще надеты туфли!
Добренький старина Люсьен. Он швырнул его на кровать, даже не потрудившись снять с него обувь, не говоря уже о том, чтобы раздеть. Гарета охватил гнев. Он рывком сбросил ноги с постели - и едва успел схватить ночной горшок, как у него начался жестокий приступ рвоты.
За окном продолжала куковать проклятая кукушка.
- Заткнись! - буркнул он, с трудом поднимаясь на ноги и позволяя Элисону освободить себя от испорченной одежды.
Однако его выводила из себя не птица, куковавшая где-то на дереве в полумиле отсюда, а Люсьен. Люсьен, который вечно вмешивался в его жизнь. Люсьен, который не умел веселиться, не желал веселиться сам и запрещал веселиться другим. Люсьен - такой могущественный, такой властный - герцог Блэкхитский. Гарет ступил в ванну и погрузился в воду. Было бы значительно лучше, если бы Чарльз был старшим и унаследовал герцогство.
Чарльз мог бы стать более приятным герцогом, тогда как Люсьену с его диктаторскими замашками больше подошел бы чин армейского офицера.
Чарльз по крайней мере был способен радоваться жизни.
А Люсьен никогда не допустил бы, чтобы его убили.
У Гарета, которому обычно была несвойственна грусть, защемило сердце. Брат был всего на год старше его, он был его другом, его союзником - и эталоном, в соответствии с которым оценивались поступки Гарета.
С Чарльзом можно было лазить по деревьям, устраивать гонки на лошадях. Чарльза, как и Гарета, одолевало беспокойство. Вернувшись из университета, он пробыл дома всего два месяца, а потом, получив младшее офицерское звание, ушел в армию и навсегда покинул замок.
Лучше не думать о Чарльзе. Сколько ни тоскуй по нему, его не вернешь.
И тут Гарет вспомнил о мисс Пэйдж.
Красивая женщина, которая завоевала сердце Чарльза. Которая была так дорога Чарльзу, что он просил ее руки. Которая растит родного ребенка Чарльза, тогда как он, Гарет, сидит здесь и мучается от последствий своего собственного недостойного поведения.
"Стоит тебе сделать один неверный шаг, Гарет, и девушка уедет. Я предупреждаю тебя", - вспомнилось ему.
Его охватил смертельный ужас. Люсьен!..
Гарет выругался и выскочил из ванны.
Глава 9
Задержавшись лишь на секунду, для того чтобы взять немного денег, Гарет бросился вниз по лестнице - с мокрыми волосами, в свежей сорочке, прилипшей к влажному телу, в незастегнутом жилете под роскошным светло-голубым халатом.
Навстречу ему по лестнице поднимался Эндрю.
- Гарет! Слава Богу, ты уже встал, я как раз шел к тебе…
- Что случилось?
- Люсьен, мерзавец! Он прогнал ее!
- Черт возьми, Эндрю, почему ты не пришел за мной раньше?
Эндрю повернул и помчался по лестнице вниз, следом за братом.
- Я сам только что узнал об этом. Нерисса пошла в комнату мисс Пэйдж и увидела, что ее нет, а служанка сказала, что Люсьен приказал ей уехать в Бостон на утреннем дилижансе! Ты должен отыскать ее, пока не поздно, Гарет!
"Я убью его!" - поклялся себе Гарет, стремительно проходя анфиладу комнат в поисках Люсьена.
- Где он?
- На западном газоне.
В утренней тишине раздался пистолетный выстрел.
Потом еще один. Никакие дополнительные разъяснения не требовались, потому что все знали, для чего Люсьен использует западный газон.
Он практиковался в стрельбе из дуэльных пистолетов.
Прозвучал еще один выстрел.
Гарет заметил ливрейного лакея, который стоял возле двери, делая вид, что не замечает драмы, разворачивающейся у него на глазах.
- Галлахер? Пошли кого-нибудь в конюшни. Пусть седлают Крестоносца. Мне он нужен немедленно.
- Слушаюсь, милорд.
- И пошли кого-нибудь к лорду Брукгемптону. Пусть соберет всю нашу компанию и пусть все ждут меня через двадцать минут на лугу. И пошевеливайся, любезный!
Еще один ливрейный слуга уже бежал к нему с треуголкой и сюртуком. Появился Элисон с его шпагой. Гарет сразу же пристегнул ее и направился к двери. Спустился по подземной дороге к мосту, перекинутому через ров, и через сторожевую башню вышел на западный газон. Там виднелась одинокая фигура человека в черном с пистолетом в руке. К бриджам герцога был прицеплен кнут, а бечева кнута прикреплена к пистолету в руке деревянного чучела. Как только Люсьен делал шаг назад, бечева натягивалась и спускала курок пистолета в руке чучела, который стрелял в Люсьена. Это была жестокая проверка способности стоять твердо, не дергаясь, когда в тебя стреляют. Герцог Блэкхитский, один из самых опасных дуэлянтов в стране, упражнялся в этом по крайней мере раз в неделю.
"Когда-нибудь ты сам себя убьешь, - подумал взбешенный Гарет, - и, по-моему, чем скорее это произойдет, тем лучше".
Он пересек бархатистый зеленый ковер газона. Люсьен перезарядил пистолет в руке чучела. Прицелившись в чучело, он отступил назад и одновременно выстрелил сам.
Пуля просвистела над его плечом, чуть не задев шею Гарета, и срезала кусок коры со ствола одного из буков, окаймлявших ров.
Гарет направился прямо к Люсьену, схватил за плечо и грубо повернул лицом к себе. Пистолет вылетел из деревянной руки чучела.
- В чем дело? - спросил Люсьен, удивленно подняв брови при виде открытой демонстрации враждебности со стороны Гарета.
- Где она?
Герцог снова повернулся к своей мишени и перезарядил пистолет.
- Наверное, уже на полпути к Ньюбери, - сказал он дружелюбным тоном. - Прошу тебя, уйди отсюда, дорогой мальчик. Это спорт не для детей вроде тебя, и я не хочу, чтобы ты пострадал.
Его снисходительный тон глубоко задел Гарета. Он обошел брата и остановился перед ним. Они были одинакового роста, одинакового телосложения. Грубо ухватившись за безупречно белый галстук герцога, Гарет рывком притянул к себе брата и с гневом посмотрел на него.
Люсьен побелел от ярости и железной рукой схватил Гарета за запястье. От его изысканных манер не осталось и следа.
- Не доводи меня до крайности! - угрожающе предупредил герцог. - Я слишком долго терпел твои выходки и твоих дегенератов-приятелей.
- Как ты смеешь называть меня ребенком?
- Смею и буду продолжать это делать до тех пор, пока ты не перестанешь вести себя как ребенок. Ты ленивый, безответственный, распущенный бездельник. Ты позоришь семью, особенно меня. Когда ты повзрослеешь и усвоишь значение слова "ответственность", Гарет, тогда, возможно, я буду относиться к тебе с уважением.
- Тебе ли говорить об ответственности, если ты выгоняешь вон молодую женщину, приехавшую искать у тебя защиты, со своей шестимесячной дочерью, которая, кстати, приходится тебе племянницей? Ты бессердечный, черствый, бесчувственный мерзавец!
Герцог оттолкнул его и, подняв подбородок, стал поправлять галстук.
- Я ей щедро заплатил. У нее сейчас более чем достаточно денег, чтобы возвратиться к себе в эти Богом забытые колонии, и более чем достаточно, чтобы и она, и ее незаконнорожденный ребенок прожили безбедно всю оставшуюся жизнь. Тебя не должна волновать ее судьба.
Ах, незаконнорожденный ребенок! Гарет с такой силой ударил Люсьена кулаком в челюсть, что чуть не снес ему голову. Герцог покачнулся, прикрыв рукой окровавленные губы, но не упал. Люсьен всегда твердо держался на ногах. И в этот момент Гарет ненавидел его больше, чем когда-либо.
- Я найду ее, - поклялся Гарет, в ярости глядя на Люсьена, который хладнокровно наблюдал за ним, прикладывая к губам носовой платок. - А когда найду, женюсь на ней и позабочусь о ее ребенке, как это сделал бы Чарльз - и как долг обязывал сделать нас. Тогда посмотрим, осмелишься ли ты называть меня ребенком, а ее дочь - незаконнорожденной!
Он круто повернулся и зашагал назад.
- Гарет!
Он даже не оглянулся.
- Гарет!
Он вскочил на Крестоносца и галопом умчался прочь.
Фред Кроули, хозяин постоялого двора "Петух и кружка", поднимал наверх из погреба бочонок эля, когда подъехали верхом на своих скакунах Дикарь и его компания шалопаев.
- Да, я видел ее, - проворчал он в ответ на посыпавшийся на него град вопросов. - Она купила билет до Лондона. Часа два или три назад. - Он окинул взглядом компанию праздных бездельников, не скрывая своей неприязни. Кроули был не намерен расточать свое обычное радушие на этих шалопаев. С того места, где сейчас стоял Гарет, были отчетливо видны малиновые яйца каменного коня, и он был совсем не в восторге от этого вида, который теперь открывался взорам его постояльцев из окна столовой. Хотя, по правде говоря, будь он лет на двадцать - тридцать помоложе, эта проказа, возможно, позабавила бы его не меньше, чем его соседей.
- Едем, Гарет, мы зря тратим время! - крикнул Нейл Чилкот, разворачивая коня. - Чем дольше мы задерживаемся, тем труднее будет разыскать ее!
- Подожди, Чилкот, - жестом остановил его Дикарь. - Она была расстроена? - снова обратился он к Кроули.
- Откуда мне знать? Но ваш приятель прав. Если хотите догнать ее, не теряйте времени. Некогда мне тут с вами болтать, меня ждет работа.
- Ты, однако, грубишь! - воскликнул лорд Брукгемптон, удивленно поднимая светлые брови. - Неужели ты не уважаешь людей высокого происхождения?
Кроули поставил бочонок на землю.
- Уважение, говорите? Ха! Вот когда люди высокого происхождения начнут делать добрые дела в этой деревне, вместо того чтобы проказить, устраивать потасовки да осквернять статуи, тогда я, возможно, буду их уважать.
- Гарет сделал доброе дело! Он спас пассажиров дилижанса от разбойников! - крикнул Чилкот, пытаясь оправдаться.
- Это чистая случайность. Наверное, он был пьян и не соображал, что делает.
- Не желаю тебя слушать! - выругавшись, заявил Чилкот и, пришпорив коня, поскакал прочь. Перри, лорд Брукгемптон, окинул Кроули уничтожающим взглядом и поскакал следом за приятелем. Том Одлет, Ион Кокем и сэр Хью Рочестер, хохоча и передразнивая деревенский говорок Кроули, последовали за ними.
Остался один Дикарь, конь которого нетерпеливо танцевал под ним, готовый сорваться с места следом за остальными.
Лорд Гарет, нахмурившись, глядел некоторое время на старого хозяина постоялого двора.
- Послушайте, Кроули… насчет этой статуи… я сожалею. Может быть, когда вернусь, я ее вам перекрашу. - Бросив старику монету за полученную информацию о мисс Пэйдж, он тронул коня и стрелой полетел догонять остальных.
Кроули, покачивая головой, поглядел ему вслед, потом поднял бочонок с зельем и понес его в дом.
Любимец уехал в Америку и был там убит.
Дерзкий пытается изобрести летательный аппарат.
А Дикарь оскверняет статуи и гоняется за ни в чем не повинными молодыми женщинами.
Да будь даже герцог сродни самому дьяволу, судьбе его светлости Коварного он, Кроули, не позавидует. Нет уж, не позавидует.
Глава 10
Она успела сесть в дилижанс в Рэйвенскоме.
Дилижанс шел по расписанию. Довольно ухабистая дорога пролегала мимо живописных меловых холмов и пастбищ, обнесенных живыми изгородями, через деревни и небольшие городишки, вдоль реки со спокойно текущими водами, про которую кто-то из пассажиров сказал, что это Темза. Но небо заволокло тучами и сразу же стемнело, а к тому времени, как они добрались до Хаунслоу, начал накрапывать дождь.
Джульет любовалась живописными пейзажами, проносившимися за окошком, упорно стараясь сохранить присутствие духа. Погода соответствовала ее настроению, хотя будущее не казалось ей таким же ярким, как зеленые поля, мимо которых они проезжали, лиловые граммофончики ипомеи, оплетавшей стены, веселые красные и желтые тюльпаны и тысячи маленьких маргариток и одуванчиков, усыпавших пастбища. В Англии весна полностью вступила в свои права, а в Бостоне, наверное, цветы еще только набирают бутоны и робко распустятся лишь позднее, как будто неуверенные, стоит ли вообще появляться после долгой и морозной зимы.
Бостон.
Город, раздираемый на части войной и раздорами. Сухими глазами, не мигая, она глядела в окно. Конечно, там не самая подходящая обстановка, чтобы молодой, незамужней матери растить дочь, и, безусловно, не самое безопасное для них место. Особенно если окружающие считают тебя "лоялисткой".
А отец твоей дочурки, по слухам, был одним из врагов.
Она расслабилась и стала раскачиваться в такт движению дилижанса. Уж лучше остаться в Англии. Отложить деньги, которые дал ей герцог, и найти в Лондоне работу в качестве сестры милосердия или еще какую-нибудь.
Кролики, подняв уши, испуганно застывали в траве на обочинах дороги, провожая взглядом грохочущий дилижанс.
Овцы мирно щипали траву на пастбищах, простиравшихся до горизонта, затянутого серой дымкой. Фазан с тревожным криком взлетал над полем, покрытым ярко-зелеными всходами пшеницы. У Джульет неожиданно защемило сердце. Она вспомнила Эндрю с его летательным аппаратом, Нериссу, бросающуюся на его защиту, Гарета с обольстительным взглядом мечтательных глаз.
И герцога.
Утром, едва проснувшись, она уже знала, что ночью что-то произошло. Она слышала, как хихикали служанки, проходя по коридору. Спускаясь к завтраку, она почувствовала напряженность обстановки. Напряженность можно было видеть и в выражении лица его светлости, когда он спокойно усаживался за стол.
Он не проронил ни слова, пока пил свой черный кофе и читал газету. Но настроение у него было такое, что даже Нерисса и Эндрю, обменявшись друг с другом озадаченными взглядами, погрузились в непривычное для них молчание. Его волнение выдавали только пальцы, выбивавшие дробь на крышке стола. Едва Нерисса и Эндрю, позавтракав, покинули столовую, он поднялся из-за стола.
- Пойдемте в библиотеку, - только и произнес он, но Джульет уже знала, что ее ждут плохие новости.
Она заметила, что вокруг его глаз залегли тени, а надменное, непроницаемое лицо выглядит усталым. Он жестом предложил ей сесть и спокойным тоном заявил, что не может стать опекуном Шарлотты.
И никаких объяснений относительно причин своего решения - ничего. Просто сказал, что не может, и все.
Джульет замерла на месте, словно судно, получившее пробоину и начинающее погружаться на дно. "Значит, все кончено. Так я и думала. Прощайте надежды. Прощайте де Монфоры, потому что я больше не смогу оставаться здесь…"
- Вы можете оставаться в Блэкхите сколько захотите, - добавил герцог с такой холодной любезностью, что было ясно: ему совершенно безразлично, останется она или нет. Но Джульет не могла остаться. Она была слишком горда, чтобы принимать подачки человека, который отверг ее маленькую дочь. Она не смогла бы жить под одной крышей с ним, зная, как он к ней относится, не могла допустить, чтобы ее дочь росла здесь, сознавая, что человек, который ее кормит и одевает, лишь терпит ее присутствие. Нет, никогда. Уж лучше увезти свою малышку куда-нибудь подальше отсюда, где материнская любовь защитит ее от людей, подобных ее бесчувственному дядюшке…
Она быстро сложила вещи. Герцог ждал ее в главном холле, стоя в одиночестве возле ниши со средневековыми рыцарскими доспехами.
- Я сообщу своим братьям и сестре о вашем решении после вашего отъезда, - сказал он. - Я думаю, лучше обойтись без сцены прощания.
Выражение лица этого человека было таким же загадочным, как и его поступки. Не говоря больше ни слова, он проводил ее до своего личного экипажа, стоявшего наготове на подъездной дорожке: экипаж должен был доставить ее в Рэйвенском. Он любезно подсадил ее в карету, передал ей в руки Шарлотту и, пока кучер привязывал ее сундук, внимательно смотрел на нее несколько мгновений. Потом достал из кармана толстый кошелек и вложил его в руки Джульет:
- Возьмите. Это вам и вашей дочери, хотя сам я не могу заботиться о вас.
Деньги. Много денег. Гордость призывала вернуть их герцогу. Здравый смысл, который он так ценил в ней, заставлял ее с благодарностью принять деньги.
Она взяла. И поблагодарила его. Прежде чем дверца экипажа захлопнулась, она успела заметить, как его загадочные черные глаза блеснули. Его светлость поклонился, и экипаж покатился по длинной подъездной дорожке, увозя ее навсегда.