Так ведь это ещё что… Позор и разжалование были публичной казнью, но к ней прибегали редко. Гораздо чаще практиковалось то, на что намекал Крочиато: оскорбивший честь рыцаря просто исчезал, упрятанный роднёй оскорблённой стороны либо в глубину вод, либо в толщу земную. За Бьянку вступились бы и её брат, и Ормани, но что же тогда говорить о дворянке и дочери рыцаря? Встали бы все ленники графа.
Этот путь не годился. Но был ли другой? Пьетро со злостью смотрел на кравчего Донато ди Кандия и стольничего Джамбатисту Леркари. Люди знатные и богатые, они явно обхаживали Делию и улещали её братца епископа, просто лебезили перед ним. Эннаро Меньи, начальник самого Пьетро, которому было не меньше сорока лет, тем не менее тоже стал неизменно появляться на трапезах графа, и на балах постоянно приглашал сестру епископа танцевать. Его сослуживцы тоже только о ней и говорили. Пьетро не знал, как ему заставить Делию выделить себя из толпы праздных поклонников.
Но тут случился досадный казус.
Бьянка Крочиато заметила внимание Пьетро к Делии ди Романо, а так как девицей была решительной, устроила скандал "разлучнице" - да ещё в присутствии Сордиано. Пьетро проклинал про себя вздорную дурочку, пытался утихомирить её, Делия же отчётливо выговорила тогда, что никаких чувств к мессиру Сордиано не питает и гневно потребовала от Бьянки оставить её в покое, а мессира Пьетро - не приближаться к ней на милю. После чего - громко хлопнула дверью, оставив Бьянку наедине с Пьетро.
Бьянка надеялась, что Пьетро объяснит ей, что ничуть не влюблён в Делию, но молодой человек, до сердечного трепета униженный той, что сводила его с ума, резко попросил Бьянку не досаждать ему и заявил, что никогда не питал к ней никаких чувств. Слова эти были безжалостны, синьорина Крочиато разрыдалась, глядя вслед возлюбленному. С тех пор она яростно возненавидела Делию ди Романо, не разговаривала с ней и всячески её избегала, однако, стороной внимательно наблюдала за ненавистной соперницей. Ей не составило труда заметить, что Делия не обманула её, и что она подлинно равнодушна к Сордиано, и теперь Бьянка надеялась, что, когда это поймет сам Пьетро, он образумится и вернётся к ней.
…Через несколько дней после встречи с Амадео Лангирано Энрико Крочиато исчез из замка, не предупредив никого, кроме графа. За это время ничего особенного не произошло: граф ел за одним столом с Северино Ормани - оба лакомились солёным салом, запечённой в печи миланской похлёбкой в горшочках да куриным рулетом с яйцом. На трапезы нередко заходил и епископ Раймондо с сестрицей. В один из вечеров, после ужина, Делия, по просьбе синьорины Чентурионе, осталась ночевать в замке у подруги.
Чечилия и Делия, уединившись в покоях сестры графа, взялись за рукоделье. Обе были невеселы.
- И куда уехал твой рыцарь? - со лёгким вздохом спросила Делия. В её вопросе не было насмешки или колкости, из чего становилось понятным, что сестрица епископа подлинно считает казначея замка возлюбленным своей подруги.
- Братец сказал, что это тайна, но твёрдо заверил меня, что в субботу он вернётся. - Чечилия была явно в дурном расположении духа. Внезапный отъезд Энрико Крочиато быть ей не по вкусу. - А тебе он не нравится?
- Энрико Крочиато? - Делия лукаво рассмеялась. - Не знаю, что и сказать. Заверь я тебя, что он мне ничуть не нравится, и я не нахожу его привлекательным - ты обидишься, а скажи я, что он обаятелен и мне весьма по душе - ты взревнуешь. Что мне сказать, чтобы ты не обижалась и не ревновала?
Чечилия вздохнула.
- Да что тут скажешь? Я сама иногда думаю, может, ошибаюсь? Может, сердце пленилось им по глупой прихоти? Мне было тогда двенадцать. Он пел на празднестве на Вознесение. Его голос… Я помню его и сейчас. Ему тогда было двадцать четыре. А потом на турнире… Он оседлал Сверчка, они сошлись с мессиром Ормани. Как он был красив!
Делия улыбкой взглянула на подругу. Она вовсе не находила мессира Крочиато красавцем.
- Но ведь это просто глупость, - с досадой пробормотала Чечилия. - Что толку, что он обаятелен? Ведь с отроческих лет шляется…
- Ну, перестань, Чечилия, он мужчина. К тому же Раймондо сказал, в последние годы мессир Крочиато остепенился. Буйная молодость - залог спокойной зрелости. Он влюбился в тебя и, по-моему, серьёзно.
Чечилия против воли улыбнулась.
- Надеюсь. Ну а ты-то выбрала? На тебя многие смотрят, как коты на сало, да братца твоего побаиваются. Микеле Реджи с тебя глаз на службе не спускал, трое стражников в твои цвета оделись. Ловчие Людовико и Гавино чуть не передрались за честь тебе стремя поддержать, даже Эннаро Меньи тебя взглядом провожает, писарь казначея вместо счетов стихи в твою честь пишет. Кравчие и стольничие твоего братца улещают, егерь с сокольничим уговаривают мессира Ормани посвятить тебе начало летней охоты. Этот…как его… Пьетро Сордиано тоже голову потерял. А ты?
Синьорина Делия вздохнула. Традиция требовала от рыцаря быть истово верующим, знать этикет, владеть "семью рыцарскими добродетелями": ездить верхом и фехтовать, искусно метать копье, плавать, быть сведущим охотником, сочинять стихи в честь Дамы сердца и петь, но Делия не очень-то ценила эти умения. Её идеал благородного мужа требовал мудрости и кротости, доброты и благородства. Однако девица была умна и, в отличие от Бьянки, понимала, что в жизни рыцарские романы глупо брать за образец.
Но дело в том, что, к несчастью, ещё четыре года назад ей довелось встретить такого человека - во время поездки с братом в Парму. Она, тогда совсем девчонка, увидела подлинное воплощение ума и благородства, и три последние года то и дело вспоминала о нём. Делия выучилась от брата латыни, перечитала всю библиотеку Раймондо, надоедая ему, требовала ответов на сотни вопросов, потом, оказавшись в монастыре, в огромном монастырском книжном своде искала знаний сокровенных. Увы, тот, о ком она мечтала, был недостижим, отнят Богом.
- Я думаю, что время всё расставит на свои места, - с горечью сказала Делия, - что до мессира Крочиато - он очень милый человек, и если столько лет ты думаешь о нём, это не случайно. Ты, конечно, могла бы заполучить кого и познатнее, рыцаря в сияющих доспехах, ведь ты Чентурионе, но…
- Вздор это всё, - отмахнулась Чечилия, - он мне по душе - и этого довольно. Не хватало, как Бьянке, сходить с ума по Ланселоту на белом коне.
- О, - неожиданно вспомнила Делия, - я забыла тебе сказать! Третьего дня брат служил воскресную мессу, а я была на хорах. Я видела мессира Сордиано.
- Бог мой, только не уверяй меня, что ты без ума от этого красавчика! - с отвращением перебила Чечилия.
- Господь с тобой, что ты говоришь? Но он странный… пришёл, сильно опоздав, не стал ни молиться, ни причащаться, а затерялся в толпе. Всё время оглядывался, словно искал кого-то, или боялся.
- Видать, на тебя приходил поглядеть. Но этот рыцарь не промах. В прошлый четверг Катарина Пассано поймала его, пристававшего к Виоле Меццани, сестре нашего кузнеца. Почти затащил на сеновал дурочку. Вот рассказать бы о том Бруно Меццани - тот бы ему живо ноги укоротил. Как у них это просто - ухаживает за знатной девицей, а на сеновал служанок затаскивает. Как Бьянка может очевидного не видеть, не понимаю. Тем более что всё знает…
- Знает? - изумилась Делия, - неужто ты ей всё рассказала?
- Нет, - злорадно хихикнула Чечилия, - не я, а Катарина. Она на него набросилась в овине, отходила кнутом, потом по двору погнала, а тут как раз Бьянка из окна и высунься. Увидела Катарину, и давай кричать, чтобы не смела та мессира Сордиано трогать. Да только не на ту напала! Это ей не монастырская сестрица Джованна, овечка кроткая, ни слова поперёк, синьора Пассано в ответ заорала так, что замок зашатался. Ну и про шашни мессира Пьетро, и где поймала его, и с кем - всё выложила, да ещё и Бьянку напоследок дурой безмозглой обозвала.
- И судя по всему, доставила тебе этим немалое удовольствие, - колко и язвительно заметила Делия, заметив сияющие глаза Чечилии, - разве нет?
- Почему нет? Конечно. - Чечилия подлинно развлеклась дармовым представлением под окнами, и даже не считала нужным скрывать это. - Я думала, это вразумит глупышку. По крайней мере, поймёт, что не стоит подымать голос на всех подряд. Катарину не перекричишь.
- Ну, а что Бьянка? Хоть на сей раз глаза у неё открылись? - поинтересовалась Делия.
- Какое там! Как слепая. Как она не видит, что он вовсе не влюблён в неё? - хмыкнула Чечилия. - Прибежала ко мне вся в слезах жаловаться на синьору Пассано. Как она-де смеет поносить порядочных людей да наговаривать на них! Ну, я и говорю ей, что Катарина много чего смеет - ведь она выкормила братца моего Чино, а кормилица, почитай, вторая мать. К тому же старуха умна, как сто чертей, и граф, говорю, к мнению её прислушивается, ведь именно она в прошлом году, мне шталмейстер рассказал, предсказала неурожай бобов и гороха, и велела закупить их в Ночето. И что? Как в воду глядела! А в этом году, предсказала прекрасный сезон охотничий - желудей да ягод по осени тьма была, да мышей-полёвок немерено, значит, и тетеревов, и куропаток, и дичи всякой будет много. Рико уже и седло, и арбалет обновил.
- А про Пьетро-то Бьянка что сказала? - Делия вернула сбившуюся подругу к сути разговора.
- А… Да ничего. Она говорит, что Катарина из ума выжила и наговаривает на благородного рыцаря всякие пакости. Она-де сама у Пьетро спросила, в чём дело. Оказывается, Сордиано хотел через Виолу кузнецу заказ передать на новые конские подковы, а тут эта полоумная Катарина на него и накинулась.
Делия усмехнулась и даже соизволила похвалить своего навязчивого поклонника.
- А он находчив, однако.
- С такой ослеплённой глупышкой чего стоит быть находчивым, - не согласилась Чечилия. - Он уже понял, похоже, что тебя ему не заполучить, и решил, что синица в руках - это тоже неплохо.
- Ты жестока к ней, - поморщилась Делия. - Она влюблена в него так же, как ты в Энрико.
- Вовсе не так же, - взвилась Чечилия. - Я Котяру насквозь вижу, и на шалости его кошачьи глаза не закрываю.
- А вот я дурочка… - пробормотала Делия, - все мечтаю о совершенстве, а ведь знаю, что всё это вздор. Но ведь вся судьба и благополучие женщины зависят от того, насколько рыцарственным будет её мужчина. Как же не искать благородного человека?
- Это верно, - согласилась Чечилия.
Тут, однако, разговор подруг был прерван: Раймондо ди Романо уходил и позвал сестру попрощаться. В комнату же Чечилии вошёл Челестино Чентурионе, её брат-близнец. Волосы юноши были влажными на концах, он только что пришёл из парильни. Чечилия всегда понимала своего младшего брата не то что с полуслова, но с полувзгляда. Сейчас Челестино был расстроен почти до слёз. Она бросилась к нему.
- Что случилось, Тино?
Тот тяжело вздохнул. Он привык поверять сестре мысли и чувства, ничего не скрывал от неё и сейчас с досадой рассказал, что забыл в парилке простыню, вернулся за ней - а там уже мылся мессир Ормани…
Сестрица изумлённо оглядела брата.
- Ну, и что?
- Ты не видела этого, - глаза Челестино расширились. - Это не человек, а гора мускулов. Я и сравниться с ним никогда не смогу.
Чечилия вздохнула. Она знала, как болезненно воспринимал Челестино хрупкость своего сложения, но сделала все, чтобы утешить брата, заверив его, что, повзрослев, он будет таким же, как мессир Ормани и их брат Чино. Но убедить малыша ей не удалось. Мальчик невидящим взглядом смотрел на стену, качал головой и повторял: "Ты не видела его…"
Оставшись одна, Чечилия снова задумалась, - конечно же, о предмете своего интереса. Права ли она? Что влекло её к этому белокурому мужчине, совсем не красавцу, и уж куда как не могущему тягаться с ней в знатности и богатстве? Почему ей был нужен именно он, - хотя она была прекрасно осведомлена о его бурных похождениях и любви к нему девиц? Почему сердце выбрало его?
Ей вспомнился вечер, когда она, совсем девчонка, сидела с пряхами поздним летним вечером. Крестьянки зубоскалили и прихорашивались, ждали парней. Когда приходил Энрико, все оживлялись, - и девицы, и ребятишки: Крочиато был мастер рассказывать разные истории, и не проходило и минуты, как на коленях Энрико пристраивался сынишка конюха, его обступали дети и требовали историй про чертей и про привидения. Тот, тараща свои и без того огромные глаза, улыбался и начинал рассказ о жизни одного благочестивого священника. Дьявол чрезвычайно долго изощрялся над ним, давши себе слово вывести его из терпения всякими злобными проделками. Когда почтенный патер читал свой требник, дьявол потихоньку подкрадывался к нему и клал лапу на то место книги, которое тот читал, а иногда внезапно захлопывал книгу или переворачивал страницы, а иногда задувал свечу. Всеми этими проделками дьявол хотел вывести из терпения святого человека, заставить его рассердиться, выговорить какое-нибудь бранное слово. Это был бы хоть и маленький, а всё же грех. Но лукавый напрасно старался. Патер переносил его штуки с таким безграничным терпением, что нечистый, видя, что от него ничего не добиться, вынужден был отстать.
Потом он рассказывал про одного бедняка, которого соседка уговорила намазаться какой-то мазью, и оба поднялись на воздух, помчались из Рима в Беневенто, опустились в тени развесистого орешника, где уже собралось целое сонмище колдунов и ведьм. Вся эта компания пила и ела, и они тоже уселись за стол. Но на столе не было соли. Растерянный бедняк, не привыкший есть без соли, спросил её для себя, даже не подозревая, что черти терпеть не могут соль. Однако, ему подали соль, и он так ей обрадовался, что невольно воскликнул: "Слава Богу, вот и соль!". И как только имя Божие было упомянуто, тотчас же все дьяволы, колдуны и ведьмы исчезли, а несчастный остался среди поля под деревом один и совершенно голый. Он в таком виде и побрёл к себе в Рим, выпрашивая дорогою подаяние. А кто виноват? Зачем поддаваться дьявольским искусам?
Девчонки слушали его, открыв рот, Катарина Пассано звала его пустомелей и шалопаем, и грозила отшлепать за выдумки, дети висли на нём гроздьями, девицы кокетничали с ним. Как хотелось ей тогда, чтобы он улыбался не горничным и служанкам, а только ей, чтобы смотрел только на неё, не отводя глаз… Дурочка, вот кто она, сказала себе Чечилия. Но стоило ей снова увидеть его - сердце её забилось как тогда, в детстве.
Уж не околдовал ли он её, в самом-то деле?
Глава 9
Энрико Крочиато не вернулся в субботу. Не появился он в замке и в воскресение. Только в понедельник вечером на взмыленном коне он проскакал по двору к конюшням, сполз с седла и, пошатываясь, направился в замок. Он очень устал, поездка в Неаполь совсем вымотала его, он не спал несколько ночей, а днями кружился, как белка в колесе.
Но теперь цель была достигнута. Это обошлось в немалую сумму, судейские крючки, нотариусы да писаря и перо в чернила не обмакнут без солидной мзды, но овчинка, считал Крочиато, стоила выделки. Энрико отдал распоряжение слуге приготовить на завтрашний день праздничный стол, пригласить мессира Ормани, послать записку мессиру Лангирано и епископу ди Романо, после чего, едва не уснул в банных пределах, но все же дополз до спальни и рухнул на постель.
Мессир Крочиато спал и потому не слышал и не видел, как в их покои словно невзначай якобы в поисках Бьянки заглянула Чечилия Чентурионе, увидела его, пробормотала несколько нелестных слов по его адресу, потом направилась в конюшню, где недоуменно оглядела Миланца, вороного жеребца, которого конюхи торопливо обтирали сеном. Куда это Котяру черти носили?
Синьорина Чечилия нравом отличалась игривым и несколько сумасбродным, тут монастырские сестры были правы, но при этом, синьорина Чентурионе куда как не была праздной мечтательницей и глупышкой. Ума Чечилии было не занимать: она мгновенно запоминала тьму новых сведений, столь же быстро отделяла зерна от плевел, женским чутьём молниеносно постигала в свои семнадцать то, что иные не понимали и в сорок, Духом Святым различала истину и ложь.
Сейчас Чечилия разгневана не была. Она знала свою красоту и силу, и не думала, что Энрико Крочиато сможет вырваться из расставленных ею силков. Она поймала Кота и не намерена была выпускать. Было только одно обстоятельство, которое могло помешать. Сложность была в братце Феличиано, который мог просто не позволить ей выйти замуж за Энрико, ибо, хоть Крочиато и был другом его детства, всё же едва ли мог показаться графу приемлемым мужем для неё. Это Чечилия поняла ещё в монастыре, и положила себе по приезде осторожно поговорить с Феличиано.
Однако не поговорила. Просто не смогла, ибо один вид брата просто убил её. Перед ней был совсем не прежний Чино, её защитник и рыцарь, но человек сломленный и больной. Брат тяжело страдал, его явно снедала какая-то тайная скорбь. Но глупо было пытаться уговорить его открыться ей: Феличиано любил её, но считал совсем ребёнком. Она случайно слышала разговор брата с мессиром Северино Ормани. Даже ему, своему другу детства, Феличиано ничего не сказал. Но что гнетёт его? Со слов Катарины Пассано, которую Чечилия весьма уважала, она знала, что второй брак Феличиано был несчастен. Чечилия и сама считала Анжелину Ланди особой неприятной, взбалмошной и резкой. Но и Франческа Паллавичини, которую Чечилия едва запомнила, не сделала брата счастливым: он никогда не приходил на её могилу, мрачнел при воспоминании о ней. Обеих невест ему сосватал отец, но что мешает Феличиано снова жениться - и избрать жену по сердцу?
И неужели Феличиано будет противиться её браку?
Во вторник утром, в первый летний день, синьорина Чентурионе неожиданно заметила, как к апартаментам Энрико подошли его друзья: Раймондо с сестрой, мессир Амадео и мессир Северино, а спустя минуту к ним присоединился и её брат Феличиано. Чечилия выпрямилась в струнку. А её, стало быть, не позвали? Но если там можно находиться Делии, то почему нельзя ей? Эта мысль не имела продолжения. Встретившиеся внизу приветствовали друг друга, и стало ясно, что цель приглашения никому из них неизвестна, ибо мессир Северино спросил Раймондо, зачем они званы к Энрико, тот пожал плечами. Мессир Амадео Лангирано тоже проронил, что ни о чём не ведает. Чечилия подумала, что всё равно от Делии потом узнает всё, что там было, но тут неожиданно раздался тихий вопрос синьорины ди Романо, не имевший никакого отношения к приглашению. Она изумлённо озирала мессира Лангирано. Тот сегодня был одет не в мантию, но в обычный дублет, перепоясан и вооружён кинжалом.
- Но почему вы перепоясаны, мессир Амадео? Вы не должны носить меч.
Мессир Амадео смутился под взглядом девицы, пробормотал, что в городе опасно, а это вовсе не меч, а венецианский кинжал из Беллуно.
- Но брат говорил, что клирикам запрещено любое оружие, - удивилась Делия.
Амадео снова смешался, но мягко пояснил.
- Я не клирик, синьорина ди Романо, обетов я не давал. Мой отец - брат ректора Пармского университета, и дядя не настаивал на моём монашестве, только на достойном поведении. Среди двенадцати профессоров в Парме только девять - клирики, - уточнил он.
Тут на пороге показался Энрико Крочиато. Он выспался и теперь лучился довольством. Увидев друзей, просиял, однако, увидев Делию, растерялся. Его растерянность заметил Раймондо, и, поняв, что друг созвал их на мальчишник, без обиняков обратился к сестрице.
- Тебе, Делия, лучше навестить синьорин Бьянку и Чечилию. Ты будешь нам помехой.