- Вот именно, если только ты сама не донесешь на себя.
- Что? О чем это я должна доносить?
- О том, что произошло.
- Но ничего ведь не произошло.
- Где были эти аристократы?
- Там, на лестнице.
- Когда вдова Капет поднималась на площадку?
- Да.
- И они разговаривали?
- Да, обменялись двумя словами.
- Видишь, двумя словами. Здесь пахнет аристократией.
- Скажи лучше - гвоздикой.
- Гвоздикой! Почему гвоздикой?
- Потому что у гражданки был букет благоухающих гвоздик.
- У какой гражданки?
- У той, что смотрела на проходившую королеву.
- Вот видишь, ты говоришь "королева", гражданка Тизон; знакомство с аристократами губит тебя. Э, на что это я тут наступил? - продолжал Симон, нагибаясь.
- Да, - сказала тетка Тизон, - это и вправду цветок… гвоздика. Она выпала из рук гражданки Диксмер, когда Мария Антуанетта брала цветок из ее букета.
- Жена Капета взяла цветок из букета гражданки Диксмер? - уточнил Симон.
- Да, и это я подарил ей букет, слышишь? - угрожающим голосом сказал Морис: он уже некоторое время прислушивался к их разговору, выводившему его из терпения.
- Хорошо, хорошо, мы видим то, что видим, и знаем, что говорим, - проворчал Симон, все еще держа в руках найденную на лестнице и смятую его ножищей гвоздику.
- А я, - продолжал Морис, - знаю и тебе скажу одно: в башне тебе делать нечего. Твое место палача внизу, возле маленького Капета, однако сегодня ты его не будешь бить, потому что я здесь и запрещаю тебе это делать.
- А, ты угрожаешь, ты называешь меня палачом! - воскликнул Симон, разрывая цветок. - Ну, мы еще посмотрим, позволено ли аристократам… Ага, а это что такое?
- Что? - спросил Морис.
- То, что я чувствую внутри гвоздики! Ага!
И на глазах у изумленного Мориса Симон вытащил из чашечки цветка маленькую бумажку, свернутую с необыкновенной тщательностью и искусно вложенную в самую середину пышного венчика.
- О! - в свою очередь воскликнул Морис. - Это что такое, Господи?
- А это мы узнаем, это мы узнаем, - проговорил Симон, отступая к слуховому окну. - Твой дружок Лорен утверждает, что я не умею читать? Ну так ты сейчас увидишь.
Лорен клеветал на Симона: тот умел читать не только печатные буквы любой величины, но и написанное от руки, если почерк был достаточно крупным. Однако записка была написана так мелко, что Симону пришлось прибегнуть к помощи очков. Посему он положил записку на подоконник и стал обследовать свои карманы. В самый разгар этого занятия гражданин Агрикола открыл дверь передней, находившуюся как раз напротив маленького окошка, и поток воздуха подхватил записку как перышко. Так что когда Симон сравнительно быстро обнаружил свои очки, водрузил их на нос и повернулся, то напрасно пытался найти записку: она исчезла.
Симон зарычал.
- Здесь лежала записка! - вопил он. - Здесь была записка! Берегись, гражданин муниципал, ее непременно надо будет найти!
И он быстро побежал вниз, оставив ошеломленного Мориса.
Через десять минут три члена Коммуны уже входили в башню. Королева еще находилась на площадке, и был дан приказ оставить ее в полнейшем неведении относительно того, что только сейчас произошло в башне. Члены Коммуны поднялись наверх.
Первое, что им бросилось в глаза - красная гвоздика: Мария Антуанетта все еще держала ее в руке. Удивленно переглянувшись, они подошли к королеве.
- Отдайте нам этот цветок, - сказал старший из них.
Королева, для которой их внезапное появление было неожиданным, вздрогнула и замерла в нерешительности.
- Отдайте цветок, сударыня, - воскликнул Морис с каким-то страхом, - прошу вас!
Королева протянула гвоздику.
Старший из пришедших членов Коммуны взял цветок и ушел, за ним последовали его коллеги. Они прошли в соседнее помещение, чтобы осмотреть цветок и составить протокол.
Разломав гвоздику, они увидели, что внутри было пусто.
Морис перевел дыхание.
- Минуточку, минуточку, - сказал один из посланцев Коммуны, когда сердцевина гвоздики была удалена. - Чашечка цветка пуста, это правда, но в ней наверняка была спрятана записка.
- Я готов, - произнес Морис, - дать все необходимые объяснения, но прежде всего я прошу меня арестовать.
- Мы учтем твое пожелание, - ответил старший из членов Коммуны, - но выполнять его не станем. Ты известен как настоящий патриот, гражданин Ленде.
- И я своей жизнью отвечаю за друзей, которых имел неосторожность привести с собой.
- Не ручайся ни за кого, - ответил ему обвинитель.
Во дворах Тампля царила большая суматоха.
Это Симон после напрасных попыток найти унесенную ветром записку побежал домой к Сантеру и рассказал ему о попытке похищения королевы со всеми дополнениями, на какие только было способно его воображение; Сантер примчался; Тампль был окружен; караул сменили, к большой досаде Лорена, пытавшегося протестовать против этого оскорбления, нанесенного его батальону.
- Ах ты мерзкий сапожник, - сказал он Симону, погрозив ему саблей, - этой шуточкой я обязан тебе. Но будь спокоен, я тебе за нее отплачу.
- А я думаю, что скорее ты за все сразу заплатишь нации, - ответил тот, потирая руки.
- Гражданин Морис, - сказал Сантер, - ты поступаешь в распоряжение Коммуны; там тебя допросят.
- Слушаюсь, командир. Я уже просил арестовать меня, прошу сделать это сейчас.
- Подожди, подожди, - тихонько прошептал Симон, - раз ты так настаиваешь, мы уж постараемся тебе это устроить.
И он снова направился к тетке Тизон.
XXIII
БОГИНЯ РАЗУМА
Целый день во дворе, в саду и около него искали маленький кусочек бумаги, вызвавший столько волнений и - в этом уже не сомневались - таивший в себе целый заговор;
Допросили королеву, предварительно отделив ее от золовки и дочери. Но она ничего не сказала, кроме того, что встретила на лестнице молодую женщину с букетом гвоздик и удовольствовалась тем, что взяла из этого букета один цветок. Причем она взяла цветок только с разрешения муниципального гвардейца Мориса.
Ей больше нечего было добавить к сказанному, это была правда во всей своей простоте и силе.
Обо всем этом было сообщено Морису, когда очередь дошла до него. Он подтвердил показания королевы, сказав, что они точны и искренни.
- Так что же, - спросил старший представитель Коммуны, - значит, имел место заговор?
- Это невозможно! - воскликнул Морис. - Ведь я сам, обедая у госпожи Диксмер, предложил ей прийти посмотреть на королеву: никогда прежде она не видела ее. И мы ничего не назначали заранее - ни дня, ни способа, которым сделаем это.
- Но при ней были цветы, - допрашивал старший из посланцев Коммуны. - Она заранее приготовила букет?
- Вовсе нет. Это я купил его у цветочницы, что подошла к нам на углу улицы Вьей-Одриетт.
- Значит, цветочница сама предложила тебе букет?
- Нет, гражданин, я выбрал его сам среди десяти или двенадцати. Правда, я выбрал самый красивый.
- Можно ли было в течение того времени, пока вы шли сюда, сунуть в цветок записку?
- Невозможно, гражданин. Я ни на минуту не покидал госпожу Диксмер. И чтобы проделать операцию, о которой вы говорите, с каждым цветком - а заметьте, что в каждом цветке, по утверждению Симона, должна была находиться подобная записка, - понадобилось бы, по меньшей мере, полдня.
- Но, наконец, хватило бы времени, чтобы вложить записки хотя бы в пару гвоздик?
- Я видел сам, как узница наугад вытащила цветок, отказавшись принять весь букет.
- Значит, по-твоему, гражданин Ленде, никакого заговора нет?
- Напротив, заговор существует, - ответил Морис. - И я первый готов не только в это поверить, но и утверждать это. Только мои друзья не имеют к нему никакого отношения. Однако, чтобы у нации не было ни малейшего опасения, я предлагаю залог и отдаюсь в руки властей.
- Ну уж нет, - сказал Сантер. - Разве так поступают с испытанными людьми вроде тебя? Если ты посадишь себя под арест, чтобы ответить за друзей, то я должен буду тоже объявить себя арестованным, потому что отвечаю за тебя. Итак, дело простое: ведь положенного доноса нет, правда? Никто не узнает о том, что произошло. Мы удвоим наблюдение, а особенно ты, и все узнаем, избежав огласки.
- Спасибо, командир, - сказал Морис, - но я вам отвечаю так, как ответили бы вы, находясь на моем месте. Мы не должны ограничиваться этим, нам нужно отыскать цветочницу.
- Цветочница далеко; но будь спокоен, ее будут искать. Ты понаблюдай за друзьями, я же буду следить за сношениями с тюрьмой.
Однако они совершенно не подумали о Симоне, а у того был составлен свой план.
К концу заседания, - о нем мы только что рассказали, - сапожник явился, чтобы узнать новости. Ему сказали о решении Коммуны.
- Ах так! Значит, нужен только донос по всей форме, чтобы дело было сделано, - сказал он. - Подождите пять минут, я принесу его вам.
- От кого же он? - спросил старший из посланцев Коммуны.
- От мужественной гражданки Тизон, изобличающей тайные происки сторонника аристократии Мориса и интриги другого ложного патриота из числа его друзей, по имени Лорен.
- Поосторожнее, поосторожнее, Симон! Рвение к интересам нации, похоже, затуманивает тебе голову, - сказал руководитель депутации. - Морис Ленде и Гиацинт Лорен - проверенные патриоты.
- Увидим в трибунале, - ответил Симон.
- Хорошенько подумай, Симон. Ведь это будет постыдный процесс для всех истинных патриотов.
- Постыдный или нет, что мне за дело до этого? Разве я боюсь скандала? По крайней мере, люди узнают всю правду о тех, кто предает.
- Итак, ты настаиваешь на том, чтобы подать донос от имени тетки Тизон?
- Я сам подам его сегодня же вечером кордельерам и на тебя тоже донесу, гражданин, раз ты не хочешь дать приказ арестовать предателя Мориса.
- Что ж, ладно, - сказал старший представитель Коммуны (по обычаю того злосчастного времени, он дрожал перед теми, кто громко кричал). - Ладно, его арестуют.
В то время как принималось это направленное против него решение, Морис уже вернулся в Тампль, где его ждала записка следующего содержания:
"Поскольку наше дежурство насильственно прервано, я, по всей вероятности, смогу увидеть тебя лишь утром. Приходи ко мне завтракать; за столом ты посвятишь меня в козни и заговоры, раскрытые метром Симоном.
Хотя Симон упорно мелет:
"Весь корень зла в гвоздике был!",
Что до меня - об этом деле
Я лучше б розу расспросил.А я завтра в свою очередь расскажу, что мне ответила Артемиза.
Твой друг Лорен".
"Ничего нового, - написал ему в ответ Морис. - Спи спокойно этой ночью и завтракай без меня, поскольку из-за того, что случилось днем, я выйду отсюда, вероятно, не раньше полудня.
Хотел бы быть зефиром, чтобы иметь право послать поцелуй той розе, о которой ты пишешь.
Разрешаю тебе освистать мою прозу так же, как я освистываю твои стихи.
Твой друг Морис.
P.S. Думаю, впрочем, что заговор всего лишь ложная тревога".
Лорен действительно вышел из Тампля около одиннадцати часов, уводя свой батальон из-за мерзкого доноса сапожника.
За это унижение он вознаградил себя вышеприведенным четверостишием и, как обещал в нем, направился к Артемизе.
Артемиза обрадовалась его приходу. Погода, как мы уже говорили, была великолепной, и девушка предложила прогуляться по набережной, на что Лорен охотно согласился.
Разговаривая о политике, они шли в сторону у́гольного порта. Лорен рассказывал о своем изгнании из Тампля, пытаясь разгадать, какими обстоятельствами оно было вызвано. Дойдя до улицы Барр, они обратили внимание на цветочницу, которая, как и они, поднималась по правому берегу Сены.
- Ах, гражданин Лорен, - сказала Артемиза, - надеюсь, ты подаришь мне букет.
- А как же! - ответил Лорен. - Даже два букета, если это доставит вам удовольствие.
И они ускорили шаг, чтобы догнать цветочницу: она тоже шла очень быстро.
На мосту Мари девушка остановилась, перегнулась через перила и высыпала содержимое корзины в реку.
Цветы, разлетевшись во все стороны, какое-то время кружились в воздухе. Букеты, более тяжелые, упали в воду быстрее. И все это поплыло по течению.
- Вот так так! - сказала Артемиза, глядя на цветочницу, так странно расправившуюся со своим товаром, - можно подумать… да ведь… но нет… да-да… очень странно!
Цветочница приложила палец к губам, будто просила Артемизу молчать, и исчезла.
- Кто это? - спросил Лорен. - Вы знакомы с этой смертной, богиня?
- Нет. Сначала мне показалось… Нет, наверное, я ошиблась.
- И тем не менее она подала вам знак, - настаивал Лорен.
- Почему это сегодня утром она стала цветочницей? - как бы спрашивая себя, произнесла Артемиза.
- Стало быть вы все-таки знаете ее, Артемиза? - повторил свой вопрос Лорен.
- Да, - ответила Артемиза, - это цветочница, услугами которой я временами пользуюсь.
- Во всяком случае, - заметил Лорен, - у вашей цветочницы очень странная манера сбывать свой товар.
И в последний раз посмотрев на цветы, уносимые быстрым течением под арки деревянного моста, Лорен и Артемиза направились в Рапе, где рассчитывали пообедать наедине.
Случай этот пока что не имел последствий; но он был странным и носил какой-то таинственный характер, а потому запечатлелся в поэтическом воображении Лорена.
Тем временем донос тетки Тизон на Мориса и Лорена наделал много шума в Якобинском клубе. Морис в Тампле получил известие из Коммуны о том, что его свободе угрожает общественное негодование. Это был намек на то, что если молодой гвардеец виноват, то должен скрыться. Но совесть Мориса была спокойна; он остался в Тампле, и, когда пришли, чтобы арестовать его, молодого человека нашли на посту.
Мориса тотчас же допросили.
Твердо решив не впутывать в дело никого из своих друзей - в них он был уверен, - Морис вовсе не собирался, подобно герою из романа, приносить себя в жертву смехотворным молчанием: он потребовал разыскать цветочницу.
Лорен вернулся домой в пять часов вечера. Он только что узнал об аресте Мориса и его заявлении.
Тотчас же ему вспомнилось, как цветочница бросила с моста Мари в Сену свой товар; это было внезапное открытие. Странная цветочница, совпадение кварталов, полупризнание Артемизы - все ему смутно подсказывало, если не сказать кричало, что именно здесь разгадка тайны, объяснения которой добивается Морис.
Опрометью он выскочил из комнаты, как на крыльях слетел с четвертого этажа и понесся к богине Разума, которая в это время вышивала золотые звезды на платье из голубого газа.
Это платье было знаком ее божественного достоинства.
- Хватит звезд, дорогая, - сказал Лорен. - Сегодня утром арестовали Мориса, и вечером, по всей вероятности, придут за мной.
- Арестовали Мориса?
- Да, Боже мой, да! В наше время нет ничего будничнее больших событий; на них просто не обращают внимания, потому что они происходят во множестве. Но почти все эти события возникают из-за пустяков. Так что не будем пренебрегать пустяками. Скажите, дорогая, кто была эта цветочница, встреченная нами сегодня утром?
Артемиза вздрогнула.
- Какая цветочница?
- Черт возьми, ну та, что с такой расточительностью бросала цветы в Сену.
- Ах, Боже мой! - сказала Артемиза. - Да разве этот случай так важен, что вы с такой настойчивостью возвращаетесь к нему?
- Настолько важен, дорогая, что я прошу сейчас же ответить на мой вопрос.
- Но я не могу, друг мой.
- Вы богиня, для вас нет ничего невозможного.
- Я поклялась честью, что буду хранить молчание.
- А я поклялся честью, что заставлю вас говорить.
- Но почему вы так настаиваете?
- Потому, черт возьми, что Морису могут отрубить голову.
- Боже мой! Мориса могут гильотинировать! - в ужасе воскликнула молодая женщина.
- Это случится, если вы мне не скажете; да, по правде говоря, я не могу ручаться, что и моя голова останется на плечах.
- О нет, нет! - воскликнула Артемиза. - Ведь это ее окончательно погубит.
В это время в комнату Артемизы вбежал служитель Лорена.
- Ах, гражданин, - завопил он, - спасайся, спасайся!
- Почему бы это? - спросил Лорен.
- Потому что дома тебя ждут жандармы. Пока они выламывали дверь, я по крыше перебрался в соседний дом и прибежал предупредить тебя.
У Артемизы вырвался крик ужаса: ведь она по-настоящему любила Лорена.
- Артемиза, - сказал Лорен, - вы кладете жизнь цветочницы на одни весы с жизнью Мориса и вашего возлюбленного? Если так, то я заявляю, что отныне не считаю вас богиней Разума и стану называть вас богиней Безумия.
- Бедная Элоиза! - воскликнула бывшая танцовщица Оперы. - Если я предаю тебя, то не по своей вине.
- Ну хорошо, дорогая, - сказал Лорен, протягивая ей лист бумаги. - Вы мне уже милостиво назвали ее имя, а теперь дайте ее фамилию и адрес.
- О нет, писать - никогда, никогда! - вскричала Артемиза. - Сказать - еще куда ни шло.
- Так скажите; будьте спокойны, я не забуду.
И Артемиза устно сообщила Лорену фамилию и адрес цветочницы.
Ее звали Элоиза Тизон, и проживала она на улице Нонандьер, № 24.
Услышав это имя, Лорен вскрикнул и помчался со всех ног.
Но не успел он добежать и до конца улицы, как Артемизе вручили письмо.
В этом письме было всего три строки:
"Ни слова обо мне, дорогая подруга. Если ты откроешь мое имя, то это меня бесповоротно погубит. Не говори обо мне до завтра, сегодня вечером я покидаю Париж.
Твоя Элоиза".
- Боже мой! - воскликнула будущая богиня, - если бы я только знала об этом, я бы, конечно, протянула время до завтра.
Она бросилась к окну, чтобы вернуть Лорена, если удастся, но его уже не было видно.