Из пересохшего горла Деборы вырвался судорожный стон. Теперь она поняла, чего добивались похитители. Они хотели держать ее в постоянном страхе и покорности. Когда она скорчилась на грязном полу у их ног, они издевательски засмеялись. Дебора почувствовала досаду, что им так легко удалось добиться своего. Она действительно испугалась.
– А теперь дайте руку, – сказал худощавый.
Не смея выказать ни малейшего сопротивления, Дебора подняла руку вверх. Худощавый кивнул, и толстяк, опустившись рядом с ней на колени, взял ее протянутую руку и не спеша расстегнул перчатку. Потом палец за пальцем он начал с наслаждением стягивать ее с руки Деборы, не сводя глаз с ее лица.
Она чувствовала себя так, словно ее насилуют.
Похитители забрали перчатку и, снова заперев дверь, оставили ее в темноте.
Дебора еще долго не могла унять дрожь, однако плакать она не стала. Мерзкий толстяк сидел там, на стуле за дверью, и сторожил ее. Если бы она заплакала, он бы услышал. Дебора не хотела доставлять ему такого удовольствия!
Был уже поздний вечер, когда Роберт получил пакет. Ему совсем не хотелось возиться с почтой. Наверняка какой-нибудь портной прислал образец ткани. Его больше не интересовала такая ерунда, хотя в свое время перспектива обзавестись шелковыми рубашками и красивыми жилетами наполняла его приятным предвкушением.
– Посмотри, что там, – сказал он, бросив пакет Линии.
Прошлой ночью Дебора не пришла к нему. Она наконец-то бросила делать вид, что не прочь делить с ним постель. А утром, когда все в доме еще спали, она убежала к матери. И до сих пор не вернулась, несмотря на то что на этот вечер у нее было намечено несколько визитов.
– Капитан!
Необычный тон Линии заставил его повернуться от буфета, где он наливал себе виски.
Линии стоял с побелевшим лицом.
– В чем дело? – резко спросил Роберт.
В ответ слуга протянул ему содержимое пакета. Окровавленную перчатку и прядь темных волос. Он сразу узнал перчатку. И волосы.
– Дебора!
Стремительно подойдя к нему, Роберт выхватил записку, которую Линии держал в руке.
"Вы обокрали моего клиента. Я полагаю, что вместе со всем тем, что вы у него отняли, к вам перешли и его долги. Заплатите их, если хотите снова увидеть свою жену".
Подпись отсутствовала, так же как и обратный адрес на пакете.
Роберта прошиб холодный пот. Тело сковало от ужаса.
Дебора! Где она?
Ледяная рука страха стиснула его сердце.
Боже! Неужели кто-то похитил ее? Капитан пребывал в замешательстве. И как он может заплатить выкуп, если не знает, кто его требует?
– Это не последнее письмо. Думаю, он пришлет еще, – мрачно сказал Линии, когда Роберт опустился на диван. Окровавленная перчатка Деборы лежала у него на ладони. – Это лишь способ привлечь ваше внимание. Он заставит вас немного потомиться, а потом пришлет инструкции, сколько надо заплатить и как.
– Я не могу! – Роберт неуверенно поднялся на ноги. – Я не могу сидеть здесь и ждать его посланий, когда Дебора страдает. Бог знает, что они могут с ней сделать! – Он посмотрел на пропитанную кровью перчатку, и его лицо побелело как мел. – Они уже ранили ее.
– Возможно, это только способ произвести эффект. Возможно, это вообще не ее кровь.
– Господи, хорошо, если так. – Лицо капитана помрачнело. – Это Лэмптон. Никто, кроме него, не мог бы обвинить меня в том, что я его обокрал. Хотя я имел полное право получить это наследство! Это из-за его лживого языка Дебора оказалась в опасности! Это он и никто другой!
– Сэр, капитан, подумайте…
– Нет. Хватит думать и изображать из себя джентльмена! Я солдат. И никогда не перестану им быть. Я приму решение, как пристало солдату.
Линии выругался себе под нос, когда его хозяин, выдвинув ящики комода, достал оттуда пару тяжелых армейских пистолетов.
Пока он неловко заряжал их, Линии достал зловещего вида клинок, который прятал в складках своего плаща. Потом помог хозяину надеть старый армейский мундир, водрузил ему на голову фуражку, и двое мужчин ринулись в ночь.
Человек, открывший им дверь в апартаменты Лэмптона в Олбани, очень быстро утратил тот высокомерный вид, который обычно принимал, чтобы отправить восвояси нежелательных визитеров. Правда, никто из них не просил принять его. Пистолеты с взведенными курками в их руках были красноречивее любых рекомендаций и визитных карточек.
– Дома твой хозяин? – спросил стоявший на пороге разбойник со шрамом во все лицо. – И не вздумай мне врать.
– У меня и в мыслях нет, сэр, – ответил лакей и нервно сглотнул, когда увидел второго – широкоплечего мужчину, стоявшего на ступеньках спиной к дому и следившего за улицей.
– Тогда веди меня к нему!
Всякая надежда лакея на то, что ему удастся позвать кого-нибудь на помощь своему хозяину, которого пришли убивать – в чем он не сомневался, – растаяла, когда второй разбойник поднялся по ступенькам и, закрыв за собой входную дверь, уставился на него с мрачной и весьма решительной миной.
– Он… он там, – побледнев, сказал лакей и показал в сторону гостиной.
Он не выносил вида крови. Ему хватило и прошлого раза, но у тех хотя бы не было пистолетов. Нет, ему определенно пора подумать о том, чтобы сменить место. В список его обязанностей не входило отбиваться от преступников. Впрочем, после сегодняшнего ему наверняка больше не видать никакой работы. В его тощей груди шевельнулось возмущение. Кто захочет нанять лакея, чей бывший хозяин был зверски убит? Только тот, кто ищет дурной славы. Он не хотел бы работать у такого человека. Недовольно фыркнув, лакей уселся на стул в узком коридоре и раздраженно уставился на плотного мужчину, который, сложив руки на груди, стоял спиной к входной двери.
Капитан Фоули быстро прошел в гостиную и направил пистолет на молодого человека, развалившегося в кресле перед камином. Потом с удивлением вгляделся в лицо Перси Лэмптона. Оно было покрыто слегка побледневшими синяками и подсохшими ссадинами. Прежде элегантный франт, сейчас Лэмптон сидел в потрепанном до неприличия халате. Рядом с ним стоял графин с пуншем, добрую половину которого, если судить по его раскрасневшемуся лицу, он уже успел опустошить.
– Пришли прикончить меня, Фоули? – растягивая слова, произнес он, бросив на пистолет усталый взгляд покрасневших глаз. – Не думаю, что вам приятно это слышать, но, по правде сказать, вы окажете мне услугу.
– Это было бы именно то, что вы заслужили, – холодно бросил Роберт. – Но я не убийца. Мне нужны ответы, а не ваша кровь.
– Ладно, пусть так. Тем более что ее уже осталось не так много, – сказал Перси, коснувшись пальцами своих впечатляющих синяков. – Хотя я ума не приложу, каких ответов вы можете от меня хотеть.
– Я хочу знать, кто увез мою жену?
– Увез вашу жену? В каком смысле? – Лэмптон ехидно ухмыльнулся. – Неужели она уже наставила вам рога? Впрочем, кто стал бы ее винить?
Раздался выстрел, и графин с пуншем разлетелся вдребезги, усыпав пол осколками стекла.
– Промазали, – с издевкой произнес Перси, небрежно стряхнув с руки капли пунша.
– Я стреляю без промаха, – ответил Роберт, вытаскивая из кармана второй пистолет. – И если вы не расскажете мне то, что я хочу узнать, следующая пуля пробьет ваше черное сердце.
– Я понятия не имею, кто увез вашу жену и кто ее любовник, и не понимаю, с чего вы решили, что это я, – возразил Лэмптон. – Я не вступаю в связь с замужними дамами!
– Нет, вы соблазняете только невинных молодых девушек!
– Я никогда не соблазнял невинных молодых девушек!
– Негодяй! Вы уже забыли мисс Халуорт?
– Я ее не соблазнял! Я только…
– Дали ей поверить, что намерены на ней жениться. Вы играли ее чувствами и разбили сердце! Вы мерзавец. Неужели нет предела низости, на которую способны Лэмптоны? Вы готовы погубить женщину ради забавы…
– А теперь остановитесь на минуту! – Перси подвинулся вперед и сердито нахмурил брови. – Легкий флирт не преступление. Я не давал мисс Халуорт никаких обещаний. Если она решила, что я способен жениться на женщине ее круга, это ее собственная ошибка! А что касается обвинения в том, что Лэмптоны ведут себя бесчестно с женщинами…
– Именно так повел себя ваш отец! Заявить, что я не сын своего отца, это все равно что назвать мою мать шлюхой! Это ее убило! Станете отрицать?
– Это… это старая история, – помрачнев, ответил Лэмптон. – Она не имеет ко мне никакого отношения.
– Но вы ничем не отличаетесь от него! Вы заявляете, что женщина не достойна того, чтобы на ней жениться из-за ее происхождения. Ни одна женщина не заслуживает, чтобы с ней обходились так, как вы обошлись с мисс Халуорт. И так, как ваш отец обошелся с моей матерью. Женщины достойны того, чтобы о них заботились и защищали, а не пренебрегали ими!
Сказав эти слова, капитан Фоули вдруг понял, что это так и есть. В таком убеждении он был воспитан. Когда же он утратил свою веру? Когда начал относиться к женщинам с циничным презрением, заставлявшим его пользоваться беззащитностью Деборы с такой жестокостью, с которой он стал бы мстить своим врагам?
Роберт вдруг понял, что взрыв в Саламанке изуродовал не только его тело. Его душа пострадала не меньше.
Судорожно сжимая в руке пистолет, капитан неловко опустился в кресло напротив Перси. Когда он очнулся в полевом госпитале в окрестностях Саламанки и впервые увидел в зеркале свое лицо, он был потрясен. В молодости Роберт был красив, а теперь никто не мог без отвращения смотреть на средоточие уродливых рубцов на его лице.
Долгие месяцы, пока он выздоравливал, Роберт видел, как реагировали женщины на его израненное тело и изуродованное лицо. Если раньше они улыбались ему и заигрывали с ним, то теперь старались поскорее отвернуться.
Тогда-то он и стал считать их пустыми, расчетливыми созданиями. Но правда заключалась в том, что, когда какая-нибудь из них, глядя на него, морщила свой хорошенький носик, он испытывал такую боль, что начинал задыхаться.
Его переполняла обида на их несправедливое отношение к нему, и теперь Роберт вымещал ее на Деборе. Его жестокость была ничем не лучше обращения Лэмптона с мисс Халуорт или старшего Лэмптона с его матерью. Роберт смотрел на Перси с все возрастающим ужасом. Он позволил горечи и злобе изуродовать его душу и стал ничуть не лучше своего врага.
– Мою жену похитили, – сказал он наконец. – Записка, которую я получил сегодня вечером вместе с этим… – положив пистолет на колени, он достал из кармана окровавленную перчатку, – навела меня на мысль, что это связано с нашей давней враждой. В записке требуют выплаты долгов, которые, согласно мнению некоего неизвестного мне типа, обязан заплатить я, хотя подозреваю, что сделали их вы.
– Хиксли, – произнес Перси, уставившись на окровавленную перчатку. – Боже мой, Фоули, я никогда не думал, что дойдет до этого. Я думал, он отправит своих людей, чтобы они сделали то же самое… – он дотронулся до своего разбитого лица, – с вами.
– С чего вы решили, что меня интересует, что вы думали?
Лэмптон прищурился:
– Послушайте, я понимаю, что ваше мнение обо мне во многом продиктовано поступком моего отца, но я не такой, как он. Я бы никогда намеренно не причинил вреда женщине.
– А как же мисс Халу орт? Или леди Уолтон? В прошлом году вы…
– Я не причинил этой француженке никакого серьезного вреда! Просто воспользовался возможностью немного позлить Уолтона. После той роли, которую он сыграл в том, чтобы лишить меня наследства тети Эуфемии, это наименьшее, чего он заслуживает! Это не идет ни в какое сравнение с тем, что проиграла в карты его жена. Капля в море для человека с его состоянием! – Перси поморщился от боли в разбитой губе и приложил к ссадине рукав халата. – Что до мисс Халуорт, то, помяните мое слово, она забудет меня, как только на нее обратит внимание любой другой джентльмен с титулом. Но это… – он указал на окровавленную перчатку, лежавшую на коленях капитана, – такого я не пожелал бы никакой леди, – произнес он, опустив свои красивые, порочные глаза, окруженные синякам. – В любом случае, Уолтон главный виновник того, что я попал в лапы Хиксли, – заявил Перси. – Если бы он не оспорил завещание… если бы я получил эти деньги… Отец клялся, что они достанутся мне, и…
– Все обстояло совсем не так! – перебил его капитан Фоули. – Это ваша семья оспорила завещание. Ваша тетя оставила все мне!
– Ну… она не должна была этого делать! Не вы же ее племянник!
– И вы считаете это оправданием, чтобы сказать вашему кредитору, что он может требовать от меня оплаты долгов, которые вы наделали?
– Он грозился переломать мне ноги. Господи, разве вы не видите, во что превратилось мое лицо? Я уже несколько дней не могу выйти из дома. К тому же я не говорил, что он может получить долги с вас. Я просто рассказал про наследство. Про то, что я уже считал его своим, когда в самый последний момент вы увели его у меня из-под носа, женившись на мисс Гиллис. – Внезапно его глаза расширились от ужаса. – Мой бог, я назвал ему ее имя. Это все равно что подать ее на тарелочке. Я никогда себе не прощу, если…
Капитан Фоули видел, что раскаяние Лэмптона искреннее. И хотя нельзя сказать, чтобы Перси относился к числу самых благородных людей, которых ему доводилось встречать, мысль о том, что его поступки могли поставить даму в опасное положение, очевидно, заставляла его стыдиться.
– Тогда помогите мне найти ее.
– Непременно. – Лэмптон выпрямился и посмотрел Роберту прямо в глаза. – И раз уж мы об этом заговорили, я хотел бы сказать, что сожалею о том, что сделал мой отец. И даже о том, – его лицо вспыхнуло, – как он повел себя в отношении завещания моей тети. Не отрицаю, я хотел получить эти деньги. Но не настолько, чтобы… – Он бросил взгляд на перчатку Деборы, и его руки сжались в кулаки. – Если бы я мог что-нибудь сделать, чтобы прекратить эту глупую вражду раз и навсегда, то, поверьте, я бы это сделал.
– И вы готовы сделать это сейчас? – ответил Роберт и скептически усмехнулся, глядя на него. – Простите, но мне трудно в это поверить.
– А вы попробуйте! – Перси вскочил на ноги, хрустнув осколками графина. – Я готов сделать все что угодно, лишь бы с бедной мисс… миссис… вашей женой не случилось ничего плохого из-за моих неосторожных слов. Все что угодно!
Глава 12
Сидя в своей темнице, Дебора совсем потеряла счет времени. После того как худощавый похититель отрезал прядь ее волос, толстяк, который бил ее, трижды входил в комнату с тарелкой хлеба с сыром и кружкой чего-то похожего на эль.
В первый раз, несмотря на боль в горле, не оставлявшую Дебору после того, как он чуть не задушил ее, она с презрением отказалась от эля. Одна мысль о том, что потом ей придется воспользоваться этим ведром приводила ее в нестерпимый ужас. Оторвав небольшую полоску ткани от своей нижней юбки, она окунула ее в кружку и приложила к брови в надежде промыть рану, которая не переставала кровоточить. Однако сделала только хуже. Мало того что рану стало страшно щипать, теперь от нее еще и пахло элем.
Вскоре после этого Дебора начала чесаться. И обнаружила, что матрас, на котором она сидит, кишит блохами. Она в ужасе вскочила на ноги и отошла в дальний угол своей камеры. Но стоять спокойно уже не могла. Казалось, вся кровь отхлынула к ногам, Дебора почувствовала, что вот-вот упадет в обморок. Она начала ходить по темнице, и это немного помогло разогнать кровь. Однако ходить бесконечно она не могла, поэтому вскоре опустилась на пол, выбрав место как можно дальше от кишащего насекомыми матраса.
Когда через некоторое время дверь снова открылась и толстяк принес свежую порцию еды и эля, Дебора чувствовала себя слишком усталой, чтобы взять ее. У нее затекли ноги, спина болела. Однако темнота, просочившаяся в самую душу, и сырость, пропитавшая одежду, заставили ее подумать, что нужно как-то поддержать силы. Она не смела надеяться, что Роберт согласится отдать часть своих денег, чтобы спасти ее. Деньги волновали его гораздо больше, чем она. Но похитители сказали, что кто-то должен заплатить, и чем дальше, тем очевидней становилось, что этот "кто-то" – она сама.
Дебора задрожала. У нее не хватит сил, чтобы сопротивляться им. Они сделают с ней все, что захотят. Они заставят ее страдать. Оставалось надеяться только на то, что она окажется достаточно слаба и долго не протянет.
В приступе отвращения Дебора опрокинула кружку с элем и бросила кусок черствого хлеба на пол. Сухие крошки смешались с мокрой глиной и плесневелым раствором, удерживавшим на месте кирпичи пола.
В последний раз, когда злодей входил к ней, она чувствовала себя слишком слабой, чтобы дотянуться до тарелки, которую он поставил рядом с ней. Ощущение, что жизнь постепенно покидает ее, вызвало слабый всплеск торжества, немного разжав ледяные тиски отчаяния, сжимавшие ее все сильней и сильней. Дебора улыбнулась. Возможно, ей осталось страдать не так долго и вскоре она навсегда покинет этот мир.
Она слышала, как с той стороны двери возился ее тюремщик. Слышала, как к нему присоединился другой человек. Слышала гул мужских голосов и звук передвигаемого по кирпичному полу стула. Затем последовали периоды тишины, перемежавшиеся всплесками сквернословия. По отдельным словам, которые доносились до нее через решетку в двери, Дебора догадалась, что они играли в карты.
Потом раздался топот ног по лестнице, в подвал спускались какие-то люди. За дверью послышался шум борьбы. Кто-то закричал, но крик тут же оборвался, сменившись стоном боли, и она услышала грохот, как будто на пол уронили какую-то мебель. Кто-то приблизился к двери.
– Дебора!
Она подняла голову.
– Роберт?!
Дебора не верила своим ушам.
– Дебора, где вы?
Собрав последние силы, Дебора подползла к двери.
– Я здесь! – прохрипела она, стараясь приподняться, чтобы ее слова донеслись до решетки. – Роберт! – Голос сломался. Он никогда ее не услышит. В отчаянии Дебора подняла сжатые в кулаки руки и начала стучать в тяжелую дверь.
Раздался скрежет отпираемого засова, и прежде чем она успела отползти, дверь распахнулась внутрь, отбросив ее на середину комнаты.
В дверном проеме показался темный силуэт, подсвеченный тусклым светом, проникавшим снаружи.
Роберт!
Дебора уперлась дрожащими руками в пол и попыталась сесть, но тут же снова упала. Казалось, все ее последние силы ушли на то, чтобы он ее услышал. Но он стоял молча, не шелохнувшись, и она поняла, что ей придется вставать самой.
Он пришел сюда против воли. И не мог сказать ей это яснее, даже если бы стал кричать. Уже один вид, с которым Роберт отодвинулся в сторону, когда она в конце концов сумела встать и двинуться к открытой двери, говорил о том, что он не желал даже прикоснуться к ней.
Но он пришел. Значит, она будет жить.
И это дало ей сил добраться до двери. На мгновение Дебора остановилась в проеме и прислонилась к дверному косяку. Голова шла кругом.