- Ты проиграла бы пари. Я много раз испытывала страх, - улыбнулась Дженни.
И в эту секунду существо, перед которым она испытывала особый страх, отворило двери и с важным видом ступило в комнату.
- Сеньора Армихо следует за мной с ужином, - объявил Тай, забрасывая шляпу на гвоздь, вбитый в oстену. - Что случилось с Грасиелой? - озабоченно поинтересовался он, заметив грязь на полу.
- Ничего, - ответила Дженни, и из глаз Грасиелы, едва она поняла, что Дженни не расскажет об эпизоде с мылом, исчезло тревожное выражение.
- Поставьте еду на стол, - попросила Дженни сеньору Армихо.
Та повиновалась и, выслушав благодарность Дженни, удалилась из комнаты. Тай поднял Грасиелу и усадил ее на табурет у стола. Потом придвинул еще два табурета - для себя и для Дженни - и обратился к племяннице:
- Смотри-ка, бифштекс, да еще с помидорами и луком! Не знаю, как вы, дорогие леди, но я не прочь отведать чего-нибудь, кроме бобов и тортилий.
Дженни не спеша устроилась на табурете и заправила за воротник рубашки пестренькую салфетку. Ей казалось непривычным и оттого странным сидеть за столом вместе с мужчиной и ребенком. Припомнилась вдруг картинка в каком-то каталоге: семья за столом. Люди на картинке были одеты куда лучше, чем она, Грасиела и Тай, да и мебель - не чета убогой обстановке мексиканской хижины, но это, как решила тогда Дженни, несомненно, была семья. Не такая, какую ей самой довелось знать, а такая, о которой она мечтала про себя.
- Салфетку обычно кладут на колени, - заметила Грасиела. - Вот так.
- Скажите какие тонкости, - засмеялась было Дженни, но, увидев, что Тай тоже положил салфетку на колени, вдруг побагровела. - А мне нравится заправлять салфетку за воротник.
Она подцепила вилкой с блюда кусок мяса и положила себе на тарелку.
- Что ты собираешься делать? - спросила она, заметив, как Тай наклонился к тарелке Грасиелы.
- Собираюсь нарезать мясо для племянницы. А что?
- Она не калека. Вполне может нарезать сама это проклятое мясо.
- Говорить "проклятое" нельзя, - немедленно заметила Грасиела со своей обычной высокомерной улыбочкой, которая доводила Дженни до бешенства.
- Дженни, ей всего шесть лет.
- Вполне достаточно, чтобы есть самой.
- А мне не позволяют пользоваться ножом, - сказала Грасиела, устремив на Тая очаровательно беспомощный взгляд.
Дженни положила вилку.
- Позволь мне задать тебе один вопрос, - обратилась она к Грасиеле, - Если бы тут некому было разрезать для тебя мясо, как бы ты поступила? Ухватила весь кусок и откусывала бы прямо от него?
- Нет!
- Сидела бы голодная? - Грасиела только глянула на Дженни в ответ на эти слова. - Если бы ты была достаточно голодна, то спорим, ты бы придумала, как разрезать мясо. Ну, - продолжала Дженни, намеренно усиливая напор, - ты сейчас достаточно голодна?
Тай положил вилку и нож на тарелку, бросил на стол салфетку. Встал, нахмурив брови.
- Я хотел бы поговорить с тобой с глазу на глаз, - сказал он.
- Но мы же едим.|
- Прямо сейчас.
Повернувшись на каблуках, он прошествовал к двери и вышел во двор, залитый мягким предзакатным светом.
Дженни вытащила салфетку из-за воротника и тоже бросила ее на стол.
- Подумай, как воспользоваться этим ножом. И будь осторожна, а я скоро вернусь.
Ветхие лачуги выглядело чрезвычайно живописно в умирающем свете дня. Два мальчугана и собака бежали по изъезженному проулку - видимо, на запах жарящегося чили. Из соседней хижины доносился смех, и женский голос напевал ласковую мелодию колыбельной.
Дженни прошла по двору к деревянной повозке со сломанным колесом.
- Чего тебе?
Тай, упершись руками в бока, молча смотрел на нее. Солнечный сумрак позолотил его кожу, черты лица казались подчеркнуто твердыми и четкими. Глядя на него, Дженни почувствовала ненавистную ей слабость. Они еще не начали спорить, а она уже утратила преимущество.
- Ты требуешь от нее слишком многого.
Дженни прислонилась сбоку к повозке и сложила руки на груди.
- А ты предпочел бы подождать? Когда же, с твоей точки зрения, ей следует научиться управляться с едой самостоятельно? В двадцать лет? Пятнадцать? Двенадцать? Должна же она уметь обслуживать себя.
Закат отражался у Тая в глазах точками огня. Он умылся перед ужином, однако полоски пыли еще лежали в складках рубашки и куртки. От него пахло кожей, лошадью и потом - эти запахи у Дженни ассоциировались с лучшими из мужчин. Он был стройный и упругий, гибкий, как хлыст. Достаточно безжалостный, чтобы сделать что положено без лишних угрызений совести, достаточно самонадеянный, чтобы дотронуться до женщины ласковыми пальцами. Дженни хмуро отвернулась.
- Она богатая наследница, - заговорил Тай. - От дона Антонио Барранкаса она получит столько денег, сколько ей не истратить за всю жизнь. К тому же она наследница моего брата. Всю жизнь она проведет в окружении слуг. Они будут одевать ее, причесывать, подавать ей еду, предупреждать все ее желания.
Дженни нетерпеливо дернула головой.
- Так, но предположим, что по каким-то причинам всего этого не будет. Предположим, что весь этот прекрасный мир полетит ко всем чертям и ей придется жить своим умом. Какие у нее будут шансы выжить? У ребенка, который даже не умеет нарезать для себя мясо?
Наклонившись к Дженни, Тай положил ей руки на плечи и посмотрел в глаза.
- Послушай меня. То, что происходило с тобой, никогда не произойдет с Грасиелой. Она никогда не будет одинокой и заброшенной.
- Если мне придется ее воспитывать…
Тай приложил к губам Дженни палец, запрокинул голову и некоторое время созерцал высь небесную.
- Хорошо… Такого не случится, но предположим, что вышло так. - Тон у него сделался нетерпеливым и оттого резким. - Ты получила Грасиелу и воспитываешь ее. С чего ты начнешь? Куда вы обе поедете?
- Это серьезный вопрос?
Дженни подозрительно сощурила глаза. Осознав, что не в состоянии думать, когда его большие теплые руки лежат у нее на плечах, она высвободилась.
- Куда ты отвезешь ее, Дженни?
- Не знаю. - Сдвинув брови, она пыталась сосредоточиться. - Полагаю, что в Сан-Франциско. Найду там работу.
- А куда ты денешь Грасиелу, пока будешь на работе?
Тай достал из кармана куртки тонкую сигару, зажег ее и медленно затянулся.
Дженни уже раз сто обдумывала эту проблему и не могла ничего придумать. Девчонка не привыкла к улице, ее не оставишь одну, а представить себе работодателя, который терпел бы в доме еще и ребенка, Дженни не могла.
- Что-нибудь придумаю, - буркнула она.
- А где вы обе станете жить?
Тай посмотрел на огненный кончик сигары, потом перевел взгляд на неровные линии покосившейся хижины, которую они сняли на ночь.
- Если у тебя есть что сказать - говори, - предложила Дженни.
В груди у нее закипала злость. Она сама понимала сложность положения, но ей не нравилось, что Тай заставляет ее признать это вслух.
Тай близко наклонился к ней.
- Неужели ты веришь, что Маргарита хотела, чтобы Грасиела лишилась легкой и удобной жизни? Что она выбрала бы для своей дочери тяготы и лишения?
Дженни ничего не могла ответить. Нуждаясь в поддержке, она повернулась и поискала в небе звезду Маргариты.
- Она сказала, что, если Роберт не сможет или не захочет принять ребенка, девочку должна вырастить я. Именно это она заставила меня обещать.
Впервые с тех пор, как началась эта история с ребенком, голос Дженни звучал неуверенно. Вот проклятие, ведь это Тай постарался смутить ее.
- Маргарита умирала, Дженни. Она страшилась за ребенка и за себя. Ничего удивительного, что она мыслила не столь ясно, как обычно. К тому же, если она не получала писем от Роберта, значит, ей не было известно, что наш отец умер. Если бы она знала, что Кола Сандерса нет в живых, то, полагаю, не испытала бы приступа малодушия при мысли о том, чтобы доверить дочь моей матери. Она боялась только моего отца, и не без оснований.
Моя мать готова принять свою внучку и любить ее. Точно так же отнеслась бы она и к Маргарите, такой уж мама человек. Эллен Сандерс была моим кумиром, пока я рос, и она станет кумиром Грасиелы. Несчетное количество раз она вставала на мою защиту. Во имя помощи своим мальчикам она боролась с нашим отцом… да и со всем миром готова была бороться. Роберт должен был рассказать Маргарите о ма. Он должен был сказать, что наш отец никогда бы не принял ее, но она нашла бы поддержку в светлом и справедливом разуме нашей матери.
Если бы Маргарита знала, как все повернулось, она бы просто поручила тебе отвезти Грасиелу к Роберту, и все. Она была бы уверена, что мама примет ребенка, даже если Роберт по какой-то причине не сможет., Я никогда не поверю, что Маргарита хотела, чтобы дочь ее росла уличной девчонкой на задворках Сан-Франциско. - Взгляд Тая сделался жестким. - Неужели ты так поступишь с Грасиелой, Дженни? Лишишь ее безопасности и удобств? Образования? Прав ее рождения? Обречешь ее на лишения? Только из-за обещания, которое было испрошено по неосведомленности об истинном положении дел?
- Этот разговор очень далек от вопроса о том, должен ли ты нарезать мясо для своей племянницы, - прошептала Дженни.
- То, что ты стараешься делать, было бы похвально при других обстоятельствах, - негромко продолжал Тай. - Твоя независимость и способность быстро восстанавливать силы помогли тебе выжить. Но ведь Грасиела не ты. Когда мы возьмем ее домой, она никогда уже не останется в одиночестве, ей не придется бороться за существование. Не придется ни голодать, ни трудиться ради куска хлеба и пристанища.
- Это в том случае, если Роберт захочет ее принять, - упрямо твердила Дженни полушепотом, но словам ее не хватало убежденности - в глубине души она начинала верить, что Роберт станет для Грасиелы настоящим отцом.
Ее продолжало беспокоить будущее, которое включало бы в себя заботу о ребенке. Опустив голову, она сжимала пальцами виски. Все, что говорил Тай, было разумно. И все же…
- Позволь Грасиеле оставаться ребенком, Дженни . Перестань допекать ее за то, что она в свои шесть лет не взрослый человек.
Дженни вздернула голову, придвинувшись совсем близко к Таю, и ее пылающие глаза, казалось, вобрали в себя весь остаток уходящего дневного света.
- Надо же, прямо знаток детишек! Откуда ты такой умный?
- Я ничего не понимаю в детишках. Но я знаю вот что. - Он ответил ей таким же горящим взглядом. - Я слишком быстро стал взрослым, как и ты. Ни у одного из нас не было настоящего детства. В восемь лет я уже работал как взрослый мужчина. Ты была вынуждена заботиться о себе в том возрасте, когда другие девочки еще играют в куклы. Так не должно быть с Грасиелой. Так что полегче с ней. Отдай ребенку его детство.
Вперив друг в друга прищуренные глаза, они некоторое время стояли в густеющих сумерках.
- Лучше бы ты не нашел нас, - низким, хрипловатым голосом проговорила Дженни. - Чтобы мы были только вдвоем с Грасиелой. Так было бы проще.
Ей необходимо было уйти от Тая, избавиться от сумбура, царящего у нее в голове, поэтому она вернулась в хижину… и замерла в дверях.
Первым делом она увидела стол. Мясо, которое она Тай оставили на тарелках, было нарезано на маленькие кусочки. Хмурая улыбка тронула губы Дженни. Либо девчонка умела и до этого пользоваться ножом, либо действовала по принципу "нужда заставит".
Взяв со стола лампу, Дженни подошла к гамаку и посмотрела на спящую Грасиелу. Девочка взобралась на табурет, а потом в гамак. При свете лампы Дженни разглядела белые молочные усы над верхней губой Грасиелы.
Когда Тай вошел в комнату, Дженни тихонько сказала ему:
- Как видишь, она вполне справляется сама, когда знает, что некому помочь.
Обратив его внимание на то, как Грасиела нарезала мясо и как взобралась в гамак без посторонней помощи, Дженни думала, что ей это доставит хотя бы малое удовлетворение, но оказалось вовсе не так.
Вместо этого она стояла, смотрела на Грасиелу и размышляла, каково это - всегда чувствовать уверенность, что не ляжешь в постель голодной, что у тебя будет подушка под головой и чистые простыни, что ты не останешься в одиночестве и не будешь страшиться завтрашнего дня? В самом деле, каково это?
- Здесь темно, - заговорил с ней Тай, севший к столу.
Дженни опустила руку и дотронулась пальцем до приколотого к рубашке Грасиелы золотого медальона. Потом отнесла лампу на стол и села перед своей тарелкой. Первый кусок был холодный и волокнистый.
- Сеньора Армихо принесла кувшинчик пульке. Хочешь отведать?
Она кивнула, раскладывая кусочки мяса по тарелке. Аппетит пропал. Дженни отодвинула тарелку и сделала большой глоток пульке. Жидкость обожгла горло и выжала слезы из глаз.
- Так чем же ты займешься, когда это путешествие закончится? - спросила она, глядя, как Тай ест.
- Стану помогать Роберту управлять ранчо… Займусь разведением скота на своем участке.
- Работа на ранчо нелегкая, - заметила Дженни, - но жить там неплохо. По крайней мере не надо беспокоиться, откуда взять следующий бифштекс.
Кончив есть, Тай распрямил спину и, закинув ногу на ногу, спросил у Дженни:
- Сигару?
- Не возражала бы.
К ее удивлению, Тай нагнулся, чтобы зажечь ей сигару. Приятно было сидеть у стола, покуривать и слушать ночную деревенскую тишину. Дженни опасалась, что неловко будет сидеть и молчать, но получилось вовсе не так. Ей подумалось, что это и есть мера истинного товарищества: одно дело, когда двое сидят и болтают друг с другом, и совсем другое - если им и помолчать не в тягость.
- Ты очень хороша при свете лампы.
Дженни поперхнулась и закашлялась.
- Черт побери, Сандерс! Я уже сколько раз просила не говорить мне такой чепухи.
- Почему же? Ведь это правда. - Наклонив голову, он посмотрел на нее сквозь облачко сигарного дыма. - У тебя строгие и правильные черты лица. С годами женщины такого типа все больше хорошеют. Какая-нибудь шаблонная прелестница уже увянет, а ты все будешь кружить мужчинам головы.
Дженни уставилась на него, потом искренне расхохоталась.
- Забавно, что ты единственный мужчина, заметивший мою необыкновенную красоту.
- Сомневаюсь. Могу согласиться, что я, возможно, один из немногих, кто сказал об этом, но далеко не единственный из тех, кто это заметил.
Щеки у Дженни вспыхнули, стало трудно дышать. Разговор смущал ее, она не знала, как отвечать.
- Заткнись! - сказала она наконец, уставившись на огонек его сигары.
- Тебя когда-нибудь целовали? Я имею в виду по-настоящему?
От этого вопроса, а еще больше от хрипловатого тембра его голоса Дженни вздрогнула. Ей стало не по себе и почему-то очень жарко.
- Конечно, целовали, - сердито заявила она.
- Должно быть, целовал тебя храбрый человек, - усмехнулся Тай,
- Какого дьявола ты насмешничаешь? И вообще, что это значит?
- Такая уж ты устрашающая женщина. - Его глаза медленно скользнули по ее шее и лицу. - Мне кажется, большинство мужчин отскакивали от тебя после первой попытки.
Первым, совершенно идиотским желанием Дженни было поправить зачем-то волосы, но она поборола его и, выпустив колечко дыма куда-то в темный угол комнаты, сказала:
- Большинство мужчин меня просто не замечали. И это меня вполне устраивает.
- Если мужчины и не замечали тебя, то лишь потому, что ты сама этого не хотела. Ты прячешь себя под бесформенным пончо и носишь какую-то нелепую старую шляпу, надвинув на самые уши. - Тай выпустил струйку дыма и долго глядел, как она тает в темноте. - Если ты отрастишь волосы и наденешь красивое платье, мужчины выстроятся в очередь, чтобы взглянуть на тебя, дорогая.
Дженни облизнула пересохшие губы.
- Только этого мне и не хватает, - сказала она и, почувствовав, что от этого разговора у нее дрожат руки, загасила сигару и скривилась. - Не хочу я говорить о таких вещах. Замолчи!
- Если бы я поцеловал тебя… - Тай умолк и бросил долгий, полный вожделения взгляд на губы Дженни. - Знаешь, как бы я сделал это?
Сердце Дженни куда-то шарахнулось и стукнуло о ребра. Она ухватилась за край стола и угрожающе прищурилась.
- Говорю тебе в последний раз… заткнись!
- Я начал бы медленно, - говорил он, продолжая глядеть на ее губы. - Очень медленно, чтобы не спугнуть тебя. Я положил бы руки тебе на талию, очень низко, почти на бедра. Потом привлек бы тебя к себе, чтобы ты поняла мои намерения.
Тай усмехнулся.
Дженни поняла намек. Она хотела сглотнуть слюну, но во рту было сухо, как в пустыне. Глядя Таю в глаза, не в состоянии шевельнуть ни одним мускулом, она еле дышала и ждала; ей одновременно хотелось, чтобы он умолк и чтобы говорил еще и еще.
- Я прижался бы к тебе, медленно, очень медленно, чтобы почувствовать тебя и чтобы ты почувствовала меня. - Тай стиснул челюсти и тотчас расслабил их. - Под твоим пончо я передвинул бы руки с талии выше, к твоим грудям, и ощутил бы их тяжесть, их мягкое тепло…
- Замолчи, - снова прошептала Дженни, глядя на его рот.
Тай щелчком отправил свою сигару через дверь во двор и уперся руками в бока.
- Я наклонился бы к тебе и приблизил свои губы к твоим, но еще не поцеловал бы тебя. Сначала я надышался бы тобою. Я выпил бы твое дыхание и задержал его в себе, а потом коснулся бы языком твоей нижней губы.
Плечи Дженни поникли, рука соскользнула со стола, и сигара выпала из безвольных, словно бескостных пальцев.
- О Боже, - пробормотала она.
Ночь сгустилась вокруг нее, горячая и сухая. Дженни казалось, что она задыхается.
- Я обвел бы языком очертания твоих губ, - говорил ей Тай, - а потом… - Он встал, и лампа уже не освещала его лицо, оно спряталось в тень. - Встань, Дженни.
- Не могу, - шепнула она.
Ноги и вправду ее не держали: Тай своими речами словно размягчил ее кости. Не в силах сообразить, что произойдет дальше, она только смотрела на него полными страха и смущения, широко раскрытыми глазами.
Тай взял ее за руку и поднял на ноги. Внезапно Дженни ощутила жар его тела и свой собственный возбужденный отклик. Облизнув губы, она попыталась произнести "Не надо…", но это прозвучало как нечленораздельное кваканье.
Дженни видела жаркое желание в глазах у Тая и думала, что он поцелует ее. Думала, что умрет, если он этого не сделает. Вместо поцелуя он поднял руку и кончиками пальцев коснулся ее щеки, а после - шеи.
Дженни задохнулась. Легкие прикосновения горячими искрами пробежали по коже и вдруг проникли куда-то глубоко в ее тело. Дрожь началась в кончиках пальцев ног, поднялась выше и вот уже охватила ее всю, словно озноб. Ничего подобного с ней никогда не было.
Она легко могла дать отпор грубому заигрыванию словами или попыткам "подержаться", ей не раз приходилось делать это в прошлом, однако против нежных прикосновений и ласковых, соблазнительных слов у нее не было оружия.
Держа ее за руку и не говоря ни слова, Тай вывел Дженни из хижины, туда, где лунный свет затеял игру теней. Дженни беспомощно переступала вялыми ногами и не противилась, когда Тай прислонил ее спиной к стене хижины.