- Мистер Уотсон очень хороший. Честное слово, милорд! Он приносит маме вовремя деньги и может забросить мяч так далеко, как никто. Правда, мама?
- Совершенно верно, дорогой.
- Устами ребенка глаголет истина, - сказал граф с удивительной серьезностью. - Я, как и вы, восхищен мистером Уотсоном.
Мы подошли к дому. Ничего не ответив Сэйвилу, я толкнула входную дверь.
Миссис Макинтош была в восторге, что снова видит графа, а ее супруг превзошел самого себя в приготовлении обеда. Начали мы, конечно, с овощного супа, а затем добрались до дикой утки под луковым соусом. На десерт были бисквиты, пропитанные вином и облитые сливками.
Все это не шло ни в какое сравнение с обедами в доме Сэйвила, но для нас было праздником. У Никки разгорелись глаза, когда он увидел три сорта овощей, поданных ко второму.
- Мистер Макинтош проявил для вас все свое искусство, милорд, - сказала я Сэйвилу, но тот и сам все видел и, я думаю, понимал, что такое бывает не часто.
Положив в рот кусок утки, он прикрыл глаза и почти простонал:
- Изумительно!
Никки залился смехом, даже я выдавила улыбку.
- А знаете ли вы, - спросил Сэйвил, - как искушает меня лукавый, подбивая переманить от вас супругов Макинтош? Только глубокая порядочность мешает мне сделать это.
- Вовсе не порядочность, - уточнила я, - а уверенность, что они никогда не согласятся. Ни за какие деньги!
Сэйвил повернулся к Никки:
- Кажется, сейчас мне нанесли оскорбление.
Мальчик расхохотался.
- Мама знает, что вы шутите, сэр… Но ведь по-настоящему вы не заберете их у нас? Правда? - добавил он с тревогой.
- Ты абсолютно прав, мой друг, - ответил Сэйвил без улыбки. - Никогда.
Я сменила тему и спросила графа, когда и как мы отправимся в Эпсом.
- Предлагаю, - тут же ответил он, - вам с Никки ехать со мной в коляске, а Гроув верхом на Домино будет сопровождать Марию. Домино - верное, испытанное животное, уже в летах, сумеет удержать вашу красавицу от необдуманных поступков.
Но я не согласилась с предложением Сэйвила.
- Я сама поеду на Марии, - заявила я. - Гораздо легче управиться с этой лошадью, когда сидишь в седле, уж я знаю.
Сэйвил в раздумье взглянул на меня, медленно отпил вина из бокала, аккуратно поставил его на то же место.
- Значит, в дороге Мария может выкинуть какую-нибудь штуку? - спросил он.
- Да, если в седле незнакомый человек.
Он продолжал внимательно смотреть на меня. В его взгляде я читала беспокойство, которое льстило мне.
- Но со мной, - закончила я, - она ничего такого себе не позволит. Я изъездила на ней все окрестности.
- На сельских дорогах совсем не то что в городе, - возразил граф, и во мне взыграло самолюбие.
- Вы не видели меня в седле, милорд! - запальчиво сказала я.
- Этого удовольствия я еще не получал, мадам.
Опять ирония!
- Если получите, поймете, что беспокоиться не о чем!
- Сколько скромности в этом утверждении! - сказал он с улыбкой.
Ну почему мне все время хочется, чтобы последнее слово оставалось за мной?
- Скромность, - заявила я, - тоже здесь присутствует, уверяю вас. Но порой истина важнее.
Теперь он рассмеялся. Просто и легко - совсем так, как смеется мой сын.
Кстати, Никки пришел мне на помощь.
- Мама - превосходная наездница! - подтвердил он.
- Что ж, тогда я согласен, - сказал Сэйвил. - Нам будет просторнее вдвоем в экипаже. Верно, Никки?
Сын просиял.
- А сколько туда ехать, милорд, в этот Эпсом?
- Около четырех часов, малыш. Думаю, отсюда это миль двадцать пять. Если отправиться с утра, у меня будет время показать вам все хозяйство. И конечно, в первую очередь представлю вас джентльмену, который станет отцом жеребенка Марии. - Никки захохотал, ничуть не смутившись при этой неожиданной реплике. - А что касается Марии, пусть твоя матушка не беспокоится, все это время лошадь будет находиться в хороших руках и под постоянным наблюдением.
Я понимала, что моей красавице предстоит оставаться там, пока не наступит подходящее время для того, чтобы свести ее с жеребцом. Мы же с Никки отправимся домой уже на следующий день.
После обеда мальчик пошел на кухню помочь миссис Макинтош с посудой, а я пригласила Сэйвила в гостиную, где уже горел скромный огонь в камине. Мы вообще не позволили бы себе такого, если бы не гость.
Мы уселись по обе стороны от каминной решетки, и я сочла своим долгом еще раз повторить, как благодарна его сиятельству графу за столь выгодное для меня предложение.
Было нелегко произносить эти слова - не потому, что я не испытывала самой искренней благодарности, а потому, что довольно беззастенчиво пользуюсь добросердечием и отзывчивостью Сэйвила, не упуская, однако, случая горделиво заявлять, что вполне могу жить и воспитывать ребенка на собственные деньги.
- Не нужно благодарности, миссис Сандерс, - заявил он деловым тоном, - я совершенно уверен, вы вовремя расплатитесь.
Его сдержанность вновь подстегнула мою гордость, и я уже подняла голову, чтобы произнести очередную заносчивую тираду, но осеклась, увидев его внимательный, серьезный взгляд, направленный прямо на меня. Я не берусь определить, что было в этом взгляде, но, несомненно, нечто такое, что заставило меня прикусить язык.
- И очень любезно с вашей стороны, милорд, - сказала я до противности смиренным тоном, - что вы сами приехали за нами. Никки в восторге от того, что его повезут ваши знаменитые гнедые.
Сэйвил кивнул и перевел взгляд на огонь в камине.
Неприятная мысль внезапно пришла мне в голову: не воспользуется ли граф своим пребыванием наедине с Никки, чтобы рассказать о наследстве, от которого отказалась его мать?
Я посмотрела на неподвижный профиль - благородные классические черты, напоминающие о героях рыцарских времен, как их описывают в книгах, - и поняла, что никогда этот человек не совершит за спиной у другого ничего низкого, подлого. Мне стало немного стыдно за то, что я могла заподозрить его в чем-то подобном.
Граф снова перевел взгляд на меня:
- Мне казалось, вы говорили, что обучаете верховой езде детей. Этот малый, Уотсон, не слишком напоминает ребенка.
Меня удивил такой ход его мыслей, и я с любопытством воззрилась на него.
- Так что же? - В голосе Сэйвила слышалось легкое раздражение.
Сама не знаю отчего, я посчитала нужным пояснить:
- Большая часть учеников действительно дети. Но иногда приходят и взрослые. Я не отказываю им. Мистер Уотсон уже второй за эту весну.
Следующий вопрос Сэйвила удивил меня не меньше первого:
- А тот, другой джентльмен, тоже приезжал на занятия или постоянно жил у вас в доме?
- Тот, другой, - ответила я ледяным тоном, - был из Лондона, поэтому останавливался в этом доме.
Что за дурацкий разговор - уж не беспокоится ли он, что ему негде будет переночевать? Или просто мучительно ишет, о чем бы еще со мной поговорить?
Словно в подтверждение моей догадки Сэйвил спросил:
- И сколько лет этому джентльмену?
- Примерно мой ровесник. Но не думаю, милорд, что это должно вас интересовать.
- Пожалуй, нет, Гейл, - ответил он примирительно. - Однако зная о нашем суетном мире немного больше, чем вы, хочу сказать, что вы подвергаете себя некоторой опасности, предоставляя кров совершенно незнакомым людям.
Кровь ударила мне в лицо. Так вот о чем печется благородный граф! О моей нравственности! А он сам? Разве не он прошедшей зимой провел два дня и две ночи в этом самом доме? Какая наглость! Какое лицемерие!
- Эти незнакомые люди, милорд, - отчеканила я, - приезжают сюда для занятий верховой ездой и ни для чего больше. Могу заверить вас, что в этих стенах не происходит ничего непристойного.
- О, я далек от мысли заподозрить нечто подобное, - извиняющимся тоном сказал он. - Но те лица мужского пола, которым вы даете приют… Кто может знать…
Немного остыв, я внимательно посмотрела на него:
- Хотите сказать, что кто-то из моих клиентов может позволить себе?..
Как и Сэйвил, я не договорила фразу до конца, но мы оба понимали, о чем идет речь.
- Случается всякое, - ответил он уклончиво. - А вы, по существу, беззащитны здесь, Гейл. Макинтоши стары и беспомощны, Никки - ребенок.
Я начинала думать, что в его словах есть какой-то резон, но думать так было неприятно и даже унизительно.
- Чепуха, - сказала я беспечно, - мистер Кертис вел себя безукоризненно все время, что жил в этом доме.
Однако теперь я уже не могла не вспомнить взгляды, которые он иногда бросал на меня, особенно вечерами, и его не слишком изящные комплименты.
- Разве в городе не появилась хотя бы одна приличная гостиница? - спросил Сэйвил.
"Да хватит об этом!" - мысленно воскликнула я, и невероятное предположение мелькнуло в моем мозгу: не хочет ли граф сказать, что мне следует опасаться всех мужчин, кроме него самого, а его можно не только не опасаться, но и… Нет! Я не имею права так думать, он не давал ни малейшего повода для этого… И, если уж быть до конца честной, то все наоборот: именно мне хотелось бы… да, хотелось, чтобы этот повод он так или иначе дал… О Боже, что я такое говорю самой себе!
Я покачала головой и ответила на его вопрос о гостиницах:
- Ничего подходящего, чтобы остановиться на несколько дней.
- И все же, - сказал Сэйвил уже не так серьезно, как раньше, - имейте в виду, что любой представитель сильного пола старше семнадцати лет весьма опасен для вас.
Откинувшись на спинку кресла и скрестив руки на груди, я вгляделась в его янтарные глаза и запальчиво произнесла:
- Уж не следует ли мне, милорд, отправить вас переночевать в конюшню?
Он улыбнулся, и мне на мгновение стало не по себе от этой улыбки.
- К счастью, - сказал граф, - у каждого правила есть исключения. Одно из них вы видите перед собой.
Знаете, что я почувствовала после этих слов? Сожаление, вот что. И печаль. Да, печаль…
Я поднялась:
- Спасибо за заботу, милорд. Обещаю подумать о ваших словах. А пока пойду взгляну на лошадей, а потом спать.
Он тоже встал:
- Я иду с вами, Гейл.
- В этом нет необходимости. Уверяю, ничто не угрожает мне по дороге на конюшню. Я хожу туда по несколько раз в день.
- Хочу подышать воздухом. Вы не откажете мне в этом?
Мы вышли через переднюю дверь, по дороге я накинула на плечи старый плащ, захватила фонарь. Апрельская ночь была тихой и темной, хотя звезды светили вовсю. Я посмотрела на небо и негромко сказала:
- Интересно, где там летит комета, носящая имя мужа вашей сестры?
- О, ее простым глазом не видно, - ответил Сэйвил. - Она где-то в глубине Вселенной. Джервез нашел ее через сильный телескоп.
Когда мы проходили через выгон, пони подошли к нам, стали тыкаться мордами в ладони. В конюшне все было спокойно. Две лошади улеглись на солому, остальные стояли, сонно покачивая головами. У всех были на спинах попоны, поэтому я раскрыла окна и впустила побольше прохладного ночного воздуха. Сэйвил помог мне заменить полупустые ведра с водой на полные. Больше делать было нечего, и мы пошли обратно.
Снова постояли на лужайке под глубоким открытым небом, не произнеся ни слова, глядя на звезды, почти касаясь друг друга. Я ощущала легкую дрожь во всем теле, мне было жарко; одна половина моего существа стремилась защититься от этого человека, другая противилась ей.
Прерывисто вздохнув, я сказала:
- Завтра с утра в дорогу.
- Да, - отозвался он, как мне показалось, откуда-то издалека и первым двинулся к дому.
Я пошла за ним.
Глава 10
Наше путешествие на конный завод, расположенный недалеко от Эпсома, прошло благополучно. Джон Гроув на смирном Домино и я на Марии ехали позади коляски Сэйвила, и старый конюх на своем коне служил как бы барьером, ограждавшим мою пугливую красавицу от страшных встречных экипажей, карет и дилижансов, которые, как ей казалось, угрожали смертельной опасностью. Но вскоре лошадь привыкла к ним, поняла, что они не такие уж скверные и настроены вполне мирно.
В ночь перед нашим отъездом прошел небольшой дождь, он прибил пыль, однако дорогу не развезло. Солнце было ярким и теплым, небо немыслимо голубым, мы двигались легко и быстро. Когда я уставала смотреть по сторонам, то упиралась взглядом в спину графа Сэйвила, видела золотистую копну волос на голове, слегка склоненной к моему сыну, который, судя по всему, засыпал его вопросами, каждый из которых требовал обстоятельного ответа.
Возле Эпсома мы свернули с основной дороги и двинулись на запад по проселочной. Эпсом - родина и место проведения нашего дерби - скачек трехлеток и четырехлеток, который учредил лорд Дерби около сорока лет назад. Состязания в Эпсоме, проводимые весной и осенью, стали чуть ли не самыми знаменитыми в Англии. Разумеется, в округе вскоре появилось множество конных заводов, которые тоже состязались друг с другом в разведении породистых лошадей. И если бега в Ньюмаркете устраивались преимущественно для аристократов, то здесь, в Эпсоме, хозяевами лошадей, а также зрителями были люди всех сословий. Дорога, по которой мы ехали сейчас, выглядела намного привлекательнее, чем прежняя: широкие обочины, покрытые травой, были усеяны множеством полевых цветов; звонко пели птицы, легкими волнами перекатывались на невысоких холмах ранние пшеничные всходы.
- От нашего Рейли до Эпсома всего несколько миль по этой дороге, мэм, - сказал Гроув. - Подходяще, чтобы отвести лошадей на состязание в то же утро. Не нужно их беспокоить раньше времени, правильно? Меньше шансов, что подпортят… Кто? Те, кто спит и видит, чтобы вывести из строя чужого фаворита.
Меня не удивили его слова: я знала, что подобные нравы процветают в среде английских букмекеров.
Но вот живая изгородь, появившаяся некоторое время назад с левой стороны дороги, перешла в металлическую сетку футов шести высотой. Что было за ней, увидеть я не могла - мешали высокие вязы, росшие близко друг к другу.
- Приехали. - Гроув ткнул пальцем в направлении ограды. - Вот он, Рейли.
Однако еще примерно милю мы ехали вдоль сетки, пока не показались широкие железные ворота. Их сразу отворили, и мы двинулись по широкой, идущей немного под уклон, усыпанной гравием аллее, тоже обрамленной вязами.
Все было ухожено и красиво. Так красиво, что захватывало дух.
А вот - что может быть чудеснее? - с обеих сторон дороги открылись огромные лужайки, покрытые травой, и на них - лошади. Взрослые и жеребята. Матери и их дети - на нелепых длинных ножках, еще не очень уверенные в движениях, готовые в любой момент умчаться под защиту матерей. А те поглядывали на малышей серьезными спокойными глазами.
Мы миновали небольшой каменный мост над чистым журчащим ручьем - какой чудесный водопад! Какое вообще раздолье для коней!
Я не смогла сдержать вздох.
Гроув сочувственно хмыкнул: он понял, что я чувствовала.
Никки обернулся со своего сиденья и крикнул мне:
- Лорд Сэйвил говорит, что однолеток пасут на отдельном пастбище, видишь? А для жеребцов - свое. Как здорово, да, мам?
Я кивнула и помахала ему рукой.
Выгон для кобыл с жеребятами остался позади, мы въехали на гребень небольшого холма, откуда открывался вид на всю ферму. Конюшни находились еще в миле отсюда, и, пока мы спускались туда, новые пастбища появлялись за оградами слева от нас.
- А вот там мы держим жеребых кобыл, - продолжал объяснять Гроув.
Около десятка их с раздутыми тяжелыми животами стояли возле деревьев, лениво помахивая хвостами. Их спины и бока блестели, словно покрытые лаком.
- За ними хорошо ухаживают здесь, - не могла не отметить я.
- Еще бы, мэм! Каждый жеребенок, которого они принесут, стоит целое состояние.
Тем временем моя любимица Мария начинала все больше волноваться: вид лошадей, пастбищ, доносящееся до нее ржание - все возбуждало. Я поглаживала ее по шее, успокаивала словами и благодарила Бога, что она немного устала, в противном случае можно было ожидать всякого и пришлось бы серьезно думать о том, как удержаться в седле.
Я вздохнула с облегчением, когда мы въехали на широкий двор и можно было спешиться.
- Она хорошо вела себя в дороге, - сказал Сэйвил, высаживая Никки из коляски.
Мария продолжала похрапывать, нюхать воздух и перебирать ногами.
К нам подошел небольшого роста седой человек с удивительно кривыми ногами.
- Миссис Сандерс, - проговорил Сэйвил, - позвольте вам представить моего помощника Фреда Холла.
- Как поживаете? - сказала я.
Мистер Холл кивнул и сказал, не сводя глаз с Марии:
- Хороша кобыла! Ваша, да? Шикарно сложена! Должна выдерживать длинные дистанции.
- Спасибо на добром слове, мистер Холл.
- Как видите, Холл, она неспокойна, - заметил Сэйвил.
- А, милорд, просто почуяла жеребцов, - объяснил помощник и посмотрел на меня: не слишком ли откровенно он выразился? Поскольку я оставалась невозмутима, Холл продолжил:
- Выгон для них вон с той стороны, за конюшнями, а ветер как раз оттуда.
Мария продолжала волноваться, и Холл сказал, что пустит ее в ближний загон, где она быстро придет в себя и начнет щипать траву, а конюх последит, чтобы не выкинула какую-нибудь штуку.
Так он и сделал. Сэйвил помог мне и Никки сесть в коляску, и мы продолжили путь к дому.
Эта резиденция графа не имела ничего общего с той, в которой я уже побывала. Никаких средневековых стен, башен, крепостных рвов и подъемных мостов. Поместье Рейли представляло собой простой дом из красного кирпича - такие дома можно видеть почти повсюду на Британских островах. Дом был трехэтажный, с деревянным фронтоном и такой же отделкой, косые окна последнего этажа находились прямо на крыше.
Дом, как мне показалось, обладал своим характером - и он был чисто мужским. Тут должны были собираться именно мужчины - и за столами, уставленными напитками, беседовать о лошадях, о ставках на бегах, о женщинах. Наверняка в комнатах здесь темные стены, такая же мебель и повсюду картины, изображающие лошадей и собак.
Слуга, вышедший, чтобы поставить на место коляску, был без ливреи, что удивило меня.
Сэйвил помог мне выйти из высокой коляски, и прикосновение его рук опять обожгло меня сквозь плотную ткань дорожного жакета. Я старалась не смотреть на графа, когда шла рядом с ним и с Никки к входной двери.
Внутри дома все было совсем не так, как я себе представляла. Через выкрашенный в цвет слоновой кости холл мы прошли в небольшую гостиную, где стены были обиты светлой камчатной тканью, а мебель - тускло-красным шелком. И висели картины, но не с изображением лошадей и собак, а фамильные портреты.
- Я скажу экономке, чтобы показала вам и Никки ваши комнаты, - сказал Сэйвил. - Второй завтрак через полчаса - вы сможете умыться и немного отдохнуть. А потом, если захотите, я покажу вам наших коней.
- Конечно, милорд, - тихо сказала я, еще не полностью придя в себя после его прикосновения.
Такое ведь уже было, но отчего именно сегодня во мне что-то дрогнуло, перевернулось… и никак не становится на место?
Маленькая рука Никки, ухватившаяся за мою, была сейчас надежной опорой.
- Ой, это будет так здорово, милорд, - прощебетал он. - Посмотреть на ваших коней… А моя комната… где? Далеко от мамы?